Для очкариков секс дороже

На этот раз, поскольку я собирал материал для книги о Париже, коллекции этнической эротики пришлось уделить меньше времени. В экспозиции музея сотни предметов, имеющих отношение к сексу и собранных по всему миру, – скажем, мексиканские кувшины для воды с замысловатыми ручками и горлышками или японская гравюра, выполненная по заказу мужчин, остро нуждающихся в гиперболизации своего достоинства. Но я лишь мельком взглянул на эти предметы, зато завис перед карикатурой 1932 года, передающей бешеный ритм Пигаль в предвоенные годы. Это – уличная сцена, и все ее участники, казалось, охвачены внезапным желанием погрузиться в оргию. Пассажиры проезжающего автобуса устроили в салоне кучу малу. Мужчина-прохожий заигрывает с матросом, женщина забавляется со свиньей, сбежавшей из фургона мясника, и даже две лошади, впряженные в телегу, виляют задами. Совершенно очевидно, что в те времена в воздухе Пигаль витало что-то особенное.

Среди экспонатов музея есть и несколько листков с довольно смелыми песенками, о которых упоминал мсье Плюме. На них же кокетливые изображения улыбающихся дамочек, а названия у песен сплошь примечательные: Les Marcheuses («Уличные проститутки»), Le Pensionnat des Demoiselles («Школа юных леди» – о счастливчиках солдатах, оказавшихся в спальне школьниц), La Rue de la Joie («Улица радости»), в которой есть такие строчки:

 

Чтоб заставить себя полюбить,

Нужно уметь отдаваться,

Увы, я умею лишь продаваться.

 

Наверное, этот миф затаскали до дыр в maisons d’abattage.

Впрочем, самая интересная часть коллекции посвящена старым борделям. Можно увидеть рекламные снимки девушек на продажу; большинство из них полностью обнаженные, если не считать туфель и случайного шарфика или ожерелья, – покупатели должны знать, что они получат за свои деньги.

Здесь же и фотографии роскошных интерьеров лучших парижских борделей, таких как «Шабанэ», «Сфинкс», «Один-Два-Два» и «Четырнадцать» (часто бордели обозначали номерами домов, поскольку именные названия были запрещены). Декорации изысканные, как в кино, – тут и египетская комната, и каюта круизного лайнера, и средневековая камера пыток, и даже кухня с «помощницами» в фартуках на голое тело. Любую фантазию можно было исполнить за деньги, и все это легально. Причем, фотографии вовсе не из разряда тех, что снимают скрытой камерой, – это своего рода «промоушн», версия современных брошюрок SPA-салонов, только издания 1940-х годов.

И раз уж речь зашла о 1940-х, стоит отметить, что в музее представлены документы, свидетельствующие о том, какие парижские бордели были отданы нацистам во время Второй мировой войны. Брошюра на немецком языке информирует офицеров, что для них зарезервированы три высококлассных заведения – дом номер 12 по улице Шабанэ, дом номер 6 по улице Морийон и дом номер 50 по улице Сен-Жорж, – и даже указаны ближайшие станции métro. Однако в тексте содержится и предупреждение всем солдатам о том, что после каждого визита по указанным адресам они должны зайти в один из Sanierstellen (медпунктов) для осмотра, а также получить от проститутки расписку о состоянии ее здоровья.

Впрочем, самым интригующим моментом сексуального прошлого можно назвать помещенный в рамку блокнот проститутки, датированный 1942 годом. На каждой странице подробный отчет о проведенном рабочем дне, с именами клиентов и ценами. С учителя девушка брала 40 франков, с beau garçon всего 30, в то время как chanteur (певец) проходил по особой ставке – 27,50. Однако это была не самая низкая цена. Petit Juif (маленький еврей) платил 25 франков, точно так же как aveugle (слепой) и писатель (наверное, как малооплачиваемый). Были даже студенческие скидки, так что с étudiant брали всего 20 франков. Самый высокий тариф – 45 франков – был предусмотрен для grand gros (высокого толстого мужчины) и type à lunettes (парня в очках).

В любом случае, девушка предлагала услуги практически за бесценок. Заглянув в сводки официальной статистики, публикуемые Экономико-статистическим институтом Франции, я подсчитал, что ее высшая ставка, 45 франков, эквивалентна нынешним 15 евро – это цена салата с бокалом вина в дешевом парижском café. Даже если она получала чаевые или намеренно фиксировала заниженную стоимость, чтобы не делиться с мадам, все указывает на то, что массовый секс на продажу шел задешево. Что, кстати, и объясняет высокий наплыв клиентов – в день проститутка принимала по пятнадцать-шестнадцать мужчин, что, конечно, не соответствовало стандартам maison d’abattage, но все равно означало секс со ста мужчинами за неделю. После просмотра ее блокнота любые романтические представления о том, что творилось в парижских борделях, улетучиваются.

Парижский секс сегодня

Улицы Парижа XIX века, возможно, и были вымощены проститутками, но появляться на публике в откровенных нарядах женщины не решались. Максимум, что можно было мельком увидеть, это затянутую в чулок щиколотку или намек на décolleté. Чтобы насладиться зрелищем обнаженного женского тела, мужчинам надо было идти в бордель или, с более пассивными намерениями, в один из театров или кабаре. Вот когда начался расцвет «Мулен Руж», «Фоли-Бержер» и «Ловкого кролика» (Lapin Agile), которые поддерживали голодающих художников едой и абсентом, заказывая у них рекламные афиши.

В этих кабаре танцовщицы канкана демонстрировали свое нижнее белье и даже немного голых ляжек, в их декольте можно было уткнуться носом и вдохнуть сладкий аромат тела, а смелые песенки усиливали атмосферу всеобщего возбуждения.

Богатые джентльмены ловили взгляды танцовщиц – или наоборот? – и в перерывах между танцами предлагали подарки и раздавали обещания, а девушки назначали свидания с целью пополнения своих кошельков.

Вы и сегодня можете посетить эти кабаре, хотя «Ловкий кролик» трансформировался в музыкальный клуб chanson française, а «Мулен Руж» и «Фоли-Бержер» предлагают шоу-программы для туристов с парижским канканом, перьями и о-ля-ля. «Лидо» (Lido), на Елисейских Полях, уже более современная версия кабаре, с длинноногими мужчинами и женщинами в стиле Лас-Вегаса и изредка мелькающими голыми частями тела.

В наши дни единственным клубом, сохранившим парижскую историю хореографической эротики, остается самый новый из всех – «Крейзи Хорс», открытый в 1951 году «ненасытным обожателем женщин» по имени Ален Бернаден, которому было совершенно плевать на традиции «Мулен-Лапен-Фоли», потому что свой клуб он назвал в честь вождя индейского племени, да к тому же открыл его далеко от Пигаль, по соседству с Елисейскими Полями.

Клуб привлекает по большей части парижан, многие из которых приходят сюда посмотреть выступления заезжих звезд. Не так давно все ломились на Памелу Андерсон, Диту фон Тиз и актрису Клотильду Куро (больше известную в качестве жены внука последнего короля Италии).

Если вы спросите у парижанина, что происходит в «Крейзи Хорс», он скорее ответит, что никогда там не был, но точно знает, что там все завязано на обнаженке. Девушки на сцене знамениты тем, что ступни у них прикрыты больше, чем остальные части тела.

Так случилось, что я убедил свою парижскую возлюбленную-феминистку пойти со мной поглазеть на эту самую «обнаженку». Vive Paris, подумал я. Наверное, в мире не так много городов, где феминистски согласятся на такое предложение, не прихватив с собой баллончик с краской, чтобы разрисовать граффити тела девушек.

«Крейзи Хорс» (или «Ле крэ-ззи оррс», как называют его французы) находится напротив здания Сельскохозяйственной палаты и штаб-квартир «Живанши» и «Ив-Сен Лоран». А что? Весьма символично: секс, мода и еда – составляющие парижского самосознания.

В интерьере кабаре бархатные ковры, приглушенный свет и темное дерево, что сразу настраивает на запретные чувства. Спускаясь по лестнице в подвал, попадаешь в удивительно маленький театр с плотными рядами столиков, развернутых лицом к крохотной сцене. Совершенно очевидно, что зритель находится в непосредственном контакте с девушками.

Я оглядываюсь по сторонам и не могу скрыть своего изумления. Рядом с нами пожилая супружеская пара, явно представители среднего класса – из тех, что продали мне банковский кредит и стиральную машину. Здесь же группки молодых женщин, бизнесмены парами, неподалеку дочка с родителями – возможно, присматриваются к карьерным перспективам. Большинство в слегка официальной вечерней одежде, и только одна пара пришла одетой по случаю – на женщине розовый шелковый корсет.

На стене возле сцены я замечаю большую памятную доску, похожую на ту, что висит в британском посольстве, с именами послов в Париже. Хотя, конечно, эта другая. Она увековечивает память самых знаменитых танцовщиц – леди Пус-Пус, Дива Новита, Вэнити Старлайт и Винус Осеан. Разумеется, это сценические псевдонимы. По традиции имя танцовщице дает менеджер шоу или художественный директор после ее первого выступления на сцене. Девушка может отклонить его, но лишь один раз, второе предложенное имя остается с ней. Судя по всему, большинство девушек делают выбор с первого раза.

Звучит музыка, и она типично парижская. Не аккордеон, конечно, вы ж понимаете, – сегодня его можно услышать лишь в métro, где с ним выступают бродячие музыканты из Восточной Европы. Нет, звучит французский рок-н-ролл шестидесятых, то, что парижане называют yé-yé.

Занавес поднимается, открывая совсем не парижскую сцену – полуголые гренадерши маршируют на месте, салютуя. Это обнаженная версия смены караула в Букингемском дворце. На голове у девушек шапки из черного меха, но на этом сходство с английскими солдатами и заканчивается. Их униформа – хлипкие курточки, вовсе не прикрывающие голые груди, а внизу лишь наклеенный на стратегически важном месте треугольник черного шелка. Не слишком практичный наряд для того, чтобы нести вахту у дверей дворца.

Через несколько минут занавес опускается, и декорации меняются. Теперь это танец силуэтов в разноцветных тенях, парижская версия «бондианы». Затем выходит танцовщица, открывая рот в такт песне; в противоречие своей почти абсолютной наготе и готовности выпячивать ягодицы перед совершенно незнакомыми мужчинами она пытается убедить аудиторию в том, что перед ними «пай-девочка».

По мере того как продолжается шоу, я ловлю себя на мысли, что девушки не исполняют никакого стриптиза. И хотя они на протяжении часа трясут передо мной своими гладкими безупречными задницами, их танцы вовсе не отдают порнографией. Пожалуй, девушки слишком идеальные, слишком кукольные, чтобы навевать мысли о сексе. Я бы сравнил шоу с тупой эксплуатацией женского тела, даже в слегка фетишистской сцене, когда видны только ноги и высокие каблуки.

К тому же танцовщицы все сплошь на одно лицо, так что зрителю трудно сосредоточиться на ком-то конкретно. В этом смысле богатым джентльменам в клубах XIX века было куда проще. И это намеренная политика. Танцовщиц отбирают по строгим физическим параметрам, и два размера должны быть одинаковыми – расстояние от соска до соска и от пупка до лобка. Только заезжим звездам разрешено не соответствовать шаблону.

В финале все десять – или сколько их там? – танцовщиц танцуют вокруг пламенеющих букв D-É-S-I-R, подпевая двуязычной песне, в которой довольно эротично рассказывается о шампанском, что течет между пальцами.

И вот шоу окончено, загорается свет, зрители тянутся в фойе покупать сувенирные футболки и расшитые блестками трусики. Мне интересно, что обо всем этом думает моя подруга – как феминистка, она может сказать, что это лишает женщин человеческой сущности, и обвинить меня в том, что я притащил ее смотреть публичное порабощение женского пола. Отношения между нами грозят заморозиться на ближайшие несколько дней.

Мы пересекаем улицу, и я нервно спрашиваю ее мнение. Она задумывается на мгновение, а потом говорит, что шоу оказалось куда более стильное, чем она ожидала. «И мне очень хочется знать, как той девушке удавалось снимать чулки, не разуваясь».

Этот вывод говорит о парижской сексуальной политике столь же красноречиво, как и об эротическом кабаре.