Глава 21
Маруся. Выбор пути
В доме Грачевых царил переполох. Доктора Люсю Маруся уже не застала, зато познакомилась с Настиными сестрами. Леся и Сонька оказались веселыми и симпатичными, да ещё абсолютно одинаковыми. Близняшки даже нарядами не слишком отличались. Прошлой весной они вернулись с Земли, получив там высшее образование, и теперь преподавали в маленькой школе, организованной на их же энтузиазме аж где-то в районе реки Черной.
— Это Настасья удачно отстрелялась, — говорила Леська, — как раз у учеников каникулы начались. Мы уж с Соней всё гадали — дотерпит Настёна, или нет.
— А это правда, что у вас всё двойни да тройни? — задала Маруся волнующий вопрос.
Сестры переглянулись и залились веселым смехом.
— Правда, правда! — ответила более степенная Сонька, — наши с Настькой отцы были близнецами. А вот сама Настька у нас в семействе урод. Одна-одинешенька. С детства твердила, что вот как вырастет, так сразу всех переплюнет, мол, троень давно не было, а у неё будет. Так ведь сбылось!
— А ваши отцы…
Девчонки посуровели, но ответили:
— Погибли, оба.
— В войну… — кивнула Маруся горестно.
— Да не-ет, — удивилась Леська, — давно уж. Рыбацкое дело у нас тоже в семейном обычае, так что отцы наши в шторм сгинули лет десять тому назад. Никто тогда не вернулся с промысла.
— А мы сами и войны-то не видели, — призналась Сонька. — Это вдоль Большого Хребта воевали, а на дальнем-то западе и бомбами никого не бомбили, и десантов никто людям на головы не бросал. Это Настасья у нас в тот момент под Ново-Плесецком была в Рыбаковке. Вот в партизаны и подалась — самая отчаянная. Да только удача у неё такая, что в плен попала в первый же день. Она и выстрела ни одного сделать не успела. Продержали её в какой-то пещере все три дня, страху натерпелась, а потом тот парень, что пришел освобождать — накормил, напоил, да спать уложил. Теперь вот отцом стал.
— Я бы убежала, — сказала Маруська. — Чего там, в пещере сидеть?!
— Да как бы ты сбежала? Если тебя на цепь посадить, будто дикого зверя, куда ж ты сбегёшь!
— Это где ж такое было? — ужаснулась Маруся. — И откуда они цепь взяли?
— Да потому как красивая у нас Настька, — вздохнула Леся, — вот командир и присмотрел её для себя, чтобы, стало быть, утешила его. Потому никто её и не тронул, хотя вела она себя, как классическая дура: и в лицо плевала и обзывала всяко разно, и до чего дотянется, камень там, ветки — всё в пленителей своих швыряла. Ну чисто дикая кошка. Повеселила народ, одним словом.
А цепь — так от пса командирского осталась. Зверюга, хоть и здоровая, натасканная людей искать, да рвать на клочки, а задрал его амфицион первой же ночью. Вот цепь и пригодилась для нашей сестренки, да еще ошейник строгий — с шипами внутри.
— Все равно, — покачала головой Маруся, — неужели за день нельзя было с цепью разобраться?
— Да с цепью-то что-то сделать можно, а выйти — всё одно бы не вышло, — кинулась защищать сестру Сонька… или Леся? Нет, Сонька, у Леси — две косички, а у её точной копии — одна. — Только сбоку от входа вояки еще и какую-то пищалку пристроили. Стоит подойти, она так орет, что в глазах темно и колени подгибаются — никак дальше не пробраться.
— «Завеса», — понимающе кивнула Маруся, — это хорошо, что не упрямилась. Если на предупреждающий сигнал объект не реагирует — взорвётся и в фарш посечет осколками. Это если в зоне поражения нет цели с отметкой «свой».
— Ага! — дружно кивнули двойняшки. — Вот и сидела Настенька на цепи в уголочке тихонечко — дожидалась, у кого терпения больше. У мины этой чертовой или у рыськи, что её себе на завтрак наметила… Ну, или у неё, потому как сама понимаешь — без воды сидеть — удовольствие ещё то. Киска сдалась первой — ей и достался заряд, а Настасье деваться особо некуда было, она ж не знала, сколь там тех зарядов прилажено…
— Хорошо, что вообще вспомнили про неё, — поежилась Маруся, — мы же их в те дни много положили. Могли и не уцелеть охотники до красивых барышень.
— Вспомнили, как же! — хохотнула Леська. — Этот разведчик, а теперича супруг, он вообще случайно на неё наткнулся, потому как сам на всю голову раненый, искал, где бы полежать без сознания. Вот он мину и отключил, заполз в пещеру, чтобы схорониться от зверья, да на нашу Настьку и наткнулся.
— Освобождать побоялся, — ухмыльнулась Соня, — очень уж Настасья его крыла заковыристо, да всякие страдания обещала нечеловеческие, да горести непереносимые сулила до конца жизни. Он впечатлился речами её яркими и сознания лишаться погодил, а накормил какой-то краюхой, воды принес, а потом и сомлел, считай, у неё на руках. А про то, как перевязывала его, да как потом у них сладилось — сестрица нам не докладывала.
— Прямо на цепи сладилось?
Тут интересный разговор прервала сама героиня истории, появившаяся из детской.
— Ну а чего, цепь-то не мешала! Лесь, я их там всех накормила, пока пусть спят. Привет, Марусь.
Настя устроилась за столом, с благодарностью принимая чашку чая с молоком.
— Вчера только капли были, — пожаловалась она, — а сегодня течёт из меня — хоть залейся. В четыре глотки не справляются. Пришлось ещё сцеживать.
— Радуйся, дура, — философски усмехнулась Соня, — было бы хуже, если бы не хватало.
— Так что там с цепью? — нетерпеливо спросила Маруся. — Он заставил?
— Её заставишь! — хохотнула Леська.
— Да нет, — смутилась Настя, — само как-то вышло. — И добавила, словно это всё объясняло: — Я ему голову перевязывала и болтала. А он так внимательно слушал…
— А-а! А потом чего?
— А потом сбежала.
— С цепью?
— Ага. Цепь-то он сразу от камня отстрелил, только вот с ошейником хотел, как рассветёт разобраться, чтобы не оцарапать, — Настя зажмурилась, вспоминая. — А я ночью и ушла к своим.
— Не проснулся?
— Не. Умаялся, бедолага. Мы же всяко разно пробовали.
Сонька поперхнулась чаем:
— Ты чего говоришь-то такое при ребенке!
— Уже можно, — покраснела Маруська.
Все три девицы уставились на неё с недоверчивым любопытством, пришлось срочно заслоняться большой кружкой с молоком и делать очень увлеченный вид.
— Так вот, — прервала молчание Настасья, выручая соседку. — Дошла я до наших, цепь мне мужики сняли, сказали, что война закончилась и чтобы я домой возвращалась. В Рыбаковку, стало быть. Только потом поняла я, что от того, как согрели мы с парнем друг друга, и другие последствия образовались.
Она красноречиво погладила свой сильно уменьшившийся живот.
— И что?
— Ну как что — собралась в дорогу и прямо к твоему капитану. Суровый мужик, пришлось его сперва накормить, а то не подступиться было. И только потом уже про отца моих детей спрашивать. Да вот беда — имени-то спасителя своего я не знала.
— А капитан откуда знал?
— И он не знал. Построил своих ребяток, да и предложил выбирать.
— А ты?
— А что я — от страха себя не помню. Сразу его увидела, да и он меня признал, так и смотрел, словно убить хочет. Иду я вдоль строя этих красавцев…
— Прям-таки все красавцы? — перебила Леська.
— А то я видела? — буркнула Настя. — Можно подумать, я кроме Пашки ещё кого-то другого замечала. Не перебивай!
— Ну-ну, дальше! — подбодрила Соня.
— Иду, значит, коленки подкашиваются. До Пашки дошла, сказала про деток.
— Прямо так и сказала?
— Прямо так. Он взбесился почему-то, попросил капитана, чтоб позволил меня увести. Ну, думаю, всё — скажет, что сама виновата. Да и прав будет.
— А что — ты его заставила?
— Соня!
— А я чего? Дальше давай!
— Ну вот, повел меня. «Где, — говорит, — твой дом?» Я сказала. Так молча и шли. А уже вечер наступил. Довёл до самого крыльца, да и говорит: «Если ещё раз увижу, как мужикам глазки строишь, сниму ремень и выдеру!» «По какому такому праву?» — спрашиваю. «А я не по праву лупить буду, — говорит, — а по заднице, — да ещё так смотрит, что мороз по коже. — Будешь моей, а женой ли, или ещё как — без разницы»
— Ой, девки! Караул, что деется! — вздохнула жалостливо Леська. — Ну а ты что?
— А я чего? Спрашиваю — на цепь посадит, или согласия спросит.
— А он?
— Сказал, что подумает, но цепь ему больше нравится.
— Во, даёт!
— Нормальный мужик, — хихикнула Леська. — А дальше?
— Так всё, ушёл. А вскорости пришел весь при параде, ну и поженились мы.
Все дружно вздохнули, а Леська спохватилась:
— Пойду, племяшек гляну.
Маруся тоже засобиралась — обед готовить, да стирку устраивать. Девушки Иволгины ей очень понравились, но захотелось побыть одной. Да ещё мысль была на параплане пролететь по ближним окрестностям — осмотреться чего тут, да как нынче стало — места-то знакомые.
* * *
С обедом справилась быстро, потом проверила сообщения, принятые на визоры и приуныла.
Капитан справлялся про свой подарок, мол, не видел нигде щенка. И ещё спрашивал — не нужно ли ей чего привезти. Маруся горестно вздохнула и решила пока не отвечать. Вечером объяснится, а может, он просто забудет.
Снарядилась в полет, и радостно стартовала под уклон к реке навстречу ветру. Как же она соскучилась по чувству полёта! Целых два дня без неба! Пошла над кромкой леса и прерии вдоль дороги, ведущей к бойням. Заметила пару пылящих грузовиков. Через часок показалась деревенька, утопающая в садах и без следов войны. Раньше Маруся обычно мимо неё пролетала, а тут решила завернуть и познакомиться — как-никак ближние соседи в этой стороне.
Знакомцев в селе не встретила, так это не беда. Познакомилась чуть не со всеми — тут копёшки ставили для евражек, чтобы привлечь этих грызунов… дед Ерофей подробно втолковывал, какая от этого корысть здешним яблоням. Радуясь привычной с детства обстановке артельного труда поработала вволю, поудивлялась на нескольких мужиков, в которых распознала военных. Деловитые, умелые, и незаметно, чтобы находились здесь по неволе. Да и местные на них спокойно глядят, вроде как на своих. Сжились, стало быть.
Вот в тощем лохматом Антошке сразу признала аборигена, да только тот как увидел девушку, так весь расцвел, улыбки начал расточать — ну чисто павлин вокруг павлинихи. Пришлось приструнить, прямо сказав, что сговоренная уже. Расстроился парень, но отворачиваться не стал, принес целую горсть крупной малины:
— Возьмешь?
Засмеялась, съела прямо с его рук.
А он сразу эти руки и распустил.
Пришлось врезать непонятливому, а потом самой и лечить, прикладывая к скуле лёд. Не заметила, как время пролетело, если бы Гаучо на запад не начал клониться, могла бы затемнать у весёлых соседей.
Заторопилась домой, и ветер поднялся попутный — быстро долетела, а всё равно раньше своего Савельева обернуться не успела.
Капитан сидел во дворе на скамейке в расстегнутой куртке, курил, и смотрел прищурясь.
Вздохнула, по-быстрому складывая купол. Не привыкла она ни перед кем отчет держать, а вот же, теперь придется. Была пара мыслей, как его задобрить, да только от них сразу сделалось жарко, да и боязно — как-то примет? Эти подкаты она лучше оставит до другого случая.
— Поел? — спросила вместо приветствия, заходя во двор.
— Тебя ждал.
И непонятно, упрек это, или наоборот. И продолжает сидеть, вытянув ноги. Разве что сигаретку отбросил.
— Зря ждал, я уже пообедала, — весело сказала Маруська, хотя внутри стало неуютно от его взгляда. Поэтому слишком близко подходить не стала, замерла в трех шагах от скамейки.
— Где это ты пообедала?
А вот после этого вопроса с металлическими нотками, словно она его подчиненный, стало понятно, что её ласковый капитан изволит нешуточно серчать. И хоть не верилось, что может с ним поссориться, а очень было на это похоже.
И нет, чтоб ответить нормально, да только внутри возмутилась — сам-то неизвестно где пропадает! Потому и сказала насмешливо, само как-то вырвалось, думала, за шутку сойдёт:
— Ты меня ещё на цепь посади!
— А нужно?
Вот не думала, что до этого дойдёт. Да будь он чужим, уж ответила бы. Но это же её личный… и вообще — собственный капитан!
— Если как Настасью, так я не против, — фыркнула она. — Только со мной не пройдёт, сбегу же по-любому!
И взглянула в его глаза, мысленно умоляя: «Не надо!» А чего «не надо»? — самой бы понять. Ускользает мысль, не даётся.
Сколько длился этот взгляд, когда она тонула в нём как в омуте, сказать трудно.
Василий моргнул и её отпустило.
— Кушать пойдем, — сказала, быстро обходя скамейку и взбегая на крыльцо, — у меня готово всё, сейчас разогрею.
Услышала позади его шаги, вздохнула с облегчением.
— Знаешь, Марусь, — начал он, застыв на пороге, — если ты думаешь…
— Эй, капитан, — она оглянулась, оценив по достоинству его хмурую физиономию, и кивнула на стол. — Если тебя так уж сильно тянет поругаться, то я согласная. Но сначала накормлю, понятно?
Своего она добилась — на его лице обозначилась насмешливая улыбка:
— Вот так, значит?
— А по-другому с тобой нельзя, меня уже просветили.
— Кто, интересно? — пробормотал Савельев, но за стол сел. И даже хлеб нарезал, пока грелась еда.
Маруся и себе положила, но больше смотрела, с каким аппетитом ест Василий, кидая на неё странные взгляды. Не успел доесть, поставила перед ним кружку горячего чаю, а сама налила себе молока, да быстро сполоснула тарелки.
— Теперь можно? — Спросил капитан.
— Ругайся, — вздохнула Маруся. — Только ремнем меня нельзя.
— Почему это? — смешинки в глазах капитана придали ей бодрости.
— Дак не маленькая уже. Обижусь и сбегу.
— Это плохо, — согласился он, — ремнём не буду. Ты мне скажи, куда щеночка дела, не понравился?
— Видел же, — Маруся посмотрела жалобно, — подарка для Дары Руслановны не было, а все дарили, и только я ничего не придумала. А Найда как увидела Вадима Бероева, так ну к нему ластиться, да хвостом вилять…
— Расстроилась?
— Да не-е, попросила, коли будут щеночки, мне одного подарить. А сейчас-то не к спеху. Правда?
— Точно. Тем более, что дома тебе не сидится. Вот что ты сегодня такого делала, что мужу рассказать не хочешь?
Маруся прижала ладошки к горячим щекам:
— А разве ты уже муж?
— А разве нет? — хмыкнул он. — Или прошлую ночь уже забыла?
Теперь и шее стало горячо:
— Да разве забудешь такое! Только коса-то на месте. А её в день свадьбы отрезать положено.
Ей даже показалось, что разговором капитан наслаждается, вон как глаза блестят, а ругаться вроде как и раздумал. Права была Настёна. Первейшее это дело — мужика накормить.
— Обязательно обрезать?
— Если только сильно-сильно любишь, — вздохнула. — Так что придётся.
Он улыбаться перестал и откинулся на спинку стула, не сводя с неё пристального взгляда.
— Точно ремнём нельзя? — уточнил с каким-то сожалением.
Ну вот, только расслабилась!
— Запрещено! — сказала как можно решительней. — Ты, если не раздумал, так ругай, словами.
— А так не интересно, — ухмыльнулся он. — Ты мне лучше добровольно расскажи, чем сегодня занималась.
— Ладно. С чего начать? Про цепь или про деревню?
— Давай про цепь, — серьёзно кивнул он.
Рассмешить его рассказом про приключения соседки не удалось, но слушал с интересом. Только усмехнулся, когда закончила:
— Повезло Грачёву — такая девушка досталась!
— А тебе что — не повезло? — возмутилась Маруся.
— Да как тебе сказать — ремнём нельзя…
— Ты это сейчас что? — спросила осторожно. — Издеваешься, да?
— Немножко, проницательная ты моя, — признался он, ухмыльнувшись. — Ты, Марусь, не отвлекайся. Тебе про деревню еще рассказывать.
Пришлось рассказать про полёт в деревеньку, про копёшки для евражек и про то, чем её кормили, да с кем познакомилась. Утаила лишь Антошку и то, как тот кормил её малиной. Ясно же, что капитану это не понравится.
— Вот чую, Маруся, не учили тебе допросов вести.
— Ну и чего? — хлебнула молока, с любопытством глядя на жениха — что ещё выдумал?
— И врать ты не умеешь — уж прости.
— Врать???
— Или не надо было рассказывать так подробно, или уж рассказала бы всё, а не подавала знаки, что жаждешь чего-то скрыть.
— Какие знаки?
— Неважно. Потом научу. Может быть. Ну и чего такого я не должен знать?
— А уверен, что что-то было?
— А то! Колись уже, милая.
Маруся вздохнула и, набрав в грудь воздуха, выпалила на одном дыхании:
— Был там Антошка, парень, угостил малиной, пытался обнять, получил по лицу. Приложила лёд.
— Сразу дерешься? — рассмеялся Василий. — Парень-то понравился, небось? Иначе бы не скрыла.
Взглянула исподлобья и буркнула:
— Мне многие нравятся, а люблю я только тебя!
— Уверена?
— Ты же сам понять можешь — правда или нет!
— Знаю, что правда, только страшно.
— Тебе? — поразилась она.
— Да, милая. Слишком уж у нас хорошо всё, а жизнь давно научила, что так не бывает. Понимаешь ли?
— Ага. А я тебя боюсь, — сказала тихонько. Признаваться — так самое время. Только струсила сразу, и отвела взгляд. Вдруг рассмеётся и не поймёт.
Услышала, как он встал, обошёл стол и, взяв её за руку, заставил подняться. А потом схватил на руки и закружил по кухне.
Она даже засмеялась от неожиданности:
— Поставь, голова кружится.
— Поставлю, если кое-что пообещаешь, — кивнул он, останавливаясь.
— Чего?
— Сообщай мне, когда куда-нибудь собралась. Хоть записку напиши. Хорошо?
— Обещаю, — кивнула серьёзно.
Когда поднялись наверх, Савельев, идущий впереди, замер возле её маленькой комнаты.
— Она по-прежнему твоя, Марусь. Я пойму, если захочешь спать здесь до свадьбы.
— А когда свадьба?
— В воскресенье.
— Вдвоём тут будет тесно, — вздохнула она, глянув на него искоса.
— Думаешь? — усомнился капитан. — Может, проверим?
— Знаешь, Вась! Мне вот Стебелёк завидует, что я тут с тобой обнимаюсь, а ты меня в маленькую комнату!
— Ну-у, — протянул он, — если Стебелёк завидует, то оно конечно.
— И ещё. Только не смейся! Кровать у тебя там как раз «для манёвров»!
— Уговорила! Пойдем в мою. — Он поцеловал её в нос и подхватил на руки. — Устроим манёвры!
* * *
Утром записки не было, как и капитана. Визоры всё также лежали на её тумбочке, а она даже не спросила — это ей, или как?
Проведав Настёну, её сестер и малышей, столкнулась с Ольгой Петровной. Яга залетела передать лекарства, выписанные Михалычем.
— Тёть Оль, а пойдём, посмотришь, как я живу?
— Не сегодня, Шельма, нет у меня времени совсем.
— А что за спешка?
— Дак повсюду то же, что и тут. Вроде как война была, а через девять месяцев выходит, что совсем другим народ в это время занимался.
— Роды?
— Именно. Просто эпидемия началась. Только на этот раз надеюсь до больницы успеть.
— А кто?
— Да ваша Дарка.
Маруся аж подскочила:
— Дара Руслановна! — охнула она. — Я с вами!
Даже про параплан свой забыла.
— Только-только мне сообщили, — хмыкнула Яга, поднимая вертушку в воздух, — Ксаверий на своей таратайке удумал её в город везти, да растряс дорогой. Велела остановиться и ждать меня. Нет, чтоб сразу вызвать! Уж обождала бы Настена своих лекарств, тут-то у вас всё путём.
— Давайте быстрее, теть Оль!
— Да куда уж быстрей! — проворчала Яга, закладывая крутой вираж. Многотонная махина грузового коптера вела себя в её руках будто мотылёк.
Пока долетели до дороги, да высмотрели внизу грузовик Ксаверия, у Маруси семь потов сошло от переживаний. Казалось бы, ну подумаешь, роды, эка невидаль, так ведь нет. Даже с Настиной четверней её таким волнением не скручивало.
Маруся стрелой метнулась к кузову, едва коптер коснулся земли. Увидела внутри Дару и замерла на мгновение, испугавшись её измученного вида.
А потом встряхнулась, бросилась поднимать с тючка сена, быстро задавая вопросы.
— Марусь, — на бледных губах боевого инструктора появилась улыбка, и в душе бывшей ученицы стало теплее. — Ты что, понимаешь в этом что-то?
— А то! Позавчера аж четверых приняла. Сама! — это пусть капитан думает, что она врать не умеет!
— А Яга?
— Тут я. Ну что тут, Марусь?
— Успеем, тёть Оль, — сказала уверенно — для Дары. А в душе этой уверенности не было.
Яга всё поняла по взгляду. Подхватила роженицу с другой стороны. Повели к коптеру, поддерживая.
— А что же Вадим Петрович? — спросила Маруся, чтобы отвлечь Дару.
— Уехал он в город с утра. Ничего ведь не предвещало, что начнётся. Не надо ему пока знать.
— Конечно — не надо, — горячо поддержала бывшая ученица. — Вот родим, тогда…
Устроив пассажирку в салоне, Яга шустро запрыгнула в кабину и взлетела. «С Ксаверием попрощаться забыли», — подумалось Марусе, которая считала схватки, — «так он не обидится — с понятием».
— Как вы там, Марусь? — Яга закончила переговоры по рации и подмигнула Даре.
— Через три минуты, по пятьдесят секунд.
— Поняла, — спокойно кивнула Яга. — Михалыч уже ждёт.
— Это плохо? — устало откидываясь на спинку, спросила Дара.
— Это хорошо, Дара Руслановна! Скоро будете держать на руках маленькое чудо.
— Скорей бы, — ответила та еле слышно.
* * *
Маруся ходила перед палатой, сжимая кулаки. Третий час пошёл, как Дару внесли сюда на носилках, а её просто взяли и выставили. Мол, своих хватает, тем более, что образования у неё нет. На правду не обижаются, да и какая разница, что она чувствует. Лишь бы с Дарой всё было хорошо!
Вот пока ходила тут, заодно про капитана вспомнила. Что записки не оставила, визоры не прихватила, да хотя бы в свой старенький мобильник могла б его контакт забить. Можно, конечно, Нах-Наху позвонить, у него папаша любого пробить может, но только позже. Зачем ребят волновать раньше времени. Да и совсем не хочется поднимать кипеж из-за такой ерунды.
Из палаты выглянула миловидная девушка в колпаке и маске, болтающейся на одном ухе, и приветливо спросила:
— Ты Маруся?
Кивнула, так как голос внезапно пропал.
— Зайди.
И сразу до неё донесся плач ребёнка, и внутри разлилась такая радость! Поспешно напялив на себя протянутый акушеркой халат, прошла прямо к родильной кровати, где лежала Дара, придерживая у груди ещё не обмытое красненькое существо.
— Знакомься, Ева, это Маруся, — сказала довольная мамочка. И уже другим тоном: — визоры я не взяла, сообщи всем, ладно? И Вадиму. И… спасибо тебе.
Маруся кивнула, уточнять, кому — всем, не стала. Просто отправила сообщение всей снайперской группе: «Дара Руслановна родила маленькую Еву». А потом уже попросила Мелкую передать новость Вадиму. Уж разберутся с Нах-Нахом, как его найти.
С Дарой она просидела еще два часа — ранний послеродовый период опасен кровотечением, потому роженицу некоторое время держат в родильном. Говорили обо всём, Маруся даже призналась, что замуж выходит.
— За капитана? — спросила та.
Вот откуда все знают? Даже не удивишь! Но всё равно приятно. Маруся улыбнулась во весь рот: «Ага».
— Рада за тебя, то-то ты вся светишься!
— Нее, это я из-за Евы.
— Из-за Евы ты по-другому.
Не стала спорить. Уж что-что, а видит Дара куда больше, чем остальные — в их группе это известно.
Потом, уже когда мать и ребенка перевели в послеродовую палату, Маруся побежала в город — чтобы найти Ксаверия, да забрать оставленный в кузове тючок с детскими вещами.
Тот еще не доехал, и она ругала себя последними словами, что не взяла параплан. Без него — как без рук. Так бы долетела, встретила на полпути. А теперь — сиди у дороги, глотай пыль, да вдаль смотри. Вспомнила, что голодная, с утра не ела, но боялась пропустить грузовик — вот-вот покажется.
Через десять минут, попеняв Ксаверию, что так медленно плетётся, бегом вернулась в больницу. Да только к Даре её не пустили. Мол, поздно уже, шастают тут всякие, да и не одна она — с мужем. Но вещи передать не отказались.
Пора было возвращаться домой, а вот как?
На такси коптерское у неё денег не хватит. Тревожить Ягу совестно — что такого срочного, если с утра можно сесть на попутный грузовик до Нифонтовки? К дяде Ляпе обратиться, так то же самое. Не семеро ведь по лавкам ждут её, непутёвую, а один капитан.
Так и брела по городу, поглядывая по сторонам, не встретится ли кто знакомый. Стемнело, тускло горели фонари, освещая дома, работали ещё не закрывшиеся кафешки, откуда тянулись дразнящие запахи готовой еды. Только просить ни у кого сегодня не хотелось, да и к знакомым заходить. Хотелось только скорей вернуться к своему капитану, ощутить крепкие объятия, увидеть его чуть насмешливую улыбку.
Навалилась усталость, даже винтовка чувствительно оттягивала плечо. Вот лучше б её забыла, чем параплан!
И что теперь капитан скажет? Этот вопрос она уже раз сто себе задавала, и все сто раз отмахивалась. Нельзя об этом думать, а то совсем хреново на душе. Потому что кругом она неправа, и ничего с этим поделать не может.
* * *
Никого так и не встретилось, но Маруся всё бродила, обойдя, казалось, уже весь город. В такие минуты многое передумаешь о себе — кто ты вообще в этой жизни, и кем хочешь быть, кроме как женой капитана. Засесть дома и воспитывать детишек? Конечно, ей этого хочется, детей, в смысле, но надо же ещё что-то делать. Иначе многому ли она сумеет научить чад своих?
А что она умеет? Воевать? Если понадобится — да. Сможет. Но строить на этом жизнь не хочется, тем более — пока портал закрыт, воевать-то и не с кем. Куда занятней роды принимать. Рожать-то никогда не перестанут, пока люди есть. Вот права Яга — даже в войну этим занимались — слышала в роддоме о том, сколько в эти самые дни новых людей появилось. Настоящий бум.
Но вот только правильно её выставили из родовой — образования нет. Пойти учиться? А куда — к тому же Михалычу? А преподаёт ли он где? Или только при больнице работает? Узнать надо. Неплохо бы у него поучиться. Только вот не в городе работать, а принимать вызовы и лететь на дом. И лучше не на параплане, а как Яга — на своем коптере. И быстрее выходит — а в этом деле иной раз дорога каждая минута — и с собой можно возить всё необходимое. Но кто ей коптер раздобудет? У капитана просить — так нет у него лишнего. Да и тот, что есть, явно для какого-то дела даден. Заработать — когда еще получится. И потом, летать на нём — тоже выучиться надо. Куда ни погляди — а ничего вот так сразу у неё не выйдет. Значит, получится постепенно, просто всему этому нужно обязательно выучиться и заниматься своим делом.
Решено, станет акушеркой! Нравится ведь ей это дело. Да и не просто акушеркой, а фельдшером ещё, чтобы всех лечить. Особенно деток.
Сегодня же расскажет Василию о своих планах. Интересно, что-то он ответит?
Очнулась и поняла, что стоит на набережной уже неизвестно сколько, и основательно продрогла на свежем ветру, дующем с океана.
Пришлось отругать себя за тупость — вот чего дурью маялась и время теряла, когда кругом столько людей, к которым можно обратиться за помощью… Дотянула вот до полуночи. Оставалась топать домой к Ольге Петровне. Заодно узнает о планах на завтра, вдруг будет по пути.
Дом нашла быстро, отстроилась Яга на старом пепелище, а где живёт первая торговка Прерии — это всякий знает. Сильно обрадовалась, увидев в окошке свет — не придётся будить людей среди ночи.
Постучала.
Младший сын Яги — Василий, распахнул дверь и посмотрел не столько удивлённо, сколько обрадованно:
— Маруся, заходи! — скомандовал бодро. Спать он, похоже, еще не собирался.
— Привет, Вась, а где Ольга Петровна? Спит? — она прошмыгнула на кухню, села за стол, обняв себя руками. Подумала и сняла винтовку, прислонив к стене.
— Какое спит! — Василий тут же выложил на стол кусок холодной буженины, хлеб и кружку киселя. — Улетела вечером на Лесопилку, а оттуда ещё куда-то, обещалась завтра днём заглянуть.
Маруся кивнула, отпила немного, а есть не смогла, хотя с утра крошки во рту не было. Вот не лезло ничего.
— Рассказывай! — парень уселся напротив, положив локти на стол, посмотрел пристально.
— Пустишь переночевать? — попробовала усмехнуться.
— Уже пустил, — отмахнулся он. — Ты лучше не тяни, а сразу начинай.
— Что начинать? — притворилась непонимающей.
— Говори, что стряслось, да не ври. Врать тебе, Маруся, не нужно! У тебя в жизни и без выдумки всегда случается куча интересного.
— Ну чего пристал? Утром уйду.
— А того. Нравишься ты мне, вот чего.
Испуганно на него взглянула и поняла, что не шутит.
— Я замуж на днях выхожу!
Он усмехнулся:
— Проходили! Не успеешь глаз на девчонку положить, а какой-нибудь сопляк её у тебя из-под носа уводит.
— Не сопляк он. А капитан разведчиков.
— Ну-ну, не горячись. Да я вообще не в том смысле. Ты мне просто как человек нравишься, — выкрутился Василий, — так что по-любому — рассказывай.
Подумала Маруся, да и выложила всё. Как у Дары роды начались, как параплан забыла дома. И что вернуться надо было вечером, а теперь на попутке утром придется ехать, да только к завтрашнему вечеру домой и поспеет.
— А что — ждут?
Кивнула потеряно и сжала губы. Проняло вдруг от Васькиного сочувствия. Залпом допила кисель — легче стало.
А Василий встал, накинул куртку, потянул с гвоздя свой слонобой.
— Поехали, Маруся! Довезу с ветерком. И только пикни мне, что не надо, свяжу веревками, да всё равно отвезу на расправу к твоему капитану, ясно?
Маруся попыталась улыбнуться:
— А если я спать хочу?
— Ремня ты хочешь! Пакуй буженину, да и хлебца с собой прихвати — знаю, что любишь его — только сегодня испёк.
— Сам? — удивилась она, ощущая, как стремительно поднимается настроение, и стараясь не зареветь.
— Сам, конечно. Видишь, какой хозяйственный, а девушки меня не любят.
— Полюбят ещё, — пробормотала Маруся, хватая винтовку и пакет с провизией, — вот я тебя уже люблю!
— Правда? — и хоть темно было во дворе, она знала, что парень улыбается. — Бросишь капитана?
— Не-е-е. Я тебя как брата люблю, в хорошем смысле.
— А бывает в плохом?
Ответить не успела, заревел Васькин монстр, заведенный дистанционно. Потом мотор стал работать глуше, мощные фары осветили двор.
— Запрыгивай!
Маруся последовала совету, устроилась на верхотуре «монстра», вспомнив, что ни разу ещё не каталась на нём, а ведь хотелось — чего лукавить? Удивилась, когда Васька накинул на неё легкое шерстяное одеяло, да подсунул под голову подушку.
— Спать же собиралась, — проворчал. — Погнали?
Спать ей расхотелось, смотрела на звёзды, откинувшись на кресле. Гадала, где какие созвездия. Вот проходили в школе, а что она запомнила? Созвездие Кентавра, разве что. Нападения хищников не ждали, не дураки они, чтобы становиться на дороге у подобного «монстра», но винтовку всё равно держала наготове, привычка. Да ещё подсчитывала, когда доедут при такой скорости. А потом погрузилась в какое-то оцепенение.
Верно рассчитала — первые лучи Гаучо показались, когда впереди обозначился брод через Нифонтовку.
Встрепенулась.
— Отсюда дойду!
— Сиди уж. До места довезу, — проворчал Васька и, не тормозя, въехал в реку. Ну да, его высокой машине всё нипочём, только колеса и погрузились. Вездеход!
Уже медленнее поехали вдоль берега по едва заметной тропке, ломая кусты и объезжая особо крупные камни.
У Маруси сердце быстрее забилось при виде знакомой пристани, а потом и дома показались. Сначала Настин, а за ним и её!
«Перебудим ведь всех!» — спохватилась запоздало. Да уж теперь ничего не поделаешь. Увидела, как на крыльцо Грачёвского дома выскочила то ли Сонька, то ли Леська, а от второго дома по тропинке спускается капитан.
Сердце ухнуло вниз, а Васька как раз и затормозил, да спрыгнул на землю, обходя своего «монстра», чтобы помочь ей спуститься. Только капитан успел первым. Отодвинул спокойно Ваську, и протянул руки. У Маруськи внутри испуганно ёкнуло, когда встретилась с ним взглядом. Забыла даже поворчать, что не маленькая и сама может спуститься — скорее нырнула в объятия любимых рук.
Капитан поставил её на землю, и лишь потом повернулся к Ваське.
— Василий, — протянул руку.
— Аналогично, — кивнул Васька, усмехнувшись, — получите, распишитесь.
— Зайдешь? — спросила его Маруся. — Устал ведь. У нас и комната есть свободная.
Васька перевел взгляд с неё на капитана и обратно и качнул головой:
— Некогда, дела сегодня. В другой раз с удовольствием. — Кинул взгляд наверх и присвистнул: — А это что за красотки?
Маруська оглянулась:
— А это Сонька и Леська, близняшки. Хочешь, познакомлю?
— Не сегодня! — усмехнулся Васька, — а то сразу вспоминается мечта идиота.
Пояснять, что он имеет в виду, не стал. Запрыгнул в машину и дал задний ход, не заморачиваясь с разворотом.
— Домой! — коротко велел ей капитан и ласково шлёпнул пониже спины, подталкивая Марусю к тропинке. Внутри от его спокойного тона всё сжалось, а от шлепка наоборот — развернулось. Душа наполнилась непонятными предчувствиями, и почему-то захотелось «на ручки».
* * *
Савельев догнал её в пару шагов, едва скрылся за поворотом «монстр» его тёзки, крепко взял за руку и повёл наверх. Но заметив, что приходится буквально волочить за собой вконец уставшую Марусю, остановился, глянул внимательно в её бледное лицо. Наклонившись, сердито поцеловал в губы и подхватил на руки.
Когда она обняла его за шею, и доверчиво прижалась всем телом, еле заметно подрагивая, вся злость, накопленная капитаном за сутки, полные тревог и поисков — показалась глупой и эгоистичной, а внутри защемило от нежности, которую Василий испытывал разве что к сестрам, да и то когда-то очень давно. Правда, сейчас его чувства были далеки от братских.
Странно было, что при такой любви, он испытывает сильную страсть. Ведь где-то вычитал, что чем сильнее духовное чувство, тем слабее будет потребность в плотском воплощении, а вон, однако, как. Невеста едва живая, да и сам ночь не спал, а на уме только одно желание — донести её прямо до кроватки, раздеть и всячески свою эту страстную любовь продемонстрировать.
— Ругать будешь? — послышался тихий шёпот Маруси, а шею защекотало её тёплое дыхание.
— А надо? — спросил осторожно. И опустил-таки на землю — дошли.
— Заслужила, — кивнула девчонка, и словно это уже обычное дело, прижалась щекой к его груди, обхватив руками за талию. — Ругай. А я так постою, ладно?
Савельев поднял руку, чтобы погладить её по голове, но замер, не донеся двух сантиметров, не зная, как поступить. Непедагогично как-то — ласкать и одновременно выяснять отношения. Долгую минуту боролся с собой, потом вздохнул, проведя ладонью по шелковистой головке, по толстой косе, которую придется скоро отрезать. В ответ она мурлыкнула и прижалась ещё сильнее, разрушая все его благие намерения.
— Давай потом, — прошептал он, — как отдохнёшь…
— Нет! — услышал Василий и тут же встретился взглядом с омутом темно-синих в предутреннем свете глаз. — Давай уж здесь. — И снова уткнувшись ему в грудь, пояснила: — Кормить я тебя сейчас всё равно не смогу, устала очень. А нести ссору в спальню… то есть в дом — не хочется.
— Вон оно как, — скрывая улыбку, серьёзно покивал Василий. Оговорка про спальню понравилась. Да и вообще Маруся не уставала его удивлять. Вздохнул, понимая вдруг, что жизнь впереди будет какой угодно, но только не скучной. И вроде, навоевался, и хочется тихого семейного счастья, ан нет. Не судьба. А судьба нежно прильнула к его груди, и похоже пытается заснуть прямо в таком положении. Да уж, еще та у него судьбина, только не променяет он её ни на какую другую. Больно стало вдруг от мысли, что Маруся понравилась бы его сестренкам, да и матушке тоже. Но нельзя об этом думать.
— Вась? — нетерпеливо-сонный голос заставил его встряхнуться, вздохнуть и снова подхватить на руки свою будущую супругу.
— Значит так, — проговорил он, направляясь к крыльцу. — Поступила ты, Маруся нехорошо, потому что нарушила обещание. Хоть бы визоры мои взяла. А в остальном ругать тебя незачем. Ты же у меня взрослая уже, а?
— Визоры мне не нужны, у меня мобильник есть, — буркнула Маруся.
Капитан даже споткнулся. Знать бы раньше!
Но не стал комментировать, до дома донес, ногой захлопнув за собой дверь. Передохнул немного возле лестницы, да и понес сразу наверх.
— Дальше! — скомандовал невнятный голосок, когда он вздумал притормозить у маленькой спальни.
Хмыкнул весело.
Уложив в большой спальне на широкую кровать, снял с неё ботинки и носки, а дальше замер, глядя как она уткнулась в подушку, обняв её обеими руками, и засопела, засыпая.
Хотел оставить её так, чтобы не соблазняться — пора уже лететь на службу. Но пожалел, не выспится ведь нормально. Раздел до трусиков, стараясь не потревожить сон, укутал в одеяло, как маленькую. Постоял немного, разглядывая бледное усталое личико.
Не стоит ей рассказывать, что вернулся домой он вчера рано, хотел провести с ней больше времени. Что, не застав, выяснил у соседок, куда делась невеста. Поняв, что роды — это надолго, вернулся в часть, в Ново-Плесецк. Заодно послал одного бойца покараулить Марусю у роддома. Решил сам её увезти. Но этот кретин, разведчик, мать его, Марусю упустил. И что оставалось делать? Побродил по городу, в надежде, что столкнется с ней случайно. Но чуда не произошло, а куда она могла пойти, он не знал.
Вернулся домой только ночью, во втором часу, уверенный почему-то, что она ждёт его дома. Но дом оказался пуст. И только понимание, что Маруся не пропадёт, заставило его не бросаться снова на её поиски, а просто подождать и постараться не слишком беситься от неизвестности. Заодно настало время подумать над тем, какие они разные. Практически инопланетяне. И привыкать придется не один день, а может — и не один год. Пока ещё у них все наладится…
И по всему выходит, что у него два пути — можно Марусю переделать, она сама на многое готова, а можно принимать такой, какая есть, самому приспосабливаясь к её привычкам. И сколько ни думал, сидя в темном дворе собственного дома, куря сигареты одну за другой, а всё равно второй вариант был ему гораздо ближе. Да, не молод, да — привычек дурных уже много. И кажется, поздно уже меняться самому. Но когда в жизни появляется смысл жить…
Василий грустно улыбнулся своим ночным терзаниям, и, нагнувшись, убрал непослушную прядку с лица спящей невесты. Нет, не стоит ей всего этого рассказывать. И про ревность умолчит, которая вспыхнула при виде парня, что доставил её домой. Ясно же, что просто приятель, у Маруси всё на лице написано. Вот что от неё не отнимешь — это честности. А это совсем немало для начала семейной жизни.
Взяв листок бумаги, он чиркнул несколько слов, положил на тумбочку, осторожно коснулся губами её виска, и стремительно вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
* * *
Маруся проснулась далеко за полдень и сначала не поняла, где находится. Давно она не высыпалась так хорошо. Потянулась, зевая от души, и нырнула под одеяло, обнаружив отсутствие на теле большей части одежды. И сразу всё вспомнила. Ахнула, поняв, что так и не объяснила ничего капитану. И увидела записку.
Там значилось всего несколько слов:
«Вернусь голодный и злой в три часа дня».
Испуганно хмыкнув, девушка решила поверить ему на слово, и одевшись, побежала вниз — готовить. Оставалось до его прихода всего ничего, да и у самой аппетит прорезался. Немножко нервничала, чувствуя, что её ожидает серьезный разговор. Иначе с чего бы ему писать такое?
Хорошо, холодильная камера была забита продуктами, и в груди потеплело от сознания, что капитан для неё старался. Да и дом достроил, а ведь она так и не успела его исследовать. Пещера какая-то еще есть.
Как раз вынимала из духовки дымящийся казан с пловом, издающим дивный аромат, когда услышала шаги на крыльце. Вовремя!
Савельев вошёл стремительно, так что застал её тянущейся за тарелками, и сразу пристал с объятиями, целуя в шею.
— Эй, сначала еда, — попыталась вывернуться Маруся и не показать, как ей нравиться, когда он так обнимает. Покраснела, увидев, как его рука легла на её грудь. Сказала торопливо, чтобы скрыть смущение: — И вообще ты обещал быть злым.
— Ах обещал? — Василий отпустил её с явной неохотой, отобрал тарелки и помог накрыть на стол. Сам достал и нарезал хлеб и, следя за невестой непроницаемым взглядом, дождался пока она наполнит тарелки. — Смотрю, ты здорово готовишь, котёнок.
— Ты ешь! — смутилась Маруся, не привыкла как-то, что за еду хвалят. Но сама не удержалась, набив полный рот — и от голода, и от нервов: — Вкушно!
С первой порцией расправились быстро, и когда капитан задумчиво посмотрел на казан, девушка подняла вопросительно брови, и он кивнул.
— Чай? — спросила Маруся, положив добавки на обе тарелки.
— Угу.
Вторую порцию ели медленней, и она удивилась, что даже молчать ей с капитаном приятно. Только убрав тарелки, она подвинула к себе большую кружку с чаем и замерла, делая вид, что рассматривает чаинки на дне.
— Поговорим? — спросила, вздохнув.
— Ну ты уж на меня посмотри, а то мне ужасно нравится твоя макушка, но глаза гораздо больше.
Хихикнув, она подняла взгляд:
— Ты меня раздел? — и прежде, чем он ответил, поспешно добавила: — Я просто проснулась и ничего не помню, только что ты меня на руках принес. А потом что?
— Хм, потом ты заснула, а я поехал в часть.
— А-а, — она улыбнулась, чуть покраснев. И все же призналась: — я просто подумала… Только не смейся! Вдруг чего-то было, а я всё проспала.
К её смятению смеяться он не стал, но ответил как-то очень ласково:
— Я бы тебя обязательно разбудил.
— Ужасно рада, что есть дом, — быстро сменила тему Маруся. Всё-таки страшно неловко было обсуждать эти вопросы с ним. Интереснее, чем со Стебельком, но вот гораздо страшнее что ли. — Я еще не всё видела, но обязательно посмотрю.
— Марусь.
— Да?
— Ты расслабься. Ругать мне тебя не за что, я же вчера уже сказал, а поговорить бы хотелось. Значит, наш дом тебе нравится?
— Ага. И кровать большая. Ой, ну то есть — кухня. Я не то имела в виду…
— Кухня — да, тоже большая. Ты не спеши.
— Ну вот, хорошо, что есть дом, где мы можем растить детей.
— А что? Уже? — Савельев вспомнил, что их соседка довольно быстро и уверенно определила, что понесла… но тут как-то совсем рано.
— Да нет, — смутилась Маруся, — ну что ты всё об этом?! Я вообще думаю, годика три подождать с детьми. Если получится, конечно.
— Конечно, — кивнул он.
— Учиться решила.
— А вот это интересно!
Она вгляделась в его глаза с подозрением, не смеётся ли. Но, как и всегда, ничего определить не смогла. Очень уж непонятно смотрит. И внимательно, словно ему и правда интересно.
— Я тут думала много, ну, когда по городу бродила ночью. И решила учиться на фельдшера. Там три года, а потом можно и деток завести, — и, посмотрев на озадаченное лицо своего капитана, испуганно спросила: — или ты хочешь сразу?
— Да нет, вполне приемлемо, — улыбнулся он. — Как раз и хотел узнать, что ты думаешь о будущем.
— У нас есть три месяца до начала занятий, — оживилась Маруся. Глянула искоса и, наконец, выпалила самое сложное: — Не хотелось бы расставаться, пока это возможно. Запиши меня в свой отряд, знаешь ведь, что подготовка у меня есть. Будем вместе работать и, главное, ездить в твои командировки. Ведь они часто случаются и бывают длинные. Ну как?
— Отличный план, — усмехнулся он.
— Так ты возьмешь меня к себе в подразделение? — насупилась Маруся.
— Возьму, — кивнул капитан. — Инструктором по ходьбе — пополнение у меня из землян. Подходит?
— Ага. Но потом, к осени, я уволюсь и уеду в училище.
— А что так грустно?
— Тогда и наступит разлука до самых каникул, — вздохнула она, подозревая, что ему это не понравится.
— Не наступит, — Василий вынырнул из визоров. — Посмотрел я про твоё училище. Я смогу тебя навещать время от времени.
— Значит, не против?
— Только за. Какие еще мысли бродят в твоей головке?
— И ещё, — решилась она. — Мне подарков не нужно.
— Совсем? — прищурился Василий.
— Ну… Понимаешь… Цветы я люблю, когда они растут, а не когда сорваны. А вещи… это довольно сложно объяснить…
— Постарайся, это важно, — показалось? Или в его глазах мелькнули весёлые бесенята?
— Я из-за этого не любила жить дома, потому что там было слишком много всего такого, что нужно хранить, с чего необходимо протирать пыль, выхлопывать, стирать, раскладывать по своим местам. А мне всегда хватало того, что умещалось в рюкзаке…
— Ты, словно ветерок, — кивнул Савельев с понимающей улыбкой, — в любой момент готова сняться с места и улететь. Ну, а если мне очень-очень захочется тебя порадовать?
— Если очень — очень, тогда можно, — вздохнула Маруся. — Только давай — очень-очень редко.
— Вот и договорились. — Савельев откинулся на спинку стула и поинтересовался: — Ну а пойдут детки. Сколько ты бы хотела, кстати?
— Двух? — неуверенно спросила она.
— Вполне. А им ведь нужна детская и чистые пелёнки.
— Много пелёнок, — подхватила Маруся, — в большом шкафу. А ещё — кроватки, пеленальный столик и игрушки, — она посмотрела на лучезарно улыбающегося капитана, озорно сверкнула глазами и подытожила: — Курсант Маруся доклад закончила.
— Не курсант Маруся, а инструктор Савельева… впрочем, это только с завтрашнего дня, после ЗАГСа, если ты согласишься взять мою фамилию.
— Уже завтра! — ахнула она. И возмутилась: — конечно соглашусь.
— А теперь спать? — спросил он.
— Так день же. Ой, ты же не спал всю ночь?
— Ага.
— А я выспалась уже.
— Ну ты ведь не откажешься… спеть мне колыбельную?
Фыркнув в ладошки, Маруся покраснела:
— Пойдём.
