ГЛАВА 9
Под сень густых крон Черного бора мы вступили, когда местное светило уже довольно высоко поднялось над горизонтом. Я надеялся, что яркий солнечный свет задержит упырей в их норах. Что бы там ни советовал загадочный голос, желанием сражаться с ташшаром я не горел. Мой клинок не серебряный, а простым оружием убить эту тварь не проще, чем меня, скажем, мухобойкой.
Надежды на солнечный свет, увы, не оправдались. Бор не зря носил название Черного, сквозь его густые кроны не пробивался ни один золотой лучик. Здесь царство вечных сумерек и затхлой сырости. Под ногами слегка пружинил толстый ковер из опавших и подгнивающих бурых листьев. Мимо нас в толще перегноя прокатился бугорок — видимо, представитель местной фауны. Я поежился, слишком живо представив себе, как во время ночевки такой вот бугорок подкатывается ко мне. А потом из него выползает нечто донельзя осклизлое, мерзкое и почему-то зеленое и коварно заползает мне в ухо… Брр!
— Темный лес, а в нем угрюмые, но мужественные и жутко бородатые партизаны, тощие волки и подлые фашисты, которых водит почетный гид Иван Сусанин, — ворчал Ромка, в который раз спотыкаясь об очередную корягу. — Что, фонарик трудно было взять?
— Мне без надобности, — пожал я плечами, — да и тебе, по большому счету, тоже. Поглядывай под ноги, вот и все.
— А если подкрадется кто?
— Поверь, если кто и надумает на тебя напасть, так от твоего фонарика толку больше для нападающего, чем для тебя.
— С чего бы это?
— А ты сам подумай.
Ромка подумал, вздохнул и изрек, совсем как моя бабушка:
— Все у тебя не как у людей.
— Как у людей — мне не интересно.
— А вообще, странное место для вампиров, — заметил Ромка без особой связи с предыдущей фразой, — я думал, они в старинных замках живут, таких… полуразрушенных.
— Боюсь, местные упыри голливудских фильмов не смотрят. Да и замков на всех не хватит… Открою тебе страшную тайну: зеленых человечков не существует. Хотя организация вроде «людей в черном» таки да, есть. Только находится она не в Америке, а в Бразилии. Интересно, из этих горе-режиссеров кто-нибудь видел живого вампира?
— А ты видел? — хмыкнул Ромка.
— Сам? Нет. Отцовской памятью пользуюсь…
— Ясно-ясно, — перебил сынуля. — Короче, ты знаешь об этом не больше моего и…
Сзади раздалось хлопанье крыльев. Судя по звуку, прилетело что-то внушительное, я крутанулся на месте, уже с мечом в руке.
Птиц не было. Перед нами стоял человек. Вполне нормальный, если не считать мертвенно-бледной кожи с чуть заметными фиолетовыми прожилками, абсолютно черных звериных глаз, неестественной худобы при крайней тонкокостности и длинных когтей на слегка искривленных пальцах. Как ни силился, я не смог разглядеть у пришельца крыльев.
Наряд его состоял из обтягивающих светлых кожаных штанов, заправленных в высокие сапоги, и свободной черной рубахи с прорезями на боках. Лишенные пигмента волосы заплетены в косы и перехвачены металлическими заколками.
— Самое время познакомиться, — сказал пришелец, слегка поклонившись. Смотрящее ему прямо в живот Лезвие Чести он полностью игнорировал. — Я — Скаарг, летописец повелительницы ташшар Черного бора, могущественной креви Алвы.
«Крев — обращение к мужчине-ташшару, креви — к женщине», — любезно пояснил внутренний голос.
— Очень приятно, — поклонился я в ответ, — я…
— Мы знаем вас, — остановил меня Скаарг. — Повелительница Алва ждет! Идите за мной.
Скаарг развернулся и величественно пошел в глубь леса. Я пожал плечами и убрал в ножны клинок. Мы двинулись следом. Сколько ни разглядывал я спину нашего провожатого, крыльев не разглядел. Я продолжал ломать голову над этой загадкой всю дорогу до Места Истины.
Это название всплыло у меня в голове, когда мы вышли на круглую, словно очерченную циркулем площадку с утоптанной землей, окруженную плотным кольцом деревьев. Над площадкой нависал куполообразный свод, закрывавший солнце и невесть каким способом державшийся над землей без видимых опор.
На противоположном краю площадки стояло громадное дерево, ветви которого устремлялись ввысь, а ствол и причудливо изогнутые корни образовывали огромный трон, на котором восседала одетая в закрытое черное платье сама Алва — более прекрасная, чем ужасная, хотя и была она уж слишком худющей — даже на мой вкус. Множество рубинов, будто капельки алой крови, рассыпались по ее волосам, серьгам и кольцам, платью… Красное на черном. У нее определенно есть стиль.
Около трона толпилось десятка три худосочных личностей неопределенного возраста, одетых так же, как и Скаарг. Волосы у всех либо черные, либо бесцветные, длинные, у мужчин — заплетены в косы, у женщин — распущенные. Все подчеркнуто спокойны и надменны, однако нет-нет, да и проскочит кровожадный взгляд или облизнется кто тайком. Я поглядел в алчные глазки ближайшего упыря и почему-то вспомнил творение Брэма Стокера. Брр… Бросил взгляд на Ромку — парень держался молодцом, лишь чуть подрагивающие ноздри выдавали волнение.
Скаарг подвел нас к трону, поклонился своей повелительнице и отошел, тут же смешавшись с толпой придворных.
Алва восседала на троне, гордо выпрямившись, но унизанные кольцами и украшенные внушительными когтями пальцы нервно сжимали подлокотники. Лицо ее было бесстрастно, холодно и безразлично, как у манекена.
— Вы нарушили наш отдых, чужеземцы, — произнесла она после продолжительного молчания. Ее голос был низким, бархатистым, со странными свистящими нотами. Когда королева говорила, клыки становились заметнее.
— Прошу вас меня простить, венценосная креви, — поклонившись, сказал я, использовав титул, подсказанный мне внутренним голосом, — мы с моим спутником никогда не посмели бы нарушить покой вашего леса без крайней необходимости. К сожалению, обойти его не представляется возможным, а нам очень нужно на ту сторону.
«Венценосная креви» величественно кивнула.
— Я знаю тебя, враг моей дочери! — заявила она. — Но ни просто убить, ни пропустить тебя не могу. Тебе придется сражаться!
— Я в курсе…
Алва надменно подняла бровь и поджала губы.
— Что ж, тем лучше. Если ты победишь моего воина, мы вас пропустим. Если нет… — она выдержала театральную паузу, — твоя кровь достанется Моргане, а твоего спутника — нам. Согласен на такие условия?
— А у меня есть выбор?
Она отрицательно качнула головой.
— Тогда, согласно Кодексу Соники, я настаиваю на праве выбора соперника! — заявил я, всей душой надеясь, что поступаю правильно.
Услышав мои слова, Алва, казалось, побледнела еще больше, глаза сверкнули на миг, но она тут же снова приняла безразличный вид.
— Назови имя!
— Я называю Лукаса!
— Да будет так! — изрекла она, поднимаясь. Лицо было по-прежнему бесстрастным.
От толпившейся поблизости свиты отделился один и не торопясь пошел в нашу сторону.
Не знаю, как у ташшаров определяют возраст, но этот выглядел не старше Ромки. Мальчишески задорное лицо, не выражавшее ни тени страха, и искорки в глазах. Его вьющиеся волосы были черны, скрепляющие их заколки усыпаны мелкими рубинами. Раздался скрип — Алва стиснула подлокотники кресла.
— Ты упомянул Кодекс Соники, — сказала Алва, глядя на меня в упор, — что ж, я тоже воспользуюсь своим правом. Пусть сражается он! — Ее палец с кроваво-красным когтем вытянулся в сторону Ромки.
Мне вдруг стало нехорошо. Ох как нехорошо! Тугой комок страха свернулся в животе и стремительно ширился, рискуя перерасти в панику. Я собирался сказать, что номер не пройдет, но…
«Ты не можешь отказаться! — сказал голос. — Рома должен биться, иначе они разорвут его прямо здесь. А тебя смотреть на это заставят. А потом придет и твоя очередь: скоро у них праздник, Ночь Кровавой Луны, вот там тебя и осушат. Нравится перспектива, Арчи?»
Я растерянно посмотрел на сына и увидел на его лице твердую решимость.
— Все в порядке, бать, — сказал он еле слышно и по-русски. — Прорвемся.
— Да будет так! — кивнул я Алве.
«Чтоб я еще тебя послушал!» — заявил я голосу.
«Я не думал, что она выкинет такой фокус…» — попытался оправдаться тот, но я его оборвал, велев заткнуться. Сейчас я не мог отвлекаться ни на что, даже на этого советчика. Господи, я еще никогда ни за кого так не боялся! Масса разнообразнейших картин, одна кровавее другой, промелькнули перед внутренним взором.
Господи, что будет, если упыреныш окажется сильнее Ромки? А он окажется: ташшары куда сильнее людей несмотря на худобу. Если убьет моего сына, если…
«Отставить истерику! — рыкнул на меня голос. — Будет совсем худо — долбанешь по ним магией. Это они правилами связаны, это им твоя Сила нужна. А тебе-то что?!»
Странно, но посмотреть на ситуацию с таких позиций мне и в голову не приходило. В подсознании засела установка, оставшаяся со времен занятий в ДЮСШ, что правила — одни на всех. Не сказать, чтобы я по жизни ни разу их не нарушал — а иначе не прожил бы так долго, но в подобных ситуациях…
«Лоша-ара», — с удовольствием растягивая буквы, сказал бы Царев. И был бы прав.
— Огласите правила поединка! — повелела Алва.
Вперед вышел Скаарг, принял торжественную позу, развернул длиннющий свиток и хорошо поставленным голосом принялся читать. Слушал я внимательно, но ничего нового не узнал: холодное оружие, никакой магии и т. д. и т. п.
Пункт насчет магии мне понравился особенно, потому что Ромка — не колдун, да и кровососы с ней никак не связаны. Они, конечно, сильно отличаются от нас и образом жизни и привычками наводят ужас на обывателей, но они — не волшебники. Все их способности врожденные: ну, скажем, как у летучих мышей. Но ведь тот же обыватель, пожалуй, долго бы смеялся, скажи ему кто-нибудь, что мелкие твари вроде блох таят в себе волшебство.
Скаарг закончил, поклонился, удалился.
— Две минуты на благословение, — объявила Алва и поманила к себе Лукаса.
Я отвернулся от них и положил руки на плечи Ромке.
— Ты, главное, выживи, — сказал я, глядя в бледное, но решительное лицо сына, — слышишь? Ну их на хрен с их правилами! Главное, останься в живых! А то что я твоей матери скажу?!
Ромка криво усмехнулся:
— Не дрейфь, батьку. Я ему, гаду, еще клыки-то повыбью…
Он хорохорился, но это и хорошо. Хуже, когда страх сковывает, а не побуждает к действию.
— Идемте со мной, — мягко произнес Скаарг. — Ваше место — рядом с Повелительницей!
Я сжал руку сына и пошел за летописцем.
Королева поцеловала Лукаса в лоб. Глядя поверх его головы, я увидел в ее черных глазах неподдельный страх.
Что ж, не я затеял эту игру. Я бы вам посочувствовал, честно, если б твой отпрыск не выступал против моего сына. «А ля гер ком а ля гер».
Лукас поклонился матери и отошел. В его руке был странный короткий прямой клинок, больше похожий на шип, чем на меч. Да еще и цвета слоновой кости. Он бы еще с каменным топором вышел!
Алва указала мне на место по левую руку от трона. В спину и бока тут же уперлось что-то острое. Я оглянулся. Так и есть: неслышно возникшие сзади упыри приставили ко мне длинные пики.
— Отсюда ты сможешь следить за боем, — сказала она, — а я — за тобой.
— А это зачем? — ткнул я пальцем в копейщиков.
— Страховка, — пожала плечами Алва, — на случай, если вздумаешь колдовать. Мы не маги, но всплески Силы чувствуем.
Я не придумал достойного ответа и просто поклонился. Очередной гениальный план накрылся медным тазом.
Тем временем кровососы выстроились ровным кругом по краю площадки, все как один сложив руки на груди и расставив ноги на ширину плеч. За их спинами происходило какое-то шевеление, и, всмотревшись, я разглядел еще множество фигур со светящимися во тьме глазами. Похоже, посмотреть на шоу собрались все подданные Алвы. «Вот интересно, — не к месту отметил я, — при свете глаза у ташшаров черные как нефть, а в темноте светятся ярко-синим…»
В центре круга остались трое: Ромка, Лукас и Скаарг, исполнявший роль рефери. Вот он взмахнул рукой и отступил к краю.
Все. Бой начался. Я замер и прикипел взглядом к арене.
Человек и упырь синхронно поклонились и начали неторопливо сходиться. Ни тот ни другой не спешили сделать первый ход, присматриваясь и принюхиваясь. Наконец Лукас сделал выпад — Ромка отбил, провел контратаку, так же не увенчавшуюся успехом, и они снова разошлись. Потом атаковал Ромка — стремительно и напористо, но Лукас неплохо отбивался, хотя и вынужден был отступить.
И так далее…
Вопреки прогнозам голоса сынок Алвы оказался вполне приличным фехтовальщиком. Против меня он, конечно, не потянул бы, но с Ромкой был примерно на равных. Если учесть, что мой сын дрался непривычным для себя оружием.
А бой продолжался. Я смотрел, переживал и бесился от собственной беспомощности, невозможности вмешаться. Сражаться самому куда как легче. Нет времени на страх, есть только ярость боя, стон вспарываемого воздуха и Танец Смерти, в котором сходятся фехтовальщики. Теперь же я застыл, не в силах оторваться от разворачивающегося действа.
Алва глухо вскрикнула — на груди ее сына появилось кровавое пятно.
Рома тут же отступил, опустив острие клинка.
— Может, хватит? — спросил он.
— Нет. Продолжайте! — властно сказала Алва, хотя ее когти прорезали на подлокотниках глубокие борозды — она этого не замечала.
— Креви, может, действительно — хватит? — вмешался я. — Условия соблюдены!
Королева бросила на меня неприязненный взгляд.
— Пока еще нет, — возразила она и прикрикнула на сражающихся: — Я сказала: продолжайте!
И они продолжили. В напряженной тишине слышался лишь звон клинков да свист рассекаемого воздуха. Ромка достал своего противника еще дважды, а тот его — один раз. Потом Рома сделал глубокий выпад, и будь его противник менее проворным, бой можно было бы считать законченным.
Но Лукас все же успел отскочить, хотя Ромкин меч и оставил на его груди очередную царапину. Антрацитово-черные буркала упыря сверкнули, и вдруг… Лукас подпрыгнул вверх. Метра на четыре. Потом как-то странно взмахнул руками и… завис в воздухе. Оказалось, у этих созданий все же есть крылья — тонкие кожаные перепонки, натянутые от кистей рук до пояса, как у белки-летяги. И совершенно незаметные в сложенном состоянии. Теперь стало понятно, что за мода у них на боковые разрезы в одежде.
Ромка отступил, нервно сжимая рукоять меча и следя за полетом противника. Ташшар кружил над ним по спирали, то набирая высоту, то снижаясь.
Я весь напрягся, готовый в любую секунду, наплевав на правила, броситься на выручку своему сыну. Только бы парень не оплошал, только бы…
Лукас вытянул перед собой клинок и, вытянувшись в струну, спикировал на противника. Ромка не двигался, не сводил глаз с несущейся на него смерти. В момент, когда, казалось, ничто уже не спасет моего сына и странный клинок рассечет незащищенную шею, он сделал почти неуловимый шаг навстречу и отклонился. Сверкнуло что-то светлое, металлическое…
Напряженную тишину разорвал пронзительный, вибрирующий визг. Я полуприсел от неожиданности, машинально прикрыв ладонями уши. Ромка побледнел и опустил катану. Визжал Лукас. Перепонки крыльев вибрировали с бешеной скоростью, удерживая летуна в воздухе, а острие его меча по-прежнему оставалось у шеи моего сына, и я не сразу сообразил, что происходит. Но Лукас орал, как в агонии, а по его клинку бежали серебристые сполохи, и он пытался, но не мог отвести его в сторону. Ромкина серебряная цепочка, которую Лукас нечаянно зацепил острием меча, словно прикипела к оружию врага.
Ромка ухватился за лезвие и попытался вырвать оружие из рук вампира. Какое там! Наконец удалось оторвать клинок от цепочки. Упырь сразу же обмяк, упал и покатился по прелой листве, но орать не перестал. Его кожа на глазах покрывалась серыми волдырями, а клинок медленно втягивался в центр ладони. Вот это номер! Прямо скат-хвостокол какой-то… Стала понятной реакция оружия на серебро — как не реагировать, если это твое собственное тело?
— Лукас! Сын мой! — возопила Алва, бросаясь к нему.
Я ринулся за ней и успел поймать до того, как она прикоснулась к сыну.
— Замри! — рыкнул я. — Не смей его трогать!
Она не поняла или не расслышала и продолжала тянуться к Лукасу. Я сгреб ее в охапку и передал Ромке.
— Держи крепко! — Потом обвел взглядом обступающих упырей, возвысил голос и крикнул: — Все назад! Назад, я сказал! Это «серебрянка»!
Они замерли, а потом как по команде бросились прочь. Остались всего несколько — то ли родственники, то ли самые преданные.
Серебряная болезнь, или «серебрянка», для местных Носферату — что вирус Эбола для людей. Заразно, смертельно и без вариантов. Но я вознамерился поспорить с Костлявой.
Я совсем не был уверен, что Слезы Леса, чудодейственный эликсир Вечно Юной Леа, богини Лесов, помогут этому порождению ночи. С другой стороны, хуже ему уже не будет. Так что я вынул из кармана заветный флакончик и, ухватив за волосы орущего, извивающегося Лукаса, вылил содержимое ему в рот. Он тут же вцепился мне в запястье, когти с хрустом прорвали кожу, глубоко войдя в плоть, алый ручеек заструился вниз по руке, оросил траву, но я крепко удерживал пострадавшего.
Вой оборвался на высшей ноте, тело в моих руках обмякло. Я осторожно уложил несчастного на землю и присел рядом. Он дышал. Что до остального… Нужно было ждать. Ждать и надеяться. Слезы Леса действовали быстро, но — на людях. Что до Лукаса с его непонятной биохимией, прогнозировать я не брался.
Серые пятна вроде как начинали бледнеть, черные змейки, стремительно разбегавшиеся от почерневших когтей по правой, пораженной «серебрянкой» руке Лукаса, остановили рост. Теперь смертоносные узоры смотрелись вычурным татуажем, не более.
Вот уж никогда не думал, что буду так переживать из-за упыря!
Кто-то положил мне руку на плечо. Я поднял голову. Рядом стоял Ромка.
— Бать, у тебя кровь…
Я кивнул, и капнул Слезами Леса на проколотое запястье. Пошел легкий дымок, раны защипало, но на этом и все. Алые ручейки мгновенно пересохли, тут же застывая пленкой. Задумчиво почесал руку — из-под ногтей посыпалась бурая крошка — и продолжал чесаться, пока кожа полностью не очистилась. Нечего местных упырей в соблазн вводить…
Алва обошла сына с другой стороны, тоже села на землю — как была, в роскошном платье и драгоценностях, — протянула руку, нерешительно глянула на меня.
— Уже можно, — ободрил я, — эликсир сделал свое дело, Лукас не заразен.
Она кивнула и стала гладить лицо сына, уже принявшее нормальный, то есть мертвенно-бледный оттенок.
— Ты спас его, — тихо сказала Алва, не глядя на меня, — зачем?
— Я с самого начала не желал ему зла. Никому из вас.
Она подняла голову и испытующе посмотрела мне в глаза.
— Даже после всего, что сделала моя дочь? — спросила она.
Я пожал плечами:
— Твоя дочь, моя сестра… У нас с Марой общий отец и давняя вражда. Слишком давняя, чтобы пытаться найти примирение. Но твой народ не причинил мне никакого зла, так что не вижу смысла враждовать еще и с вами.
Она прищурила глаза и долго-долго смотрела на меня.
— Я не забуду твоих слов, Арчи. Теперь мы все у тебя в долгу.
Лукас зашевелился и открыл глаза, обвел всех туманным взглядом, заметил мать.
— Я что, проиграл? — спросил он.
Алва улыбнулась и погладила его по щеке.
— Ты почти выиграл.
Да, подумалось мне, он выиграл жизнь. А это, как ни крути, — приз бесценный.
