ГЛАВА 8
Утро выдалось солнечным и прохладным. Наспех позавтракав и свернув стоянку, извлек карту. Ближайшая к нам Призрачная твердыня находится за вотчиной кровососов на плато Кутний Кряж. Пора определиться с направлением.
Я достал из ножен Гелисворт и привычно послал импульс-поиск в пространство. В воздухе тут же повисла золотистая нить, а когда растаяла, я уже твердо знал, куда идти.
Сынуля сосредоточенно наблюдал за моими манипуляциями.
— Не так уж и сложно, если подумать, — заметил он, когда я закончил.
— Раз понял принцип — значит, в следующий раз попробуешь сам, — кивнул я. — Так, направление — юго-восток, расстояние порядка трехсот кэмэ, плюс-минус лапоть.
— А лапоть — это сколько?
Я пожал плечами.
— Смотря чей. Позже уточним. Чем ближе к месту, тем меньше погрешность вычислений.
…Лес вокруг нас выглядел совершенно обыкновенным. Торчат высоченные сосны, кронами достающие небеса, песчаный грунт под ногами усыпан хвоей и шишками. Время от времени попадаются узкие длинные овраги, поросшие кустарником.
Дорогу перебежала белка, покосилась на нас подозрительно и молнией взлетела по стволу ближайшего дерева.
— Пап, а это точно этот… как его… Амешт? — спросил Ромка.
— Амешт, сынок, Амешт. А что?
— Уж очень на Землю похоже, — заметил он. — Я вот был у деда в Полтавской области, так местность — один к одному. На другой планете и растительность должна быть другой, и животные… А тут — белка как белка… дятел вон тоже как у нас, с красной шапочкой.
— Ах это… — понял я, что его беспокоит. — Прими как данность — и все.
— А объяснить слабо?
— Ну ладно, попробую, — согласился я, почесал затылок, задумался. — Э-э… Только так: ты меня не спрашиваешь — что, как и почему. Не допытываешься физических и логических обоснований. Я расскажу тебе, как понимаю это сам. Идет?
— Ага. Валяй, рассказывай.
— Так вот. Считается, и этому есть доказательства, что Паутина — искусственное образование, созданное Мастером.
— Мастер… Ты уже упоминал его при мне, это здесь так Бога именуют? — уточнил Ромка.
Ох, сынуля! Умеет же вопросы задавать!
— Боги — это нечто иное, вроде персонализированной природной силы местного значения. Мастер же скорее представитель иной расы, более высокоразвитой и весьма отличной от нашей. Впрочем, если судить его деяния по отношению к Паутине и человечеству — безусловно, Бог. У него, кстати, почти как по Библии, и свой исконный враг имеется. Мы зовем его Бесформенным. Так вот, Мастер создал Паутину, создал все миры, принадлежащие к ней, создал и их обитателей. Все миры похожи между собой — продолжительность суток, климат, флора, фауна, состав воздуха. Но все они и разные. Иногда отличаются законы физики, в некоторых все еще обитают драконы, гномы и тому подобное — все то, что на Земле осталось лишь в сказках. Знаю, правда, один мирок, где уже и собаки — мифические животные, а траву и деревья можно увидеть лишь в ботаническом саду — верх урбанистической цивилизации. Полный кретинизм, возведенный в ранг государственной системы. Я попал туда случайно и еле ноги унес… — Я поежился, настигнутый неприятным воспоминанием. — Предполагается, что все миры стартовали одинаково, но каждый пошел своим путем эволюции. Еще поговаривают, точнее — шепчутся, что Паутина и все ее миры — гигантский эксперимент, Мастер — лишь безумный демиург, кукловод, а мы — его марионетки; что эксперимент себя изжил и скоро завершится — так или иначе. Вот Мерлин, Моргана и им подобные — ярые приверженцы этой теории и всеми силами стремятся разрушить Паутину, чтобы вернуться к изначальному Хаосу!
— Пап, погоди! — перебил меня Ромка. — Не вяжется что-то!
— Что не вяжется?
— Да все! Вот Паутина эта… Но ведь Земля — часть Солнечной системы, а еще галактики, Вселенная… Физическая реальность. А тут! Сам же говорил — абстракция. Непонятно…
— Думаешь, мне все понятно?.. — вздохнул я. — Кстати, придет ночь — взглянешь на звезды. Они здесь должны весьма отличаться от земных. Сколько миров, столько и звезд. И еще луны. Иногда совсем как у нас, но чаще отличаются. В Иррате луна, ее называют Каинос, имеет три кольца, как у Сатурна; у Кардваша — два мелких спутника, а Рамия и вовсе их не имеет. Подумай на досуге и сделай выводы. Тогда у тебя будет собственное объяснение феномену Паутины.
— Хорошо, подумаю, — кивнул Ромка. — А в Амеште какая луна?
— Я здесь никогда не был, — пожал я плечами, — доживем до ночи — увидим, если опять тучами небо не затянет.
И вдруг — как вспышка молнии — я вспомнил! Здешняя луна называется Соника и имеет такие же кольца, как ее близнец Каинос. Да и свет Соники содержал не меньше магии, а ее Великие Полнолуния случались каждый год, а не раз в пять с половиной, как у Каиноса. Хотя, конечно, и проблем от ее полнолуний было поменьше, так как влияла она лишь на жизнь Амешта, а не на всю Паутину.
«Алва…» — тихо прошелестел в листве ветер. «Алва…» — скрипнули ветви ближайшего дерева… В глазах внезапно потемнело, а потом из мрака подсознания медленно проступило, приближаясь, бледное пятно лица. Четкий овал, высокие скулы, иссиня-черные пряди густых волос. Черные маслины миндалевидных глаз, чуть приподнятых к вискам, кроваво-красные губы с выступающими из-под верхней тонкими иглами клыков… Порочная красота, взывающая к памяти из прошлого… Алва, королева ташшаров и… мать Морганы.
Я вспомнил это и многое другое, и меня пробил озноб. Это были не мои воспоминания!
Память моего отца, его темная душа, которую я получил вместе с Силой и, как мне казалось, надежно запер глубоко в подсознании, вдруг освободилась, вырвалась наружу и заявила о себе в полный голос.
Казалось, что мозг не выдержит хлынувшей в него бурным потоком информации; я упал на колени, обхватил голову руками… Мне не хватало воздуха, в ушах стучала кровь. Прокусил губу, чтобы не заорать от боли…
А потом все закончилось — вдруг и сразу. Снова был лес, и колючая трава колола щеку, я лежал на сухой хвойной подстилке, а рядом, прислонившись спиной к дереву, с мечом на коленях сидел Ромка.
Я проморгался, попытался улыбнуться, вытер с подбородка кровь.
— Все уже в порядке, — сказал я бледному как простыня сыну. — Сколько я в отключке провалялся?
— Недолго, — ответил Ромка, помогая мне сесть, и с упреком, призванным скрыть волнение, поинтересовался: — Что это было-то?
— Что-то, от чего я думал, что избавился, неожиданно вернулось, — туманно пояснил я, сам понимая, насколько по-идиотски это звучит, — слегка болезненно, но весьма кстати.
— Кстати?! — удивился сын.
— Ага… — Я поманил его пальцем и прошептал на ухо: — Теперь я знаю об Амеште все, что знал мой отец.
— Да ну! А как?
— Тсс, — я приложил палец к губам, — об этом как-нибудь в другой раз. Вдруг нас подслушивают?
«Подслушивают вас, без всяких „вдруг“, — объявил внутренний голос. — А спасибо мне скажут?»
«Спасибо, — отозвался я. — А ты, собственно, кто? За три года ни разу не представился».
«Сам догадайся. Подсказка: я не душа твоего отца. Дальше думай сам».
«Вот спасибо!»
«Да не за что. Обращайся в случае чего!»
И замолк. Как и не было! Может, я раздвоением личности страдаю? Вот радости-то будет!
Я бы развел руками, но Ромка не слышал беседы, происходившей у меня в голове, и жеста бы не понял. А объяснять ему про внутренний голос… Обойдется без объяснений, настроение не то.
Я отряхнул с куртки и штанов налипшую хвою, и мы пошли дальше…
До населенного вампирами, то бишь ташшарами, Черного бора оставалось километра два, а солнце неумолимо клонилось к закату. Я стал прикидывать обходные пути и вскоре понял, что их нет. Черный бор — длинная узкая полоса, шириной всего километра четыре, тянулся с севера на юг, и одним краем упирался в отвесные скалы, а вторым — в непролазное болото.
Нет, если бы все происходило где-нибудь в другом мире, я бы и не пытался искать эти самые обходные пути. Вышел бы в Паутину и оттуда вернулся назад — но уже по ту сторону опасного участка. Но Амешт и в этом плане уникален. Мир закрытый, причем в прямом смысле этого слова. Здесь имеется всего несколько фиксированных выходов в Паутину, все они расположены далеко и неудобно и контролируются враждебными нам силами.
Тогда я стал вспоминать все, что мне стало известно о ташшарах, местных упырях сиречь. Должны же у них иметься слабые места! А у них, как у всех их родичей: светобоязнь, страх серебра и, как водится, осинового кола. Впрочем, обычная деревяшка тоже сойдет.
Ни мой Гелисворт, ни Ромкин самурайский меч серебра не содержали, а солнце в обитель ташшаров и днем не пробивается. Но если уж соваться в местное царство Дракулы, то лучше все-таки днем. Вампиры — порождения ночи, а днем у них спад активности: тихий час, скажем так.
Но день, увы, заканчивался, последние лучи солнца скрывались за темными вершинами далеких гор, и я решил устраиваться на ночлег в Светлом бору.
Пришлось немного отвернуть в сторону и пройти лишних полтора километра, пока мы нашли ручеек с чистой ключевой водой. Я сверился с памятью отца, потом проверил при помощи собственной магии, не обнаружил никаких ловушек или заклинаний, и только после этого позволил себе напиться.
Мы набрали в котелок воды, натаскали веток и шишек для костра — магия магией, но живое пламя всегда приятнее, и только после этого я занялся выставлением защитного барьера.
Вампиры, значит…
— Ром! У тебя случайно нет при себе чего-нибудь серебряного? — без особой надежды спросил я.
— Есть! — осчастливил он меня. — Крестик подойдет?
— Еще как! — обрадовался я неожиданной удаче.
Ромка снял с шеи и подал мне изящный, слегка потемневший крестик на тонкой, тоже серебряной цепочке.
— Красивая вещица, — оценил я. — Дань моде или освященный?
— Освященный. Это мой родной, с крещения. Точнее, бабушкин, — принялся он рассказывать. — Он вообще у нас в роду уже больше ста лет. Я его почти никогда не снимаю. Помню, на шестнадцатилетие батя подарил мне золотой — здоровенный, с камешками, цепь с палец: круто! Но я его всего раза три надевал. Не мое оно, хоть тресни.
Ромка неловко улыбнулся, словно извиняясь за излишнюю откровенность.
Я подержал крестик в руках, замер, словно прислушиваясь. Да! Здесь определенно была Сила. Не магия, но тепло ангела-хранителя, оберег…
— Никогда не снимай его, — сказал я, возвращая крестик сыну, — это очень сильная вещь, и только твоя. Это сродни магии, только чище и сильнее. Ты понял?
Ромка кивнул и снова надел цепочку на шею, спрятав крестик под рубашку.
— Так, ладно, вернемся к нашим баранам… — Я извлек из ножен Гелисворт и начал привычные приготовления. — Поможешь мне немного?
— Чем? — не понял Ромка.
— Нам тут вроде как от вампиров защититься нужно. Сначала я собирался нарисовать защитный круг твоим крестом, но в моих руках он не будет иметь законной силы. Давай так: я рисую внешний круг своей магией, а ты — на полметра ближе к центру — внутренний, при помощи креста и молитвы.
— Какой молитвы? — снова не понял сын.
— «Отче наш, сущий на небесах…» — подсказал я, — и далее по тексту.
Ромка подозрительно посмотрел на меня — не издеваюсь ли, вздохнул, помялся…
— Ты в него действительно веришь?
— Он меня не раз выручал, какое бы имя ни носил: Христос, Будда или Мастер, — признался я. — Ну что, идем?
Мы огородили себе пространство диаметром метров пять, развели костер, и я занялся приготовлением походной похлебки. Ромка признался, что его кулинарных талантов хватает на омлет, разогревание пиццы и заваривание вермишели быстрого приготовления. Вот и в прошлый раз он потчевал меня супом быстрого приготовления.
— Ничего, сын, научишься, — успокоил я его, — в твои годы я на кухне умел примерно столько же.
— Похоже, я весь в тебя, — хмыкнул Ромка.
— Я слишком мало тебя знаю, но, похоже, так оно и есть… — Я похлопал его по плечу и слегка прижал к себе, а потом отвернулся к котелку, устыдившись своего порыва.
Черт возьми! Я совсем недавно узнал о существовании сына — взрослого сына! — и понятия не имел, как должен вести себя отец. То, что до этого я два с лишним месяца учил его тонкостям фехтования и мы вроде как были приятелями, только усложняло ситуацию. По крайней мере, для меня. Как это правильно сказать?.. То, что Ромка узнал обо мне за время нашего знакомства, мало вязалось с образом отца. В моем понимании, по крайней мере.
— А если серьезно, папа, — продолжил разговор Ромка, — за прошедшие три дня я узнал о тебе больше, чем за все время нашего знакомства. Ты всегда такой скрытный, знаешь?
— Будешь тут… Что делать, если я три четверти своей жизни провел в местах, какие среднестатистический землянин и представить себе не может?
— Тяжко, наверное, — посочувствовал Ромка. — Слушай! Но теперь-то, когда нужда в скрытности отпала, ты можешь говорить свободно!
— А я и говорю…
— И я могу спрашивать о чем угодно?
Я посмотрел в его горящие любопытством глаза и кивнул:
— Конечно, спрашивай! Если вопрос будет совсем уж не в дугу, я просто не отвечу.
— Э-э… Так это, я о чем… — сказал Ромка и впал в глубокую задумчивость, не зная, с какого вопроса ему начать.
Пока он молчал, я снял пробу со своего варева — сойдет! — и наполнил миски.
— Прошу к столу!
Ромка взял миску, ложку, уселся по-турецки, осторожно зачерпнул похлебки.
— Мм, а ничего так, — оценил он мои старания. — Хлеба бы еще…
— Чего нет — того нет, — развел я руками, — раньше надо было думать.
— Когда «раньше»?
— До того, как защиту выставили.
— А при чем тут защита?
— Ну-у… я бы выколдовал.
— Не понимаю. Если еду можно просто наколдовать, чего ты тогда с супом парился?
— Кулинарная магия требует особых навыков, а я и в обычной пока не профессионал. Дело в том, что я получил этот дар всего несколько лет назад и большую часть этого времени просто боялся его. Я и на Землю-то сбежал, потому что не хотел принимать этого в себе. Теперь вот оказалось — от себя не убежишь. Звучит банально, но ведь не доходит, пока лбом не треснешься!
— Эт точно, — поддакнул Ромка. — Ну а вообще, как оно?
— Что «оно»?
— Э-э… я хотел спросить: каково оно — быть тобой?
— Ничего хорошего, — поморщился я. — С одной стороны, не жизнь, а сплошное приключение… С другой же — ни минуты покоя и никакой личной жизни.
— Отшутился, значит…
— А если серьезно, Ром, быть охотником в Паутине — здорово. Но это работа для одиночки. Ни привязанностей, ни семьи, никакой стабильности… Каждый может оказаться конкурентом, каждый может сдать местным властям, а то и клинок всадить. А одиночество со временем очень напрягает.
Ромка ничего на это не ответил, и на какое-то время повисла тишина.
Солнце уже давно село, небо меняло цвет с темно-синего на чернильно-черный, над головой загорались звезды. Ночь чужого враждебного мира вступала в свои права.
Я перевел взгляд на Ромку, который уже не столько жевал, сколько зевал над тарелкой, и скомандовал:
— Все! Отбой!
— А?.. Что? — встрепенулся он.
— Иди спать, говорю. Я покараулю. Через четыре часа разбужу — сменишь меня.
— А… это… Я могу и первый подежурить, — зевая, отозвался он.
— Давай-давай, ложись. Завтра будешь первым, обещаю.
Ромка улегся, подложив под голову рюкзак, и я укрыл его Вуалью Ветра, содержавшей тепло песков Великой Пустыни Иррата и по совместительству являвшейся покровом невидимости.
Н-да… голова и кусок руки, лишенные тела, — зрелище, безусловно, впечатляющее.
— Что за фигня-то? — сонно поинтересовался Ромка, за прошедшие дни напрочь лишившийся способности удивляться, но все же заметивший непорядок.
— Одеяло-невидимка, — пояснил я. — Спи. Завтра все расскажу.
И он уснул. Тихо, как котенок. Даже дыхания не слышно.
Я сел лицом к барьеру, пристроив под голову рюкзак и выложив на колени Гелисворт. Спать пока не хотелось, а ночь предстояла долгая.
Костер почти погас, остались лишь красноватые угли, уже не дающие света. Я зафиксировал текущее положение пламени и обратил взор в ночь, расстилавшуюся за барьером. Невдалеке журчал ручеек, где-то треснул надломленный сук, совсем близко, шурша крыльями, пролетела ночная птица. Обычные ночные звуки.
Может, я перестраховщик? Выставить несколько степеней защиты и все равно дежурить — это уже паранойя.
«Береженого бог бережет», — хихикнул внутренний голос.
«А-а, это опять ты…» — протянул я мысленно.
«Похоже, ты мне не рад. Хотел побыть в одиночестве? Могу и заткнуться».
«Да ладно, не мешаешь».
«Это хорошо. Поболтаем?»
«Валяй!»
«Надо же, какой прогресс! Раньше ты меня игнорировал!»
«То было раньше. Так о чем ты хотел поболтать?»
«Да так, обо всем понемногу. Знаешь, тяжело это — враз лишиться тела, голоса и всего прочего. При этом единственный доступный собеседник считает тебя психическим расстройством и отмалчивается».
«Ну извини. Откуда ж мне было знать, что все так тяжко?»
«Понимаю, понимаю… Мне еще повезло. Я ведь смерть себе как-то по-другому представлял».
«А ты умер?»
«В физическом плане — да. Во всех других аспектах, похоже, еще жив. Хотя не могу понять, какого черта меня занесло в твою голову».
«Наверное, были причины».
«Положим, до этого я и сам как-нибудь додумался. Хотелось бы узнать, какие именно…»
«Поживем — увидим».
«Вот-вот. Поживем. А ведь завтра может и… всё! отчирикаешься».
«Не так страшен черт, то есть вампир, как его малюют».
«Это если он один. А там их знаешь сколько?»
«Не знаю, но подозреваю, что много».
Голос обреченно вздохнул. Я усмехнулся:
«Ты же вроде умный. Может, подскажешь чего-нибудь?»
«А ты послушаешь и сделаешь по-своему?»
«Не исключено. Но к хорошим советам я обычно прислушиваюсь».
«Ага, раз в сто лет, — хмыкнул он. — Ну хорошо, слушай. Ташшары не жалуют Моргану: во-первых, потому что она — полукровка, а во-вторых, ее считают предательницей рода — она первая и единственная покинула Черный бор и стала жить как человек. Но все же она дочь Алвы и связана с правителями Амешта, так что бойца они за нее выставят и станут придерживаться правил игры, в то время как при других обстоятельствах с превеликим удовольствием отведали бы вашей крови».
«Откуда тебе это известно?»
«Мне доводилось сталкиваться со здешними вампирами, и я неплохо изучил их обычаи. Но так как это было давно, все мои выводы предположительны. Мало ли что могло поменяться за прошедшие годы…»
«Лучше, чем ничего. Давай дальше».
«Так вот, Арчи: ты можешь сам выбрать себе соперника. Начнут возражать — напомни им о Кодексе Соники».
«А что за Кодекс?»
«Какая тебе разница? Впрочем, хочешь подробностей — поройся в памяти панаши. Там точно есть информация. Кхе-кхе… Против кодекса вампиры не попрут и предоставят тебе право выбора. Требуй поединка с Лукасом».
«Кто такой?» — по-деловому поинтересовался я.
«Младший сын Алвы и единственный наследник Древа Тьмы — ну, это их престол так называется. Насколько мне известно, в поединках на холодном оружии он не силен».
«Тогда на фиг он мне сдался?»
«Не кипятись. Тоже мне, герой нашелся! Ты что, на первенстве области выступаешь?»
«Не могу же я его просто прирезать!»
«А этого и не нужно. Если ты его победишь, но сохранишь жизнь — и Лукас и Алва будут у тебя в долгу. А подобная поддержка в Амеште дорогого стоит».
«Уж больно ты умный, как я погляжу…»
«Да, а что? Тебя что-то не устраивает? Не доверяешь — думай сам!»
«Да ладно тебе…»
Но голос наглухо замолчал. Обиделся, что ли?
