Тень пятая
Разве дано отличать добро от зла…
Три дня. Это много или мало?
Смотря как мерять, если по отношению к человеческой жизни — то очень и очень немного. С этим утверждением согласятся все, кроме тех, в чьей жизни они стали последними, и для тех, кто их помнит. Для тех, для кого время жизни разделилось на «до» и «после», на время, кода все еще были живы, и на «потом», когда остались лишь воспоминания. Если мерять так, то соглашаться с тем, что три дня — это немного, будет практически некому.
Можно мерять эти дни событиями. Тогда получится, что в них, как в точке фокуса, сошлись результаты кропотливых усилий за многие годы. Причины многого из происшедшего возникли десятилетия назад, не всякая человеческая жизнь способна вместить их все. Крупные и мелкие вопросы копились все это время, чтобы разом вывалится на голову, призвав всех живущих к ответу. Да и сами деньки на события вышли очень даже богатыми — не всякий год таким наполненным бывает, но все же три дня — это три дня, и количество мгновений в них ограничено.
Можно еще мерять, как эти дни изменили что-то в человеке, его судьбе. Тут, увы, любая оценка будет мало того, что индивидуальна, так еще и до предела субъективна. Многие после стали совершенно другими людьми, но, скорее всего, гораздо больше тех, кто остался таким, каким и был раньше. И стараются спрятать воспоминания как можно глубже, не узнавая себя самого. А кого-то произошедшее просто сломало. Впрочем, были и такие люди, которые даже в жерновах времени остались теми, кем и были на самом деле, не изменившись ни на йоту. Испытание просто содрало с них все наносное, весь тот мох, которым обрастают даже камни, и показало настоящую сердцевину.
А были ведь и те, кто и вовсе ничего не заметил. Эти дни для них не отличались ничем необычным. Все произошедшее прошло мимо. Миновала чаша. И все их понимание состоит в этом, что положенная судьба досталась кому-то другому… Или эти счастливчики и его лишены? Вполне возможно.
Можно еще судить по тому, как эти дни изменили мир и судьбу народа. Но это еще рано. Слишком близко все произошедшее, еще не оформились главные изменения, еще слишком многое может быть повернуто вспять, или принять другой облик. Произошедшее с каждым в отдельности заслоняет произошедшее разом и со всеми. Лицом к лицу — лица не увидать…
Очень по-разному можно оценивать прошедшее время, все зависит от точки зрения. От того, что видели и в чем участвовали сами, что узнали и осмыслили позднее. Переосмысливать предстоит еще долго, взвешивая собственное представление со знанием окружающих, пока каждое частное мнение не сольется с общим — о том, какими были эти три дня.
Три дня войны.
Их ведь по любому счету не может быть «мало». Сколько-бы эта война не длилась — годы или десятилетия, или, как наша — всего три дня. Дело в том, что войну невозможно выиграть. В войнах есть победители и проигравшие, но нет выигравших. Выиграть можно сражение, но не войну, она все равно будет страшным бедствием, кто бы не одержал победу. Впрочем, я не совсем прав — можно выиграть и войну. Это в том случае, если она не начнется.
Но это не наш случай. Можно ли было выиграть «трехдневную войну»? Возможно, этот вопрос будет моим личным проклятием до конца дней. Остальные смотрят на вопрос проще — и так же пытаются понять, «а кто хотя-бы победил в ней?». Надеюсь, что мы не выиграв войну, не проиграем хотя бы мир. Очень на это надеюсь, что дальнейшая жизнь подтвердит, что все жертвы, добровольно и не очень, принесенные на алтарь этого чудовища, не окажутся напрасными.
Жертвы… Любой, кого коснулась крылом тень беды еще долго будет ворошить память в поисках ответа на вопрос — «а можно ли было поступить иначе?». И с ужасом будет обнаруживать новые и новые возможности сделать все по-другому, изменить уже свершившееся. Когда-то позднее, когда время милосердно сотрет из памяти многие детали, заменив их домыслами, а большая часть вариантов произошедшего будет рассмотрена не по одному разу, тогда совесть с воображением перестанут терзать душу и отпустят на покой тени прошлого. Во всяком случае, я на это надеюсь.
А пока, остается только в тысячный раз ворошить прошлое, в попытке найти пропущенные знаки и сделать выводы на будущее. И оправдания. Как же без этого? Ведь тени былого по-прежнему здесь. Остается только понимать, что «не мы первые», и уж точно не мы последние, кому не давали покоя воспоминания. Были и те, кому пришлось намного тяжелее, а потому можно снять со стены гитару и повторить за ними:
Дальние горы, свинцовая пурга,
где кровь текла, где сердце жгла
холодная награда.
Там потерял я и друга и врага, —
была война, война была,
и мне другой не надо.
Разве дано отличать добро от зла
в пекле военного ада?
Ведь все-таки война была,
и мне другой не надо.
Виктор Верстаков
Слетелись ворон к ворону…
После возращения с «Полигона» события в жизни пошли по нарастающей. На Прерию толпой валили работнички ГОКа, превращая тихий мирок в припортовые районы. На благодатной почве быстро и массово расцвела всевозможная плесень. Эта опухоль вполне могла пустить метастазы, но до нее никому особо не было дела.
Власть азартно делила пролившийся на планету золотой дождь, особо не задумываясь, где бывает бесплатный сыр и зачем его туда кладут. Скорее всего, они рассчитывали вовремя отойти в сторону. Об этом свидетельствовало и поведение руководства Кампании. Ребята вели себя как будущие хозяева, и никакой грызни, между ними и хозяевами старыми, чего в другой ситуации следовала ожидать, не произошло.
Работать на территории Компании было чрезвычайно сложно, их служба безопасности совсем недаром ела свой хлеб. Это явно не Дневной. Ребята работали за серьезный интерес, потому рыли землю глубоко и никаких недостатков в финансировании и прочем — точно не испытывали. Так что большая часть информации «из-за забора» проходила от беглецов и особой глубиной не отличалась — никаких особых секретов до разнорабочих никто, разумеется, не доводил. От технической разведки — спутников и перехвата переговоров по визорам, и то толку было больше.
Происходящее выматывало в первую очередь непониманием причин. Очень плохо пытаться успевать реагировать на последствия, не понимая, почему все происходит, это значит что везде будешь опаздывать. Что и происходило.
На планету косяком потянулись наши «коллеги», что тоже добавляло головной боли. К счастью, большинство из них были тут транзитом. Но некоторые оставались, явно готовясь поучаствовать в неизвестных нам будущих событиях. Про тех же «журналистов» я уже вспоминал. К слову — я их потерял, точнее намеренно оставил в покое.
Правда, перед этим они умудрились меня еще раз удивить. У них произошло «прибавление» в команде, которое, наконец, решило давешние сомнения на тему: «кто же у них боевик?». Так вот, боевиком оказался… кадавр. Новость из серии что называется «умереть — не встать». В принципе, оно конечно логично — боевые возможности этой противоестественной смеси человека и зверя просто зашкаливают. Особенно принимая во внимание, что взаимопонимание в боевой паре человек-кадавр намного превосходит связки человек-собака и человек-человек. Есть и недостаток — подчиняются кадавры только хозяину — тому человеку, из генетического материала которого они собственно и были «рождены». Что давно поставило крест на их использовании военными, а вот всевозможные спецслужбы кадавров использовали бы с радостью — если б на них было столько денег. Что не говори, но стоил такой боец как новейший истребитель-невидимка, хотя в некоторых случаях возможности стоили дороже затраченных средств.
История появления этой милой зверюшки тоже хорошо укладывалась в рамки моей «теории отвлечения внимания». Так вот, сначала нас всех поставили на уши сообщением, что «почтальоны» умудрились потерять прибывшего на планету кадавра. Новость вызвала оживление, еще бы — самые впечатлительные волновались по поводу разгуливающего по улицам монстра, что было полной чушью — без команды хозяина кадавр безопаснее любой собаки, самые жадные думали, как потратить вознаграждение за сведенья о местоположении столь дорогой зверушки. Полиция и ребята Дневного три дня носились как наскипидаренные, пытаясь найти хоть какой-то след.
Поучаствовал в веселье и я — по всем документам и видеозаписям кадавр вместе со своей клеткой на планету таки действительно прибыл, а потом (по данным тех же документов и видеозаписей) попросту испарился. Вместе с клеткой. Ситуация вызывала нервный хохот — не из-за самого факта бесследной пропажи, как это сделать технически могу сходу выдать пару-тройку рекомендаций, ничего в этом сложного нет, вселило понимание сути вопроса — безопаснее украсть атомную бомбу. Искать ее будут так же настойчиво, но она хоть сама не рванет. А кадавр прекрасно чувствует местоположение хозяина и рассчитывать, что его сможет удержать какая-то клетка мог только самый незнакомый с вопросом человек.
Словом, я успокоился и стал ждать развития событий. Если похитители не были идиотами — то должно было последовать предложение из серии «верну за вознаграждение», если были достаточно умными, что впрочем, не соответствовало их поступку, то они привезли бы зверюшку перевязанную ленточкой сами и самыми искренними извинениями. Но похитители таки оказались идиотами, и кадавр явился на третий день сам. Пригрёб со стороны моря цепляясь за какую-то деревяшку — видимо все что осталось от посудины на которой его держали.
Расчет похитителей на то, что значительное водное пространство отобьет у зверушки чутье, был понятен, но он не оправдался — милашка понял, что везут его не в сторону хозяина и «заволновался». Жаль, что я так и не понял — какая именно посудина пропала безвести его стараниями — ребята были достойны Дарвиновской премии. Посмертно.
Появление у «журналистов» кадавра разрешило все вопросы — уж очень занимательный был экземпляр. Все указывало на четкую специализацию — лапы с перепонками, прекрасно видящие в воде и слабом освещении глаза, пушистая шерсть, к тому же «водонепроницаемая» как у тюленей. И вообще — плавать он очень любил, однако это не значило, что на суше кадавр был менее эффективен, просто набор атрибутов явно указывал на то, что к нам пожаловала группа из флотской разведки. Блин, не планета, а какой-то Ноев ковчег, или наоборот? — Титаник. Там тоже кого только не было…
Набор атрибутов, особенно перепонки, меня, к слову, напряг. Дело в том, что для получения кадавра помимо генов человека нужны еще и гены соответствующего животного, а где они такое чудо подыскали? Что-то я не помню ни одного земного животного с такими признаками.
Чуть не сломал голову — что они тут забыли? Каких либо значимых морских объектов для флотского спецназа тут нет. Разве что собрались обкатывать новый вид бойца и нового оборудования, так сказать — испытания в боевых условиях. Тогда ситуация еще хреновее чем я думаю. Вот ведь зараза — похоже, все вокруг знают о происходящем гораздо больше меня.
Отправил все свои выводы в Центр, особо подчеркнув «непонятность» кадавра. Получил от туда очередной нагоняй за самодеятельность, плюс категорический приказ — держаться от группы как можно дальше. А наши аналитики, злопамятные твари, не забыли видать историю с «летающими тарелками» и, радостно взвизгивая, по мне потоптались. Если верить их заключению, то — «на основании экстерьера, можно судить, что для создания данного экземпляра были использованы гены росомахи (имеет перепонки, покрытие шерстью, хорошо плавает и весьма сообразительна)». Тут меня кольнуло какое-то предчувствие, но вспомнить ничего не удалось, и пришлось читать дальше — «или утконоса (то же перепонки плюс земноводный образ жизни), в последнем случае когти, скорее всего, имеют железы для секреции яда. Вступать в рукопашную схватку с данным экземпляром настоятельно не рекомендуется».
Вот ведь умники, да с любым кадавром лучше в рукопашную не сходится — порвет как тузик грелку и даже тяжелая экзоброня не защитит. Так что отравленные когти ему не для людей, а для обороны от всяческой морской живности, что впрочем, не делает их менее опасными. Одним словом — оставил я этих ребят в покое, не до того стало, будем надеяться, что наши пути не пересекутся (мне жить тоже хочется), хотя мир тесен, а вселенная, как известно, имеет форму чемодана и один из его углов похоже именно здесь, на Прерии.
События между тем принимали все более загадочный оборот. Удивили аборигены, вдруг затеявшие великую индустриализацию. Они, или слишком хорошо чувствуют ситуацию и понимают намеки, или имеют хорошие источники информации, которыми, к сожалению, не делятся. В итоге все свободные ресурсы, и финансовые, и людские, они вложили в строительство различных промышленных объектов, разбросанные в самой глухомани. Мне это здорово напоминало эвакуацию промышленности за Урал, вот только начатую своевременно.
Понятно, что под этим лозунгом они просто выводили из-под первого удара большую часть молодежи и, пользуясь моментом, вымывали квалифицированные кадры из городов. Но… они что, всерьез рассчитывают на длительные и затяжные военные действия, при которых понадобится опора на собственную индустрию? Или готовятся к «автономному существованию»? — тогда выходит, у метрополии серьезные проблемы, о которых бесштанные аборигены знают, а Служба нет. Бред. Но и склонности к бессмысленным действиям за ними не наблюдается, выходит все таки что-то знают.
Поведение «куркулей», то есть зажиточных хуторян севера, было проще и понятнее — они раскупоривали кубышки и запасались всем необходимым на трудные времена. В итоге с прилавков раньше соли, перца и спичек исчезли патроны для нарезного оружия. Черный рынок будто подмело, самый завалящий ствол стал стоить немыслимых денег. Раньше нарезное таким спросом не пользовалось. Мне даже пришлось озаботится сигнализацией для коллекции и крепкими дверями, чего раньше тут не требовалось. И вообще — деньги резко упали даже не в цене, а в покупательной способности, тот же ствол не сильно купишь, но легко можно сменять на что-нибудь нужное, на лекарства, к примеру. Тревожный признак.
Куркули представляли из себя очень серьезный фактор, эта действующая исключительно в своих интересах сила могла свернуть куда угодно. И что самое тревожное — при всей кажущейся стихийности процессы были хорошо управляемы и обеспечены. Аборигены широко развернули «высокотехнологичные» пусть и в кавычках, но для нашего мира и это было очень много, производства вроде оружейного, самолетостроительного и даже судостроения. Последним к слову, занималась «сладкая парочка» — Ромео с Джульеттой покинули свой остров и теперь в укромном месте строили самую настоящую верфь.
Более того, они умудрились обойти запрет на экспорт в колонии высокотехнологичного оружия. Начав импортировать… детские игрушки. Получить доступ к их разработкам оказалось несложно, но когда я их увидел — волосы встали дыбом. На основе этих микропроцессоров, а «игрушечная» микроэлектроника от боевой только классом исполнения отличается, предполагалась разработка автономных боевых комплексов — с распознаванием противника и принятием самостоятельных решений. Дальше «умных мин» опытные образцы пока не пошли, но я быстренько прикрыл эту лавочку, перекрыв канал поставки и перехватив уже отгруженную партию — спички детям не игрушка! Я этим чипам и сам применение найду, а с безопасностью у аборигенов проблемы, как я убедился, еще не дай бог, кто об их работах узнает.
Куркули же просто и без изысков вооружались, и что самое удивительное — оружие для них было. Сбился с ног пока искал — как на планету попадает вполне современное оружие. Пока не понял, что оно идет прямо со складов госрезерва. Аут. Местные власти, почувствовав, что пахнет жареным, поспешили вооружить всех, кому еще могли доверять. Под знамена «федеральной милиции» в итоге попало больше трех тысяч горожан. Не слишком пригодные для ведения войны в условиях леса или гор, они, тем не менее, составляли вполне серьезную военную силу просто из-за численности и неплохой подготовки с организаций.
Формированием и обеспечением их занимался никто иной, как Дневной, он и получал для них вооружение. Разумеется, заказывал его чуть не втрое больше, чем была численность федеральных сил. В итоге «все лишнее» мигом оказывалось с другой стороны баррикады, даже часть военной техники «ушла налево». Он, вообще, соображает, что творит? — судя по всему — да, но самым странным здесь было то, что оружие передавалось практически даром. То есть причины такой щедрости были скорее политическими, чем меркантильными.
Сообщение о происходящем в центр вызвало странную реакцию. В смысле — вообще никакой. Центр прикинулся слепоглухим, зато открыл «зеленую линию» всем моим запросам. И стало понятно, что выкручиваться придется исключительно собственными силами.
Ну я и начал. Выкручиваться.
А события тем временем набирали знакомый по книжке истории оборот. Параллельно с подготовкой «силового крыла» работала мощнейшая пропагандистская компания. Вполне известные специалисты по ведению информационной войны раскачивали лодку общественного мнения так, что коллеге их приходилось тормозить, чтобы они не перевернули ее раньше времени. У современного человека вообще мало шансов устоять против грамотно организованной пропаганды. Настоящие профессионалы в состоянии буквально в два дня так взболтать мозги толпе, что позднее люди сами себя не узнают. Мои жалкие попытки притормозить этот маховик столкнулись с противодействием того же Дневного и стало ясно, что стороны баррикады в этом противостоянии окончательно установились.
И так не слишком единое общество, усилиями идеологов и грамотной политикой экономистов, создавших массу мелких проблем вроде дефицита продуктов питания и идиотских распоряжений властей по этому поводу, раскололось по линии город-деревня. Точнее — аборигены (в смысле те кто здесь родился) и приезжие (приехавшие в последние пятнадцать лет после восстановления регулярной связи с метрополией). Над этими, вполне пока еще здравомыслящими силами, нависали почувствовавшие поживу «куркули» и совершенно безбашенная молодежная толпа, привезенная на ГОК.
В городе дело дошло уже до вооруженного противостояния между «Ассамблеи Коренного Населения» и «Федералами», обе вроде как поддерживали порядок в городе, придавив поднявшую было голову преступность, охраняли продовольственные склады, но стоило между ними проскочить даже самой малой искре и полыхнет так, что потом останется только завалы разгребать. А полыхнуть, когда друг напротив друга стоят две вооружённых силы могло в любой момент. Но не полыхало. Что наводило на мысль, что — «пока еще не пришло время».
А это значит, что пока туземцы мастерят боевые каноэ, танцуют военные пляски и закупают у соседей кремний на наконечники копий и акульи зубы на дубины, где-то за горизонтом маячит каравелла. Чтобы потом появиться в громе сорока корабельных пушек и сверкании кирас морской пехоты, которая и добьет обескровленного победителя и объявит об «усмирении кровожадных аборигенов».
Компания на эту «третью силу» тянула вполне, и спокойно могла позволить себе небольшую частную армию для обеспечения своих интересов здесь. Непонятно было только — в чем заключаются эти таинственные интересы, ведь планету они и так, считай, купили с потрохами. Но видимо пока Компании не давали развернуться причины политические. А это значит две вещи — пока идут переговоры и торг, ничего тут не произойдет, и «усмирять» явится не частная армия, а федеральные внутренние войска.
Что, пожалуй, даже хуже, чем хуже некуда. Потому как, тогда точно придется выбирать сторону. Потому как, одно дело — воевать с частными карателями и совсем другое — становится поперек двинувшейся государственной машине.
К слову — таинственные Хозяева тоже притихли. А ведь в переломные времена наоборот идет всплеск сообщений о всякой мистике. Люди стараются убежать от реальности. А тут — как отрезало, ни одного сообщения. Или они тоже готовятся и ждут когда полыхнет?? — воображение мигом добавило к каравелле авианосец. На палубе ровными рядами выстроены самолеты, к пилонам техники вешают бомбу, готовые сравнять спорный атолл с уровнем океана, в вертолеты набивается бравая морская пехота….
Здравый смысл на эту картинку покрутил пальцем у виска и заявил — «что при таких силах им никакого повода ждать не надо — придут и навешают люлей кому захотят». Потом, правда, почесал в затылке и добил прямо противоположным аргументом — «впрочем, авианосцы просто так по океану не шляются. Где-то миль за двести вполне может тихой мышкой красться подводная лодка, высотой с шестиэтажный дом и длинной с железнодорожный вокзал, готовая одной реактивной торпедой перебить хребет этому дракону, если он вдруг вздумает своевольничать. В этом случае — повод им будет нужен…». Пришлось усилием воли выкидывать посторонние мысли из головы и переставать волноваться о вещах, на которые не имею ни малейшего влияния — и так забот полно.
Выводы про идущие переговоры совершенно неожиданно получили подтверждение — возникло странное затишье, в котором каждый делал свое дело, не рискуя мишать противнику даже по мелочи, чтобы не дай бог не рвануло. Этот подарок судьбы я и использовал по максимуму, снизив попытки противодействия пропаганде (до уровня достаточного, чтобы не встревожить Дневного), начал готовиться к дальнейшему развитию событий.
Готовиться к войне. Гражданской.
* * *
Войны не начинаются с первым выстрелом, как это обычно считает большинство и пишут в учебниках истории. Данное событие требует весьма длительной подготовки и просто так бросить войска на противника не получится при всем желании. Тот, кто хоть раз в жизни пробовал спланировать марш, ну хотя бы батальона, не говоря уже об осуществлении этой задумки на практике — меня очень хорошо поймет.
Так что любая война начинается с мобилизации, и первый ее этап — мобилизация скрытая. Для очень многих война начинается задолго до первого выстрела…
* * *
— Петрович, ну ты как? С нами или че? — хозяин хутора только зыркнул исподлобья и невежливо махнул топором, с треском расколов полено. Зло сплюнул, полюбовавшись на неровный скол, и все же повернулся к переминающемуся с ноги на ногу гостю. Видимо, решил, что все равно не отвяжется, а колоть дрова в таком настроении — только поленья портить.
— Не береди душу, Ставр. Не понимаешь ведь, о чем просишь. И вам оно не надо. «Дело» у них, — предразнил он пришедшего. — Знаем мы эти дела. Поведут как баранов на бойню, а вы и пойдёте. Сами, да радостно белея… Тьфу!
— Ну, ты это… — на лицо гостя набежала тень, — все же себя умнее обчества не ставь. Думаешь, если полыхнет — в сторонке отсидеться?
— Если полыхнет, то ни в какой пещере не отсидишься. Особо разбираться не будут, всех с землей перемешают… — Петрович опять принялся устанавливать полешко на чурбачок. — Да и Родина про меня не забудет, ети ее. Я ведь, в отличие от вас, присягу давал. Так что позовут, когда понадобится чертей по лесам гонять…
— И че, в моих стрелять будешь?
Петрович, хекнув, расколол полено вместе с чурбаком и, матюгнувшись, отбросил топор в сторону — взгляд, которым он наградил не к месту влезшего с вопросом гостя, ласковым назвать было никак нельзя.
— Ставр, ты ведь вроде не твой Влас, у которого одна военная романтика в голове. Седина вон в бороде, но видать яблоко от яблони… Да пойми — не будет там времени разбираться, кто в прицеле. Там — или ты успел выстрелить, или не успел. А если думать начал, то не успел гарантировано. Да и то, что обычно при таких заварушках творят… Во что люди превращаются, век бы этого не видеть. Так что — не сумлевайся. Никаких сомнений не будет. У тебя, к слову, тоже.
— Жаль, а мы на тебя рассчитывали. Ну да справимся. Это наш мир и хозяйва тут мы! Нечо пришлым тут командывать, вот!
— Революции задумывают романтики, осуществляют фанатики, а результатами пользуются подонки. И вот, что я тебе скажу, самое страшное, зачастую — это все одни и те же люди. Остальные до конца революций редко доживают.
— А че, смотреть, что творится и молчать в тряпочку?
— Вот, под такими лозунгами вас и поведут… Надеюсь, сосед, ты доживешь до того, чтобы понять, что я тебе сказать хотел. Удачи.
Хуторянин проводил взглядом уходящую через ворота фигуру в комке с ружьем за плечами и предернулся как от холода. Потом сплюнул, воткнул топор в половину чурбака и пошел в дом.
* * *
— Дядько Ставр, а Ермоловы ушли. — Небольшой пока отряд, расположившийся на отдых после неудачного «сватовства», младшенький брата догнал часа через три.
— Как ушли? — Ставр удивленно смотрел на едва переводящего дух двенадцатилетнего пацана, запоздало подумав, что стоило дать ему сначала время отдышаться.
— Так это… Как вы ушли, так минут через сорок тоже собрались и ушли…
— Ты не части, толком говори — кто ушел, куда?
— Ну дык — он, старуха его и дочка старшая, и Василь. Все в таких одежках пятнистых, с оружием и рюкзаками большими, из дому вышли и ушли. А пошли не далече — до Стрыевой поляны, оттуда их коптер и забрал… Жёлтенький такой, буквы там исчо какие-то были, но я не разглядел… — тут юный разведчик получил затрещину и обижено умолк.
— Вот ведь сука! Но мы еще вполне можем вернуться и эту гниду к ногтю, хозяйтво с дымом… — взвился со своего места Влас, — А я ведь хотел его младшую за себя взять. А теперь и так сойдет, нечего ей кочевряжится…
Дальнейшие планы среднего сына остались не озвученными — поймав вопросительный взгляд брата, Ставр молча кивнул, и пудовый кулак Данилы сбил потерявшего берега щенка на землю. Там его настиг сапог, отбросив на куст малины. Еще с десяток раз пнув свернутое в бублик скулящее тело, брат, пряча глаза, буркнул: — «А ведь не так и неправ Петрович», и склонился над упавшим.
— Сам вижу, еще ничего толком не произошло, а щенки уже сдержаться не могут. Ребра не сломал?
— Нет.
— Сломать?
Некоторое время Ставр раздумывал под скулеж избитого сына.
— Неее, лучше пусть гаденыш на глазах будет. Так, пожалуй, спокойнее. Ишь, чаво ему захотелось… И увидев вытаращенные глаза мальчонки, опомнившись, добавил, — а ты чего замер? Дуй домой и скажи там… В общем, скажи, чтобы все вместе держались. Как и раньше. Кто бы там не за что, а всем спокойнее будет, если в дом эта дрянь не приползет. Так что пусть друг за дружку держатся крепче чем було… Понял? Все давай отселя.
Данил с сомнением посмотрел на вытирающего кровавую юшку Власа, потом на Ставра.
— Щенков мы, может, в узде и удержим, а много ли нам самим надо, чтобы озвереть?
Ставр только угрюмо вздохнул, он прекрасно понимал, как легок этот путь. Гражданская война набирала обороты, разделяя ранее прежний мир на своих и чужих.
* * *
События на далекой Земле тоже происходили весьма занимательные.
Генеральские дачи. Одно время в мозгах «дорогих расиян» это словосочетание вызывало картины, достойные скорее «Тысячи и одной ночи», и нельзя сказать, что такое мнение было уж полностью незаслуженным. Потом общественное мнение свыклось и поутихло, но стереотип держался крепко, тем более, что количество желающих считать деньги в чужом кармане и обсудить ближнего вместе с его дальними родственниками — есть величина, зависимая только от текущего количества населения. Потому как, именно к общей численности проживающий в стране дееспособных граждан она и стремится. Асимптотически.
Но вот в двух этих конкретных строениях вряд ли кто-либо смог усмотреть знакомые по фильмам и газетным статьям черты. Они, если и выделялись на фоне прочих «фазенд» типично городских жителей, искренне желающих единения с природой, то только в сторону своей несовременности, если не сказать — древности. Видимо, дачам не повезло с генералами — они ведь тоже люди и бывают совершенно разными.
Эти двое были именно такими — не привлекающими лишнего внимания и очень его нетерпящие. Еще крепкие, но уже даже не «в возрасте», скорее крепкие деды. Совсем не привычные к пышным мундирам и одевавших их исключительно «когда положено». Такие вот тихие и неприметные генералы. Под стать их службе. Дома были на них похожи — удобные места отдыха вдали от городского шума, тоже еще крепкие, но даже на невооруженный взгляд старые.
А еще между дачами был забор. Не слишком высокий или красивый. Обычный дачный забор из потемневших крашенных досок. Он тоже производил впечатление «прям сейчас в музей», но не от ветхости, просто чувствовалось, что забор этот видел немало прогуливавшихся вдоль него генералов. Причем как-бы еще не тех, которые совсем недавно стали офицерами, перестав быть красными командирами. А еще этот забор был линией, разделяющей два мира, которые не могли встретиться в соответствии с установленными правилами игры.
Не то, что бы он был так уж высок и неприступен, хотя количеству и качеству совершенно незаметных систем сигнализации и контроля позавидовало бы любое банковское хранилище. Нет, преграда была вполне преодолима, маленькие и не очень дети (а на самом деле — внуки и даже правнуки), вполне спокойно пересекали эту границу в любых направлениях. Суровые хозяйки, когда они появлялись в этих местах, вполне могли переброситься друг с другом через него парой слов. О погоде там, или по каким-то хозяйственным делам. А вот Хозяева как-то умудрялись не встречаться. И даже в поле зрения не попадать, что согласитесь, уже скорее признак высочайшего профессионализма.
Они не испытывали друг к другу какой-то неприязни, нет, когда-то в далеком уже времени, когда дети были маленькими, а они сами молодыми, они принадлежали к одному курсантскому братству. Потом с уважением следили за совместными успехами, а потом карьера развела их по разные стороны и к уважению прибавилась настороженность. И уже в самом конце, когда выше подниматься стало просто некуда, и оба оказались во главе серьезных организаций, судьба решила пошутить и свела старых товарищей-противников буквально бок-о-бок. Вот и пришлось каждому мирится с странным соседством, потому как отступится — значило бы показать слабость, даже в такой мелочи.
Ничего личного, просто таковы были правила игры. Потому что структуры эти государство создавало именно, чтоб не давать слишком много власти в одни руки, и внимательно следило, не давая произойти этому явочным порядком. Потому как борьба шла совсем не шуточная, клочья в стороны так и летели. Личные же контакты между главами контор могли значить только одно — большие проблемы уже у государства и не только у него. Вот и был не слишком высокий штакетник неприступнее иных крепостей.
Но неприступных крепостей не бывает, рано или поздно рушатся любые преграды. О чем со всей определённостью говорила седая и усатая голова, без прочих особых примет, торчащая прямо над забором. Воображение мигом дорисовывало невидимую лестницу, которую прислонили с противоположной стороны.
— Что ж ты, сосед, прямо как неродной. Столько лет бок-о-бок, а ни разу на рюмку чая не зашел?
Вопрос был задан в шутливой манере, но взгляд был серьезен. На миг взгляды старых знакомых встретились. «Началось? Уверен?» — поинтересовались серые глаза, «Век свободы не видать» — немного насмешливо ответили голубые.
Второй сосед не спеша разогнулся — он как раз пытался освоить нелегкую науку копания грядок, и немного задумчиво оглядел свой тихий омут, пытаясь запомнить последний миг. «А я, старый пень, надеялся, что смогу спокойно свалить дела на приемника. Не успел» — сказала его немного смущенная улыбка. «Так не пойдет, мы с тобой эту кашу заварили, вот мы и расхлебаем. А приемникам свой хомут тянуть!» — ответил насмешено вздёрнувшийся ус. Пантомима много времени не заняла — ровно столько, чтобы ответ не показался торопливым.
— Ну отчего же, Андрей Саныч. Это мы завсегда готовы. Только лучше давай ты к нам, как раз четыре кило маринованного в сухом вине шашлыка поспело. Посидим по-соседски, я тебе счас ворота открою.
— Да зачем вокруг бегать, тут мои сорванцы давно штакетину на один гвоздь подвесили. — сосед споро слез с лестницы и, судя по хрусту гравия, направился в сторону упомянутой прорехи.
Впрочем, первым на чужую территорию заглянул не он, а спортивного вида молодой парень. Спокойно поздоровался с точной своей копией, неизвестно как возникшей между хозяином и дырой в заборе. Молодые люди крепко пожали руки, посмотрели друг другу в глаза, да и отправились выполнять отданные распоряжения — готовить небольшую встречу на высшем уровне. Откуда ни возьмись появились хозяйки обоих имений и скооперировали усилия не слишком многочисленных, зато шумных и подвижных отпрысков следующих поколений. Обстановка приобрела четкую организованность и направленность, вполне можно было быть уверенными, что небольшой межсемейный пикник состоится в ближайшее время. Будущее страны было менее радостным.
Впрочем, старики никуда не спешили. Расположившись на берегу небольшого лесного озера, они одобрительно поглядывали на происходящее, попивая пиво прямо из бутылок. Они не спешили переходить к разговорам — слова в их кругу слишком много значили, время пока что было, и переходить к неприятным вещам никто не спешил, тем более на фоне неподдельной радости нежданным праздником. И только отведав первой порции шашлыка, патриархи удалились с бутылкой вина в беседку для приватного общения.
— Рановато началось. Не ждал. Думал что Они не готовы. — Хозяин бросал тяжелые короткие фразы, он не слишком уважал пустую болтовню.
— А они и не готовы. Это мы постарались, — гость был доволен и не скрывал этого, — давно надо было, а то развел ты у себя, Игорь, не пойми что. Частные армии, тыфу ты, погань какая.
— А то не знаешь, за кем теперь сила и с чьих рук соколы наши едят… — раздражение, вызванное в общем-то справедливым упреком, лишило хозяина собственной молчаливости. Впрочем, сказанное могло быть как искренним, так и просто демонстрацией позиции собеседнику. Поэтому гость перешел на деловой тон, прямо излагая ситуацию.
— Мы смогли ударить в самое больное место — по кошельку. А наши «друзья» сочли это удачным поводом поднатаскать заодно своих овчарок и показать свою власть. Словом — гасить беспорядки на Фениморовке отправятся не внутренние войска, а целая десантная бригада. Министр был в ярости, но его просто заткнули.
— Значит Купперовка… — хозяин задумчиво покрутил в руках стакан, мимолетно усмехнувшись привычке не называть вещи прямо, — да, такую угрозу эти сволочи не пропустят. И должны считать все своей величайшей победой — и чужих не пустили, и смогут творить, что захотят. Ведь именно на добычу ядерного топлива там, они ставили как на основу своей будущей энергетики.
— Пусть сначала они оттуда выберутся! Там каждый первый с оружием в сортир ходит. А когда их кулак будет там…
— А голова здесь… Нам предстоит много работать. Что Сам?
— А ты как думаешь? Каждый должен сделать свое дело, Игорь. Все что он мог — сделал и даже больше. Они считают что он «их», и остались без силового прикрытия. Это целиком и полностью его идея и исполнение. Дальше все зависит только от нас.
Хозяин внимательно посмотрел на играющих у воды детей. Им недолго оставалось наслаждаться полной свободой — лето коротко и первое сентября уже на носу. Это если все пойдет как надо, а вот если выиграть эту партию не удастся…
— Да, я знаю, что там тоже люди живут и детишек растят. — Гость очень четко почувствовал мысль собеседника. — Но у противника больше десяти тысяч отборных войск. Полностью укомплектованная бригада с самой современной техникой. Я не хочу вести с ней бои на улицах Москвы. Тем более, что противопоставить ей-то и нечего. Да и внешние силы тоже в стороне не останутся. А так хоть есть шанс.
Старики некоторое время посидели молча, вспоминая все прошедшие годы, за которые они по крупицам собирали собственные службы и боролись за их влияние. Годы достижений, которые сейчас придется бросить на кон в расчете на выигрыш. О собственно судьбе они уже не думали, но неправильное решение заодно уничтожало и дело всей жизни.
— Когда уходят каратели?
— Уже ушли. Ты меня знаешь, я бы не стал рисковать, светя нашу связь, если б это имело какое-то значение. — Веселье Седого сходило на нет, он внимательно поглядывал на своего партнера.
— Черт, ничего не успеваем поправить…
— Приходится рисковать, что сделано — то сделано, что не сделано — будет потом оплачено…. Теперь все зависит от ребят на местах. Кто у тебя там?
— Очень перспективный молодой человек. Надеюсь, он сделает правильный выбор.
— У меня тоже один из самых… — Седой цепко ощупывал взглядом лицо собеседника уже не заботясь о том, что он подумает. — Что-то Игорь, ты какой-то задумчивый. Неужели не рад? Или переживаешь за те средства, что вы вложили в эту планету, как его там — «проект Хортица», верно? Вот уж не ожидал. Ходили слухи, что вы опять взялись за старое, это надо же — «построение солидарного общества в условиях внешнего давления». Не думал, что у тебя есть склонность к социальной фантастике. Людей не переделать. Впрочем, предшественники вашей конторы чудили и похлеще, но и что удивительно — ведь выходило. Надо ж додуматься — «социально близкий элемент», но ведь действительно смогли привить уголовникам, уважавшим ранее лишь силу, социальную организацию! Дать полным социопатам законы и воспроизводимую структуру коллективных отношений. Впрочем, в конце всё все равно развалилось…
— В конце всё развалилось. Как не крути — войну со всем миром мы проиграли и победители устанавливали свои порядки… Не смотри на меня так. Мне не жалко, хотя жаль, что ты не выбрал для провокации другую планету…
— Там были самые высокие шансы на победу. — Седой повинно развел руками.
— Мне ее жалко. Я боюсь. — Хозяин видимо не хотел развивать тему дальше, но, увидев поднятые брови собеседника, продолжил через силу, — Андрей, «Хортица» давно прекращена и продолжалась лишь на бумаге — как внешнее прикрытие «Индиго». Дело в том, что мы почти сразу заметили вмешательство в проект третей силы. Очень грамотное и выверенное вмешательство…
— Черт, а мои охламоны ни сном, ни духом! Кто? Территориалы или межнационалы? Религиозники? Какой-то «фонд»? Неее-е-т только не это…
— Ага, правильно догадался, — Хозяин впервые нормально улыбнулся, глядя на ошарашенную физиономию напротив. Кто-нибудь другой посчитал бы ее каменной, но опытный взгляд опредилил, что собеседник практически в нокдауне, — Именно они — «зеленые человечки». И чем закончится наше вмешательство в их проект, я боюсь себе даже представить…
— Вот те бабушка… И главное — как вовремя! — Седой быстро приходил в себя, хотя ему на это понадобился стакан вина, — ладно, не томи. Рассказывай — кто, что, зачем?
Собеседник взял короткую паузу, не столько припоминая отчеты и выводы аналитиков, сколько решая — что можно сообщить, а что лучше пусть останется тайной.
— Мои умники выделили минимум трех игроков. Первые — если не люди, то отличия несущественные. Структурированное общество, практически наше — у них есть какие-то свои интересы, есть разделение на соперничающие группы и прочее. Словом слепок с нас любимых с поправкой на более развитую технику. Вторые интересней — гуманоиды, но стайные хищники, способные тем не менее к широкому сотрудничеству. Орда, по-другому и не скажешь — каждое звено автономно и самодостаточно, но если надо объединяются в какие угодно структуры. Анархо-коммунизм в реале…
— А третьи? Ох, чую, что припас ты подарок…
— Да, подарок еще тот — негуманоиды. Совершенно нечеловеческая логика и мотивация. Больше всего похожи на общественных насекомых.
Седой молча уставился в небо и моргнул, прогоняя наваждение — чудовищный муравей разглядывает махонький Земной шарик в громадную лупу. Аж глаз в небе померещился.
— Да-а-а-а, вот это мы попали!
— Это еще не все. Вся эта троица прекрасно друг с другом уживается. Внутренние противоречия конечно есть, их просто не может не быть, но они вполне слажено работают при выполнении совместных задач.
— Действительно, стоило подыскать другое место. Даже шанса сыграть на противоречиях нет.
— Не переживай. Выбор места не сильно-то и важен — «зеленые человечки» на Прерии мелькают не чаще, чем в других местах и сильно на глаза не лезут. Надо очень четко знать, куда смотреть, чтобы заметить их вмешательство. Срисовали их во время Большого Кризиса. Тогда они действовали резко и не слишком заботились маскировкой.
— Аааа, — контора Седого во время кризиса понесла тяжелые потери, его предшественник воссоздавал ее практически с нуля, не удивительно что информация о тез временах полнотой не блистала — Так это они нам его организовали? Серьезные ребята…
— И да и нет. — В этот раз хозяин поднятые брови проигнорировал.
Старики еще немного посидели, просто наслаждаясь последними часами покоя — отлаженные шестерёнки служб вращались, не требуя их присутствия. Чуть позже, часа через два, они конечно не выдержат и сорвутся в поднимающуюся круговерть дел, но сейчас можно было полюбоваться закатом.
Ночь обещала быть насыщенной.
* * *
В сетевом пространстве тоже есть свои тупики и захолустье. Глобальная сеть Прерии постоянного контакта с сетью метрополии не имела. Не слишком многочисленные «зеркала» крупных фирм и новостных каналов обновлялись от случая к случаю — информационными пакетами с приходящих кораблей. Но и на просторах ее вирта случались занимательные события. Пусть и неизвестные широкому кругу сниферов.
Личины собравшихся побеседовать в созданном непосредственно для этого события «кармане» вирта были более чем забавны — пухленький амурчик и такой же пузатый чертенок, явно скопипастченый с логотипа древней операционки. Ну да на тот и вирт, чтобы каждый мог выбрать себе образ, достойный его внутреннего состояния. А вот вела себя парочка странно, совсем не о том должны были беседовать два выбранных персонажа.
— Опаздываете. Я совсем недолго могу держать канал связи, не привлекая к нам внимания. — Амурчик явно сердит и трясет розовыми телесами, впрочем чертенок его совсем не боится.
— Прибыл как смог. Я не в вашем прямом подчинении, чтобы мое начальство восприняло эту встречу как уважительную причину не явиться к нему на вызов. Мы всего лишь должны договориться о взаимодействии. Итак, в чем у Вас есть потребность? — Церемонный поклон в исполнении бесенка сопровождается издевательским «щелчком хвостом». Впрочем, его шутливый тон мигом пропадает, когда он переводит взгляд на врученный ему свиток.
— А луну с неба заодно? Вы с кем воевать собрались? Два «орла» с боекомплектом и дополнительно… нифигассе! Да еще две платформы с «коробочками» к ним, да плюс… С этой херней они просто не взлетят!
Ангелочек, едва его собеседник открыл рот, выхватил из колчана стрелу, и ранее светлое пространство вокруг них стремительно потемнело, отражая уровень повышения безопасностей.
— Вы идиот! — шипению ангелочка позавидовала бы и змея, — это пусть и защищенный, но негарантированный от прослушивания канал! Ты что, пьяный? Еще раз что-то ляпнешь — язык отрежу! Чтобы не сеять сомнения, вот…, - дальше последовала длинная череда обмена кодовыми фразами, по мере которой чертенок становился все озабоченней.
— Так вот, техника мне нужна в квадрат 34–90. Доставит пусть ваш экипаж, и пусть удалятся километра на три, мои люди заберут, о возврате сообщим часов через семь. Советую прислать к этому времени ремонтный вертолет, нет гарантии, что технику вернем… — ангелочек выдержал паузу, пока собеседник осознавал ситуацию, и продолжил, — неповрежденной. Как прикрыть перед своим начальством операцию — продумали?
— Так точно! Внеплановыми учениями, согласно последним распоряжениям! А если честно, Реверс, что за зверюшка вокруг бродит? Начальство, во главе с Представителем всем кагалом собралось на рыбалку, но почему-то потребовало подготовить к срочному вылету наш шатл. А тебе, вон, танки понадобились…
— Не дрейфь, вы на своем островке имеете все шансы отсидеться. Ты только из себя героя не разыгрывай, всё делай по плану. Пакет «Гроза 76», не ошибешься. Бывай, будем живы — сведёмся. — И растаял, оставив грустного бесенка крутить кисточку хвоста.
* * *
Варан не спеша прошел по первому этажу гасиенды, отмечая как расположилась его группа и «соседи», поднялся на третий — в гнездо зенитной спарки и спустился на второй, где был оборудован штаб. Всё сегодня было в норме, ребята сплошь опытные, так что службу не тянули, а несли. Кто надо спал, кто надо — бдил, никакой нервозности, несмотря на приближение момента «Х», не ощущалось, хотя то, что назначенное совещание наверняка последнее перед началом активных действий, личный состав знал наверняка. Все остальное тоже двигалось по плану, и вот это отсутствие накладок и косяков просто изматывало ожиданием больших неприятностей.
Варан прошел немало, и четко знал, что если все идет как запланировано, значит в плане есть очень крупное упущение. Но найти ничего пока не мог, и это тоже беспокоило. Пока же оставалось только полюбоваться на давно знакомые физиономии командиров отделений, плюс командир, он же пилот их ударного коптера, барражирующего вблизи местной столицы, который присутствовал на совещании виртуально, и сообщить им очевидное:
— Два часа отдыхаем, потом час на сборы, и выдвигаемся каждый к своим целям. Вечером работаем, взаимодействие с прибывающими по варианту три. Вопросы? — Все только спокойно кивнули, обсуждать было особо нечего, но тут вмешался сидевший тут же в уголке «радист». Радистом его именовали по старой привычке, способы передачи информации и ее перехвата давно не ограничивались радиоволнами, но назвать его по-другому, ответственным за информационное обеспечение и техническую разведку, было слишком длинно.
— Командир, есть оживление у местных. Причем очень странное наши кремниевые мозги выловили, слушаем запись:
«Добрый день, хотя скорее уже вечер, дорогие слушатели нашего „официального радио“, многие слушатели наших заклятых конкурентов с „Там-там-радио“ звонят и интерисуются, что бы значило прослушанное ими сообщение. — Над всей Испанией… о простите, конечно же над „Прерией“, безоблачное небо, а где-то там дождь. Отвечаем — во-первых, дорогие слушатели, мы безмерно рады, что среди вас столько образованных людей, которые помнят столь давние события. А во-вторых, принимая во внимание, что тонкие намеки слушателями правительственных каналов воспринимаются плохо, со всей прямотой и официальностью заявляем — ни о каких шутках речи не идет, но мы всё равно выразимся конкретнее» — спецназ удивленно переглядывался, не понимая — зачем их заставляют слушать маловразумительный треп, но тут пошла песня:
Над русской землею — нерусские птицы,
их крылья темны, их чужды голоса.
Проснулся ли я, или прошлое снится —
ответит война через четверть часа.
В рассветной заре небеса побледнели,
и русские звезды почти не видны.
Ах, если бы знать,
что не сплю в самом деле
за десять минут до начала войны!
Остаться в живых… Нет, остаться бы спящим,
не видеть, не слышать, как взрывы сверкнут.
Ведь прошлая боль лишь больней в настоящем,
когда до войны пять последних минут.
На русской земле не осталось покоя.
Но будет победа, но будет весна.
Отец в сорок первом мне машет рукою,
чтоб я не забыл, как приходит война.
Виктор Верстаков
И пока участники совещания ошарашено переглядывались, диктор, растерявший свою болтливость и веселость, закончил — «Это, сограждане — последнее предупреждение, дальше остается только передать сигнал воздушной тревоги. Если, конечно, успеем. Шансы на это невелики. Для тех, кто не знает, как объявляется воздушная тревога, сообщаем — это протяжные сирены, или короткие отрывистые сигналы». Тут уже Варан не выдержал и заорал, хотя его и так слышали:
— Сокол, ты засек, откуда идет передача?
— Да, — последовал короткий ответ.
— Заткни придурка!
Небольшая пауза, потом «Сокол» доложился:
— Прошел сброс «тюленя»… есть захват… есть запуск двигателя… Есть попадание!
— Всё, «Сокол», возвращайся, подбираешь нас. Работать будем раньше срока. По местам!
Все мигом разбежались, поскольку образовалось масса неотложных дел, остался лишь радист. Варан, внимательно наблюдающий из собственного угла:
— Ухо, давай срочную связь.
В ответ тот развел руками:
— Нету связи, командир, ты слишком поторопился, электромагнитная бомба вывела из строя наземный передающий центр, и похоже, он был единственный.
— Как? На этой планете нет разделения военных и гражданских сетей?! — новость была из крайне неприятных.
— Захолустье… Можем попробовать выйти на связь через спутник. Тогда наши сведения получат хотя бы, когда корабли придут на эту сторону.
— Челнок у военных… Впрочем, толком сообщить и нечего. Давай спутник.
* * *
А в окрестностях столицы оператор откинулся от пульта, вытер платком лысину и сказал, скорее всего сам себе, чем кому-то:
— Есть, мы их сделали. Засек, и откуда запущено, и с кем они были на связи… «Кондоры?»
— Координаты получены, мы его ведем.
— Валите засранца!
Руки оператора тем временем обесточивали всю, еще работающую, аппаратуру и включали ложные передатчики, шанс, что «умная бомба» на это купится были минимальны, но хоть какая-то надежда. А потом оставалось только попытаться найти место, чтобы рядом не было металлических предметов, вот только, где его взять? Оставалось встать посреди аппаратной и ждать, когда рванет. Незабываемые впечатления.
Впрочем, все оказалось не так уж и страшно, лишь двери пришлось открывать с помощью ранее принесенного с пожарного щита лома — электронный замок не работал, как и любая электроника метров на двести в любую сторону.
* * *
— Спутник соединение не принимает, сразу после вызова идет сброс. Местные вояки тоже молчат как рыба об лед! — Впервые в голосе Уха послышались нотки обеспокоенности — потеря связи — это очень серьезно, серьезнее может быть только появление егерей. Хорошо хоть здесь им взяться неоткуда, а местные вояки могут гоняться за тенью от хвоста до морковкина заговенья. Но все равно, связь — это критично, что толку в собранных сведеньях, или даже в выполненном задании, если об этом никто не узнает?
— Дай мне «Сокола». — Напрягся следом за Ухом Варан. Помучавшись несколько минут, еще более взволнованный Ухо доложил:
— Нет связи, и на общем планшете воздушного диспетчера его машины тоже нет!
Это, впрочем, было неудивительно — десять минут назад две ракеты-перехватчика, зайдя с двух направлений, прошили коптер Сокола навылет и рванули с другой стороны — боеголовки, рассчитанные на уничтожение тяжелобронированных штурмовиков не смогли правильно отработать по гражданской машине. Впрочем, тем кто внутри это нисколько не помогло — слабый корпус не выдержал близких взрывов, и вниз машина упала уже грудой обломков.
Всего этого Варан, разумеется, не знал, но цепочка событий выстраивалась однозначная, потому медлить он не стал, заорав — «К бою!!!», не забыв включить в коммуникатор (для тех, кто находился не в здании, а на выносных постах) кинулся к лестничному пролету. Это и спасло ему зрение.
Бомба, упавшая прямо перед зданием, полыхнула магниевой вспышкой и ослепила всех, кто кинулся к окнам, кроме него. Второй Кондор разнес в клочья далекий забор, ограждающий территорию гасиенды, а потом они вдвоем ударили из пушек и неуправляемых ракет по крыше здания.
Варан пришел в себя через пять секунд после удара и, еле отцепившись от перил лестницы, рванул назад — к установленному посреди здания крупнокалиберному пулемету, возле которого беспомощно копошился ослепленный наводчик. Второй его номер лежал рядом лицом вниз, из рассеченной приличным куском камня головы начала вытекать ярко алая кровь. Сверху на голову еще сыпался какой-то мусор, но взгляд наверх подтвердил неприятную мысль — зенитной спарки у них больше не было. Как и всего третьего этажа с крышей. Большую часть ее просто срезало ударом из штурмовых авиационных пушек.
Варан оттолкнул наводчика, пытающегося развернуть крупняк в сторону клубов пыли оставшихся на месте забора и крикнул ему, чтобы подавал кассеты. Моля богов, чтобы тот заодно еще и не оглох. Боги его услышали и боец, наощупь найдя разбросанные кассеты, замер в готовности. Варан примерился к пролому и, отметив, что на экране прицела появилось что-то массивно-металлическое (ничего более определенного сквозь клубы пыли рассмотреть было нельзя), всадил туда длинную очередь в надежде охладить пыл атакующих и дать остальным время прийти в себя.
Результат превзошел все ожидания. Над клубами пыли с визгом и ревом взвились «кречеты», не ожидавший этого Варан аж присел, инстинктивно пытаясь укрыться, хотя непосредственной опасности не было. Полет этого инженерного боеприпаса размером с хороший бочонок действительно походил на полет птицы, «крылья» его образовывали стоящие под углом два реактивных двигателя. А в когтях «кречет» тащил змею — гибкую трубу наполненную взрывчаткой, которую он сматывал с невидимого в клубах пыли держателя. «Змея» отделилась от птицы и полетела вниз, пришлось вполне сознательно падать на пол и накрывать голову руками.
Жахнуло душевно. Всё же три тонны взрывчатки в двух трубах, пусть и растянутые на сто с лишним метров. Минного поля теперь тоже нет. Следом, в пролом по «дорожкам», проложенными взрывами, ворвались две БМДР, захлебываясь от лая крупнокалиберных пулеметов. Одна тут же подлетела вверх от удара гранаты под левую гусеницу — на первом этаже вступил в бой гранатометчик. Машину развернуло, с брони горохом посыпался десант, а секунду спустя из ее чрева, распахнув кормовые люки, вывалилась и начала разворачиваться в цепь пехота. Сама БМДР, превратившаяся в неподвижную огневую точку, плотно накрыла второй этаж из АГС, с легкостью прошивая саманные стены.
Все это Варан наблюдал, скрипя зубами, с пола, куда его сбил сноп осколков от близкого разрыва. Пытаясь наложить жгут на руку, он не увидел, как вторая машина на полной скорости проскочила оставшиеся двести метров и с расстояния метров в семьдесят выдала «драконий плевок». Огромный шар огня из станкового огнемета мячиком отразился от поверхности и, оставляя за собой огненную дорожку, влип в фасад здания, превратившись при этом в огненные смерчи, ворвавшиеся внутрь через проемы окон. Всего этого Варан не видел, но ревущее шипение огнесмеси и крики сгорающих заживо людей были слышны отчетливо. Механик-водитель перевел огнемет в непрерывный режим и, уже не спеша, проехался вдоль фасада, превращая весь первый этаж в филиал ада.
Последней мыслью Варана, перед тем как рванула сложенная внизу взрывчатка, было, что они не только не выполнили задачу, но не смогли взять за собственную гибель даже равную цену. И виноват в этом только он.
* * *
— «Шарик» вызывает «Жука». «Жук» доложите о потерях.
Седой крепкий мужик улыбнулся, отчего зашевелились роскошные усы, действительно делающие его похожим на жука, и взял в руки тангету. Мелькнула мысль — «ишь ты, о результатах не спрашивает, только о потерях. Значит не сумлевается». Такое отношение начальства грело, а ведь еще перед началом операции усач был настроен куда как более скептически. Противник был серьезней некуда, и пусть в ударную группу попали совсем не зеленые новички — их опыт вряд ли уступал подготовке противника, скорее превосходил, но все же — «старый конь борозды не испортит, но и глубоко не вспашет». С молодыми тягаться было стремновато, но произошедший бой показал — есть еще порох, есть.
— При штурме понесли следующие потери: двухсотых — два, трехсотых — пять, один тяжелый. Потери противника — уничтожено три диверсионных группы с тяжелым вооружением, обшей численностью от двадцати четырех до тридцати человек. Ушедших от преследования нет. Установить более точно численность противника, — взгляд обежал две стоявших стены здания и еще дымящиеся развалины, — не представляется возможным, в ближайшее время. Пленных нет.
— Заканчивайте зачистку и отходите в точку сбора. Вы мне нужны в городе. Следы сильно не прячьте, не до того. Благодарю за работу. Конец связи.
Первый выстрел войны официально еще не прозвучал, но война уже шла. И пленных в ней не брали.
* * *
Как я уже говорил — лодку раскачивали мастерски, и с каждой минутой трещина, расколовшая общество, всё углублялась. Раскручивающийся маховик подготовки к гражданской войне вращался все быстрее уже без посторонних усилий. В обычном состоянии самый твердый в убеждениях человек все же больше склонен к компромиссу, чем к конфликту. Если необходимо вызвать в обществе раскол, то надо воспитать в людях непримиримость — мы, или они, ты за них, или за нас. А еще надо дать вместе с непримиримостью сопричастность — обычно человек один на один со всеми своими бедами, надо показать ему, что он является частью некой великой общности и все его проблемы мелки, но они обязательно будут решены — после победы, вот только одолеем их и все будет прекрасно.
И человек, вдохновленный возникшим чувством единения, видя перед собой врага, виновного во всех его бедах, и веря в то, что после победы всё будет замечательно — пойдет куда угодно и против кого угодно. Собственные лозунги уже не воспринимаются критично, от окружающих требуют безусловной поддержки, а не указания на ошибки. Человек, ранее видевший свою единственную опору в семье и близких, вдруг понимает, что семейный круг узок, он стесняет его свободу, а мир велик и ждет его свершений. Раскол общества, тем более такой — искусственный, навязанный психологическими технологиями, а не проистекающий из реальных экономических противоречий, проходит в первую очередь по живому — через семью.
Обычно революционеры отрывают от старшего поколения молодежь, она наиболее внушаема и активна, менее склонна воспринимать окружающее критически. Но в этот раз «кололи» по принципу убежденности — «кто прав?», и разлом проходил зачастую между близкими людьми. Просто потому, что в паре всегда кто-то более внушаем, а кто-то склонен воспринимать мир критически, или больше с юмором. Таково природное разделение внутри человеческой популяции, один приносит добычу, а другой ее делит так, чтобы всем хватило и никого не обидеть. Очень тяжело видеть родного человека, попавшего под чужое влияние, не слышащего, точнее — нежелающего слышать тебя, говорящего штампованными лозунгами и не осознающего этого. Кто-то в такой ситуации теряется и опускает руки, сохраняя лишь видимость прошлых отношений, в надежде что все вернется, кто-то борется с пеной у рта, доказывая свою правоту и бьясь о стену непонимания еще недавно самого близкого человека, кто-то решается переступить через собственные принципы и волю — все эти пути ведут в никуда. Не миновала и меня чаша сия.
С Леночкой мы уже давно не говорили о политике, может это был один из самых правильных путей. Ведь она находилась в самом центре информационного тайфуна, там где правда и домыслы соединялись специальным способом, чтобы и правда и ложь воздействовали на людей в нужном направлении. Не стоит думать что правильно подобранная информация не действует на самих работников масмедия, действует и еще как — зная, что правда, а что — вымысел или способ подачи, они со временем вообще перестают отличать правду от вымысла. Воспринимая новости только по «убедительности».
Сначала я пробовал бороться — сбивая фанатические нотки в голосе шутками или насмешками, рассказывал как все на самом деле — контакты с аборигенами у меня были плотные, и знал я много больше, чем говорилось в новостях, устраивал аналитические разборы сюжетов, показывая приемы подтасовки. Но потом заметил, что в глазах любимой профессиональный блеск и понял, что еще чуть и она начнет меня воспринимать просто как источник информации для своей работы.
С этого момента мы о политике не разговаривали, просто шутили и смеялись, припоминая забавные случаи, обсуждали всяческие сплетни, но политики не касались. Наш маленький мирок стремительно сжимался, отгораживаясь от внешнего, из него пропадали люди — о многих нельзя было говорить, не вспоминая политику. И было понятно, что долго так продолжаться не может.
С некоторого момента мы перестали разговаривать вообще. Просто по вечерам держались за руки, пытаясь сохранить хотя бы то тепло, что у нас оставалось. А потом ложились спать спиной к спине.
Но и это долго продолжаться не могло. Поэтому увидев в обед, мы его традиционно проводили дома, наряженную в камуфляж ломающую руки Леночку и пристроившийся на диване набитый рюкзак — вздохнул с облегчением.
— Я… Ты ведь добрый, ты наверняка поймешь… Я должна уйти… Это мой долг… Я медсестра, военнообязанная… Прости меня, я тебя расстроила… — и всхлипнув, повесила носик.
Видимо моя дорогая репетировала речь, но потом все вылетело из головы. Впрочем, и так всё понятно, потому чмокаю ее в повинно склоненную макушку и спокойным голосом увещеваю:
— Не надо расстраиваться, тебя полностью поддерживаю. У всех нас есть долг, который нас зовет. И вообще — у меня для тебя подарок! А растроить ты меня можешь только неумением собираться.
Благоверная вскидывает удивленно заплаканные глазки и тут же садится, видимо ноги не держат — она ведь настраивалась на битву, а тут… Даю ей время прийти в себя и пока вытаскиваю с антресолей уже давно сложенный рюкзак.
— Вот, солнышко, тут все необходимое, а из твоего, — хватаю кособокое чудище и вытряхиваю из него содержимое на диван — там только фарфоровых слоников не хватает, — сможешь взять, что понравится — в моем еще довольно много свободного места.
Потом приношу «подарки»: комплект полевой формы, такой же как на ней сейчас, только лучше подобранный и на порядок лучшего качества, нижнее белье и коробку с «Астрой».
— Ой, а что это такое? — Вот и грусть прошла, женщины и дети — очень любят подарки. С трудом отрываю взгляд от пальчиков, гладящих необычный рисунок термобелья.
— Это, золотце, надо одевать на голое тело, чтобы тебя вошки не кусали. Еще оно пропускает пот и грязь наружу, не впитывая. Обычное белье надо стирать как можно чаще, иначе возникнет раздражение, а в этом можно месяца полтора ходить немытой без последствий, если придется. Да и сохнет оно мгновенно, а если вымокнешь — не пропускает холодную верхнюю одежду к телу, в нем теплее. — Грустно смотрю в глазки, ставшие размером с небольшие блюдца — кажется, девочка совсем по-другому представляла себе житие военных, и пытаюсь настроить ее на позитивный лад:
— Беги примеряй!
Ну все, все мои слова забыты, и мое солнышко побежало примерять обновы. Через неплотно прикрытые двери слышу вызов входящей связи и щебет — устало плюхаюсь на стул рядом со столом и прикрываю глаза, минут двадцать передышки «на-подумать» у меня есть. Можно припомнить прошедшее в попытке угадать будущее.
Странный перерыв в несколько месяцев явно подходил к концу. Стороны накопили достаточно сил, и видимо, решение на самом высшем уровне принято. И крысы побежали…
Всё наше доблестное руководство свалило в отпуск — порыбачить. Все нелегкие обязанности «заботиться о благе народа» свалили на назначенного стрелочником папашу Ромео. А я все гадал, что же у него за роль в администрации, а оказалось — зиц-председатель. Часть менеджеров Компании «растворилось в пейзаже» и вовсе без объяснений. И тех и других на островной базе ждет шатл. Значит до его подготовки к старту — ничего не произойдет, когда должны начаться события, руководства быть на месте не должно….
Вот и отлично! Очень надеюсь, что наш Ромео себя покажет. Нет, ну такого, честно говоря, я не ожидал. Такого вообще никто не ожидал, провернутая операция достойна войти в учебники. Но по порядку. Совсем недавно, сразу после крысиного исхода — на что некоторые олухи не обратили внимания, в столицу вернулась «сладкая парочка». Вроде ничего необычного — «возвращение блудного сына», так сказать. Они пробежались по старым знакомым, тот факт, что «знакомые» помимо этого еще и вся верхушка местного «клана» анархо-комуннистов, они же «бесштанные», они же «аборигены» — тоже прошел мимо сознания. Ну а потом Ромео навестил маму с папой. Следить за прохождением воссоединения семьи я не стал — полно было других дел, и в итоге облажался как никогда в жизни.
Констатирую — день был явно не мой. Но все произошло к лучшему. Два часа спустя меня поднял «звоночек», чтобы сообщить самое невероятное из возможных чудес — Ромео в два счета уговорил папашу передать ему всю полноту власти на планете. Аут.
Таких фортелей отечественная история не знала со времен отречения «царя Бориса». У аборигенов не иначе где-то припрятан гений интриги, мощь которого, в полном согласии с классиками, положено изменять в «рэбах», скорее, впрочем, в «килорэбах». Такой блестящей операции по проводке своего «агента влияния» во власть история спецслужб скорее всего не знала. А над историей «бедной дочери простых наркодилеров, ставшей первой леди планеты», будут рыдать все домохозяйки вселенной. А контрразведчики, наверное, должны были застрелится, но я ничего кроме восторга не почувствовал.
И быстренько подтвердил все его полномочия (подтверждает полномочия вновь назначенного представителя президента именно «ночной» — его сложнее прижать к ногтю), да и сбросил все коды с аппаратов прежних полномочных властителей. Смена власти прошла без сучка, без задоринки. И при полном соблюдении конституционной законности. «А у нас переворот — вот!»
Ромео развернул просто бешенную деятельность, видимо опасался, что папаша проспится и отберет игрушки назад. Ну и как любой настоящий пацан первым делом ухватился за оловянных солдатиков — от всей души его понимаю, сам такой. В итоге все «федеральные» силы в темпе ускоренного марша покинули город, оставив его в полной власти сил самообороны Ассамблеи. Федералы тем временем убрались подальше и принялись усиленно окапываться, лопатки им, к слову, презентовали те самые ассамблейцы, по личной просьбе новоиспеченного Представителя Президента.
Не погнушался, лично позвонил в штаб самообороны и сообщил о своей нужде. Видимо благодаря именно этим переговорам сдача города прошла без эксцессов. Да и дальше рассчитывать на то, что «самооборона» и «федералы» сцепятся, не приходится, сложно это сделать, когда между ними несколько десятков километров. И теперь у нас есть вполне законная власть, которая сейчас активно проводит политику «национального согласия», так что явившиеся на подавление беспорядков окажутся в дурацкой ситуации в виду полного отсутствия тех самых беспорядков.
У нас тут все хорошо и прекрасно, власти и незаконные вооруженные формирования разве что в десна не целуются. И, между прочим, из города вслед за ушедшими «федералами» выпускают их же госпиталь, мое счастье числится как раз в его штате. Что на самом деле куда как удачно. Пусть будет подальше от столицы, хотя бы в первое время.
Потому как на этом все хорошие новости заканчиваются. И скоро сюда явится несколько тысяч карателей. Им на всю нашу конституционную законность будет глубоко…, они не затем сюда пришли, словом. А значит, стоит попробовать уговорить убраться куда подальше еще и Ассамблейцев. Ага, вместе со всем остальным населением, вот только те кто понимает серьезность происходящего уйдут и так, а остальных и динамитом с места не поднимешь. Об утечки радиации что ли объявить…
— Мир вашему дому! — о волке речь… Видимо, пользуясь всей полнотой власти в городе, аборигены спешили провернуть все свои дела. В частности выяснение — «кто есть ху».
— Заходи, дядя Ляпа. Извини, предложить могу только водку без закуси — хозяйка сборами занята.
— Водка это хорошо. Но не сейчас. Сейчас голову надо иметь трезвую…
В этот момент в комнату вбегает Леночка, в одной обтягивающей обновке и, издав смущенный писк, выбегает обратно. Мы провожаем взглядами стройную фигурку, Ляпа хмыкает в кулак, пряча усмешку.
— Ты это… извини за беспокойство. Но вопрос, Кругляш, все же серьезный — ты с кем? Надо решать. В стороне нынче не отсидеться, хоть вроде и подутихло.
Тут нас опять отвлекла Леночка — с пунцовыми ушами, но уже одетая в новую форму, даже кобуру с подарком приладила, принялась расставлять на столе запотевшую бутылку «Зубровки», рюмки, закуску — и когда она это успела? Ляпа потянулся за балычком, а я словил золотце за пояс и поправил кобуру. Заодно вытащил ствол и сделал легкое внушение:
— Солнце, это не игрушка, не смотря на то, что такая красивая, потому патрон должен быть в стволе, а флажок предохранителя стоять на «огонь». Тогда не будет вопроса «думала, что не заряжен» — всегда заряжен, и всегда готов к выстрелу. Эта модель тем и хороша, что скорость приведения к бою больше чем у револьвера, надо только взять в руку и выстрелить. За безопасность не волнуйся, пока не в руке — не выстрелит. И стреляет любыми патронами, которые в ствол влезут, так что можешь не волноваться на этот счет. Ну а попадать ты у меня и так умеешь.
— Кхм, так что решил? Вот ведь… Вечно куда-то бежать надо. С сожалением выпускаю теплую талию и пытаюсь сформулировать ответ так, чтобы без мата и информации из раздела «для служебного пользования», взгляд падает на забытую в углу гитару. «Щас я вам ответ нарисую!».
Пальцы пробегают по ладам, давненько я ее в руки не брал, ну да три блатных аккорда забыть сложно, а больше от меня никто и не ждет. И не открывая глаз от моего золотца выдаю:
Слетелись ворон к ворону,
черно от воронья.
А я смотрю в ту сторону,
где женщина моя.
Быть может, смерть обещана
мне в завтрашнем бою.
А я смотрю на женщину,
на женщину свою.
Не сладко и не солоно
питаюсь и живу.
А посмотрю в ту сторону —
и счастлив наяву.
— Вояка, деревенщина, —
себе я говорю.
А все-таки на женщину
любимую смотрю.
Пора вернуться ворону
в заморские края.
Я не отдам ту сторону,
где женщина моя.
Виктор Верстаков
Хорошая тишина после исполнения получилась. А уж взгляды — я искренне пожалел, что Леночке свою колонну догонять и ни на какие безумства элементарно времени нет, ну зато порадовал на прощание.
— Ну спасибо Вам за хлеб за соль, пора и честь знать. Тем более, что сборы у вас. — Засмотрелся я, не заметил как дядя Ляпа на выход собрался.
— Я провожу.
Во дворе неудавшийся парламентер делает последнюю попытку:
— Жаль все же, мы на тебя рассчитывали. Но я конечно с пониманием…
— А я вообще-то с вами иду. Вот жену соберу, мои подойдут, да и подойду к складам.
— Как же… — Ляпа смущенно кивает на выскочившую следом Леночку.
— Ты видимо еще не понял. Все мы в одной лодке. И сторона у нас тоже одна. У всех, кому не повезло тут оказаться.
— Ты что-то знаешь? — Севшим голосом интересуется собеседник. Вот не думал, что так можно побледнеть при его-то загаре.
— А он много чего знает, работа у него такая. Ты часом поговорку про связистов не забыл? — заговорщики подмигивает появившийся из-за угла Петрович.
— Хм, а мы все гадали — куда это ты делся? — Чешет в затылке Ляпа, рассматривая нового собеседника.
— Где делся, там больше нет, потому что я туточки. И вообще, кончай даром звенеть. Есть о чем серьезно перетереть со всеми вашими центровыми, чтобы по сто раз базар не разводить.
— У тебя?
— У него, — тычет в меня пальцем Петрович, — организуешь?
— Конечно.
— Скинь на визоры место встречи, как договоришься — аккурат остальные ребята подойдут.
* * *
Ну и рожи! Ничего не поделаешь, исторический момент поднимает наверх людей совершенно разного склада. Еще раз оглядел лица собравшихся — организаторов незаконных вооруженных формирований, лидеров и вдохновителей революции, или отцов-основателей. Все зависит от того, каким путем пойдет дальше история. Те же самые ребята, что побросали за борт тюки с чаем в славном городе Бостоне, наверняка ничем от моих сегодняшних собеседников не отличались. Так что, чтобы не путаться, буду называть их вожаками, каковыми они и есть — вожаки ими самими созданных стай, или свор. У кого что получилось.
И отношения тут совершенно волчьи — уважается в первую очередь сила, но надо сказать, не дурная, а проявляемая на благо стаи. Даже самого сильного и хитрого сожрут или изгонят, если он будет направлять свою агрессию на сородичей, а не на чужаков. Десятки лет выживания в объятиях совсем не парковой биосферы Прерии и еще менее тепличной ее социальной организации научили местных выживать в любых условиях, а это, в первую очередь, означает — практически мгновенно находить свое место в стае и с максимальной отдачей отрабатывать свою роль.
«Культ силы» совсем не означает беспредельное насилие, те же волки очень редко дерутся между собой, в отличии от собак, для выяснения статуса им обычно достаточно демонстрации. Но вот беда — сейчас далеко не обычная ситуация и, как обычно, в такой наверх всплывают далеко не самые рассудительные и уравновешенные. Собравшиеся тут скорее исключение из этого правила, жизнь на Прерии такова, что самые безбашенные до серьезного авторитета просто не доживают, но и в семье не без урода…
— Это что за ботан к нам пожаловал? — крепкие пальцы на мускулистых руках хватают меня за отвороты комка и пытаются поднять на свой уровень. Не менее, чем метр девяносто шесть. Крепкий он парень, этот Янош, вожак принявший под крыло самую радикальную часть местного течения, в основном выросших членов различных молодежных банд.
— Ты что себе возомнил, что тебе тут кто-то рот открыть даст, там, где серьезные люди собрались?
А ведь и ты тут не в авторитете, вот и стараешься его заработать, пытаясь оторвать от пола сто сорок килограмм живого веса, безнадежное, в общем-то, занятие. Остальные смотрят на него с усмешкой, но вмешиваться не спешат — оценивают, смотрят, как поведу себя в случае угрозы.
— Янош, ты это… полегче, — Ляпа.
А вот этого нам не надо — принять чужое заступничество, значит показать, что ты в нем нуждаешься. Так что ты, Янош, в одном прав, тут уважают только силу, не физическую, правда, но начать можно и с нее.
Человека толстого обычно считают добродушным, хотя он может быть любым — неповоротливым или подвижным, быстрым или заторможенным, умным или глупым, а вот слабым такой человек быть не может. Просто потому, что когда таскаешь на себе лишних шестьдесят-семьдесят килограмм веса поневоле натренируешься. Со всего размаха бьюу кулаком правой руки в ладонь левой — локоть сам выносится вперед и встает на одну линию с пяткой, все сто сорок килограмм веса в итоге вкладываются в удар локтем прямо в пресс моего оппонента. Парнишка в ответ на такое телодвижение опровергает поговорку «большой шкаф громче падает» — тихонько подгибает коленки и, стекши на пол, сворачивается в позу эмбриона, тоже молча.
Обхожу образовавшуюся кучку, эффектнее было бы перешагнуть, но не с моим ростом, а перепрыгивать все же несолидно, и спокойно интересуюсь у остальных — есть ли у них аналогичные вопросы.
— Да уж садись, Кругляш. И так понятно, что круче тебя тока яйца. — По лицам пробегают усмешки, похоже присутствующие рады, что Янош нарвался наконец, но сильно большим достижением это не считают.
— Я человек мирный, меня не трогают, я десять раз не трону… — Бурчу в ответ, устраиваясь на стуле, мне главное, что за мной признали право говорить на равных. Двое дюжих молодцов, очевидно — стенографистов — на нашем совещании комитета начальников штабов, споро выволакивают так и не разогнувшуюся жертву моих педагогических талантов на улицу.
Разговор пока не залаживается, все внимательно меня разглядывают, как хомячка экзотической расцветки. Прекрасно знаю, как я выгляжу, потому на чужие сомнения не обижаюсь. Демонстративно смотрю в ответ в визоры, пытаясь добиться максимального качества картинки. Наконец перекладки моих будущих соседей по скамье трибунала заканчиваются, и они решаются нарушить молчание:
— Я так понимаю, что у нас появился новый коллега. Который точно знает, как нужно выиграть эту войну.
«Вот оно как…» — они уже все решили, учтем.
— Да, — отвечаю просто, но с максимальной серьезностью. Разглядывая задавшего вопрос — вроде похож на всех, такой же крепкий мужик за сорок, но есть в нем что-то интеллигентное — сельский учитель, фельдшер? Вполне может быть, странных типов порой поднимают наверх большие пертурбации. Ставлю себе мысленный минус — оказывается, я далеко не всех знаю.
— А если не по твоему Гениальному Плану и не под твоим Мудрым Руководством? — слегка насмешливо интересуется все тот же «Учитель».
— Потому, что боюсь, вы не вполне понимаете в каком мире живете, и какое место в нем занимают информация и связь… — под удивленные взгляды вывожу с визоров проекцию на соседнюю стенку — сначала вид сверху на улицу и дом, куда меня привели в духе приключенческих романов с завязанными глазами, потом изображение укрупнилось и схематизировалось до плана, на котором появились яркие пятна. Кружочки были и присутствующие в комнате начали менять положение — все повставали с мест желая подойти поближе к экрану, только бдящие под дверью — охрана, и видимо, отдыхающая смена в соседней комнате остались на своих местах. Еще раз увеличиваю изображение и откидываюсь на спинку стула, задирая лицо к потолку — на экране вместо желто-оранжевого пятна проявляется вполне знакомая физиономия с лысиной и пухленькими щечками. Делаю сам себе ручкой и убираю изображение. Цирк закончен.
Присутствующие смотрят как-то грустно. Я не понимаю — чего они хотели? Крыша крыта пластиковой черепицей вполне прозрачной для инфракрасного излучения, для радио, впрочем, тоже, но в мельтешении значков радарных отражений разберется только специалист.
— Человек излучает тепло в инфракрасном диапазоне. Если сравнивать с вам известным — светит, как стоваттная лампочка. Это излучение попадает в окно прозрачности атмосферы, уходит по-простому с поверхности в космос. Не долго же вы протяните, если никто не будет держать над вами космический зонтик, пусть и хлипенький и дырявый. — Вообще-то то, что я им показывал, это не картинка со спутника, а результат сьемки с беспилотника висящего на пяти километрах над Плесецком. Но им это знать необязательно — многие знания, многие скорби. Потому наваливаюсь на стол и «до-давливаю» их убежденностью в голосе:
— А вы что, всерьез собирались партизанить как во времена двенадцатого года? Не спорю, как сейчас, так и тогда, боевой дух и подготовка очень важны, но существуют тысячи нюансов, известных только профессионалам, незнание которых ведет к поражению. К примеру — вашу памятку, что надо вынуть батареи из визоров и прочих передающих устройств я видел. А вот о том, что любой из них имеет внутренние аккумуляторы, и вполне могут откликаться на запросы еще дней десять, человек, это написавший, похоже не подозревал. — Вроде дошло, опять пошли переглядки.
— Резюмирую: уже давно известно, что партизанские отряды вполне эффективны, только если ими управляют специалисты. Как минимум руководитель и его зам должны быть профи, и это на небольшой отряд до двадцати человек, а большие и смысла не имеют.
Опять переглядки и вопрос:
— Твоих людей разумеется?
— Я человек маленький, — покаянно развожу руками, — но где нужных людей взять — знаю. Точнее — есть люди, согласные их дать. Впрочем, если у вас есть спецы нужной квалификации…
— Не все с таким могут согласится…
— Смерть дело сугубо добровольное. — опять развожу руками. — Тем более, что у нас плащей для маскировки теплового излучения человека всего триста, а уж грамотных командиров и вовсе по пальцам…
— Понятно. Ты услышан, но и отдать тебе право распоряжаться жизнями наших сыновей просто так… Мы решим по результатам небольшого собеседования с нашим… хм, экспертом. — И в сторону «стенографистов», — позовите… хм, эксперта.
Некоторое время присутствующие обо мне «забыли» и перебрасывались только короткими фразами, состоящими в основном из предлогов и междометий. Если они так рассчитывали меня подготовить к разговору, то сильно промахнулись.
— Ну и где этот ваш Наполеон?! — Вошедший мало отличался от моих собеседников, даже местную походку копировал удачно, но мне отчего-то захотелось щелкнуть каблуками. Ограничился вставанием.
— Здравия желаю, товарищ… полковник. — от протянутой руки вошедший не отказывается, но глаза смотрят цепко, Заминку на звании он срисовал четко — действительно непонятно как называть генерал-полковника, одного из самых «подававших надежды» за излишнюю принципиальность уволенного в запас простым полковником. А ведь он сейчас на Эдеме — коней на собственном ранчо разводит. Точно вселенский угол у нас прочно обосновался.
— «Полковник» — вполне сойдет — по-настоящему великим людям чуждо тщеславие. — Вроде и шутка, но глаза совсем не улыбаются, впрочем и раздражения или злобы в них нет. — Рассказывай свой план.
— В словах правды нет. Вы уж лучше почитайте, — и сбрасываю ему на визоры пару последних файлов с картами и планами действий. «Полковник» молча кивает и отключается от внешнего. Остальные смотрят на нас, явно не слишком понимая происходящее. Через минут пять экс генерал стягивает визоры и трет пальцами переносицу.
— Даааа, удружили. Боевой устав, наставления по ориентированию, тактике, саперному делу, штат отряда, привязанный ко всему этому, мелкомасштабные карты, которых по вашим словам в природе не существует, схемы взаимодействия и отдания приказов. Нафига я вам, если у вас тут где-то целый генштаб припрятан? — Поскольку остальные лишь недоуменно переглядываются, пришлось подставлять шею под генеральское недовольство.
— Потому что должен быть тот, кто заметит, что все идет не по плану?
— Хорошо сказано, нет желания занять место начштаба?
— Благодарю. Я и так на своем месте. Поскольку связь и координацию с меня вряд ли кто снимет. — Некоторое время бодаемся взглядами — генерал прекрасно понял и насчет «моего» места и на счет того, что гениальные мысли командующего и штаба еще должны дойти до исполнителей. — Разрешите идти?
На середине пути к двери хлопаю себя по лбу и разворачиваюсь.
— ЗАС и коды я раздам через два часа, новые прошивки для визоров еще раньше, все остальное — в рабочем порядке. Информация спутниковой группировки пойдет по запросу, но без ограничений, а вот передавать вооружение буду только тем отрядам, которые примут новых руководителей — определяйтесь. К слову — кто станет вместо Яноша? От себя могу рекомендовать Петровича, он с ними справится.
— Вот Янош оклемается и решим… — Учитель чувствует подвох, но не понимает в чем.
— Ага, — говорю, — недели через три, как сможет встать после ушивания разрыва печени. К слову — не рекомендую тянуть с обращением к врачу, операцию надо сделать сегодня — завтра госпиталь надо эвакуировать и будет не до того.
Что не говори, а удачно этот бузотер ко мне полез, даже если ему повезло, то в больнице он проваляется долго — с медициной все договорено заранее.
— Слышь это… — подает голос Ляпа, — ты, Кругляш, все же на будущее так больше не делай. Если в ком сомнения есть — говори нам, мы разберемся.
— Хорошо, вы сказали, я услышал и согласился. Пока война разбираетесь сами, но быстро и без излишней мягкотелости, она слишком дорого обойдется. Возражения? — Обежал взглядом присутствующих, вроде прониклись, да развернулся к двери, чувствуя спиной злой взгляд Полковника, я его таки достал.
Ну, да мне с ним не детей крестить.
* * *
«Встречают по одежке», для вирта это правило еще более верно, чем для реала. Там человек хоть чем-то ограничен, финансами, например, или собственной конституцией, а в вирте каждый волен выбирать себе тело, какое хочет, и это более чем конкретно характеризует выбравшего личину. Потому сегодня к выбору маски подходил с особым тщанием — слишком многое зависело от этого разговора.
Поэтому выбрал себе честно спертого из какой-то игрушки боевого хомячка.
Во-первых, это тело самое близкое к моему собственному, а значит не надо отвлекаться на управление. В нем я буду чувствовать себя самим собой. Во-вторых, выгляжу я совершенно безобидно, несмотря на стальную шерсть и титановые когти длинной в предплечье, а это удобно для того, чтобы тянуть беседу. Мне сегодня это понадобится. Ну и в-третьих, хомяк — зверь серьезный. Вы ему только в морду гляньте — воплощение добродушного собственного достоинства.
Так что открыл дверь в святая святых — место для переговоров, вполне симпатичный хомячок. Оп-па, а кое-кто тоже слышал эту поговорку, так что меня от лица аверса встречал громадный огнедышащий дракон… Как говорилось в одном, еще двухмерном фильме — «может компенсирует недостаток размера в другом месте?». Подавив нервный смешок — от растерянности я чуть не ляпнул эту мысль вслух — делаю шаг вперед и закрываю дверь. Зверюга высотой с пятиэтажный дом сужает зрачки, пытаясь разглядеть — кто это там пришел, и резко уменьшается в размерах раз в десять, пропорции между нами теперь как между человеком и драконом. И то верно — неудобно так беседовать, а я себе мысленно ставлю большой и жирный плюс — еще не начав переговоры, сумел заставить собеседника что-то менять, это дорогого стоит.
Продолжим, тяну паузу и более молодой и нетерпеливый опять не выдерживает
— Привет, Реверс, — грохочет над головой. Что ж, к жирному плюсу прибавляется еще один — поменьше и потоньше, но все же — я сумел заставить его заговорить первым, что автоматом ставит в подчиненное положение.
— Привет, Аверс. Как тебе заварившаяся каша? — отвечаю степенно и тут понимаю, что все лишнее — мой собеседник вскакивает и начинает вышагивать по декорированному под центральную залу рыцарского замка помещению. Его мотыляющийся по сторонам хвост с головой выдает душевный раздрай хозяина. Вот так вот — ничему позиционные бои и мысленные плюсики, моего собеседника можно приходить и брать голыми лапами.
Задавливаю в себе неуместное благородство и пру напролом, сметая все барьеры.
— Можно подумать, что не твоими стараниями она заварена! Чего это вдруг сомнения возникли — кошмары по ночам спать не дают? Так то ли еще будет.
— Это да. Тут ты прав. — Дракон грустно кивает, выпуская из ноздрей струйки дыма и, прикрыв глаза, продолжает говорить сам с собой: — ты понимаешь, какие сволочи… Они собираются разрабатывать трансураниды открытым способом!! А население им тут не нужно, более того — считай, что никого тут уже нет!!! — От драконьего рева закладывает уши, в случае истерики у человека рекомендуется надавать пощечин, что делать в случае драконьей истерики я не могу сообразить, да и сложно это технически — слишком велика разница в размерах.
К тому же, я сам ошарашен не меньше — мой коллега-противник ошибся. Речь идет совсем не о карьерном способе добычи трансурановых с глубины в пару километров из под бескрайних степей Прерии, совсем не об карьерах в два километра глубиной… Вот уж не ожидал, что это мамонтово дерьмо всплывет…
Уран очень распространенный элемент. В этом собственно и беда. Его содержание в любой планете составляет астрономические цифры, даже если измерять в тоннах, но он слишком «размазан». Уран легко окисляется и выщелачивается, воды, проходящие через толщу известняка, уносят растворы урана в глубину, а потом вода несет их в океан. Сама природа стремится разбросать атомы этого элемента как можно дальше, растворить в океане. Будто понимает, что будет, если они сойдутся вместе. Но тут на пути природы встает… жизнь. Большая часть имеющихся месторождений урана — результат работы бактерий.
Этим малявкам он зачем-то понадобился, и они с усердием достойным восхищения выделяют его назад из водяных растворов тоннами и миллионами тонн, складывая в донные отложения. Эти маленькие трудяги на Прерии оказались особенно жадными. И география им активно способствовала — громадные, пропитываемые дождями равнины с толстым слоем известняковых пород под ними, а ниже — целое море подземных вод в которые собирались все отсутствующие на поверхности ручьи и реки, эта жидкость медленно фильтровалась через камень в сторону океана. Природа сама создала чудовищного размера промывочный лоток в который уходили тяжелые металлы — гравитация заставляет их проникать все глубже в почву, уходя от поверхности, а подземные воды несли их к океану.
Там эту воду и поджидали маленькие трудяги, выделяя из нее серебристый тяжелый металл. Не в металлическом виде разумеется, а связывая его собственными органическими оболочками и хороня вместе с отжившими свое поколениями в наносах. А обосновались трудяги возле моря по простой причине — для жизни им нужна была еще и сера. Которой на Прерии очень мало — тут практически нет вулканов. Сера — не единственная их потребность, есть и другие столь же трудно находимые для них элементы, но в океанской воде есть всё. Так продолжалось довольно долго и, в общем-то, все было мирно, пока на Прерии не появились люди.
Люди, которым вечно мало. Накопленным за миллионы лет запасам они конечно порадовались, но проблема — как достать богатство с глубин за два километра, встала весьма остро. Многие думают, что уран стоит дорого, на самом деле килограмм необогащенного урана стоит около ста пятидесяти рублей и добыча его рентабельна, если цена не упадет до ста двадцати. Но это необогащенного. Для того чтобы превратить уран в топливо для реактора вырабатывающего, скажем, электричество, нужно потратить порядка восьми процентов выработанного на этом самом реакторе электричества.
И это не сама большая проблема. Обогатительная индустрия чрезвычайно сложна — это циклопические заводы из десятков тысяч центрифуг, на которых идет разделение близких изотопов. КПД каждого цикла совершенно мизерен, их нужны десятки. К тому же производство сильно «грязное», не в смысле радиактивного заражения, о котором кричат экологи, хотя и тут не все слава богу, а в смысле, что количество «отходов» в виде того же «бесполезного» урана, двести тридцать восемь. «Отход» его в сотни раз превышает выход «полезной» продукции, и исчисляется тысячами тон в год. И куда девать эти концентрированные отходы непонятно — уран токсичен на уровне мышьяка и просто так его назад природе не вернешь, да и жаба давит, если честно. Словом — чемодан без ручки, и нести тяжело и бросить жалко. Гордиев узел, и это даже, если вопросы утилизации собственно радиактивных отходов не трогать…
На Прерии люди решили, что могут справиться со всеми этими проблемами одним махом. Дело в том, что скорости, с которой вступают в химические реакции различные изотопы, пусть и немного, но отличаются. На этом вполне можно построить процедуру обогащения, были даже отработанные методики, но они проиграли в эффективности сепарации на центрифугах. У людей проиграли. У бактерий это оказалось в большом почете. Слой со значительным отклонением процентного содержания двести тридцать пятого урана оказался толщиной в десятки метров!
Казалось, вот оно Эльдорадо — сверли скважину на нужную глубину и черпай практически готовый концентрат среднего обогащения, остается только выпарить воду и получить в руки бездну энергии…
Ну и как водится, людям стало этого мало, еще толком не получив в руки синицу, они уже стали мечтать об укрощении дракона. Медленная скорость работы «природного реактора-обогатителя» их не устраивала, накопленные за миллионы лет запасы казались мизерными, по сравнением с тем, что можно было «взять». Жажда власти и денег заставила забыть об осторожности.
Что произошло дальше — известно всем и неизвестно никому. Но видимо процесс решили «подхлестнуть», закачав под землю серу и прочее необходимое маленьким трудягам чтобы размножатся больше. Эксперимент был не слишком легальным, но казался неопасным — воздействие на фоне мощи протекающих процессов казалось совсем мизерным.
А вот результат таковым не показался! Видимо была сильно переоценена потребность бактерий в дефицитных веществах, или зависимость скорости размножения от температуры, или присутствие катализаторов, а может — фаза луны и количество пятен на божьей коровке. Слишком мало мы на самом деле знаем, чтобы судить о том, как должно быть правильно. Но факт остается фактом — подземный слой вскипел от плодящихся бактерий, которые тоже спешили урвать свое. Жадность — универсальное качество всего живого.
Ну, а потом… Собственно, что произошло потом имеет не один десяток обоснований, томящихся под грифом государственной тайны высшей категории, и ничего не мешает придумать еще пару десятков новых вариантов. Я свято надеялся, что до экспериментальной проверки дело не дойдет. Ошибся.
Но вернемся к произошедшему — лично я думаю, что во всем виноват «плохой брат». Ведь помимо весьма спокойных 235-го и 238-го, в этой семейке существует и еще один братец — уран двести тридцать четыре, и отличается он совершенно бешенным нравом. Размножающиеся бактерии подняли из старых отложений всех трех братцев, в разы увеличив общую концентрацию, да еще к тому же и разделили их по слоям. Для того, чтобы получить топливо пригодное для обычного ядерного реактора, первоначальную руду нужно обогатить всего в четыре с половиной раза — подняв концентрацию 235-го с 0,7 % до 3,5 %. Это вполне может произойти и без участия человека, «природные реакторы» Конго — тому прямое подтверждение.
А тут в дело вмешался человек. Нет, обогащения, необходимого для получения ядерного оружия, не произошло, да и не могло произойти. Но этого и не требовалось — 234-тому совсем не нужны высокие концентрации, чтобы «завестись». Испускаемые им при делении нейтроны бомбардировали чувствительные к внешнему облучению атомы 235-го, а слой с 238-мым обеспечил эффективный нейтронный отражатель. И реактор заработал, разом выходя на критический режим. Пошла самая настоящая цепная реакция, распространяясь по водоносному слою во все стороны.
Испускаемые нейтроны эффективно поглощаются водой, десять метров водяного слоя поглощает их все, но отвести принимаемую энергию воде было некуда, скалы и прочие породы имеют недостаточную теплоемкость для слишком быстрых ядерных процессов. Вода вскипела и перестала держать в себе растворенный уран, а также поглощать энергию электронов, прирост реактивности уже запущенного реактора скакнул на порядок и наступил закритический режим.
По простому — рвануло не по-детски. Нет, на самом деле в реакцию вступила очень малая часть топлива, даже не мизер, а много меньше (иначе б планету могло элементарно расколоть, или вскрыть до литосферы). Но и общий вес был совершенно не сопоставим с тем, что присутствует в самом мощном ядерном оружии. В итоге, общей энергии выделилось столько, что сама «кузькина мать» удавилась бы от зависти.
Повезло, что в отличии от бомбы, энергия выделилась не мгновенно, а на протяжении довольно длительного (по меркам микромира) времени. И то, что все произошло не в «точке» — площадь катастрофы была размазана на сотни квадратных километров. Получилось нечто вроде искусственного землетрясения, а на фоне даже обычных землетрясений «царь-бомба» выглядит очень даже скромно.
Но на этом все везение и закончилось. Землетрясение было сильным и, что самое поганое, оно было очень близко к поверхности. Потому разрушения нанесло чудовищные. Эта самая поверхность, получив удар снизу от взбесившегося атома, просто подпрыгнула вверх больше чем на восемь метров, подумала и рухнула назад. А сверху, на поверхности оказался единственный густонаселенный город Прерии — Высотск. Последнее, впрочем, проходило уже не по графе «невезение», а по графе «преступная лень». Имея в своем распоряжении практически безлюдную планету, люди элементарно поленились поискать себе другое место для экспериментов и подложили атомную бомбу прямо под собственную задницу.
Ну а дальше началось и вовсе непотребство, где в единый клубок сплелись героизм и подлый прагматизм. Город был разрушен, сначала мощным вертикальным толчком, а потом «качкой», которая повалила то, что еще могло стоять. Люди, предупрежденные первыми толчками, остались на улице буквально без ничего, те, кто не поспешил покинуть жилища — оказались под завалами. Но разбирать их, в поисках уцелевших, было некогда. Ядерный взрыв, он, в отличие от термоядерного, очень «грязный». С одной стороны, вся грязь оказалась на глубине более чем двух километров, городу повезло — силы взрыва не хватило, чтобы сорвать такой толстый покров. Впрочем, случись такое, мало кто бы успел что понять. Но время, которое понадобится радиактивной дряни, чтобы подняться по трещинам и подземным водам, исчислялось несколькими сутками.
Спасти людей могло только бегство, немедленное, паническое. Бросив всё, что есть, включая раненых и неспособных передвигаться, потому что помочь им никто не мог — вся остальная часть материка была практически не населена, а космопорт разрушен подземным ударом. Да и скольких могла спасти помощь далекой Земли? На самом деле, увезти, или привезти хотя бы несколько тысяч человек — громадная задача, а тут речь шла о сотне тысяч пострадавших. Но людей просто так не стронешь с места, даже если от места остались одни руины. И тогда единственные герои произошедшего — персонал АЭС, который несмотря на тяжелейшую ситуацию, не допустил еще одной техногенной катастрофы, уже на вверенном им объекте и уже через два часа смогли частично восстановить электроснабжение города — стали самыми проклинаемыми за всю историю планеты.
Было объявлено о разрушении реакторов АЭС и масштабном выбросе радиактивных материалов. И начался исход, ужасы которого сложно себе представить, не то что преувеличить.
А в это время на Земле… На Земле о выживших предпочли забыть. «Ничего личного» — помочь они ничем толком не могли, даже если бы хотели — возможностей не было. Ну и к чему тогда поднимать проблему? Тем более, что набирающий обороты кризис в год наносил потери не меньшие — и людские и материальные. Гораздо проще объявить, что город был полностью уничтожен мощным землетрясением и последовавшим цунами. Ничего не поделаешь — освоение новых миров — вещь опасная и затратная.
Выжившие? Конечно есть — те, кто выбрался на пикник в это несчастное время, их показали по телевизору, а об остальных предпочли умолчать. А потом кризис и вовсе оборвал на некоторое время сообщение с колониями, которые выживали каждая на свой лад. Покров тайны надежно укрыл эту проклятую историю, большинства и правых, и виноватых давно уже нет в живых — слишком много лет прошло. Потом связь восстановилась, да и жизнь как-то наладилась…
А вот теперь громадные емкости «для хранения агрессивных кислот» строящегося ГОКа однозначно намекают на возвращение былых призраков. Компания явно решила пойти ва-банк и сорвать невиданный куш, опять считая, что все учтено и схвачено. Значит, они намерены брать и брать хищнически. Прав Дневной — население Прерии, которое итак по статистике «не существует», им не нужно. Потому что после этого планета превратится в радиактивную и ядовитую свалку — зачем удорожать и без того не дешёвый процесс? Проще надо быть, и минимизировать затраты. А жить можно и на других планетах. Они бы и добывающий персонал на роботов заменили, да вот беда — роботы хуже людей переносят радиацию. Ломаются.
Впрочем, похоже и тут выход найден, срок за бунт и сеператизм, и будет кому добывать энергию для задыхающейся земной экономики. «Неучтенного» населения много, хватит надолго, если грамотно подойти к вопросу.
Выныриваю из воспоминаний и, глядя прямо в глаза дракону отвечаю:
— Да, люди им не нужны, нужны рабы для ГОК-а. Но вопрос сейчас не в них, а в том, что намерен делать я. А я, как и ты, еще и офицер, и давал присягу «служить и защищать» — именно народу. И считаю что геноцид — эта такая вещь, от которой я как раз обязан защищать. Как бы многозначительно не молчало далекое начальство. А вот на чьей стороне ты? — речь звучит чересчур пафосно, особенно в исполнении хомяка, но будем надеяться, что Дневной на это внимания не обратит — не до того ему сейчас.
Дракон в ответ грустно и облегченно улыбается и нагло рявкает:
— А передо мной такой дилеммы не стоит! Я буду выполнять, мать ети его, приказ!! — И задрав глаза к потолку цитирует, — «любой ценой не допустить возвращения на Землю прибывающей на Прерию для подавления беспорядков десантной бригады». Точка!
Неужели на Земле стало столь хреново, что вся надежда на чудо в виде нашей гипотетической возможности управится с десятью тысячами десантников? Дракон тем временем роняет голову на передние лапы и тоскливо продолжает:
— Не веришь? Вот держи. — на внутреннем экране появляется значок получения входящей корреспонденции, читаю, тихо охрениевая от содержания. Приказ подлинный, метод закрытия «открытым ключом» не оставляет сомнений ни в подлинности ни в отправителе. Дочитываю до конца, отметив, что оставленный без конроля хомячок «сам» плюхнулся от обалдения на задницу и норовит почесать в затылке.
Плюю на конспирацию и достаю «из воздуха» коммуникатор, на котором набираю код отмены — отводя на исходные позиции группу захвата. Весь этот разговор собственно был не больше чем прикрытием, но раз мы теперь снова в одной лодке… И тут замечаю что «дракоша» очень энергично и целенаправленно ковыряется хвостом в зубах — видимо отдавая аналогичные распоряжения.
Рисковый пацан, этот Дневной — не имея моих возможностей, чтобы вычислить положение абонента, он, видимо, решил ловить мою группу захвата на себя, как на живца, в расчете потом выйти на меня. Далеко пойдет, если научится больше таких глупостей не делать.
Заминая неловкую паузу, задаю вопрос.
— А что там у тебя в качестве «любой цены», есть, или шапками закидывать будем?
— Да понимаешь, — дракон смущается и глазки начинаю бегать, — есть, но это «Нона». - понятно, мало того, что он не знает как ее доставить, так и в случае провала это изделие однозначно укажет на любителя подкладывать ближнему подарки в двадцать килотонн. Да и жаба наверняка душит. Меня, к слову, тоже — совсем не для внутренних разборок предназначен спутник с пучковым лазером, чтобы его как бомбу использовать. Чтож, тут мы вполне можем друг другу помочь.
— Крысы ведь уже побежали? Или еще тут?
Дракон отводит глаза, ему стыдно, но отвечает честно:
— Администрация колонии и представитель президента отбыли на рыбалку, после которой планируют кратковременное посещение Земли. Старт челнока через двенадцать часов.
— Отлично, меняю твою «Нону» на свое устройство. Оно сугубо кустарное и полностью из местных материалов, так что… Да, и еще нужен свободный канал доступа к шатлу.
Внимательный взгляд. Я догадываюсь, что у него на уме, но вопрос о пассажирах шатла, среди которых есть и дети, остается незаданным. Нет, все же не нравишься ты мне, парень, надо будет потом внимательно на тебя поглядывать. Не стоит все же держать на таком посту человека, способного так легко переступить через себя, во имя чего угодно. Если будет у нас это «потом».
Обсудили ряд технических моментов передачи, связь, порядок взаимодействия, да и разбежались — время стремительно утекало, а сделать надо было очень многое.
* * *
