Глава 7
С другого боку
— Здорово, Петрухха! — Степан Асмолов подошёл к Петру Егоровичу в фойе отеля, когда тот после завтрака возвращался к себе в номер.
— Здоровее видали! — хлопая старого приятеля по плечу, ответил гость с Земли. — С третьего класса мы не встречались, или с четвёртого?
— Уже и не припомнить. Когда бы мне не доложили, я бы и не признал тебя, лопоухого.
Старые знакомцы отступили друг от друга на полшага, чтобы получше разглядеть.
— Хорошо питаешься, — Степан легонько ткнул кулаком в «авторитетик» бывшего одноклассника.
— А ты всё такой же борзой да поджарый. Это надо же — через столько лет встретиться за тридевять парсеков!
— Мир тесен, Петя. Тут ещё из нашего класса Витька Булыгин уж, почитай, тридцать лет, как спит в земле сырой. Поехали к нему на могилку.
Мужчины вышли на набережную, где стоял небольшой, человек на десять, автобус без стен, но с крышей. Четыре охранника деловито заняли места в салоне, где их уже ждали два мегакота со шлемами на головах.
— Дожили, понимаешь, — буркнул Пётр Егорович, усаживаясь на место рядом с водительским, — ни шагу без охраны.
— Знаешь, Хомо я бы убедил не оберегать меня, словно я драгоценность какая, но этих хвостатых никак не уломать, — кивнул на своих опекунов, Асмолов и стронул машину с места.
До кладбища доехали быстро. Ровные ряды могильных плит, таблички с именами, покой и тишина. Степан достал из прихваченной с собой корзинки керамический кувшин, заткнутый кукурузной кочерыжкой, наполнил три стаканчика, поставил один из них рядом со скромным обелиском, а сверху положил булочку с изюмом.
— А ведь точно! — стёр невольную слезинку землянин. — Витька обожал выковыривать изюм из таких булочек.
Мужчины молча выпили.
— Ты не пытался узнать, кто его…?
— Могу познакомить. Врачом работает в Ново-Плесецке. События тех трёх дней по минутам изучены и разобраны до последней детали — нам своей истории стыдиться не нужно. Жалко, что после Витьки детей не осталось — ему ведь всего восемнадцать тогда исполнилось.
Опять помолчали, да и отправились на выход. От ворот гость оглянулся — какая-то пёстрая пичуга уже клевала оставленное угощение.
Возвращаться в город Степан не стал — проехал чуть дальше и остановился у склона. Туда и поднялись, устроившись на камнях, нагретых лучами здешнего светила. Внизу копошилась пёстрая толпа народу, преимущественно детей.
— Тропа войны, — понял Пётр Егорович. — Мой внук должен быть где-то здесь.
Мегакот подал бинокли, и мужчины принялись всматриваться в происходящее. Горели костры. Девочки доставали из них разогревшиеся камни и бросали в котлы, подвешенные к деревянным треногам.
— Индейскую похлёбку готовят, — пояснил Степан.
Рядом куча пацанвы собирала каркасы из разнокалиберных палок.
— Вигвамы ставят.
В этой кутерьме удалось рассмотреть и Мишу. Он спорил о чём-то с другим мальчиком, потом получил затрещину и начал выговаривать своему охраннику, который только руками разводил.
Чуть левее девочки натягивали покрытие на составленные концами длинные жерди — это, надо полагать, типи.
Правее — метали копья, чуть дальше — топорики-томагавки. Куда-то неслась толпа ребят постарше в украшенных перьями одеяниях. Похоже, никому не было скучно. Вдруг откуда-то сверху упал огромный шар — он стремительно затормозился и «прилип» к противоположному склону этой пологой ложбины. С такого расстояния оценить размер на глаз было непросто, но машинерия бинокля выдала комментарий — диаметр двадцать четыре метра.
Вот из этого сфероида через откинувшиеся аппарели и высыпала стремительная колонна огромных насекомых, в считанные секунды распределившихся вдоль гребня возвышенностей и замерших корявыми изваяниями.
— Мать Улья предупреждала, что прибудут зрители с Желтой, — пояснил Степан.
Среди инсектов были заметны и фигурки обычных человеческих детей. Точнее не среди, а верхом на отдельных особенно крупных насекомых. Эти особи проследовали к месту проведения празднества, высадили пассажиров и вернулись «на трибуну».
— А этот корабль…? — неуверенно протянул Пётр Ефимович.
— Десантный модуль с авианосца, — пояснил Степан.
В этот момент появилась новая группа участников представления — мегакоты, одетые в кирасы и мушкетёрские плащи с испанскими шлемами или широкополыми шляпами на головах, держали в лапах мушкеты с расширяющимися на манер воронки стволами. Зазвучали выстрелы, всё заволокло пороховым дымом, из клубов которого появилась процессия привязанных к длинной верёвке «индейцев».
Чуть погодя на охрану этой процессии налетели опять мегакоты верхом на неосёдланных лошадях. Эти носили костюмы из разноцветных перьев. Тут уже никакого дыма не было, зато началась отменная потасовка. Со стороны города подъехала двуколка с бочкой, на которой красовалась надпись «Йод».
Некоторое время было просто невозможно понять, что происходит — всё смешалось. Потом народ разбрёлся по кучкам и стало понятно — начался обед. Трескали мясо, похлёбку и что-то из мешков. И тут словно ниоткуда в воздухе над толпой проявился клин из мётел, на которых восседали одетые в зелёные мантии существа с усатыми мордочками и прижатыми к голове кошачьими ушками.
Этот клин, чётко сохраняя строй, слитно, не теряя единства, выполнил мёртвую петлю, пижонскую медленную бочку, описал вираж и, наконец, рассыпался во все стороны. Но, разойдясь, пилоты развернулись и ринулись к одной точке прямо над бочкой йода. Как они не столкнулись — никто не понял, потому что после прохода над этим местом, все продолжали лететь в том же направлении — разница во времени пролёта составляла доли секунды.
Развернувшись, пилоты снова устремились туда же, но на этот раз они разом резко взмыли, собравшись в «свечке», и растаяли в воздухе, словно их и не было.
— Босечка! — вскрикнул Степан, обращаясь к одному из своих охранников. — Ты мальчишку Хомо, замыкающего справа, узнал?
— Узнаешь его, — махнул лапой мегакот. — Он же маску Идалту надел, чтобы никто не понял.
— Вот и попробуй поуправлять этим бардаком! — воскликнул Степан, повернувшись к Петру. Какой-то пацан нашей расы, понимаешь, участвует в тренировках пилотажной группы Идалту, а я — ни сном, ни духом!
— Ты бы не горячился, Стёпа, — ответил мегакот. — Через неделю воздушный праздник — отсохни мой хвост, если он там себя не окажет.
* * *
— А как тут обстоят дела с рыбалкой? — спросил гость, когда автобус возвращался обратно в город — день промелькнул совершенно незаметно, и Гаучо уже клонился к закату.
— Я-то сам не увлекаюсь, но любители этого дела тут имеются. Сейчас, спрошу одного. — Ген! — это он уже в микрофон говорилки. — Тут мой старинный друг с Земли в гости заглянул. Любитель порыбачить. Ты как, свозишь нас? Завтра в четыре? — Степан посмотрел на Петра Егоровича и, увидев кивок, продолжил: — Завтра в четыре на Ручейном причале.
За час до рассвета, — пояснил он, убирая говорилку в карман.
— Дельно, — улыбнулся землянин.
— Тогда выспись хорошенько, а я за тобой зайду.
* * *
Затруднение возникло при посадке в лодку. Места в ней оказалось как раз на троих — то есть охранников посадить было решительно некуда. Впрочем, мегакот Босечка вызвал коптер, в который забрались не только он с напарником, но и телохранители гостя.
Лодка уверенно вышла в открытый океан и удалилась от берега настолько, что валы зыби здесь не кучерявились барашками пенных гребней, а оставались гладкими и пологими. Вот вдоль них и шли, лишь изредка проходя через ложбинки между волн. Звук мотора был совершенно не слышен — лишь вода шелестела, разрезаемая острым носом. Первые признаки рассвета появились, когда входили в устье реки, усыпанное камнями и обставленное невысокими скалами.
— Водопадная речка, — объяснил хозяин лодки — щуплый мужичок лет сорока, передавая Степану снасти и котёл. — Только она не здесь водопадная, а намного выше, в Глухой долине. В принципе, считается, что это территория Идалту, но они на меня не ругаются.
Хорошо мы угадали, в аккурат на утреннюю зорю. Вяжи, Петро, лодку крепче, а то в прилив её в русло утащит, и будем мы ждать, кода-то обратно приплывёт. Берите каждый по ведру и по удочке, а наживку в карман. Пошли.
При свете разгорающегося утра стало видно, что лицо у мужчины обветренное, словно задубевшее. А взгляд радостный и уверенный.
Устроились в расселине между низких скал — два каменистых обрыва, а между ними спокойная вода, настолько прозрачная, что видно и дно, и рыбин, проплывающих в глубине. Глаза у Петра Егоровича загорелись азартом — он забросил снасть и принялся наблюдать за происходящим. Степан и Геннадий тоже устроились неподалеку — можно было переговариваться. До противоположного берега проливчика тоже рукой подать — метров десять-пятнадцать.
Тихо всё, благостно. Длинные утренние тени почти ощутимо сдвигаются, следуя ходу светила, а в кустах напротив показалась мохнатая головёнка с острыми ушками. Кажется, Идалту.
Ребёнок выбрался на открытое место и уставился в воду — туда, где в глубине можно разглядеть крючок с наживкой. Вот маленькое тело незнакомца напряглось, передние лапы упёрлись в землю и напружинились, а задние ноги стали то сгибаться, то разгибаться, заставляя попу перемещаться вверх-вниз. Мальчуган явно переживал за рыбака, потому что он вдруг вытянулся стрелкой, но не сдвинулся с места, а перевёл взгляд на Петра.
В этот момент леска ощутимо потянула удилище за конец — оставалось только подсечь и плавно, без рывка, вывести добычу. Отличная рыбка попалась, с пару ладоней длиной — это поменьше, чем килограмм, но вполне пристойно.
Пока снимал добычу с крючка и складывал в ведро, зритель исчез из виду. И снова появился, да не один, а с товарищами — всего было семеро малышей и восьмой явно взрослый — настоящий снежный человек. Этот приветливо махнул лапой и влился в ряды зрителей. Следует отметить, что вся компания дружно безмолвствовала и устроилась так, чтобы их тени не падали на воду.
Потом пантомима с замиранием и вытягиванием в струнку повторилась — как раз попалась вторая рыбка. В общем, к полудню в ведёрке плескалось с полдюжины отличных хвостиков. Гена дал команду сматывать удочки и, словно по сигналу, зрители ринулись в проливчик, устроив там знатную кутерьму. Маленькие Идалту чувствовали себя в воде, как дома — это было прекрасно видно.
Они, загребая ногами и руками и извиваясь всем телом, гонялись за рыбой. То промахивались, то не успевали, то окружали и ухватывали. Но, в целом, слишком суетились и добыча их оказалась очень скромной — две рыбины — совсем маленькие. Старший тоже нырнул — его тело двигалось менее энергично, однако, он тоже два раза сумел цапнуть. Жаль, что подопечные не смотрели в его сторону, увлёкшись охотой — преподнемти им урока наставнику не удалось.
У лодки, приплясывающей на волнующейся воде, горел костёр. Его невидимые при ярком дневном свете языки лизали закопчённое дно котла. Длинной деревянной ложкой варево в нём помешивала «снежная женщина».
— Привет Ёжка, — сказал Гена. — Принимай улов.
— Я вас за смертью пошлю, — ответила «хозяйка». — Показывайте, чего добыли.
— Вас бы за смертью посылать — это идиоматическое выражение отработано многими веками употребления, — назидательным тоном ответил хозяин лодки.
— Да знаю я, не умничай, — парировала женщина. — Молодцы, не напрасно старались, — говоря эти слова, она выхватила несколько тушек, вспорола их бритвенно острыми когтями, выпотрошила, очистила от чешуи, напластала и бросила в варево — возникло чувство, что рыба сама «разделась» и нырнула в котёл. — Устраивайтесь, уха сейчас дойдёт.
Гена набросил на вытащенную из лодки лавку скатёрку, вынутую из ранца. Из ящика под банкой добыл глубокие миски, кувшин, заткнутый кукурузной кочерыжкой, стаканчики, ложки и две банки варенья. Одним словом — сервировка прошла молниеносно. Некоторое время все «ели глазами» котёл — Стёпа разлил по первой, которую закусили помидорками. Потом Ёжка разлила уху, и все заработали ложками. Потом разлили по второй. Ну и по третьей, под добавку.
— Хватит чревоугодничать, — прикрикнула Ёжка на протянувшего миску за второй добавкой Петра Егоровича. — Мишутка тоже уху уважает — а тут осталось всего-ничего.
— Мишутка, это который мелюзгу пасёт? — догадался гость с Земли. — Это ваши дети?
— Наши, ответила «снежная женщина». Не рожёные, — она длинным языком прошлась по дну своей чашки, огорчённо крякнула, поняв, что банкет закончен, потом сверкнула глазами на банку варенья и продолжила: — Эти как раз из зубастиков делаются пушистиками. Очень ответственный период жизни молодняка. Мишутка — вожак младшей стаи, а я ему и его подопечным примочки ставлю на синяки, да ранки зализываю. Наши-то с ним рожёные — давно взрослые.
— Да ну тебя, ты и сама ещё — хоть куда, — Геннадий хлопнул «даму» по попке.
— Убери свои лапы, охальник, — смущенно повесила свои ушки Ёжка. — Не, ну просто удержу на тебя нет.
— Оставили? — мохнатый Мишутка как выскочил, как выпрыгнул, деловито заглянул под крышку котла. — Спасибо, благодетели вы мои! — и сунул свою кошачью морду прямо в посуду.
— Уйй! Горячо! — отпрянул он назад. Но дужка уже «взялась» за затылок — котел последовал за торопыжкой.
Неимоверное движение мохнатого тела не позволило ухе ошпарить столь неудержимого едока — он необычным манером подскочил, извернулся в полёте и приземлился на все четыре лапы.
— Ложку, — произнёс этот «снежный человек», освобождая голову.
— Сколько раз я тебе говорила, что обычаи Хомо не из пустого места появились? — укоризненно сказала Ёжка, протягивая ложку.
Некоторое время было тихо — Мишутка ел. Потом он перекатился на бок и вытянулся на песке: — Лепота.
Словно по команде, Степан и Генка последовали его примеру: — Петь! Сегодня чесать тебе, — пробормотал Геннадий и смежил веки.
Пётр вынужден был почёсывать животик Мишутки, поворачивающегося и переползающего, чтобы подставлять нужные места.
Потом всё затихло. Взглянув на Ёжку, озадаченно разглядывающую пустые миски, Пётр Ефимович спросил: — Может быть ты расскажешь, как ему удалось, — кивок в сторону Степана, — настолько сплести интересы людей и инопланетян?
— Никак не удалось, — ответила женщина. — Он не смог помешать и смирился. Эту партию вёл другой человек. Так этот, — взгляд в сторону дремлющего тирана, — до сих пор с ним ругается и иначе, как скотиной, не называет, но, хотя бы, под руку больше не подпихивает.
— А у котят ваших сейчас что? Тихий час?
— Нет, они активны. Садок обнесли, лодку разграбили и добрались до охранников. Один из них попался Босечке и сейчас выслушивает нотацию от Баюна. Зато остальные приклеивают твоих Хомо к дёрну. Да не кипешись — нормальный ход поршней. Сюда они явиться не посмеют.
Краем глаза Пётр заметил, что вторая банка варенья, до которой не дошли руки у разнежившегося Мишутки, медленно ползёт куда-то вправо, явно намереваясь уйти за спину Ёжки. Непонятно, какая неведомая сила её влечёт. Версия о «не посмеют» не подтверждалась.
* * *
Таша сидела в служебном помещении космопорта, увешанном большими экранами, и смотрела на то, как Дашутка провожает Мишу и Веру. Тут же было отлично видно и прощание Петра Егоровича со Степаном Асмоловым.
— В общем, ты понимаешь, ну не стоит обещать избирателям, что вернёшь Прерию под юрисдикцию России. Лучше намекни на взаимовыгодное сотрудничество и культурный обмен. Денежкой или перевозом через космос я тебе пособлю, а ты ко мне теоретических физиков отпускай — пришла пора разбираться с антигравитацией.
— А лицензию на гравитационные движки ты мне гарантируешь?
— Не всё так однозначно, Петруша. Не надо на меня давить, — звуковое сопровождение было хорошего качества, просто как в кинотеатре.
— Надавишь на тебя, — ухмыльнулся гость. — Внук рассказал мне об игровом клубе на набережной, где школяры отрабатывают задачи противокосмической обороны. Да, наши эксперты оценили их навыки, как твёрдые. Так что мог и не пугать меня инопланетянами — ни кто с Земли с позиции силы разговаривать с тобой и не подумает. И финансово Прерию не подогнёшь, и никакими санкциями тебя не пронять.
Открой секрет — что ты поставляешь для Идалту?
— Шампунь от блох, керамические солонки и небольшие партии планшетников позапрошлого поколения. Остальное — по мелочам.
— А фермикам?
— А фермики — часть нашего общества. Или мы — часть ихнего Улья. Тут просто не перечесть точек соприкосновения. Многие их люди носят имена, данные Хомо. И среди Хомо встречаются экземпляры, имеющие статус в иерархии Улья. Процесс интеграции находиться в стадии развития — это, мне кажется, дело на века.
На расстающуюся молодёжь подслушка направлена не была. Или просто писалась, не транслируясь на динамики. О чем щебетали Даша и Вера было не слышно. Мишка стоял в стороне, дуясь, словно мышь на крупу. Он явно не хотел возвращаться на Землю.
