Отступление второе: Отцы-командиры

— Заходи рядовой. И давай сразу без чинов, Тигр.

— Товарищ капитан, рядовой первого класса по вашему приказанию прибыл!

— Даже так…

Четыре глаза внимательно обшарили строптивца от когтей на ногах («выпустил, значит волнуется или еле сдерживает агрессию») до кончиков увенчанных черными кисточками ушей. Всего наблюдения набралось не более метр семидесяти пяти, хотя согласно уставу нахал стоял вытянувшись в струнку, шириной плеч он тоже не блистал. Все это на несведущий взгляд, разумеется, если не знать что перед ним один из лучших разведчиков и вообще просто очень удачливый сукин сын, умудрившийся выжить за более чем двадцатилетнюю и совсем не штабную карьеру.

Участник практически всех серьезных заварушек, «Драный тигр» умудрялся практически в любом, самом ерундовом, эпизоде получить очередную отметину на свою шкуру, но, тем не менее, из всех серьезных переплетов вырывался по крайней мере живым. И вот теперь эта великолепная «карьера» подходила к концу.

Сидящим за столом это было совершенно четко видно. Дает война командиру такое то ли проклятие, то ли дар — видеть, кто из его бойцов погибнет в следующем бою. Обычно это как «тени» на лице воспринимается.

Тигр тем временем тоже смотрел на начальство. Их взгляды отличались, если собственно командир, с которым они прошли и повидали немало, глядел с тоской и жалостью, как у постели больного друга, то взгляд недавно присланного в команду особиста понять было сложнее. Он профессионально придавал своей морде абсолютно каменное выражение, и только на дне взгляда плескалось что-то непонятное — то ли несогласие, то ли гнев, а может сочувствие или все разом. Кто знает.

— Так, рядовой. Я внимательно изучил ваш рапорт и содержащуюся в нем просьбу. Особенно замечательно она смотрится после устроенного вами на последнем выходе цирка. Но этот вопрос мы рассмотрим отдельно. Что касается самого рапорта — он настолько необычен, что пришлось провести его экспертизу. К сожалению, медицина подтвердила твою вменяемость в процессе его написания, по этому, увы, с ним придется разбираться все же мне.

Сохраняя вид «лихой и слегка придурковатый» Тигр с немалым удовольствием наблюдал за мучениями начальства. А все же здорово их учат, офицеров, шпарит как по писанному, ни одной запинки или междометия, а ведь по глазам совершенно ясно, что переводит свои мысли с военно-уставного, что называется «на лету».

— Что касается сути поданного рапорта. Мы, рядовой, не на курорте, а выполняем боевую задачу. В ходе выполнения никакие «увольнительные» или «отпуска» невозможны. Вне зависимости от аргументации, а у вас она к тому же безнадежно слабая. Безопасность тоже против категорически. Все, рапорт рассмотрен, просьба отклонена. Вопросы?

— Никак нет, товарищ капитан. Разрешите идти?

Два взгляда опять пробежались по этому упрямцу и, не встретив понимания, скрестились — «а я ведь говорил» явственно читалось в глазах командира, «и не таких обламывали» — зам по работе с личным составом, явно пытался хорохориться, но на дне явно проглядывала неуверенность.

Командир оперся всей тушей на стол, когти скрежетнули по полированному металлу, «поза подавления» в его исполнении впечатляла, казалось еще миг и дело дойдет до рукоприкладства. Чем не вариант помочь дураку — отправить строптивого на больничную койку, там глядишь подлечат. Но вот только спокойный взгляд в ответ четко говорил — «грозен ты командир, где-нибудь в поле я тебя может и испугался бы, а вот в тесной каюте — не слишком ли ты заплыл мясцом, да и жирком — больше на симуляторе работая?».

Но и противник Тигра был не лыком шит — опустившись назад в кресло, он легко перевел игру на собственное поле.

— Рассчитываешь новый рапорт написать? Это ты зря. Пока не сняты предыдущие взыскания, никакие просьбы не рассматриваются. Вот так, рядовой, — командир кивнул, отметив по ставшей напряженной позе и приливу крови к ушам, что его слова достигли цели и продолжил. — А за предыдущий цирк тебе много чего полагается. Не дано нам решать кому жить а кому нет, так что надо было или помогать всем, или не вмешиваться. К тому же расчет времени и общая согласованность — ниже всякой критики. Нельзя поддаваться эмоциям. Впрочем — кому я это говорю…

Тигр ушами выразил согласие со всеми озвученными и не озвученными утверждениями и изобразил максимальную готовность внимать и исполнять. Но начальство решило видимо добить:

— Впрочем, задача со степенью риска выше положенной. К тому же необходимо выполнить ее самостоятельно, без поддержки и прикрытия. Так что имеешь полное право отказаться.

После чего командир, пропустив мимо ушей презрительное фырканье от подчиненного по поводу последнего предложения и пригвоздив взглядом к месту вскинувшегося было зама, перевел внимание на тактический экран.

— Вот этот утес. В глубине скалы находится наш тайник и метеостанция, а также ретрансляционный комплекс связи и разведки. Все это замаскировано на скале, питание автономное. Совсем недавно станция выдала сигнал критического разряда аккумуляторов и замолчала. Задача — провести контроль состояния станции и хранилища, принять меры к восстановлению работоспособности, если необходимо — обеспечить работу техников. Поскольку пойдешь «голяком», а объект близко к жилью, то разрешаю индивидуальный контакт третьего уровня. Вопросы?

Дальше оставалось только откинуться на спинку стула и полюбоваться двумя отвисшими челюстями — Тигра и зама. Рядовой пришел в себя первым.

— Вопросов нет. Разрешите начать подготовку?

— Иди уж.

Впрочем, взгляды, которыми они обменялись на пороге, говорили больше — «Спасибо, командир. Я твой должник», «Вот и верни долг — вернись. Что до остального — все что могу…»

Вздохнув вслед закрывшемуся люку, капитан перевел совсем не дружеский взгляд на собственного зама (по совместительству, для отвода глаз и в связи с хроническим дефицитом кадров). Тот уже только что не булькал, и еле сдерживался от прямого нарушения субординации в присутствии низового состава. Под тяжелым взглядом он прижал уши к голове признавая право приказывать, но встопорщил усы заявляя о личном несогласии с принятым решением.

Разговор обещал быть тяжелым.

Из беседы с капитаном Очкарик вылетел в растрепанных чувствах. И до настоящей трепки было совсем недалеко, но не это главное. Не любил он холодную бездушную расчетливость, когда людьми двигали, будто шахматными фигурами, просчитывая реакцию на десятки шагов вперед. О чем и заявил прямо в глаза, едва дверь за рядовым успела захлопнуться. Командир в ответ скривился, словно съел чего и заявил напрямую:

— Дурак ты, старлей, за что готов я тебе впаять «неполное служебное» прямо сейчас, не сходя с места. Но всё же попробую объяснить. Офицер в первую очередь и должен думать, в том числе и о том, как будут восприняты его слова и действия, как будут исполняться его приказы. Потому как подчиненные — это не винтики, а вполне себе живые люди. Со своими тараканами, привычками и степенью умственного развития. Зачастую — гораздо умнее тебя. Вот, к примеру — как думаешь, зачем Тигр вообще этот дурацкий рапорт написал?

Пришлось молча краснеть под жалостливым взглядом непосредственного начальства.

— Учись думать как подчиненный. Тигр — разведчик, он пойдет к поставленной цели по прямой, не считаясь с затратами и чужими мнениями. Потому и рядовой до сих пор — не потому, что задвигают, а потому, что ничего большее ему до сегодня нах не надо было. Все очень просто, если принять во внимание выслугу и послужной список. В случае отказа он элементарно подает в отставку «на поселение» и уходит вниз. И ничего с этим не сделать, прав нет. А попытаешься препятствовать — просто угонит орбитальный челнок в качестве «наследства кукушонка», и откажется от гражданства. Хороша перспектива ухода «на сторону» подобной информации?

— На это нужно разрешение.

— А кому принадлежит планета? Мы, старлей, тут на птичьих правах, уж тебе-то об этом прекрасно известно. Постоянных поселений на поверхности у нас нет. Зато есть города адамитов, даже единого, для материнской планеты, правительства не имеющих. И?

— Термопсайд. Царица улья. К тому же планета только под нашим протекторатом, если фермики заявят об своих правах, то…

— Мы вылетим отсюда меньше чем в двенадцать часов. Нам повезло, что Терм пропустила мимо антенн твою выходку. И что вообще — ничего, кроме науки, ее не интересует. ПОКА. Но вот вызвать ее на связь — дело пары секунд, и как думаешь — что она ответит, если ее попросить…

— Он так не поступит…

— Молодец. Теперь понимаешь — он так не поступит, и мы это знаем, и он знает, что мы знаем. Потому лучше не доводить до крайности и дать то, что он хочет, в конце концов, он имеет полное право распоряжаться свой судьбой. Заслужил. Иди выполнять задачу, старлей, и постарайся сделает ее хорошо.

Во как! Взяли за шкирку, да сунули носом в свое собственное…

Вот только, помимо сказанного, было еще оставшееся между строк. И это жгло душу, буквально выворачивая ее на изнанку. Даже парочка манекенов в комнате для тренировок, порванных в клочья одними когтями, не смогла погасить этого чувства, но ясность мысли, однако, вернула.

Мысль же сотрудника службы безопасности была проста и понятна — командир был не согласен с решением научников о категорической нежелательности вмешательства в происходящее на планете. И как настоящий десантник, он готовился действовать. Решительно и беспощадно. Заранее планируя и подготавливая основание и обеспечение.

Вмешиваться нельзя, но в случае «угрозы жизни и безопасности военнослужащих или гражданских лиц»…

Подставлять кого-то из гражданских — низость, и вот теперь, в самом центре будущей каши — оказывается доброволец, выполняющий «специальное задание», имеющий все шансы сложить голову в предстоящей заварухе. Потому как не будет он спасать свою шкуру, мало ее влюбленные ценят. Его даже заботливо избавили от коллег, чтобы рассчитывал сам на себя. Мерзко-то как на душе.

Нет, конечно, можно всю эту интригу прекратить своей властью. Или пойти к Тигру и все эти мысли ему рассказать. Вот только результат известен заранее.

За попытку вмешаться этот влюбленный, с полным на то основанием, снимет с кое-кого шкуру. Любовь — она превращает в слепца самого умного и недоверчивого. А за «разговор по душам», на «йух» конечно не пошлет. Просто сверкнет своими карими глазами, слепит улыбочку по наглее и скажет — «подчиненные должны предугадывать тактические замыслы командования. Я всю эту „любовь“ и закрутил-то ради того, чтобы такая возможность появилась». И что после этого скажешь?

Командир действительно имеет право пожертвовать частью своего подразделения для обеспечения тактического преимущества, а уж если эта жертва добровольная и принимается с энтузиазмом…

Остается только молча развернуться и идти. Куда послали.

Тем боле, что задача поставлена совсем не тривиальная — легализовать идалту в обществе адамитов. Тигр среди них, по определению, будет бросаться в глаза как турецкий барабан в ванной комнате, а сделать все надо так, чтобы ни у кого никаких вопросов не возникло.

А они, между прочим, про иных разумных ничего и не знают. Это, пожалуй, благо, знали б — шансов не было. А так — надо работать.

Делай, что должен, и будь, что будет.

Тигр тоже прибывал в растрепанном состоянии, правда, по другому поводу. Неожиданный подарок судьбы ошарашивал и заставлял задуматься о том, какую цену эта ветреная красавица намерена взять за свою начальную благосклонность. А тут еще письмо с поверхности пришло. Точнее, сначала Одуванчик долго стаяла на балконе и смотрела практически в глаза. Казалось, протяни руку, и можно коснуться волны белых волос или белого пушка на скуле.

А потом пришло письмо, где ему предлагали «стать другом». Мир дрогнул, но нежным юнцом Тигр не был уже давно, в конце концов — кто он для нее? Потому просто перечитал еще раз, и вот тут непробиваемое самообладание все же дало трещину — слишком многое оказалось между строк. И тоска с одиночеством — это было самое малое.

Слишком тяжелой ношей оказалось столкновение со смертью для человека, чья стихия — жизнь. Эти строки сами собой отбрасывали назад, в те времена, когда смерть еще не была его постоянной спутницей. С удивлением Тигр обнаружил в себе новое, а точнее подзабытое чувство — страх. Не ощущение близости опасности, а иррациональный страх смерти. Неприятное чувство — бояться за другого.

Было очень жаль, что нельзя оказаться рядом. Чтобы принять и успокоить. Ну и заслонить от всех невзгод этого мира.

Но тут недремлющий рассудок напомнил, что романтические мечтания — это одно, а вот сразу после памятного кабанчика еще и обнаружить в собственной спальне клыкастого, зубастого, «с во-о-от такими когтями» и в шерсти — это точно будет незабываемым впечатлением.

«Так что — отставить панику и эмоции, человек, написавший строки, имеет стержень как бы не покрепче, чем у тебя, а здоровый сон послужит куда как лучшим утешением, чем инопланетный монстр!» — после чего на губы вылезла дурацкая счастливая улыбка.

За всеми размышлениями и разглядыванием рамки, на которой светилось последнее изображение Одуванчика, Тигр не заметил, как в каюте стало заметно темнее — Жужелица, когда надо, может двигаться бесшумно и быть незаметной. Как такое возможно при весе в полтора центнера, было загадкой даже для него. Ведь пол-то должен как-то реагировать на такой вес? Но предметы в её присутствии напрочь игнорировали и школьную физику, и сопромат.

Вот и сейчас, она сделала два скользящих шага и оказалась на койке. После чего внимательно с минуту рассматривала рамку, которую он так и забыл в руках.

— Красивая, и очень… не знаю, дитё дитём. Обидишь ее — лучше не возвращайся. А ведь обидишь, беспокоишь ты меня Тигр.

От таких слов ледяная волна пошла вдоль позвоночника. Жужелица — это серьезно, а уж если ее кто-то «беспокоит»… Это салагам можно рассказывать про «большой шкаф громче падает», а в реале — против почти тройного веса отнюдь не жира, да при равной подготовке — шансов никаких. Это не традиционное мужское выяснение, кто круче, тут просто возьмут за ноги да раздерут на две половинки.

В схватке с равным по опыту, но гораздо более сильным физически противником — рассчитывать можно только на оружие. Потому Тигр и запустил стреляющим ножом, который нервно крутил в пальцах последнее время, в висящую на двери санузла мишень.

Оружие — только для врагов, для своих — зубы и когти, или слова. А о каком доверительном общении может идти речь, если собеседник вынужден отработанным «расфокусированным» взглядом отслеживать оружие в чужой лапе?

— Зачем оно тебе? Девочке детки нужны, зачем ты ей, со своими шрамами на душе и ночными кошмарами?

Тигр не спеша отвернулся к «наружной» стене каюты, которая теперь отображала восход луны над планетой. Узкий серп освещенного местным светилом океана отбрасывал яркие блики.

— Ты же знаешь, что мы не можем вмешаться. И знаешь, что там — не сегодня-завтра — начнётся. Как думаешь, какие шансы у нее будут, если…

Вот опять, еще миг назад была на кровати, а теперь ушастый силуэт маячит в створе входного люка. И никакого движения за спиной не почувствовал.

— Удачи не желаю, у дураков ее и так больше чем надо. Что до шансов, то их — что с тобой, что без тебя.

— Зато я буду рядом… — прошептали губы, хотя слушать эти слова было некому.

С другой стороны — самый внимательный и недоверчивый собеседник всегда с тобой.