Глава 16
Младший абориген

Игорь — потомственный арбузовод. Традиционный термин «бахчевод» его не устраивает, потому что он любит именно арбузы, а дыни и тыквы его интересуют лишь постольку, поскольку их приходится тоже выращивать и употреблять в пищу. Растение, приспособившееся к жизни в сухом климате и способное достать с огромной глубины влагу в количестве, достаточном для того, чтобы утолить жажду нескольких человек — это поистине шедевр эволюции.

Изучать это шедевр было всё интересней и интересней, тем более, что из домашней лаборатории его никто никогда не гнал. Эта замухрышка Делла выбрала место для освоения ремесла не с бухты-барахты, знала, что на самом деле в этом старом доме живут селекционеры, как называли их исстари. То есть — генные инженеры и естествоиспытатели. На их делянках проходят проверку вновь выведенные сорта и проводятся пробные посевы растений с модифицированным кодом.

Шесть новых видов арбузов Игорь создал своими руками под влиянием идей этой худосочной недотёпы, классно летающей на мотопараплане. Нет, додуматься до мысли заставить плодовую культуру добывать из земли металлы! Хотя грудь у неё и маленькая — он тогда на велосипеде не сразу и понял, что нашёл то, что искал — но идеи в голове вертятся интересные. Даже жалко, что эта малявка выбрала себе другого кавалера, но уж тут ничего не поделаешь. Зато она недотумкала, что соединения металлов, которые желает собрать в арбузе, находятся в почве преимущественно в нерастворимом виде, то есть попасть в корневую систему никак не могут.

Вообще-то растения умеют вырабатывать разные кислоты, причём некоторые из них весьма едкие. Особенно славятся этим мухоловки, переваривающие таким образом добычу. Собственно с этими растениями Игорь и работал направленно, пытаясь подсадить нужный ген в цепочку, отвечающую за функционирование корневой системы.

Если кто-то думает, что это просто — так это потому, что сам никогда ничем подобным не занимался. Но еще сильнее ошибаются люди, полагающие что результат получается сразу. Тысячи попыток приводят к единицам результатов, для которых возможно деление клеток — то есть жизнеспособным. А вот на счёт того, что из этого результата вырастет и будет ли дано потомство в виде, скажем, семян, или, на худой конец произойдёт ли вегетативное размножение, например, отводками, этого заранее не предугадать.

На счёт того, что в четырнадцать лет человек способен на проведение подобных работ, тоже не все согласятся, но, в конце концов, никто не обязывал Игоря держать свои затеи в тайне, так что и сестрица, и дедушка с тётушкой помогали ему или подсказывали. После десятков тысяч операций на геноме полдюжины экземпляров выпустили и корешок и листики и в оранжерее с подсушенным воздухом их удалось более-менее подрастить.

Ну а делянка, куда пересадили образцы оказалась неподалеку от дынных грядок. Дело в том, что во время муссона арбузы не только не растут, они ещё и погибнуть могут от избытка влаги, не говоря уж о том, что в этот период трава их просто забивает. А вот в конце зимы уже достаточно сухо, чтобы можно было рассчитывать на успех. Так что, рассада подоспела вовремя и со всяческими предосторожностями была перенесена на открытый грунт.

Игорь каждый день в одно и то же время фотографировал своих питомцев с одной и той же точки, чтобы потом иметь возможность понаблюдать их рост на всех стадиях, а когда день за днём ходишь одной и той же дорогой, невольно примечаешь некоторые изменения, происходящие поблизости от неё. Вот он и обнаружил пропажу дыни «Колхозница» с соседней грядки. Правды ради следует отметить, что сам имел на неё определённые виды и поглядывал за тем, как она зреет, ожидая наступления оптимальной спелости для употребления её внутрь. Он ведь дыни не любит не в смысле есть, а вообще.

А тут вдруг бах, и нет красавицы. Разыскал стебель, с которого её сорвали. Точно, как раз вовремя унёс её кто-то неведомый — пересох черенок. И, что интересно, срезал ножом, в то время, как все домашние её бы обязательно открутили — ну так уж у них ведётся. Что же касается свойств лезвия, оставившего ровный прямой и гладкий след, то оно заслуживает высокой оценки — острое.

Пропажу следующей дыни он отметил через сутки. Отпечатки ног на сухой земле не настолько выразительны, чтобы по следам можно было хоть что-то узнать о существе, произвёдшем хищение. Шаг, пожалуй, короче чем у него. Забавно. Если бы это был кто-то из соседей — то… нет. Незачем им в такую даль таскаться, у них этого добра и своего в достатке. Да и не принято как-то брать тайком то, что тебе и так дадут, да еще и помогут выбрать то, что получше. Хотя, с выбором воришка определённо справлялся и без посторонней помощи.

Стало так любопытно, что Игорь «забыл» на штативе камеру, и «случайно» поставил её в режим один снимок в минуту. Ну и повернул так, чтобы смотрела как раз на дынные грядки.

Разыскивать нужные кадры долго не пришлось. Воришка появился буквально сразу вслед за его уходом. На одном изображении был виден в отдалении четвероногий зверь: приземистый, коротколапый с коротким пушистым хвостом. Окрас бурый, а движения настолько стремительные, что кадр даже немного смазался, несмотря на то, что двигался объект в направлении объектива. Обработку изображения Игорь в камере нарочно отключил, потому что перед этим снимал неподвижные предметы, закрепив аппаратуру на опоре, а теперь пожалел об этом.

На втором снимке похититель дынь шёл на задних лапах и находился рядом с предметом хищения, но «до того». Можно было увидеть, что он коренаст, ростом примерно метр тридцать, покрыт густым плотным мехом и ужасно похож на росомаху или горностая-переростка. Третий кадр запечатлел ретираду на трёх лапах с зажатой подмышкой добычей.

Игорь перерыл материалы о животном мире Прерии, и единственным кандидатом на роль героя фоторепортажа оказалась фурия — крупная куница, обитающая в горах. Делать ей здесь на границе сухой степи и полупустыни решительно нечего — это универсальный хищник альпийской зоны, а не охотник на сусликов и сурков. Кстати, зубы у этой твари острые, так что то, что он посчитал перерезанным, на самом деле могло быть и перекушено.

Какая же нелёгкая принесла беднягу в такую даль от мест обитания? Не иначе, как его сородичи так расплодились в пределах привычного ареала обитания, что им просто перестало хватать пространства — ведь охотятся эти грозные создания на обширных территориях, занимающих, порой, сотню квадратных километров. И, главное, чем питается фурия посреди иссушенного солнцем пространства? Понятно, что дыни способны поддержать её жизненные силы в течение некоторого времени, но ведь организму плотоядного необходимы белки животного происхождения.

Посоветовался на кухне с тётушкой, показал фотки, и получил разрешение выбрать в морозильной камере то, что покажется ему подходящим для включения в рацион нового соседа. Охотиться на тварь, которая ни разу не предприняла попытки напасть на людей, в голову никому не пришло. Они тут давно живут, и понимают, что проще «убедить» ограниченный контингент шерстистых носорогов не ходить через их поля, чем, перестреляв их, принять визит невоспитанных кабанов, которых удар тока, полученный от электропастуха может раззадорить на сущее непотребство. А так — носороги кабанов отгоняют, за что имеют доступ к луже с водой. И стойки с проводами, к которым подведено напряжение, привычно обходят — оставлены для них пути между плантациями.

Лис Леонард в открытую подходит к птичьему двору и, если его долго не замечают, делает вид, что пытается подкопаться под сетку. Приходится срочно выдавать этому настойчивому защитнику прав животных брусок мороженого криля — невеликая плата за отогнанных от кур степных хорьков.

А фурия, если её прикормить, может «перехватить» набег тушканов, которые по неведомой причине приходят иногда солидными группами и устраивают форменные потравы посевов. Так что мороженная кефалька для первого контакта была признана подходящим знаком доброй воли. Отличная рыбка длиной сантиметров сорок — неплохое дополнение к вегетарианской пище. А что касается потери некоторого количества дынь — так этого добра у них сколько влезет. Делянку, где «пасётся» зверь можно вообще не убирать сплошняком. Игорь всё равно там бывает каждый день — перетаскает созревающие плоды по десятку за раз, а остального зверю хватит.

Желтую круглобокую красавицу, которая буквально просилась в рот, трогать не стал — это пусть достанется новому соседу. Собрал в две корзинки по пять дынек, да и отправился восвояси, оставив кефаль на длинном блюде. Вот неправильным показалось парню класть хороший продукт на голую землю. Если бы на траву — тогда другое дело, но не в пыль же! Пластиковый пакет, в котором её принёс, забрал с собой. Это для пищеварения вещь неприятная, а проверять животное на сообразительность как-то негостеприимно. В конце концов, он фурии не папа и не мама.

На другой день Игорь отправился за следующей фотографией своих любимых арбузов, прихватив с собой свежую потрошёную тушку бройлера — бабушка сказала, что лишняя она, не влезает в кастрюлю. Подошёл к блюду, оставленному со вчерашнего дня на грядке. Кефаль пропала, а на её месте лежал свёрнутый вчетверо пластиковый пакет с ручками, придавленный консервной банкой, чтобы ветер не унёс. Вот как! Подношение принято, но неудобно зверю тащить оттаивающую рыбину без сумки. Да и какой он зверь после этого? Но и не человек. Тогда кто?

То, что пакет сделан из полиэтилена в лаборатории установили в два счёта. Обычная «майка», какие у них в захолустье стирают и развешивают на просушку, чем всегда умиляют горожан, когда они тут оказываются. На консервной банке имеются надписи незнакомыми значками и картинка, наводящая на мысль о зелёном горошке. Семейство, взбаламученное рассказом Игорёшеньки рассмотрело её со всех сторон и единодушно признало, что тара эта нечеловеческая, мысль о чём возникала у каждого, кто взглянул на пришпиленные к стене фотографии «дарителя».

Впрочем, ёмкость немедленно вскрыли, чтобы убедиться в том, что содержание её соответствует картинке. По одной горошине досталось каждому — они оказались довольно крупными и по вкусу напоминали икру. Не иначе — мегалодонью, — подумалось. Этих акул пока изучили слабо, но размер наводит на мысль. Потом сообразили, что неплохо бы исследовать её в лаборатории, но объекты для изучения к этому моменту были уже недоступны. Их слопали. А оставшаяся на дне банки жидкость содержала воду и поваренную соль, ну и кое-какие специи. Количество годного для анализа биологического материала оказалось невелико, и тетушка весь рассол собрала в пробирку.

На следующий день Игорь притащил на дынные грядки тарелку салата «Рудокоп» и шахматную доску. Салат, прикрытый крышкой, он поставил в предусмотрительно оставленный неведомым существом пластиковый пакет и вилочку, завёрнутую в салфетку, приложил. А ещё расставил на доске фигуры — они магнитные, так что от ветра с места не слетят — и сделал первый ход: Е2 — Е4.

В течение следующих суток арбузоводы не переставали переживать по поводу намечающегося контакта с несомненно разумной общностью, обнаруженной на планете, которую люди изучают уже около полувека. Нет, это надо же. Ведь совершенно дикий мир, никаких построек или их развалин, сделанных руками иных наделённых интеллектом существ никто никогда не находил, а тут вдруг такое событие! Игоря в его обычную «прогулку» провожали, как на важную дипломатическую встречу, с напутствиями, и даже заставили одеться поприличней. Одного, понятно. Не хватало ещё толпой туда заявиться, чтобы перепугать неведомое существо.

Салатная миска и блюдо были найдены чисто вымытыми, упакованными в пластиковый пакет и перевёрнутыми кверху дном, что обычно воспринимается как сигнал об окончании банкета. На шахматной доске изменила положение только одна фигура — король чёрных лежал, что традиционно означает капитуляцию.

Крышка салатницы оказалась под ней вместе с вилкой.

Контакт не состоялся. Видимо другая сторона испугалась напора, с которым люди принялись знакомиться. Дыни с этой грядки больше не пропадали, а камера, «забываемая» через раз на штативе, никого ни разу не зафиксировала. Да и баночка красной икры, установленная на обычном месте в качестве подношения, оставалась нетронутой.

Анализ рассола показал наличие в нем нескольких аминокислот, ничем особым не примечательных, а пустая консервная банка уже на другой день рассыпалась в пыль, разлетевшуюся, когда открыли дверцу шкафчика, за которой она хранилась. Из материальных следов несостоявшегося открытия остались только три не самых четких снимка известного науке зверя.