Положив руку на спинку обитого пластиком кресла, Том смотрел, как сын готовит гамбургеры за стойкой закусочной. Казалось, он занимался этим всю жизнь – так непринужденно двигал их на плите, легко переворачивал, подбрасывая в воздухе, и одновременно болтал и смеялся с одним из официантов. Хэл сказал Тому, что их закусочная становится популярным местечком у жителей Гринвич-Виллидж.

Сын работал здесь три-четыре раза в неделю и за это имел бесплатную квартиру, которую предоставил ему владелец закусочной, друг Рейчел. В остальное время Хэл учился в киношколе. Он уже успел рассказать отцу, что снялся в короткометражном фильме.

– Он – о мужчине, который съедает по кусочкам мотоцикл подружки.

– Звучит круто.

– Так оно и есть. Действие разворачивается на дороге, но в основном сосредоточено в одном месте. – Том был почти уверен, что сын его разыгрывает. Во всяком случае, надеялся на это всей душой.

Хэл продолжал:

– А покончив с мотоциклом, он приступает к девушке.

– Парень девушку встречает, парень девушку съедает, – немного подумав, заключил Том.

Хэл засмеялся. Волосы у него были темные и густые – в мать, но на смуглом лице ярко горели синие глаза. Том очень любил сына. Виделись они не часто, но постоянно переписывались, и, когда встречались, им было хорошо друг с другом. Хэл вырос городским мальчиком, однако, попадая в Монтану, там не скучал. И даже вполне пристойно держался в седле.

Том уже несколько лет не видел прежнюю жену, но они перезванивались, говорили о Хэле, и в их разговорах не было горечи.

Рейчел вышла замуж за торговца произведениями искусства по имени Лео и родила ему троих детей – сейчас они были в подростковом возрасте. Хэлу же уже исполнилось двадцать, и он производил впечатление вполне счастливого молодого человека. Возможность лишний раз повидаться с сыном и склонила Тома лететь сюда, на восток, куда вызвала его эта англичанка. Сегодня он как раз собирался взглянуть на ее коня.

– Прошу. Твой чизбургер с беконом.

Хэл поставил перед отцом тарелку и сел напротив, широко улыбаясь. Себе он взял только кофе.

– Ты не будешь есть? – спросил Том.

– Поем позже. А ты отведай.

– Вкусно, – одобрил Том, откусив.

– Некоторые готовят их, совсем не ворочая. А они любят, чтобы ими занимались.

– Тебе эта работа не мешает учиться?

– Нет. Если будет мешать, что-нибудь придумаю.

Время ленча еще не наступило, и в закусочной было мало народу. Обычно Том ел мало в середине дня, а мясо вообще почти никогда теперь не употреблял, но Хэл так старался, что он притворился, будто ест с большим аппетитом. За соседним столиком четверо мужчин в дорогих костюмах и с браслетами на запястьях громко обсуждали только что заключенную сделку.

– Необычные клиенты для этого заведения, – сказал тихо Хэл. Но Том смотрел на них с удовольствием – бурлящая энергией жизнь Нью-Йорка всегда производила на него большое впечатление. Но в душе он радовался, что живет не здесь.

– Как мама?

– Замечательно. Снова играет. Лео договорился о ее концерте в галерее недалеко отсюда – за углом; он состоится в воскресенье.

– Это здорово.

– Она хотела прийти сюда – повидаться с тобой, но вчера вечером случилась накладка – слинял пианист, и надо срочно найти кого-то другого. Она просила передать тебе привет.

– Не забудь и ей передать.

Они поговорили о занятиях Хэла и его планах на лето. Сын сказал, что хотел бы выбраться в Монтану хоть недельки на две, и Том почувствовал, что он говорит искренне, а не просто хочет сделать ему приятное. А Том поведал сыну о том, что собирается остаться на ранчо и работать с одногодками, ну и, конечно, со взрослыми лошадьми, которых натаскивал раньше. Заговорив, Том вдруг страстно захотел поскорее очутиться на ранчо. Первое лето за долгие годы – без клиник, без постоянных разъездов. Как это здорово – встретить приход весны там, в горах!

Клиентов в закусочной прибавилось, и Хэлу надо было приступать к работе. Он не взял у отца деньги за чизбургер и вышел из закусочной с ним вместе. Нахлобучивая шляпу, Том уловил быстрый взгляд, брошенный на нее Хэлом. В его душе шевельнулось опасение: может, мальчику неловко за его подчернуто ковбойский вид. Перед расставанием, как всегда, возникло некоторое замешательство: Тому хотелось обнять сына, но у них уже сложился ритуал – просто обмениваться рукопожатием. Так они поступили и сегодня.

– Желаю удачи с конем, – сказал Хэл.

– Спасибо. А тебе – в кино.

– Спасибо. Я пришлю тебе кассету.

– Буду рад. Ну, прощай, Хэл.

– Прощай, папа.

Том решил немного пройтись, прежде чем взять такси. День был холодный, из люков на мостовой клубами поднимался пар. На углу молодой человек просил милостыню. Волосы его спутались, на серой коже – следы синяков. Пальто на нем не было, и, чтобы согреться, он переминался с ноги на ногу; из рваных шерстяных рукавиц торчали голые пальцы. Том дал ему пять долларов.

Встреча в конюшне была назначена на четыре часа, но Том, прибыв на вокзал, выяснил, что есть более ранний поезд, и решил ехать на нем. Чем раньше он увидит коня, тем лучше. Во-первых, больше света. Да и вообще неплохо сначала осмотреть коня одному. Когда хозяева не дышат в спину, всегда больше толку. Он не сомневался, что звонившая ему женщина не стала бы возражать.

Энни не знала, говорить ли Грейс о Томе Букере. С того дня, как дочь последний раз видела Пилигрима, его кличка не произносилась в их доме. Однажды, когда Энни и Роберт, желая, чтобы не было никаких тайн, попробовали заговорить о его будущем, Грейс резко оборвала их:

– Ничего не хочу слышать. По мне лучше бы ему вернуться в Кентукки. Но если вы не согласны, делайте как хотите.

Роберт ласково положил руку на плечо Грейс и произнес что-то утешающее, но та сбросила его ладонь и яростно крикнула:

– Оставь меня! – Вот и весь разговор.

Но они в конце концов все же решили рассказать дочери о человеке из Монтаны. Грейс отреагировала кратко: она не хочет находиться в Чэтхеме во время его визита. Договорились, что в Чэтхем поедет одна Энни. Поедет на поезде за день до встречи, переночует в загородном доме, сделает кое-какие звонки и поработает за компьютером над рукописью.

Но все оказалось не так – Энни не могла сосредоточиться. Даже тиканье часов в холле, обычно успокаивающее ее, действовало теперь на нервы. С каждым часом ее волнение усиливалось. Энни и сама не знала, почему. Скорее всего беспокойство росло из-за ее безоговорочной, почти иррациональной веры в то, что судьба Пилигрима каким-то непостижимым образом связана с судьбой дочери. Ей казалось, что сегодня она услышит приговор не только коню, а всем им – Грейс, Роберту и ей самой.

У вокзала в Хадсоне не стояло ни одного такси. Моросил дождь, и Тому пришлось минут пять укрываться под навесом, пока не подъехал автомобиль. Забросив на заднее сиденье свой рюкзак, он назвал шоферу адрес конюшен.

Было видно, что когда-то Хадсон выглядел живописным местечком, но сейчас переживал явно не лучшие времена. Прежде величественные здания теперь обветшали. Многие магазины на улице, которую Том посчитал здесь главной, были заколочены, а в тех, что избежали такой судьбы, судя по всему, торговали всяким хламом.

Люди, шедшие по тротуару, горбились под дождем.

Когда такси свернуло к хозяйству миссис Дайер, было самое начало четвертого. Автомобиль медленно катил в гору – к конюшням. Том смотрел в окно на лошадей, стоявших под дождем на грязном лугу. Они, навострив уши, следили за проезжавшей машиной. Въезд в ворота перекрыл трейлер. Том попросил шофера немного подождать и вылез из такси.

Протискиваясь между трейлером и стеной, он слышал доносившиеся со двора голоса и цоканье копыт.

– Да полезай ты! Полезай ты, черт тебя дери!

Сыновья Джоан Дайер пытались затолкнуть в трейлер двух перепуганных жеребят. Тим стоял внутри и тянул вверх по пандусу за недоуздок первого жеребенка. Со стороны это напоминало соревнование по перетягиванию каната, в котором Тим непременно бы проиграл, если б Эрик, стоя позади животного, не хлестал его, ловко увертываясь от копыт. Зажав в одной руке хлыст, другой Эрик держал под уздцы второго жеребенка, который был напуган не меньше первого. Увидев эту картину, Том сразу же оценил ситуацию.

– Эй, ребята, что здесь происходит? – спросил он. Парни разом повернулись и какое-то время молча разглядывали Тома. Затем, словно его не существовало, снова занялись своим делом.

– Так у нас ничего не выйдет, – сказал Тим. – Попробуем сначала загнать второго. – Он с силой рванул первого жеребенка. Том еле успел отскочить в сторону. Тут Эрик наконец обратил на него внимание.

– Я могу вам чем-нибудь помочь? – В голосе юноши и во взгляде, которым он смерил Тома, было такое нескрываемое презрение, что Том не сдержал улыбки:

– Спасибо. Мне нужно осмотреть коня по кличке Пилигрим. Он принадлежит миссис Энни Грейвс.

– А кто вы?

– Моя фамилия Букер.

– Вам лучше поговорить с матерью, – Эрик кивнул в сторону конюшни.

Том поблагодарил его и пошел к конюшне. Кто-то из юношей захихикал за его спиной, проехавшись насчет того, что кто-то строит из себя Зверобоя, но Том не обернулся. Когда он подходил к конюшне, оттуда как раз вышла миссис Дайер. Том назвал себя, хозяйка вытерла руки о куртку, и они обменялись рукопожатием. Миссис Дайер бросила взгляд через плечо на сыновей и покачала головой.

– Они взялись за дело не с того конца, – сказал Том.

– Я знаю, – устало согласилась миссис Дайер, но ничего не предприняла. – Вы рано приехали. Энни еще нет.

– Простите. Я сел в более ранний поезд. Надо было предупредить. Ничего, если я взгляну на коня до приезда хозяйки?

Миссис Дайер колебалась. Он заговорщицки улыбнулся и подмигнул ей, как бы говоря, что она как профессионал должна его понять.

– Сами знаете, иногда больше увидишь, когда рядом не маячит владелец коня.

Она попалась на удочку и кивнула:

– Он стоит вон там.

Том последовал за ней. Обогнув конюшню, они подошли к старым стойлам. У дверцы, за которой находился Пилигрим, миссис Дайер остановилась и повернулась к Тому. Вид у нее был взволнованный.

– Должна вас предупредить: все было неправильно с самого начала. Не знаю, что она вам говорила, но дело в том, что все, кроме нее, считают: надо было давно положить конец мучениям этого коня. Почему ветеринары ей подыгрывают – не понимаю. Оставлять его в живых – жестоко и бессмысленно, так и знайте.

Пылкость ее речи удивила Тома. Он медленно кивнул, глядя на запертую дверь. Том уже заметил вытекающую из-под нее коричневатую струю и почувствовал омерзительный запах давно не чищенного стойла.

– Он там?

– Да. Но будьте очень осторожны.

Том отодвинул засов и тут же услышал угрожающий топот. В нос ему ударила тошнотворная вонь.

– Что, за ним никто не убирает?

– Мы его боимся, – тихо призналась миссис Дайер.

Том осторожно открыл верхнюю часть дверцы и заглянул внутрь. В темноте он разглядел коня, тот смотрел на него, прижав уши и гневно оскалив желтые зубы. Неожиданно конь сделал стремительный бросок вперед и, встав на дыбы, попытался ударить его копытом. В последний момент Том успел отскочить – копыта пролетели в нескольких дюймах от его головы и ударили в нижнюю часть дверцы. Том закрыл верхнюю ее половину и задвинул засов.

– Если инспектор увидит весь этот кошмар, он прикроет вашу чертову лавочку, – раздраженно произнес Том. Миссис Дайер, уловив в его голосе тихую, с трудом подавляемую ярость и сознавая справедливость этого гнева, отвела взгляд.

– Я все понимаю. Я пыталась…

Но Том оборвал ее:

– Вам должно быть стыдно.

Он вышел во двор. До ушей его донесся рев двигателя, затем автомобильный гудок, сопровождаемый испуганным ржанием коня. Выйдя из-за угла конюшни, Том увидел, что один жеребенок уже погружен в трейлер – задняя нога его сильно кровоточила. Теперь Эрик пытался втащить по пандусу второго, стегая его хлыстом, в то время как его братец, забравшись в старый пикап, гудел изо всех сил и таранил несчастного коня сзади. Том шагнул к машине, распахнул дверцу и одним рывком за шиворот вытащил парня.

– Да кто вы такой? – заорал парень, но голос его тут же сорвался на жалкий писк, потому что Том хорошенько его встряхнул и швырнул на землю.

– Зверобой, – рявкнул Том и двинулся к Эрику, который в испуге попятился от него.

– Эй, ковбой, послушай… – начал он, но Том уже схватил его за горло и выхватил хлыст, выкрутив парню руку, тот завопил от боли. Жеребенок, почуяв свободу, помчался наутек через двор. Том сжимал горло парня с такой яростью, что у того от страха глаза чуть не вылезли из орбит. Том смотрел ему прямо в глаза, приблизив свое лицо почти вплотную к его физиономии.

– Всыпать бы тебе по первое число, – медленно произнес Том, – да, видать, толку не будет никакого. – Он отшвырнул парня в сторону, и тот с такой силой шмякнулся о стену, что у него перехватило дыхание. Оглянувшись, Том увидел, что во дворе появилась миссис Дайер, и пошел прочь.

Выходя из двора, он увидел, как из серебристого «Форда-Лариата», стоявшего рядом с его такси, вылезает какая-то женщина. Довольно долго они молча смотрели друг другу в глаза.

– Вы мистер Букер? – спросила она. Том тяжело дышал. Он успел заметить только каштановые волосы и полные печали зеленые глаза. Том кивнул. – Я Энни Грейвс. Вы приехали рано.

– Нет, мэм. Я приехал слишком поздно.

Он сел в такси, захлопнул дверцу и велел шоферу трогать. Когда они отъезжали, Том вдруг заметил, что все еще сжимает в руке хлыст. Опустив стекло, он бросил его в канаву.