Нам опять уходить…
«Фамилия, имя, отчество, индивидуальный номер…» — человек что-то негромко бубнит в ответ, положив ладонь на экран сканера. Он спиной ко мне поэтому, в отличие от спрашивающего, сидящего на борту грузовика, мне его не только не слышно, но и не видно за спинами стоящих впереди этой страной очереди. На редкость крепкие ребята — а меня-то куда черти понесли? Только опозорюсь. «Профессия?» — опять бубнеж в ответ, человек на борту хмыкает и передает вниз несколько предметов, и очередь сокращается на одного человека — определивший свою ближайшую судьбу отходит в сторону.
«Фамилия, имя, отчество, индивидуальный номер…» — а ведь было предчувствие, было. И вполне существовала возможность выбрать себе другую судьбу. Вряд ли она оказалась бы лучше, но все же другую. Впрочем, и сейчас никто не мешает спокойно выйти из очереди и отойти в сторонку.
Цифры, цифры… Вся моя жизнь проходит среди них, но они намного более правдивы, чем слова, и способны ответить на очень многие вопросы, надо только уметь спрашивать. А еще — слушать ответы. Например, приток продовольствия в город вроде как действительно стал меньше, и меньше настолько, что впору действительно кричать о надвигающемся голоде, но если наложить на это простой факт, что количество вызовов той же «неотложки» уменьшилось втрое… То придется признать, что либо все в массовом порядке пьют живую воду и запивают амброзией, или количество населения резко уменьшилось, и даже поступающую еду мы съесть неспособны. Возросшее энергопотребление портовых рефрижераторов говорит именно об этом. Исчезновение многих знакомых лиц, что называется «примелькавшихся» за последние годы, это только подтверждает — город стремятся покинуть все, кто имеет хоть каких-то родственников в местной глубинке, или профессию, востребованную там.
А вот от данных местного медцентра просто пробирает дрожь — количество занятых коек там сокращается просто катастрофически, а вот закупки выросли, да и номенклатура изменилась так, что впору рвануть и самому в глушь. Да вот только кому я там нужен?
Вывод федеральных формирований из города ошарашил, все только радовались — самому тупому было понятно, что даже весящее на стене ружье должно выстрелить, а уж когда эти ружья в руках совсем не дружески настроенных друг к другу людей и говорить нечего. Так что «учения» все только приветствовали. А я считал — сколько нужно всего, чтобы перебросить несколько тысяч человек на пару десятков километров. Цифры выходили просто нереальные, и самое главное — по времени. На подготовку такого марша надо потратить несколько недель планирования подготовленного штаба. Или действовать под страхом немедленного уничтожения. Никакие это не учения, а простое паническое бегство. Пусть и хорошо организованное.
«Фамилия, имя, отчество… ИНН, профессия», — негромко бубнят впереди, и приходится выпасть из воспоминаний на мгновенье и сделать пару шагов вперед. И без того недлинная очередь сократилась и стоящий впереди недоуменно оглядывается.
Так что, когда оставшиеся полноправными хозяевами города «ассамблейцы» пошли по дворам, я не удивился. А вот цель их удивила несказанно — они не сгоняли всех под лозунгом «потом разберемся», и даже не проводили точечное изъятие неблагонадёжных и им сочувствующих. Нет, вооружённые патрули просто звали всех посетить Белый город, да еще обещая бесплатное угощение и даже бесплатную выпивку.
Такая щедрость и настойчивость, в то же время, вызывала желание оказаться от места празднования подальше, и пара знакомых так и поступила. Возникло даже желание последовать их примеру, но я сильно сомневался в своей способности выжить на лоне природы. Остановило, впрочем, простое любопытство — к чему такие сложности? Зачем собирать людей в кучку более-менее понятно, но зачем действовать именно таким косвенным способом?
Плесецк построен как портовый город. Большая часть улиц прямые и сходятся между собой перпендикулярно. Ставь бронетранспортер на перекресток и спокойно зачищай квартал за кварталом, никто и пикнуть не сможет. Это любопытство, а также неизживный стадный инстинкт городского жителя, стремление быть со всеми, и погнал на «праздник».
Все вокруг радовались жизни и дармовщине, а я считал. Выходило, что не так уж много людей собралось погулять, и значит, темпы оттока населения были еще выше прикидок. Может, действительно ничего экстраординарного на эту ночь и не предполагалось, а просто новая власть пользовалась возможностью заставить всех сбросить прошлое напряжение и начать все с нового листа.
Под эти оптимистические мысли погас свет.
Наверное, чтобы все собравшиеся возле столов на набережной могли в полной мере полюбоваться зрелищем. Хотя задним умом становится понятно, что энергостанция была уничтожена в первую очередь и, на время пока Белый город переходил на автономное питание, погасло уличное освещение. Обычное же электроснабжение не прерывалась, и под льющуюся негромкую музыку от неба до земли вставали столбы света, чтобы вспухнуть стремительно растущими белыми куполами в месте касания поверхности. Никаких огненных грибов, которые любят показывать в фильмах, не было, или их невидно ночью? Просто стремительно расширяющиеся полусферы, пронизанные светом, и низкий гул и вибрация поверхности. Обычно такая надежная земная твердь — в эти мгновения превратилась в некое подобия болотной ряски — вроде бы и держит, но четко понимаешь, что от бездны тебя практически ничего не отделяет.
Нам сильно повезло, что на набережной было все же мало людей. Отдельные группки растерянных и ошарашенных происходящим не сливались в единое людское море, и даже отчаянные вопли потерявших в темноте родных не смогли заразить окружающих паникой. Повезло, случись всем слиться в не рассуждающую мятущуюся толпу, которая так легко растаптывает упавших, и потери оказались бы громадными. Но, несмотря на творящийся ужас, продолжала звучать музыка, а рядом оставались многочисленные освещенные кафешки.
А потом включилось освещение и растерянные люди недоуменно переглядывались, пытаясь убедить себя, что всё это им привиделось с пьяных глаз, однако зарево, начинающее подниматься над портом, было видимо уже и при свете фонарей, не оставляя никаких иллюзий.
И все пошли. Наверное, были какие-то команды, но я их не слышал. Просто вся людская масса пришла в движение, уплывая в сторону площади возле ратуши. Шли молча, потрясенные увиденным и пытаясь прийти в себя, только «потеряшки» своими воплями нарушали тишину, да шарканье ног. Такое ощущение нереальности происходящего бывает порой в ночных кошмарах, как и жгучее желание проснуться.
На входе на площадь стояла какая-то броня, все обтекали ее, явно не замечая, а мне она сильно не понравилась — слишком легко могла развернуться, перегородив выход. Попробовал вернуться, но противиться людскому потоку было невозможно, потому просто попробовал отойти в сторону, в предполагаемую мертвую зону этого монстра. И кажется вовремя — организаторы этого схождения явно упустили время, дожидаясь пока подойдут последние, подгоняемые на площадь патрулями, разрозненные группки на небольшой площади таки слились в людское море, которое с каждой секундой начинало волноваться все больше и больше, сначала тихие разговоры становились все громче, каждый, очнувшись, спешил познакомить окружающих со своим мнением, и тут-то там начинали проскакивать истерические нотки.
Так что, когда кряжистый мужичек с заметными залысинами полез на стоявший на противоположной стороне бронетранспортер, на него уже никто не обращал внимания — все пытались перекричать всех и до всплеска паники в замкнутом пространстве площади, а патрули надежно запечатали все выходы, оставалось очень недолго. Но и церемониться с нами никто не собирался. Мужичок взмахнул рукой, и торчащий из башни ствол гауссовой пушки ожил, прочертив воздух над головами струями раскаленных от трения об воздух шариков.
Все невольно втянули головы, над площадью разнеслось усиленное динамиками: — «ЛЕЖАТЬ!!», и ствол неспешно пошел назад, посылая новую струю уже гораздо ниже — где-то на уровне пояса. Не удивительно, что у всех разом подкосились колени, и остальное пришлось смотреть уже с земли. Когда прямо над тобой проносится смерть, чтобы погаснуть в стенах ближайших домов, тут не до рассуждения о гражданских свободах.
Мужичок, тем временем, поспешил воспользоваться образовавшейся паузой:
— Вот, значится, и отлично… — заявил он, размахивая здоровенным кулаком в подтверждение своих слов. — Так вам слушать будет даже, значится, удобнее. Вы тока какую дуру, что вскочить захочет, значится, придерживайте… А то дура она одна, а пострадать могут все ее соседи.
Слегка повернувшаяся башня придала немалой весомости его словам, а сопроводивший это действия негромкий взвизг сервоприводов громом пронесся над площадью — настолько стало тихо. Кажется, никто и не дышал. Оратор, оценив всеобщее внимание, одобрительно кивнул и продолжил.
— Значится, я говорить красиво не умею, потому скажу прямо. Только что на планету для подавления массовых беспорядков прибыли наемные войска Корпорации…
«Не может быть… Тут ведь не было никаких беспорядков…» — впрочем когда и кому это мешало? В газетах потом напишут именно так…
— Начали они, как вы видели, с массированного орбитального удара. Что, значится, говорит о том, что никто из здесь присутствующих им, значится, не нужен. Нас вообще, значится, нет, или, по крайней мере, все уже вне закона.
Простые и понятные слова тяжелыми металлическими шарами падали внутрь черепа, порождая гулкое эхо, в пустой голове гуляла только одна мысль:-«Они знали!», и мужичек не замедлил подтвердить эту догадку.
— Это, значится, была политинформация. Теперь о делах наших скорбных — не стоит рвать волосы на жопе и считать, что все погибло. Пусть и очень скоро сюда явятся войска для окончательной зачистки, просто так сдохнуть вам никто не даст. Сейчас подниметесь и получите с собой немного еды и пинок, в какую сторону надо бежать, чтобы сохранить свою шкуру в целостности.
Взгляд оратора стал суровым, хотя увидеть это достоверно не было никакой возможности, а кулак отрубил нечто в воздухе весьма решительно:
— А еще, больше не советую некоторым считать, что раз власти над ними нет, так и творить можно, что угодно. Желающие жить по праву сильного закончат эту жизнь очень быстро, у ближайшей стенки. Это я вам гарантирую. Касается чего угодно — от желания покопаться в развалинах, до отобранной спички.
На краю площади возникло какое-то шевеление, видимо соседи не дали кому-то вскочить, над толпой пронеслось отчаянное: — «Мама!!», сменившееся приглушенными рыданиями. Фигура на броневике горестно покачала головой:
— Я понимаю, в разрушенных кварталах у многих остались родные… Может, они даже сейчас еще живы, хотя это вряд ли.
«Тут он прав…» — стоило закрыть глаза, как перед ними мигом встали издевательские цифры: обычная болванка врезающаяся в поверхность почти на второй космической скорости, а для снижения трения об атмосферу у снаряда есть специальная форма и специальное «скользкое» керамическое покрытие, несет энергию намного большую, чем любая взрывчатка той же массы. Килограмм любого металла на скорости в десять километров в секунду в момент попадания выделяет энергию, равную двенадцати килограмм тротила.
Но это еще не всё, очень многие считают, что чистые металлы неспособны взорваться и в принципе это верно — при обычных давлениях и температурах. Но эти барьеры могут быть легко обойдены, например, за счет увеличения поверхности реакции — обычно и известное всем железо способно не только гореть, если его измельчить до частиц в несколько микронов. Название «пирофорное железо» говорит само за себя, оно же в контакте с водой способно и вовсе взорваться. Количество же энергии в килограмме вызовет зависть у любой обычной взрывчатки — в том же килограмме железа ее — до пяти килограмм тротила. Это у простого железа, не говоря уже об алюминии, из сплава которого, собственно, и сделаны корпуса планетарных бомб — его теплота сгорания равняется пятнадцати килограммам тротила и превышает даже кинетическую энергию.
Собственно, именно поэтому так ценился и ценится уран — в качестве начинки бронебойных снарядов. Сравнимый по твердости со сталью, превышающий ее больше, чем вдвое по плотности он, после пробития брони, превращается в порошок, сгорающий с немалым эффектом для неудачников. Но при космических скоростях столкновения, такой способностью обладает уже любое твердое тело. Этот эффект мгновенного разрушения твердого тела, минуя стадию плавления и кипения, имеет собственное название — «реологический взрыв».
Электронное облако внутри кристаллической решетки как бы «проскальзывает» в момент столкновения, а сама решетка разрывается кулоновским расталкиванием положительно заряженных ядер, которое враз перестало компенсироваться электронами. Твердое тело мгновенно переходит в газообразное состояние, разлетающиеся потоки мало того, что порождают мощную ударную волну, так еще и активно поглощают из воздуха кислород и вообще активно взаимодействуют с любыми окислителями. Что многократно увеличивает объем зоны реакции и ее температуру до нескольких тысяч градусов. Но и этого мало — расширение продуктов из эпицентра сменяется сжатием. Отрицательная волна давления легко затекает за препятствия и в укрытия, добивая тех, кто мог бы уцелеть там.
— … но позволить остаться в городе мы можем только тем, кто согласен взять в руки оружие. — Приводит меня в чувство усиленный динамиками голос оратора. — Тогда у вас будет время выяснить судьбу близких. До того момента, как сюда прибудет десант. — Фигура опять качает головой.
— Не думаю, что они задержатся. Значится, с первыми лучами солнца надо ждать гостей… И скажу прямо — шансов у тех, кто, значится, будет прикрывать отход и эвакуацию, считай что никаких. Потому все же рекомендую не геройствовать, а сбиваться человек по десять и организованно драпать. Желающие быть полезными могут, значится, проявить себя и там — женщинам и прочим тоже понадобится защита.
Человек еще раз покрутил головой из стороны в сторону, будто ему мешал воротник и со словами:
— Вот, значится, все сказал. Сейчас поднимаемся и топаем вдоль по набережной — паек, значится, получать. Не толпиться. Желающие повоевать тоже получают еду, а потом принимают влево — там будут машины для записи добровольцев. — Оратор спрыгнул вниз, разом став невидимым.
Потом было не слишком долгое стояние в очереди по исходу которого мне в руки сунули кулек с двумя полуторалитровыми бутылками воды и чем-то в вакуумной упаковке, наверное, трехдневным запасом жиров и белков. Потому как углеводы присутствовали в виде буханки хлеба и килограммовой пачки неопределяемой на ощупь крупы, толи гречка, толи пшенка, но скорее всего — перловка.
Некоторое время просто постоял в сторонке, наблюдая, как мимо течет поток перепуганных женщин, местами и с детьми, и угрюмых мужчин. Повспоминал сорок лет не слишком толково прожитой жизни, а как по-другому, если ничего толком после и не останется. Посмотрел на формирование групп эвакуации — из десятка перепуганных людей вытаскивали пару мужиков покрепче, вручали им две пачки соли, котелок, туристический топорик с ножом в рукояти, компас и карту. Потом всех требовали назваться, предупреждали новоявленных вожаков, что за каждого они отвечают головой, а остальных — что надо держаться всем вместе, заставляли все, что есть электронного, вплоть до часов и украшений, завернуть в фольгу и отправляли дальше на север.
Прикинул скорость перемещения такой колонны и оставшееся до рассвета время, да и встал в конец короткой очереди желающих повоевать — не хочется, знаете ли, умереть уставшим, да и не факт что живые не будут завидовать мертвым.
«Фамилия, имя, отчество…» — бубнит усталый голос. Поднимаю взгляд — оп-па, маячившая впереди спина за время моей задумчивости уже успела отойти в сторону сжимая в лапе какое-то орудие смертоубийства, а на меня с борта машины смотрит выдающий — в его взгляде нет даже раздражения, только усталость.
Два торопливых шага вперед: — «Пархомов Игорь Федорович КР-567-33-15»- и, не дожидаясь вопроса о профессии — «бухгалтер-аудитор». После чего взгляд сам уткнулся в землю, вот уж не думал, что мне придеться стыдиться того, чем раньше гордился. Пауза затягивается и меня начинают терзать смутные сомнения — а не выгонят ли меня вообще со столь «не боевой» профессией. Отваживаюсь даже поднять взгляд и набираюсь духом, чтобы начать оправдываться и уверять, что стрелять я умею и даже регулярно, два раза в месяц ходил с друзьями в тир, как замечаю растерянное выражение на лице выдающего.
— Бухгалтер-аудитор, значит… — задумчиво тянет он, чеша в затылке, а потом повинно разводит руками. — Извини, пушки для тебя нет… Хотя! — осененный какой-то мыслью, он опрометью кидается вглубь кузова, оттуда доносятся глухие звуки и возглас: «А то я уж не знал, кому отдать лапочку, а то все вроде грамотные, а толком ни читать, ни считать не умеют!»
Через миг передо мной появляется небольшой холм из ленточек, этот предмет смутно узнаваем по фильмам, хотя ленточки почему-то не зелено-коричневые, а серо-белые. На верх этого холма приземляется винтовка, на которую я таращусь во все глаза.
Интересно, какой музей ограбили ассамблейцы, чтобы стащить из него такой антиквариат? Это же «Выхлоп», он же даже не на пневмопатронах, а на настоящем порохе, и воспламенение не электро, а настоящее капсюльное! О чем и свидетельствует со всей очевидностью краткое руководство, которое я успеваю проглядеть, привычно запоминая все самое важное, пока мой собеседник, матерясь и гремя железом, ищет к оружию глушитель, патроны, прицел и приспособления для чистки.
А с другой стороны — чего еще надо? Дистанция боя у него оптимальная для боя в городе, шестьсот метров. Предназначенное при разработке для поражения легкобронированной техники оружие, в наше время сможет поразить пехотинца в среднем экзоскелете метров за двести-триста, если повезет. Если еще сильнее повезет — возьмет и тяжелый скаф, в упор, или метров с пятидесяти, что впрочем одно и тоже.
— Ты не сомневайся, — ладонь похлопывает по камуфляжу, — с этим и укрытия искать не надо — ложишься просто на дорогу и тебя с десяти шагов никто от кучи строительного мусора не отличит. Благо его теперь… — по лицу напротив пробегает мгновенная судорога, превращая улыбку в оскал, — столько — весь город в руинах.
И ведь действительно, ну и выдали старье, которое лет как пятьдесят своего срока на складе ждало, так, а чего еще ждать ополченцу — он дай Бог, чтобы в сторону противника пару раз выстрелить успел. Не дульнозарядный кремниевый карабин времен англо-зулусской войны дали и то хорошо. Тем более, что упавшая сверху таблица поправок для боеприпасов примиряет с действительностью — все правильно, не стоит тратить деньги на ствол, из которого может и не выстрелят, если вместо этого можно купить новые боеприпасы. Война — это экономика.
Видимо, заметив мои колебания, широкая как лопата ладонь похлопывает по прикладу «Выхлопа».
— Ты не волнуйся. Это тебе больше для самоуспокоения. Шоб голым себя не чувствовал, а это основное, — перед глазами появляется наконец прицел, и «небольшое» руководство к этому чуду, оно втрое толще всего уже полученного, один перечень возможных режимов занимает страницу — когда все это читать?
— Во, видишь парней с самоваром? — Широкая ладонь показывает вправо, где мнется с ноги на ногу четверка парней. Судя по габаритам — портовые грузчики. Понять бы еще, что за «самовар», но если присмотреться, то возле их ног видна какя-то труба — действительно на самовар похоже. Легшая поверх всей макулатуры корявая копия «Таблица поправок к ротному 102мм миномету» решает все сомнения.
— Это теперь твой расчет. Принимай под командование. Сразу назначь наблюдателя-заместителя, чтобы руководил. Ты будешь им только поправки давать и активные мины наводить. Вот визоры, таблица позывных и частот. Все понятно?
— Да.
Но едва успеваю отойти, пытаясь не растерять ничего и параллельно разобраться с визорами, хвала богам — вся выданная макулатура в них продублирована и даже больше — присутствует интерфейс к баллистическому вычислителю в прицеле, как в спину летит оклик.
— И вот еще что, бухгалтер… Ты без геройства. За потерю оружия в боевой обстановке по головке не погладят, но, в случае чего — бросайте нехрен плиту, вам без нее драпать будет гораздо проще, а точность пострадает несильно. Ты главное людей сбереги. Если уж совсем прижмет — попробуйте вынести прицел. Все понял?
Молча киваю. Черт возьми, а мне это уже нравится — первый раз слышу что люди важнее. Такое вдохновляет и подсказывает решение:
— Я тут с другом робота повышенной проходимости собирал. Это хобби такое. Он здесь, в белом городе жил, значит должен был уцелеть. Думаю мы его под перевозку приспособим — все же не на руках ствол и ящики с минами таскать…
Глаза выдающего лезут на лоб.
— Хорошо придумал. Рад, что я в тебе не ошибся, — похвала неожиданно согревает и, улыбаясь во весь рот, поворачиваюсь к своим будущим боевым товарищам. В ответ расцветают настороженные улыбки, и меня вдруг пронизывает удивительное чувство — общности и единения с совершенно незнакомыми, но уже близкими людьми.
«Ну что, ребята, давайте знакомится…»
* * *
— Гексоген бодяжишь? Люменявого порошку положить не забыл? — проскрипел над ухом потусторонний «злодейский» голос.
Рука, до того болтавшая палкой в горловине закопанной в землю бочки, слегка потянула ее вверх, как бы раздумывая — не вытянуть ли шутника вдоль хребта, но потом вернулась к равномерному помешиванию. В место радикальных действий пацан, на вид лет одиннадцати, шмыгнул веснушчатым, многократно обожжённым на солнце и облезлым носом и буркнул недовольно, старательно копируя «взрослые» интонации:
— Дурак ты, Федька, и шутки у тебя дурацкие…
В ответ второй мальчишка тряхнул огненными кудрями и, почесав в затылке, звонким голосом извинился:
— Да нее… Я серьезно! — И потрусил за ручки прозрачный хозяйственный кулек, в котором переливалась под солнцем серебристая пыль.
— Ну так бы и сказал… Это дело! — буркнул курносый и через секунду в горловину бочки струей потекло живое серебро.
— А че ты так рано прибежал, неужели закончили? — решил сменить гнев на милость облезлый.
— Ага, — кивнул Федор, — коробки с рубленой арматурой мы линзой выложили, пустыми коробками их со сторон борта обложили. А мешки с торфом взрослые таскают — «тяжелые они для вас» говорят. Да и погнали. А я сюда пошел — посмотреть, чегой-то вы, Петр Васильевич, тут все возитесь? — Рыжий опять, тряхнув кудрями, отвесил шутовской поклон, видимо не мог он долго обходится без своих хохмочек.
Упомянутый Петька его шутейство проигнорировал, а просто вскинул руку козырьком к облупленному носу. От «их» поворота дорога среди зарослей кустарника просматривалась метров на сто пятьдесят — двести, и была отмечена несколькими приткнувшимися по обочинам «брошенными» автомобилями. Колонна беженцев свернула в зеленку раньше, а конец проложенного ложного следа сейчас мальчишки и наблюдали.
Вероятная погоня должна была пойти по этим следам сюда, за поворот, и немного не дойти до осевшего на пробитые скаты трехосного грузовика, возле которого сейчас суетились человеческие фигурки, укладывая в кузов мешки с «удобрением». Собственно, это и на самом деле было удобрением, таже смесь аммиачной селитры и самого обычного торфа. Вопрос только в пропорциях.
От этой мысли Петьку невольно передернуло:
— И не страшно, больше десяти тон ведь…
— Ага, — довольно хмыкнул Федька, — и полторы тонны рубленной двадцать второй арматуры, чуть пупы не развязались пока укладывали. Зато даже танку мало не покажется — один дуршляг из него будет!
И тут, видимо, до него дошла суть опасения собеседника, но куражиться он не стал, а вместо этого задорно тряхнул головой:
— Да не! Этот ди-мамонт… дианамот… дихло… тфу, ты! Вот уж названьице! Но главное, что он не то, что сам, или там от огня, или удара не взрывается, в него можно спокойно из ружья стрелять! И даже из пушки, во! — но тут, поймав скептический взгляд, поспешил поправиться: — тока не слишком большим калибром. Его специально такой взяли — вдруг этим…
Тут Федор втянул голову в плечи, будто почувствовав приближение подзатыльника и воровато оглянулся, по близости никого из взрослых, готовых «наградить» за неположенное по возрасту словцо не наблюдалось. Но он все равно проглотил ругательство и продолжил на тон ниже:
— Чтобы если они заподозрят засаду и решат ее обстрелять, раньше времени не рвануло. А ин-и-ци-ру-щий заряд — он внизу и за наклонной броневой пластиной стоит — фиг они в него попадут!
И тут Рыжик явно вспомнил начало разговора:
— Ты мне зубы-то не заговаривай! Отвечай прямо — чего стока валандаетесь? Али гостей ждете?
— Да понимаешь какое дело… — теперь настала очередь Петра виновато чесать в затылке свободной от палки рукой, — мыло нам дали вместо порошка. Хрен его знает что там напутали… — конопатый тоже прикусил язык, но вокруг по-прежнему не было никого, и сорвавшееся словцо осталось безнаказанным.
— Э, ты погоди… — задумчиво потянул Федор, — ведь и мыло можно!
— Можно-то — можно, — чуть не плача заявил Петр, — да оно же кусками! Его же тереть надо!! Язви его душу!!
И безнадежно махнул в сторону, где парочка пацанов года на два-три постарше, шипя сквозь зубы, пытались натереть мыло на громадной терке.
— Оп-па, а я то думал — че это они далают? А вона оно как.
— Ага, — уныло ответил конопатый, — на одну бочку с грехом пополам натерли, а с остальным — хоть плачь. Помог бы, а? — в глазах Петра проскочила робкая надежда на спасение от позора. Все же просить о помощи сверстника — это легче, чем признаваться взрослому, что умудрился завалить порученное тебе настоящее дело.
— А, и помогу, — тряхнул рыжими кудрями собеседник и в глазах его замелькали огоньки, обычно служившие предвестниками очередной каверзы после которой неугомонному проказнику несколько дней приходилось спать на животе. Петр тоже заметил эти предвестники и открыл уже было рот, чтобы отказаться от столь сомнительной помощи, но Рыжика уже несло вниз по склону к цепочке брошенных автомобилей.
Помелькав между ними, он рысью побежал назад, неся в охапке красный цилиндр чуть не в четверть себя размером. При ближайшем рассмотрении непонятный предмет оказался огнетушителем. Отмахнувшись от недоуменных вопросов, Федор, со словами: «Учитесь, пока я жив», — поставил на камень нераспечатанный картонный ящик с мылом и обдал его долгой струей газа из раструба.
Камень и стенки коробки покрылись изморозью, а Рыжик, со словами: «От винта!» — сдернул с плеча свою однозарядку и всадил в бок коробки пулю шестнадцатого калибра. Тут уж посмотреть на результат сбежались все, но выходного отверстия не было, потому все недоуменно уставились на поднимающегося с земли Федора.
Тот многозначительно почесал отбитый зад, достал нож и распорол коробку вдоль, после чего все ахнули — она была наполнена крупинками, в которые пуля превратила замороженное мыло.
Рыжик гордо шмыгнул носом и важничая поинтересовался: «Дальше сами разберетесь, али повторить надо?». После чего принялся почивать на лаврах.
Буквально за пять минут остальные бочки были заправлены и оставалось только помешивать в ожидании, пока смесь разойдется.
А потом подошел сосед, объявил «благодарность за службу» и погнал мальцов в тыл, дескать — нечего им тут больше болтаться, скоро и стрелять могут начать. Попытки поканючить успехом не увенчались. Рыжий даже в запале позабыл о вежливости (и осторожности), заявив:
— Да я, дядя Игорь, быстрее всех бегаю — успею еще уйти!
На что сосед лукаво усмехнувшись ответил:
— Ну уж всяко не быстрее меня, иначе б в мой сад за яблоками еще не раз слазил, Лопоухий ты наш! — и ласково потянулся к пряжке ремня.
После чего всех спорщиков просто ветром сдуло, а Федор, действительно самый быстроногий, несся впереди всех, пламенея не только волосами, но и ушами — пострадавший орган видать обладал собственной памятью и теперь заново переживал тот неудачный налет на соседский сад.
На вершине пологого холма Петр оглянулся, чтобы полюбоваться на результаты трудов своих — внизу между поросшими кустарником и низкими деревьями холмами убегала дорога. На ней виднелись брошенные автомобили и даже грузовик, которому предстоит встретить пришлых чудовищным ударом и ливнем шрапнели, где-то справа возле поворота затерялись «их» бочки. Они должны поставить огненную стену на пути тех, кто останется жив после взрыва и побежит обратно.
«Приходите, Гости дорогие, всё к вашему визиту готово. Гость в дом — радость в дом» — прошептали побелевшие от ненависти мальчишеские губы.
* * *
— Гексоген бодяжишь? Люменявого порошку положить не забыл? — проскрипел над ухом потусторонний «злодейский» голос.
Рука, до того болтавшая палкой в горловине закопанной в землю бочки, слегка потянула ее вверх, как бы раздумывая — не вытянуть ли шутника вдоль хребта, но потом вернулась к равномерному помешиванию. В место радикальных действий пацан, на вид лет одиннадцати, шмыгнул веснушчатым, многократно обожжённым на солнце и облезлым носом и буркнул недовольно, старательно копируя «взрослые» интонации:
— Дурак ты, Федька, и шутки у тебя дурацкие…
В ответ второй мальчишка тряхнул огненными кудрями и, почесав в затылке, звонким голосом извинился:
— Да нее… Я серьезно! — И потрусил за ручки прозрачный хозяйственный кулек, в котором переливалась под солнцем серебристая пыль.
— Ну так бы и сказал… Это дело! — буркнул курносый и через секунду в горловину бочки струей потекло живое серебро.
— А че ты так рано прибежал, неужели закончили? — решил сменить гнев на милость облезлый.
— Ага, — кивнул Федор, — коробки с рубленой арматурой мы линзой выложили, пустыми коробками их со сторон борта обложили. А мешки с торфом взрослые таскают — «тяжелые они для вас» говорят. Да и погнали. А я сюда пошел — посмотреть, чегой-то вы, Петр Васильевич, тут все возитесь? — Рыжий опять, тряхнув кудрями, отвесил шутовской поклон, видимо не мог он долго обходится без своих хохмочек.
Упомянутый Петька его шутейство проигнорировал, а просто вскинул руку козырьком к облупленному носу. От «их» поворота дорога среди зарослей кустарника просматривалась метров на сто пятьдесят — двести, и была отмечена несколькими приткнувшимися по обочинам «брошенными» автомобилями. Колонна беженцев свернула в зеленку раньше, а конец проложенного ложного следа сейчас мальчишки и наблюдали.
Вероятная погоня должна была пойти по этим следам сюда, за поворот, и немного не дойти до осевшего на пробитые скаты трехосного грузовика, возле которого сейчас суетились человеческие фигурки, укладывая в кузов мешки с «удобрением». Собственно, это и на самом деле было удобрением, таже смесь аммиачной селитры и самого обычного торфа. Вопрос только в пропорциях.
От этой мысли Петьку невольно передернуло:
— И не страшно, больше десяти тон ведь…
— Ага, — довольно хмыкнул Федька, — и полторы тонны рубленной двадцать второй арматуры, чуть пупы не развязались пока укладывали. Зато даже танку мало не покажется — один дуршляг из него будет!
И тут, видимо, до него дошла суть опасения собеседника, но куражиться он не стал, а вместо этого задорно тряхнул головой:
— Да не! Этот ди-мамонт… дианамот… дихло… тфу, ты! Вот уж названьице! Но главное, что он не то, что сам, или там от огня, или удара не взрывается, в него можно спокойно из ружья стрелять! И даже из пушки, во! — но тут, поймав скептический взгляд, поспешил поправиться: — тока не слишком большим калибром. Его специально такой взяли — вдруг этим…
Тут Федор втянул голову в плечи, будто почувствовав приближение подзатыльника и воровато оглянулся, по близости никого из взрослых, готовых «наградить» за неположенное по возрасту словцо не наблюдалось. Но он все равно проглотил ругательство и продолжил на тон ниже:
— Чтобы если они заподозрят засаду и решат ее обстрелять, раньше времени не рвануло. А ин-и-ци-ру-щий заряд — он внизу и за наклонной броневой пластиной стоит — фиг они в него попадут!
И тут Рыжик явно вспомнил начало разговора:
— Ты мне зубы-то не заговаривай! Отвечай прямо — чего стока валандаетесь? Али гостей ждете?
— Да понимаешь какое дело… — теперь настала очередь Петра виновато чесать в затылке свободной от палки рукой, — мыло нам дали вместо порошка. Хрен его знает что там напутали… — конопатый тоже прикусил язык, но вокруг по-прежнему не было никого, и сорвавшееся словцо осталось безнаказанным.
— Э, ты погоди… — задумчиво потянул Федор, — ведь и мыло можно!
— Можно-то — можно, — чуть не плача заявил Петр, — да оно же кусками! Его же тереть надо!! Язви его душу!!
И безнадежно махнул в сторону, где парочка пацанов года на два-три постарше, шипя сквозь зубы, пытались натереть мыло на громадной терке.
— Оп-па, а я то думал — че это они далают? А вона оно как.
— Ага, — уныло ответил конопатый, — на одну бочку с грехом пополам натерли, а с остальным — хоть плачь. Помог бы, а? — в глазах Петра проскочила робкая надежда на спасение от позора. Все же просить о помощи сверстника — это легче, чем признаваться взрослому, что умудрился завалить порученное тебе настоящее дело.
— А, и помогу, — тряхнул рыжими кудрями собеседник и в глазах его замелькали огоньки, обычно служившие предвестниками очередной каверзы после которой неугомонному проказнику несколько дней приходилось спать на животе. Петр тоже заметил эти предвестники и открыл уже было рот, чтобы отказаться от столь сомнительной помощи, но Рыжика уже несло вниз по склону к цепочке брошенных автомобилей.
Помелькав между ними, он рысью побежал назад, неся в охапке красный цилиндр чуть не в четверть себя размером. При ближайшем рассмотрении непонятный предмет оказался огнетушителем. Отмахнувшись от недоуменных вопросов, Федор, со словами: «Учитесь, пока я жив», — поставил на камень нераспечатанный картонный ящик с мылом и обдал его долгой струей газа из раструба.
Камень и стенки коробки покрылись изморозью, а Рыжик, со словами: «От винта!» — сдернул с плеча свою однозарядку и всадил в бок коробки пулю шестнадцатого калибра. Тут уж посмотреть на результат сбежались все, но выходного отверстия не было, потому все недоуменно уставились на поднимающегося с земли Федора.
Тот многозначительно почесал отбитый зад, достал нож и распорол коробку вдоль, после чего все ахнули — она была наполнена крупинками, в которые пуля превратила замороженное мыло.
Рыжик гордо шмыгнул носом и важничая поинтересовался: «Дальше сами разберетесь, али повторить надо?». После чего принялся почивать на лаврах.
Буквально за пять минут остальные бочки были заправлены и оставалось только помешивать в ожидании, пока смесь разойдется.
А потом подошел сосед, объявил «благодарность за службу» и погнал мальцов в тыл, дескать — нечего им тут больше болтаться, скоро и стрелять могут начать. Попытки поканючить успехом не увенчались. Рыжий даже в запале позабыл о вежливости (и осторожности), заявив:
— Да я, дядя Игорь, быстрее всех бегаю — успею еще уйти!
На что сосед лукаво усмехнувшись ответил:
— Ну уж всяко не быстрее меня, иначе б в мой сад за яблоками еще не раз слазил, Лопоухий ты наш! — и ласково потянулся к пряжке ремня.
После чего всех спорщиков просто ветром сдуло, а Федор, действительно самый быстроногий, несся впереди всех, пламенея не только волосами, но и ушами — пострадавший орган видать обладал собственной памятью и теперь заново переживал тот неудачный налет на соседский сад.
На вершине пологого холма Петр оглянулся, чтобы полюбоваться на результаты трудов своих — внизу между поросшими кустарником и низкими деревьями холмами убегала дорога. На ней виднелись брошенные автомобили и даже грузовик, которому предстоит встретить пришлых чудовищным ударом и ливнем шрапнели, где-то справа возле поворота затерялись «их» бочки. Они должны поставить огненную стену на пути тех, кто останется жив после взрыва и побежит обратно.
«Приходите, Гости дорогие, всё к вашему визиту готово. Гость в дом — радость в дом» — прошептали побелевшие от ненависти мальчишеские губы.
* * *
— Федорович, ты бы это… подошел по скорее.
Невысокий сорокалетний крепыш оторвался от рации и раздраженно глянул на переминающегося с ноги на ногу парня. «Хотя какой он парень?» — мысленно поправил себя упомянутый Федорович, «двадцать пять лет уже и залысины на полголовы, разве что до сих пор не женатый».
От оглядывания визитер еще больше смутился, но продолжал гнуть свою линию.
— Там пополнение от смежников прибыло…
— Так вас его принять и послали! В чем дело — ерундовую работу без няньки выполнить не можете? Вояки, вашу мать! — раздражение выплеснулось и резко пропало, не найдя цели — собеседник только горестно вздохнул и махнул головой в сторону ближайшего угла, безмолвно намекая, что самому посмотреть будет проще и быстрее, чем выслушивать косноязычные объяснения.
За углом стояли три бортовых грузовика, из которых выгружали и складывали на брусчатку аляповато покрашенные зеленовато-коричневыми пятнами пластиковые чемоданы с лямками. На первый взгляд — ничего требующего срочного вмешательства. Второй взгляд впрочем искомый бардак обнаружил — большая часть личного состава сбилась в кучки и что-то активно обсуждала. На повышенных тонах и активно при этом размахивая руками.
И без того не блещущие выправкой отделения потеряли последнее сходство с воинскими подразделениями и превратились просто в толпу ошарашенных новостью мужиков. Идти к ним выяснять суть происходящего было как-то несолидно, да и борт ближайшего грузовика был ближе. Два шага и можно заглянуть под тент.
— Ой! Здрасте, дядя Паша! — поприветствовали его от туда знакомой щербатой улыбкой и писклявым голосом.
Кажется, именно это и называется «пыльным мешком из-за угла». Руки успели принять и сложить полтора десятка чемоданов в три аккуратные стопочки, а голова все никак не могла прийти в норму и поверить в произошедшее. Наконец вместо очередного ящика в руках оказался набитый рюкзак, затем в плечо уперлась узенькая ладошка, а руки легко охватили тонкую талию и сняли вниз не слишком тяжелое тело.
Глаза, все еще не веря, пробежали сверху вниз по наряженной в камуфляж щуплой фигурке — от оттопыренных ушей и курносого носа в веснушках, до обутых в тридцать пятого размера берцы ног, особенно задержавшись на торчащих из трижды подвернутых рукавов худых руках, более похожих на ветки. Уши тем временем подвергались массированной атаке:
— Ой, дядя Паша, я такая радая, Вы просто не представляете! Мы с ребятами-девчатами уже сдружились, а тут ведь привидеться расстаться. Да и вообще — шутка ли — тремя взрослыми командовать. Но я справлюсь! Просто как-то все равно не по себе. Я так рада, что вы тоже с нами, а можно я в в вашем отделении буду? Ой, наверное нельзя — вы ведь тут всеми командуете? Правда? Вот все ребята удивятся, что я Вас хорошо знаю…
— Машка, ты что тут делаешь? — ошарашенная новостями голова очевидно не нашла более глупого вопроса для озвучивания, пока глаза, все еще не веря, продолжали пялиться на невесть как тут оказавшуюся двоюродную племянницу.
— Ой! — полыхнув налившимися кровью ушами, девушка быстро оглянулась и, закусив губу, покраснела лицом так, что на нем как подсолнухи на маковом поле выделились даже самые мелкие веснушки, — Извините… Товарищ командир, разрешите стать в строй?!
И окончательно смутившись и не дожидаясь ответа, подхватила свой рюкзак, нырнула в середину некоего подобия строя, который образовали вновь прибывшие возле своих «чемоданов». Павел Федорович обвел глазами эту не слишком прямую шеренгу — никого старше четырнадцати лет в ней наблюдалось — и наконец понял, что все вокруг смотрят исключительно на него. Руки сами сорвали с пояса коробочку рации.
— Колобок, твою мать! Ты соображаешь вообще что ты делаешь?!
— Могилу… себе… копаю… А к чему интересуешься? — раздался из динамика голос перемежаемый пыхтением.
— Какую могилу? — кажется сегодня был день дурацких вопросов.
— Аааа… Это наш военрук так… часто…говорил — «солдат перед боем должен старательно окопаться — чтобы не утруждать противника рытьем могил после боя». Ты… дело… говори! — пропыхтели в ответ.
— Бл. ть!! А я что спрашиваю?! Ты, сука, кого мне прислал???
— Операторов мобильного противотанкового ракетного комплекса «Малютка». Единственного, между прочим, нашего козыря против бронетехники карателей. А ты, бл. ть чего ждал?! Чудо богатырей?! Да где я по-твоему их возьму в такие сроки, и вообще — кого можно обучить за два месяца на оператора, не привлекая при этом внимания? — Голос вдруг упал с повышенных тонов и стал очень усталым и тусклым. — Только заядлых геймеров… Сначала — обучение теории и тактике под видом прохождения новой игрушки. Потом сетевые соревнования, чтобы отобрать лучших. Потом летний лагерь, где выигравшим в качестве приза позволено самостоятельно склеить игрушки из стеклоткани и даже провести настоящие боевые стрельбы…
Далекий голос помолчал, а потом от души выматерился.
— Так что принимай, Федорович, нашу самую грозную силу под свое командование — семьдесят четыре сопляка и соплячки от двенадцати до пятнадцати и триста пусков. Потому как больше все равно ничего нет.
— Ну и сука ты, Колобок…
— Я знаю. Война все спишет. А проиграем — никто на возраст смотреть все равно не станет. Не мне тебе это объяснять. — Последовала такая долгая пауза, что показалось, будто собеседник отключился, но все же он продолжил: — Ты только вот что учти… и остальным передай. В этом возрасте детишки очень смелые, просто потому, что в смерть не верят. Так что в бою их слушаться, как господа бога, но как отстреляются — совать в подмышку и волочь в тыл. У вас именно для этого три здоровых мужика в расчете — передай, что без оператора, в любом состоянии, и прицела — им назад к своим лучше не выходить. Головой отвечают.
Опять пауза закончившаяся: «Заболтался я с тобой, а у меня через двадцать минут гости. Не копайтесь там. Отбой», — и Павел, отняв рацию от уха, встретился глазами с почти полутысячей взглядов. Пришлось, горкнув: «Смирно», — привести и себя и остальных в чувство. Действительно, надо было еще очень много чего сделать.
Война ждать не будет.
* * *
Закрывается неприметная дверь с надписью «Щитовая?67/2», пряча за собой проход в резервный командный пункт планетарной обороны. Увы, в данный момент совершенно бесполезный, мощность выведенных на низкую орбиту глушилок такова, что сейчас на планете не работают многие бытовые приборы, а не только вся связь.
Невольно хмыкнул, похоже, многим придется теперь увидеть реверс широкого проникновения в жизнь беспроводных технологий, оно конечно удобно, когда кофеварку можно включить не вставая с дивана, или просмотреть содержимое холодильника прямо с работы и прикупить нужных продуктов, но вот когда в общую сеть подключаются заодно и газовые колонки… Чтобы там не орали производители про устойчивость их устройств к хакерским атакам, но если брешь в защите вдруг обнаружится, то шуму будет много. Пару кварталов взлетевших на воздух — это действительно не тихое действие.
Чуть не споткнулся, вспомнив, что управление всем коммунальным хозяйством тоже идет в основном через воздух. Хрен с ними, со светофорами, без света сложнее, а вот если на насосных станциях операторы не догадаются сбросить давление, или то же не сделает за них автоматика, будет настоящая «бомба ЖЭК: ни воды, ни света и в говне по колено». Гидроудар в канализационных и водонапорных сетях такая штука, которая может вызывать смех только в пересказе, а вот имеющим дело с ликвидацией последствий, будет совсем не до смеха.
Унылые стенки подземного туннеля со змеящимися по ним кабелями сменяются развилкой. Кажется мне налево, к «дальней будке», в этом подземном лабиринте под космодромом КП может проработать еще не один год, оставаясь необнаруженным. Слишком велики эти технологические пространства, слишком много тут всяческой аппаратуры, которую просто так не выключишь. Собственно потому его здесь и разметили.
А ведь связь понемногу восстанавливается и значит это только одно — надо спешить. Операция по «умиротворению» вошла в новую фазу, на которой нужно управление собственными войсками. А вот тут им хрен — превращенная в громадный постановщик помех «гражданская» сеть спутников способна сильно попортить удовольствие кому угодно. Перехватить управление над ними не выйдет, а вылавливать поодиночке — занятие нервное и весьма рискованное. Но, тем не менее, надо спешить, до высадки противника на поверхность осталось мало времени. Стены отражают эхо прерывистого дыхания, все верно — стимуляторы могут заставить забыть о прожитых спокойных годах и десятках лишних килограммах (взяв в качестве платы пару лишних лет жизни, но тут не до жиру), но не отменят ни того ни другого.
Думаю, со всей этой беготней я один-два десятка кило скину, если переживу следующих два часа — спутники сообщают о сходе с орбиты «вертикальника» с десантом, и глиссада у него явно упирается в космодром. Что ж, можно себя поздравить — ближайшие тактические планы противника угаданы верно. Осталось мелочь — отыграть свою партию хотя бы на «уд» (забавно, только сейчас понял всю двусмысленность этой оценки), а дальше уж пусть другие расхлебывают эту кашу. Без меня. Сам не хочу, но — надо.
Вот, наконец, и выход и, что самое забавное — я умудрился не заблудиться. На выходе меня встречают: готовая, установленная на пусковую «Малютка», и почти отрытый окоп полного профиля с двухметровым бруствером — по-другому нельзя. Спасибо расчету, даром времени они не теряли, но я человек суеверный, потому отбираю лопатку у второго номера и принимаюсь зарываться дальше самостоятельно — не политый собственным потом окоп может и не защитить. Расчет тем временем таскает ведрами воду и льет на бруствер, все правильно, мера совсем не лишняя.
Ну вот, до прибытия гостей еще семь расчетных минут, а у нас уже все готово. Бруствер пролит и замаскирован снятым дерном, все заодно накрыто специальной тканью, поглощающей радиоволны, и сглаживающей контуры накидкой. Теперь можно начинать мандражировать.
Больше всего беспокоит непонятная возня ребят Дневного прямо в том месте, куда сейчас нацелен нос «Малютки». Что они там делали — расчет не понял, но на закладку фугаса вроде непохоже — не нужна для этого катушка диаметром за два метра, установленная на грузовик. И вообще непонятно, для чего она нужна. Еще можно поволноваться на тему, что пилоты в последний момент передумают и сядут где-нибудь в другом месте. Вертикальник в состоянии сесть где угодно, но эти зачем-то прутся на подготовленную площадку космодрома, стереотип мышления, не иначе.
Правда это я на них наговариваю, такие объекты и положено захватывать в первую очередь и максимально неповреждёнными, а противопоставить даже пушкам спускаемого аппарата практически нечего. Мало что может взять броню, а скорострельные стомиллиметровки, рассчитанные на отражение атаки перехватчиков в восьми башнях, быстро перемешают с землей кого угодно.
Вот и легок на помине, на фоне восхода появляется и стремительно снижается, целясь на посадочный стол, немалых размеров овал. Больше всего корабль похож на закрытый куполом от дождя стадион. А что — длина по наибольшей оси больше ста тридцати метров, высота с шестиэтажный дом, так что вполне похоже.
Внутри этого подарка батальон десанта с техникой и приданный для усиления артдивизион самоходок — под сто единиц техники и до тысячи человек. Все это требует немало места и имеет значительный вес. Вот тут меня и пробил пот, не потому, что в напяленном балахоне ОЗК было жарко, а в противогазе еще и нечем дышать. Нет, пот был холодным и неприятно стекал вдоль хребта. Только увидев этого монстра, становилось понятным, насколько сложно будет его завалить.
Обывателю свойственно преувеличивать мощь ядерного оружия. В реале возможности даже стратегических зарядов в мегатонну и выше дают вполне скромные зоны поражения и практически не в состоянии разрушать специально защищенные сооружения. Например, вывести из строя пусковую шахту межконтинентальной ракеты непрямым попаданием практически невозможно, просто не хватит мощности заряда.
Про заряды тактически и говорить нечего — экипаж танка может чувствовать себя в относительной безопасности уже на удалении в триста метров от эпицентра, за полкилометра — ему и вовсе ничего не грозит.
Так что теперь я терзался выбором — ядерный взрыв упакованной в боевую часть «Малютки» боеголовки вполне мог опрокинуть снижающегося монстра ударной волной, если целить по поверхности вблизи точки приземления. Так и думал сделать, пока не увидел этого парящего монстра, все же восемь двигателей, установленные на поворотных консолях, каждый тягой за триста тонн номинально и втрое больше на форсаже… Двадцатикилотонная боеголовка показалась шутихой.
Вертикальник тем временем завис в полукилометре над поверхностью и плавно пошел вниз, становясь на глазах все громаднее. Значит, надо бить в борт в том момент, когда двигатели поднимут с земли клубы пыли, ослепляя собственную оптику. Посадочный стол, он конечно чистый, но не настолько — сверхзвуковые потоки отбрасываемого воздуха легко сдуют не только грунт, им вполне по силам поднять в воздух многотонные плиты перекрытия. Не спеша беру «на три точки» будущее место посадки, мало ли, по идее консоли двигателей должны быть видны по любому, но пусть меня подстрахует автоматика.
Да уж… автоматика — с сомнением оглядываю замершую на направляющей ракету, в очередной раз поражаясь некоторым не самым широко известным вещам. Все думают, что для производства такого оружия нужны многомиллиардные инвестиции, высокие технологии и много еще красивых и грозных слов. В принципе это верно, но можно в любом сетевом музее взять чертежи ПТУРСа почти столетней давности. Для его производства хватит «мощностей» школьного кабинета труда — литой из пластмассы или клееный из стеклоткани корпус, два твердотопливных двигателя, которые способен набить любой аккуратный человек, простейшие электродвигатели на рулях, вытачиваемый на простейшем токарном станке гироскоп с механическим запуском, и стандартный трехжильный провод в катушке длиной три километра.
Видимо «Малюток» действительно собирались производить в школах, не отвлекая от белее серьезной продукции заводы, во всяком случае у нас это вполне получилось, тем более, что все относительно дорогостоящие части вроде аккумуляторов находятся не в ракете, а на месте пуска.
Чертов вертикальник повисает в воздухе на высоте четыреста, и я скрючиваюсь на дне окопа, бормоча обрывки позабытых с детства молитв — сейчас они там осматривают окрестности, не веря, что никто не собирается препятствовать высадке. Если заметят, то не поможет ни окоп, ни бруствер. Не должны, конечно — в ракете почти нет металлических деталей, да и накрыто все надежно, но удача — барышня переменчивая.
Когда же это закончится? Секунды ожидания тянутся как годы, в сапогах наверно уже хлюпает от пота, а эти все висят — могут себе позволить. Ядерные двигатели практически не потребляют топлива в пределах атмосферы. Засасываемый снаружи воздух нагревается, и даже частично ионизируется, проходя через реактор, после чего подается в сопло, где расширяясь создает подъемную силу. Очень экологически чистый двигатель, как это ни парадоксально, никакой отравы, которую сотнями тонн исторгают из себя химические двигатели, ни даже высокотемпературных струй. И радиации тоже никакой — самые долгоживущие изотопы просуществуют с десяток минут.
Надежность тоже на высоте — воздух в рабочую зону двигателя нагнетается эжекционными насосами, центральный реактор разогревает хранящуюся в баках воду и перегретый пар подается в маршевые двигатели. Помимо отсутствия в этой схеме движущихся частей присутствует дополнительный уровень безопасности — даже при катастрофе маршевые двигатели не смогут пойти в «разнос». Водяной пар дает многократный прирост реактивности реакторов, если перестать его подавать, цепная реакция заглохнет сама собой и движки не перегреются даже при отсутствии охлаждения, их конструкция такова, что без поступающего извне замедлителя они работать не могут.
Ну, наконец-то! Спустя несколько километров сожженных нервов и всего две с половиной секунды висения вертикальник начинает снижение, поднимая вокруг клубы пыли и земли. Есть пара секунд — оглянуться на обреченный город. Где-то там многокилометровой змеей уходит в сторону гор колонна беженцев, им вряд ли что грозит — ветер северный. Но сам город убежать не сможет.
Не везет Прерии со столицами — уже второй предстоит превратиться в мертвый, убивающей все живое радиацией город.
Нет, двадцатикилотонный заряд это сделать не в состоянии, как и двигатели вертикальника — их выхлоп и вовсе минимален, но вот вместе… Двигатели не в состоянии пойти «в разнос», генерируемый ими поток нейтронов для этого недостаточен, но вот что будет, если их облучить потоком нейтронов снаружи? Вариантов масса — от получения взрыва мощностью в двадцать, но уже мегатонн, до «простого» разбрасывания содержимого по окрестностям относительно ровным слоем. Все зависит от конструкции самих двигателей, которую, разумеется, не найдешь в общем доступе. Может и вовсе ничего не произойти — но это уже из области чудес.
До поверхности оставалось еще метров семьдесят, и даже тут, за полтора километра, ветер, поднятый двигателями, начал трепать маскировку, когда от земли к брюху снижающегося корабля поднялись хорошо видимые в прицеле огненные столбы. Не менее двенадцати огненных факела ударили в стороны, слегка не доставая, впрочем на фоне пылевой бури они смотрелись совсем негрозно, а потом — автоматика отключила картинку, оставив перед глазами гаснущее изображение расходящейся под днищем вертикальника огненной спирали.
Поверхность качнулась — на дне окопа, куда я рефлекторно рухнул, подумав, что Дневной мыслил аналогично и не пожалел для прибывающих ядерного фугаса, но эта мысль была ошибочной. До ушей вслед за «сейсмическим» толчком донесся звонкий удар и стон сминающегося металла, и рев маршевых двигателей вдруг сменился тишиной.
Пришлось вылезать и смотреть на результаты чужой работы. Результаты впечатляли.
На первый взгляд спускаемый аппарат был совершенно целым, вот только совсем не спешил опустить аппарели и исторгнуть из себя волну людей и техники. Что было неудивительно — второй взгляд отметил стойки амортизаторов, вылезших наружу через бронированный купол. Приняв на себя многократно превышающий штатный вес, опоры выполнили свой долг до конца, погасив часть энергии удара за счет собственной деформации. «Лапы» боковых опор загнуло вверх и теперь лежащий «на брюхе» вертикальник здорово напоминал дохлого паука.
Почесал невесть откуда взявшуюся шишку на лбу, сунул в кобуру маузер (вот уж дурацкая привычка — хвататься за оружие в поиске успокоения) и наконец, понял изумительную задумку Дневного.
Все дело в том, что внутри обычных предметов хранится порой громадное количество энергии. Килограммовый заряд пластита в метровой трубе развивает мощность в два мегаватта. Разложенные по самодельным МГД-генераторам несколько сотен килограмм взрывчатки способны превысить общую мощность всех энергостанций планеты. На полторы секунды.
Но и этого вполне достаточно, поскольку работали все эти генераторы на короткозамкнутую обмотку трансформатора — тот самый кабель, который ребята Дневного заботливо разложили на посадочном столе в виде спирали. Не слишком толстый провод такого издевательства, разумеется, вынести не мог, и испарился в первые же миллисекунды, но по образовавшемуся на его месте плазменному каналу ток вполне себе продолжал идти.
А вторичной обмоткой в данном случае оказались все контуры управления и энергопередачи внутри снижающегося корабля…
Или тут стоит говорить скорее об индукционной печи? Понятно, что никакая электроника не выдержала, когда магнитная индукция за одну секунду скакнула до величин сравнимой с внутриатомными значениями. Люди, скорее всего, не пострадали… хотя это еще вопрос — при таких значениях полей, а от магнитного поля нет защиты кроме расстояния, специальные экраны слишком тяжелы, да и защищают ими только особо ценные приборы… Так вот — при таких мощностях энергии уже достаточно для искрового пробоя воздуха, внутри несколько секунд должны бесноваться рукотворные молнии, и находиться вблизи металлических предметов настоятельно не рекомендуется — во избежание поражения током. Интересно — где на корабле можно найти место, чтобы рядом не было металла?
Но не это главное, люди-то все же должно быть не пострадали, а вот вышедшая из строя силовая электроника наверняка привела к срабатыванию защиты реакторов — у них там самая примитивная и надежная автоматика, вообще не требующая подачи внешнего сигнала. Каждый стержень аварийной защиты является одновременно поршнем, на который давит сжатый воздух. От немедленного срабатывания его удерживает магнитное поле. Стоит энергии в цепи электромагнита пропасть, что и произошло, когда внутри корабля сгорела вся электроника, как стержень встанет на место, обрывая цепную реакцию. Одна беда — одновременно с этим пропадет и тяга двигателей, и корабль упадет. Что, собственно, и произошло.
Для техники нет особой беды в падении с высоты пятидесяти метров на бетон. Даже загнутые на манер паучьих лап амортизаторы и пробитый корпус — это всего лишь небольшой недельный ремонт. А вот человеку падать с такой высоты не рекомендуется категорически, и без разницы — самостоятельно, или внутри аппарата. Потому как потроха внутри живота, и мозги внутри черепной коробки — все равно попытаются продолжить свое движение к центру земли, и ничем хорошим это не грозит. Это даже если человек надежно зафиксирован в противоперегрузочном кресле, если же, а это почти наверняка, десант собрался в трюмах, готовясь выйти наружу, то к сотрясению мозга и внутренним кровотечениям можно смело прибавлять множественные переломы — кости, они хрупкие, а экзоскелеты совсем не предназначены для прыжков с крыши двенадцатиэтажки без парашюта.
Тут уж как повезет — кто-то отделается относительно «легкими» переломами конечностей, кому-то поломанные ребра проткнут легкие, самым везучим достанутся переломы позвоночника, шеи и таза. В любом случае, Дневной молодец, оказался бы здесь — расцеловал бы подонка: у противника теперь на руках даже не тысяча с лишним безвозвратных потерь, которые он бы мог просто списать, у него в настоящий момент на руках тысяча калек. И теперь надо срочно освобождать еще один вертикальник от войск, и вместо них посылать вниз и экстренно разворачивать госпиталь. Ближайшее время ему будет явно не до нас. Снимаю шляпу, и — аккуратно убирая палец со спуска — не дай бог ненароком испортить такой замечательный ход!
И вообще, пора отсюда сматываться.
* * *
Вот только и наша рация знакомство с магнитным полем не пережила даже на таком расстоянии, пришлось навинчивать на ствол насадку для стрельбы ракетами и подманивать к себе остальной расчет.
Потом возились, снимая «спец БЧ» и упаковывая ее в тяжеленный ранец — моя самоделка имела достаточно высокий фон и для ее переноски нужен был дополнительный член расчета. Который и таскал «увесистый аргумент» в опечатанном контейнере.
Но, не смотря на всю возню, мы успели до посадки второго эшелона. Эти ребятки уселись в предгорьях северо-западнее города — к счастью, не на голову колонне беженцев, а то пришлось бы все же ставить спец-БЧ на место, но обошлось.
Со вторым посадочным модулем тоже приключилась неприятность, правда меньшего размера. Не зная, но видимо догадываясь о судьбе своего предшественника, он решил садиться в сторонке, и попал, бог знает зачем, в несколько десятков лет назад организованную ловушку. Дело в том, что на плато, выбранном им для посадки, был несколько другой состав и твердость грунта, чем указано в геологическом атласе.
Намеренная ли это была ошибка, или просто случайная, но, разумеется, нападающих об этом никто предупреждать не стал. К тому же вертикальник проявил излишнюю осторожность и садился медленно, долго провисев над одним местом и вырыв в грунте, который представлял из себя тонкий слой дерна с песком под ним, чудовищных размеров ямы.
При этом непосредственно под брюхом оказалась эдакая пирамида, которая ввела в заблуждение радиовысотомер. Про визуальное наблюдение в организованной песчаной буре говорить не стоило, и автоматика, ничтоже сумняшись, посадила корабль брюхом на вершину песочной пирамиды и лапами опор на края ямы.
После выключения двигателей эта неустойчивая конструкция некоторое время раскачивалась, устраиваясь поудобнее — внутри при этом с грохотом каталось все незакрепленное, вплоть до танков — а потом, обиженно крякнув, расселась. Десантный корабль в результате оказался закопанным в собственноручно вырытый окоп «для стрельбы с колена» — только купол над краем торчал на треть, так что пришлось выгружать технику с верхней палубы грузового трюма. Опоры погнулись, а корпус слегка «повело». Что сделало невозможным эксплуатацию данного транспортного средства за пределами атмосферы.
О чем капитан, чуть не плача, и сообщил на орбиту. Его там, впрочем, не услышали — радиоэлектронная борьба шла со всей принципиальностью и беспощадностью.
К счастью весь прибывший десант отправился на юг — прояснять ситуацию с предшественниками и брать под контроль руины города.
Ну и хорошо. Выигранное время мы употребили на то, чтобы лишить противника их главного козыря — превосходства в воздухе.
* * *
Трехосный грузовик, реквизированный для военных нужд и потому покрашенный в невообразимую коричнево-желто-зеленую пятнышку (видимо именно так какой-то художник от слова «ху»… в смысле «худо», представлял себе камуфляж) несся по бездорожью противолодочным зигзагом.
Все желающие поболтать, или делиться впечатлениями, обезъязычили еще минут двадцать назад, и теперь перемещение в пространстве происходило только под лязг зубов на особо крупных ухабах и дружный мат, когда в момент остановки всех дружной кучей валило на сложенные тут же в кузове трубы.
Эти…трубы, под гордым артикулом «76-я холодно-катанная», и были самым что ни наесть секретным оружием, призванным лишить противника возможности наносить воздушные удары и вести авиаразведку.
Когда мне в загребущие лапы попало творение Джульетты под скромным названием «минирование неба», я не знал смеяться мне или плакать.
Красота идеи завораживала — берется обычный детский пистолетик. Это устройство снабжено видеокамерой, позволяющей делать объемные снимки и анализировать изображение. Нажимаешь на спуск, пистолет имитирует выстрел, и если «цель» совпадает с заложенным в базе оружия изображением — голосом сообщает о поражении танка или самолета.
В комплекте идет целый набор моделек всевозможной техники, есть и режим пополнения базы данных, дабы хозяин оружия не отстал от жизни и мог следить за последними изысками военной моды. Есть и демонстрационный режим, когда оружие стреляет само, если его навести на уязвимое место модели, а потом показывает заснятое видео.
Джульетта взяла да и соединила игрушку с совсем не игрушечным импульсным твердотельным лазером и аккумулятором собственной разработки. Тем самым, из-за которого это молодое дарование в первый раз попалось мне на глаза, и с тех пор непрерывно радовало своими успехами.
Поседеть можно от ее выдумки. Все бы хорошо, но для успешности применения подобного вида устройств их нужны тысячи, а не жалких четыре штуки. Остальную партию игрушек, закупленных «аборигенами», я заставил «потеряться». И совесть меня не мучила — «спички детям — не игрушка», с конспирацией у них явно не очень, еще засветят идею раньше времени. В дополнение к «реквизированному» закупил еще и от себя, но уже не целыми игрушками, а по деталям — спаять нужное мы сами сможем.
Ну а дальше все было просто. Берется старый карданный вал, нашими стараниями этот предмет теперь нигде не найти, но и изготовить его ничего не стоит и…
Вот сейчас мы и будем этим заниматься. Двое волокут на плече трубу длинной в два метра, с болтающимся под прямым углом обрезком в сорок сантиметров, еще двое тянут винтовую пешню, (вы бы видели, какие глаза были у менеджера, получившего заказ на тысячу пешней с богом забытой планеты) полутораметровую палку, трубу в полметра, бутылку с маслом. Все это бегом, после двух десятков «посадок» руки работают самостоятельно без участия головы — в земле пробурить дырку, в нее — обрезок, в обрезок ответный на кардане, и туда же палку, к палке привязать веревку, чтобы свободный конец болтался под углом в шестьдесят градусов к горизонту. Налить в ту трубу, что в земле, масла, развернуть трубу в сторону вероятного появления летательных аппаратов, прикрутить клейкой лентой, или приклеить к трубе камеру, вставить и присоединить к взрывателю стартовый патрон. Всё! Теперь бегом в кузов — и к следующей точке через полкилометра.
А труба останется ждать. Когда в зоне камеры появится летательный аппарат, система его распознает и, если он совпадет с одной из военных моделей, даст команду на поджиг набитой порохом трубочки. Истекающие газы заставят трубу вращаться в горизонтальной плоскости, а земное притяжение — падать в вертикальной, в итоге любая траектория в пределах полусферы пересечется с линией прицеливания. Процессор легко рассчитает и скорость движения и время, когда отстрел будет выполнен наиболее оптимально. Ему несложно учесть скорость полета снаряда, с учетом изменения длинны ствола и собственной скорости цели, а также посчитать оптимальные радиусы рассеивания — с учетом возможных маневров уклонения. Может даже связаться с соседними минами, чтобы скоординировать с ними свои действия. Это человек не успевает следить глазом за крутящейся как пропеллер трубой, а машине все кажется достаточно медленным. У неё голова не закружится.
Внутри трубы заложен десяток «воздушных» мин. В кавычках, потому что это обыкновенная самодельная осколочная мина. Берем совершенно обычную пластиковую бутылку на полтора литра и отрезаем донышко, в него мы будем засыпать порох. Бутылка, к слову, имеет диметр 72 миллиметра, и это совсем не случайность. В оставшееся горлышко столовой ложкой накладывается взрывчатка. Не знаете, откуда взять? В любом цветочном магазине берете мешок селитры, в промтоварах — банку солидола, автола, сойдет и обычный воск, или солярка — приблизительно два пуда взрывчатки, превосходящей по мощности тротил, у вас есть.
Заталкиваем в донышко пластид и поверх, выдавливая лишнее, вставляем литровую бутылку с предварительно насыпанными туда поражающими элементами. Лучше всего подходят строительные дюбеля, благодаря своей твердости и форме они способны пробивать броню, но вполне сойдет и простая рубленая арматура. Термически обработанная опять же подходит лучше, но вполне можно закалить и обычную, а она на порядок дешевле. Диаметр цилиндриков должен быть от десяти до двенадцати миллиметров, чем бронированней цель, тем больший нужен диаметр, но промежутки и пустоты стоит засыпать рубленой проволокой диаметром от двух до шести. Особенно это касается горлышка.
Вставленную бутылку, хоть она и сидит крепко, стоит все же зафиксировать клеем или клейкой лентой. Неизвестно ведь, в конце концов, сколько она будет ждать своего «залетного», может и дождь воды в ствол налить. Дно бутылки само сформирует «кумулятивную выемку». В горлышко вдавливается таблетка гексогена и вплотную к ней капля настоящего пластида с погруженными в него проводами электровзрывателя, схема собственно взрывателя, батарейка (самая дорогая часть!), пыж и еще один взрыватель-воспламенитель — для вышибного заряда.
Все это поставляется уже в сборе. Гексоген конечно можно получить и самому… Особенно, если есть знакомый акушер, но нитрирование в домашних условиях? — увольте, любого, кто этим занимался в количествах больше чем половина столовой ложки, легко узнать. По некомплекту конечностей. Микросхема взрывателя — самая высокотехнологичная часть, но мало кто знает, на что еще способны небольшие устройства, которые ветеринары вставляют под кожу домашним любимцам, чтобы легко было опознать пропажу, а владельцы магазинов клеют под этикетку — для контроля партионности, и чтобы посетители не уволокли, не заплатив по забывчивости. Благо эти чипы уже имеют встроенные антенны, и программаторы для них — тоже совсем не аппаратура на особом контроле, так что никаких проблем с закупкой пары сотен тысяч не возникло. Небольшая модификация при помощи аппарата контактной сварки — и у чипов появились весьма нестандартные внешние устройства.
Оперение накручивается на стандартную резьбу от горлышка. Это единственная промышленно изготовляемая часть, Впрочем дело обошлось всего лишь изготовлением форм для того же аппарата, что делает бутылки. Оперением вперед — в донышко, куда уже насыпан порох, герметизировать стык, и мина почти готова. Осталось лишь взвесить — электронные кухонные весы вполне подойдут, открыть пробку и отсыпать немного металлической мелочи, доводя вес до нужного.
После этого остается только законопатить мину в ствол — туда их помещается десять штук — и все. Поджиг вышибного заряда осуществляется по команде от баллистического процессора, в который превратился игрушечный пистолет, через стандартную магнитную антенну, тогда же задается время, через которое должен быть подорван основной заряд мины, чтобы создать оптимальный конус рассеивания. Сработает она и от удара, для этого у нее и встроенный микрофон есть. Дальность полета выходит — до трех километров, высота подъема — до двух.
Уйти от очереди из десяти таких подарков очень сложно. Особенно принимая во внимание, что стоят они через полкилометра, и по одной цели будет работать несколько таких «вертушек».
Впрочем, данное устройство годится не только для летающих, вполне можно доставить массу неприятностей и наземному транспорту, или пехоте. В этом случае устройство кладут на землю, а саму трубу поворачивают вдоль продольной оси на сорок пять градусов, так чтобы стартовый патрон не только разгонял трубу по кругу, но и поднимал ее выше, по мере сгорания пороха.
Сигналом к подрыву теперь может быть не только изображение — с земли много не увидишь — но и сигнал от микрофона, который используется в качестве сейсмического датчика, или команда от пульта управляемого минного поля, переданного по радио, ультразвуком по земле, подсветкой цели лазером — да мало ли как еще.
Думаю, на то, чтобы понять причину происходящего, нападающим понадобится около суток, потом они догадаются менять очертания своих аппаратов, а стрелялки перейдут в режим поражения любого летающего предмета. Птичек жалко, но жизнь дороже.
А теперь работать, мы ведь ставим линию поперек движения противника от гор до побережья, за десять километров от нас тянет ту же линию еще одна машина. Слишком дешевое вышло у нас «оружие победы», общие затраты на минирование меньше стоимости одного сбитого штурмовика, но есть и другой фактор — время. Всего было произведено почти пятнадцать тысяч стволов и двести тысяч мин.
Это очень много работы.
* * *
Мы успели.
Когда говорят о готовности человека отдать жизнь в бою, обычно стыдливо умалчивают о причинах такого поведения. Мне этот день запомнился тяжелым и монотонным трудом за гранью человеческой выносливости, болью в натруженных руках и спине, и четким пониманием, что все это может оказаться напрасным как из-за лишней потерянной секунды, так и совершенно независящих от тебя случайностей. Это понимание собственной незначительности и усталости неожиданно даровало полное бесстрашие, основанное на общем отупении — возможная собственная смерть воспринималась отстраненно и казалась событием не слишком важным, чуть ли не избавлением от необходимости продолжать мучения.
Но мы успели — успели поставить между собой и летающей смертью тонкую нитку «мельниц» вдруг оказавшуюся неодолимой стеной. Успели — хотя был момент когда казалось что все труды были совершенно напрасны и зашедшие со стороны моря два вертолета сейчас обрушатся на хвост уходящей колонны. Страшно даже подумать что могли натворить два «крокодила», да и взвод разведчиков в их трюмах мог легко свести на нет все усилия и потери. Все же не ополчению тягаться с профессионалами, даже если б и смогли задавить массой то крови при этом пролилось бы море.
Спасла развернутая «на всякий случай» завеса из десятка «малюток». У меня были большие сомнения в эффективности стрельбы из этих игрушек по воздушным целям, пусть и не слишком быстроходным и с применением автоматики наведения, да и расстояния между постами было чуть не два километра. Но операторы неожиданно показали класс и в четыре пуска, прорыв оказался очень удачно посреди стыков участков, завалили оба аппарата. Совершенно неожиданно экспериментальные БЧ, со стреловидными поражающими элементами, оказались очень эффективны. Видимо мы несколько переоценили степень бронирования…
Брошенные на выручку к сбитым три аппарата напоролись на «линию» и получили такой разгром, что теперь противник наверняка уверен в наличии у нас самых современных мобильных комплексов ПВО. Во всяком случае больше в нашу сторону они не летали.
Защитников руин города пришлось заставлять эвакуироваться буквально угрозами — они явно собирались стоять там насмерть до последнего патрона и человека. Пришлось наорать что своим геройством они не дают подкреплению противника выйти в район космодрома и крепко там завязнуть за оказанием помощи пострадавшим. Только после этого накал уличных боев пошел на спад, а через море потянулись всякие мелкие кораблики увозящие последних защитников столицы.
Кстати о кораблях… Беженцы как раз достигли временного лагеря, да и всем остальным надо дать хоть какое-то объяснение происходящего. Войны выигрывают не новое оружие и тактика, а люди. Им предстоит сначала победить свои сомнения…
Так что пользуюсь восстановлением связи и отдаю команду центру управления сбросить в общий канал песню — первый выстрел в информационной войне. Войне за души людей.
Надо дать понять, что то что с ними произошло уже было раньше. И далеко не им первым кажется, что мир рухнул и пути дальше нет. От того над превращенной в руины планетой зазвучали слова:
Нам опять уходить в наше Русское море
из неправой страны, что Отчизной была.
Нам опять поднимать в одиноком просторе
на грот-стеньгах несдавшиеся вымпела.
Нам опять вспоминать скалы русского Крыма,
Севастопольский рейд и Малахов курган.
Нам опять объяснять то, что необъяснимо,
и сквозь слезы глядеть в Мировой океан.
Вот когда мы поймем наших прадедов горе.
Спорить с волею Божьей и мы не могли.
Раз в три четверти века по Русскому морю
из России уходят ее корабли.
Нам опять уходить в наше Русское море
из неправой страны, что Отчизной была.
Нам опять поднимать в одиноком просторе
на грот-стеньгах несдавшиеся вымпела.
Виктор Верстаков
* * *
