Глава двадцать первая

Наконец все формальности закончились, и автобус повез нас на посадку в самолет. Мы расположились в удобных креслах, посмотрели друг на друга и одновременно улыбнулись. Так получилось, что после моего освобождения мы провели вместе очень мало времени, ибо как обычно у Саши оказалось масса дел. Ей пришлось повторно проводить часть переговоров, так как в связи с заплаченным за меня выкупом финансовая сторона сделок требовала изменений. И только сейчас мы наконец, сидя в салоне авиалайнера, остались наедине.

За последние дни Саша осунулась, под глазами пролегли тени. Впрочем, такой слегка измененный облик ничуть не портил ее, а только придавал ею внешности новый оттенок. Теперь я знал, что она может выглядеть и таким вот образом.

– Слава богу, мы летим в Москву, – вдруг с каким-то облегчением произнесла она и положила свою ладонь на мою. – Еще никогда в жизни я так не уставала.

– Это я виноват в твоих волнениях. Я допустил большую ошибку, я не должен был оставлять тебя одну ни на минуту. Если бы я этого не сделал, то всей бы этой истории с десятью миллионами могло бы и не быть.

Она серьезно посмотрела на меня.

– Ты ни в чем не виноват, наоборот, ты вновь спас меня. А все предугадать невозможно. Нам было хорошо, и мы проявили беспечность. Вот и заплатили за нее. Но я нисколечко не жалею ни о тех днях, ни от отданных им деньгах.

Я почувствовал волнение и в знак благодарности поцеловал ее.

– Скажи, эти события сильно повредили твоим планам, выкуп нанес большой урон концерну?

– Урон большой, – вздохнула Саша. – Все соглашения на поставку оборудования пришлось отложить до тех пор, пока мы не найдем чем их оплатить. А это будет непросто, свободных денег у нас нет.

Я понял: настал момент произнести то, что мучило меня все эти дни.

– И все же все ли ты тогда до конца обдумала, был ли смысл платить за меня такой гигантский выкуп? Стою ли я и наши отношения таких денег?

Такой резкой ее реакции я, честно говоря, не ожидал, Ланина вскочила со своего кресла и, не обращая внимания на изумленных пассажиров, закричала:

– Да как ты смеешь такое говорить, ты даже отдалено не представляешь, что я пережила за эти дни!

Я тоже вскочил с кресла и попытался ее усадить. Сделать мне это удалось не сразу и не без больших усилий.

– Извини, но я должен был тебя об этом спросить, меня постоянно мучила эта мысль. И Курбатов мне на яхте все время ее внушал.

– Он и его сообщник страшные преступники, газеты писали, что в окрестностях Парижа найден труп неизвестного мужчины. Я узнала его на фотографии; это Барон. Перед смертью он был избит.

– Я предполагал, что они избавились от него. По-видимому, они хотели добиться, чтобы он выдал им тайну своих вкладов за границей и перевел бы эти деньги на их счета. Но судя по всему, он им ничего так и не сообщил. Он не обманывал, когда говорил, что деньги для него дороже жизни. Он посвятил им всего себя и расстаться с ними было для него все равно, что для солдата совершить предательство.

– Как хорошо, что мы все же сумели избавиться от этого кошмара. Мне почему-то кажется, что самое страшное – позади.

– Не уверен, – заметил я.

Саша удивленно посмотрела на меня.

– Почему?

– Ты забыла, что мы так и не знаем, кто нанял киллера и кому в действительности принадлежит фирма «Сосьете рюсс»? И пока не прояснятся два этих вопроса, мы не можем так беззаботно придаваться любви, как делали это на той то ли злополучной вилле, то ли счастливой для нас вилле.

Она вдруг улыбнулась и внезапно поцеловала меня.

– Знаю, ты мне до конца не веришь, но я там была по-настоящему счастлива. Неужели ты думаешь, что за те минуты счастья, что ты мне подарил, я пожалею каких-то жалких десять миллионов баксов?

– Ну, далеко не жалких. Очень многие готовы за гораздо меньшую сумму продать любого. В своей практике я сталкивался со случаями, когда людей убивали за какую-нибудь сотню, а то и меньше баксов.

– Странно, – задумчиво проговорила она, – а я почему-то была уверена, что у тебя не возникнет никаких сомнений, что я привезу деньги. Очень трудно была уговорить банк выдать мне эти деньги наличными, когда я сказала им об этом, они смотрели на меня, как на ненормальную. Ты не представляешь, какие бюрократы работают во французских банках, я несколько раз не выдерживала и срывалась на крик. Но это не помогало. А я им не могла ничего объяснить, иначе они бы подняли всю местную полицию.

– Вмешательство полиции кончилось бы для меня плохо, – согласился я.

Я крепко обнял ее и и в очередной раз не помню уже какой с начала полета поцеловал. Поцелуй был очень долгим, за это время самолет преодолел не одну сотню километров пути, паря над нашим земным шаром.

В аэропорту нас встречала представительная делегация: Гарцев, Яблоков и раннее нас возвратившийся Орехов. Но Саша почти не обратила на них внимание, а устремилась навстречу к бегущему к ней сыну. За все то время, что мы были во Франции, она почти не говорила о нем, но теперь я видел, как сильно она соскучилась по мальчику. Она прижала его, покрыла лицо поцелуями. Артур тоже был счастлив от прилета матери, колокольчики его смеха разносились по всему зданию аэровокзала, а детские тоненькие рученки крепко сжимали шею самого дорогого для него человека на земле.

Я с таким волнением наблюдал за этой сценой встречи, что как и Ланина, забыл о присутствии членов Совета Директоров. Первым ко мне подошел Гарцев. Моя рука, как обычно, утонула в его ладони.

– Как съездили, Александр Александрович, слышал, веселенькая была поездочка?

Любопытно, что ему конкретно известно, подумал я.

– Ничего особенного, возникли кое-какие затруднения с нашими партнерами, не все контракты удалось заключить. Но главное соглашение о поставке продукции в Юго-Восточную Азию подписано. Так что без работы никто не останется.

– И это весь ваш сказ?

– А что еще? – посмотрел я на него.

– Ну, например, почему не удалось заключить договор на поставку оборудования? Насколько мне известно, он было еще раньше согласован.

– Они запросили слишком высокую цену. – Эту версию срыва контракта мы согласовали с Сашей заранее.

Я видел, что мои слова не вызывают большого доверия у Гарцева.

– Без этого оборудования нам не удастся пустить на полную мощность новый цех. А он нам позарез нужен для выполнения контракта.

– Не я вел переговоры, если вы помните, у меня другие функции, – не скрывая своего недовольства расспросами Гарцева, произнес я.

– Это точно, функции у вас другие, – каким-то странным тоном произнес он.

К нам, держа сына за руку, направилась Ланина. Ей навстречу поспешил Яблоков. Она обняла его и на несколько мгновений уткнулась ему в грудь. Яблоков же по-отцовски провел рукой по ее волосам. Они о чем-то заговорили. Я видел, что Гарцев внимательно следит за этой парой, и он отнюдь не в восторге от того, что они оживленно беседуют и не обращают на него никакого внимания.

Саша и Яблоков наконец подошли к нам. Былое оживление на ее лице исчезло, теперь оно было по-деловому озабоченным.

– Через два часа мы проведем заседание Совета Директоров, – сказала она. – Я доложу о результатах своей поездки, и мы обсудим другие вопросы. Прошу не опаздывать.

Пока за плотно закрытыми дверями шло заседание Совета Директоров, я сидел в соседней комнате и размышлял над сложившейся ситуации. Какая-то кем-то произнесенная фраза постоянно вертелась у меня в голове, но вот ухватить ее за хвост я никак не мог. В тот момент, когда она была сказана, я сразу же понял, что она может быть ключевой к разгадке того, что произошло с нами в Париже, но затем события не дали мне на ней сосредоточиться, и она оказалась погребенной где-то на необъятных просторах моего подсознания. И, несмотря на все мои усилия, никак не желала оттуда всплывать. А в том, что ее необходимо как можно скорее извлечь на поверхность, я ни капельки не сомневался.

Но раз вспомнить эту фразу не удавалось, значит необходимо к разгадке тайны имени владельца компании «Сосьете рюсс» идти другим путем. Почему-то моя мысль то и дело настойчиво возвращала меня к той фотографии, что я нашел у наемного убийцы. Вернее не к самой фотографии, а к изображенной на ней девушке. Я достал снимок из бумажника. Кто она? Возлюбленная киллера? Судя по тому, как уверенно он положил руку на ее плечо, скорей всего да. Но тогда, где она? Теперь я знаю, что снимок сделан в Париже, но вряд ли она жила в последнее время в той квартире. Никаких следов ее пребывания там я не заметил.

Скорей всего ей было известно, что ее друг улетел в Россию. А заставило его совершить эту роковую для него поездку скорей всего желание заработать деньги. Он не был профессионалом, он мог убить Ланину, но не убил, он мог убить и меня – и тоже не сумел этого сделать. И перед тем как отправиться на выполнение своего опасного задания, он, наверное, обещал ей вернуться с кучей монет. Но он не вернулся, а пропал. И никто, кроме нас с Сашей, не знает, что с ним случилось. Как в этих обстоятельствах должна повести себя истинная возлюбленная? Помчаться по следам своего бой-френда, попытаться что-то разузнать об его судьбе. Но так думаю я, а вот зигзаги ее мыслей могли быть совсем иными. И вполне возможно, что она находится где-нибудь за тридевять земель.

Но даже если предположить, что она в России и ищет своего друга, мне-то как ее разыскать? Как выйти на ее след? По сути дела у меня нет ни одной реальной зацепки.

Ко мне в голову пришла идея. Правда она могла оказаться довольно рискованной, с непредсказуемыми последствиями. Но в этом деле практически все шаги с непредсказуемыми последствиями. Посмотрим, что из этого получится.

Я подошел к двери, за которой заседал Совет Директоров. Совещание длилось уже больше трех часов, но пока никто выходить из помещения не собирался. Я прислушался, дабы определить, на какой стадии заседание? Но дверная обивка не пропускала ни единого звука, надежно защищая секреты компании. Увы, Придется еще подождать.

Мое ожидание продлилось почти час. Наконец двери распахнулись. Первым выскочил Орехов, он даже не взглянул на меня, а стремительно вылетел из помещения. Я не успел показать ему карточку.

Вторым неторопливо выплыл Гарцев. По выражению его лица было видно, что он недоволен проведенным заседанием. Он хмуро посмотрел на меня, затем его взгляд упал на фотокарточку, которую я держал в руке. Несколько секунд он молча смотрел на нее.

– Что это у вас за снимок?

– А этот, случайно нашел неподалеку отсюда. Не вы потеряли?

– Там что я изображен?

– Вроде не вы.

– Ну а что же ты тогда мне суешь его. – Он еще раз взглянул на снимок и я увидел, как что-то заинтересовало его. – Это же кажется Ренуар!

– Мне тоже так кажется, – подтвердил я.

– Где снимали?

– Откуда мне знать, Владилен Олегович, я же его нашел.

– Фотография картины в отличии от самой картины ценности не имеет, – усмехнулся Гарцев и вышел из комнаты.

Яблоков еще не показывался, скорей всего его задержала Саша. Я терпеливо ждал. Он вышел из кабинета и сразу же заметил фотографию в моей руке. Но особого любопытства на его лице я не заметил.

Яблоков подошел ко мне.

– Ну и дала нам жару Сашенька, – обратился он ко мне. – Вам известно, что она предложила план коренной реконструкции концерна, изменение всей его стратегии. На мой взгляд очень толково. Честно вам скажу, не ожидал от нее. Когда она решила возглавить концерн, я был против, даже пытался ее отговорить, думал ей не под силу тянуть этот воз.

А теперь вижу, что ошибался. А что это у вас за снимок? – вдруг спросил он.

– Нашел неподалеку от дома.

– Можно взглянуть?

– Конечно, я ищу его владельца.

Яблоков внимательно разглядывал фотографию.

– Вы кого-нибудь случайно не знаете? – спросил я.

Он отрицательно покачал головой.

– Нет, не знаю. – Яблоков вернул мне фотографию. – Поеду к себе, Сашенька надавала кучу поручений. Не скрою, любопытно, что из всего этого получится. – Внезапно он наклонился ко мне. – Когда я ее слушал, – тихо произнес он, – то не мог отделаться от чувства, что это говорит не она, а ее отец. Она все больше становится похожим на него. В такие минуты особенно горюешь, что Бог не наградил тебя ребенком.

Мы пожали друг другу руки, и Яблоков удалился. Я же испытывал разочарование, эксперимент мой не удался, я находился на том же месте, что и до него.

Из кабинета показалась Саша. Она обняла меня за шею и прошептала:

– Ты не представляешь, как я устала.

– Давай накроем ужин, зажжем свечи, выпьем вино. Как в те лучшие минуты на вилле.

– Замечательная идея! – обрадовалась Саша.

– А знаешь, тебя очень хвалил Яблоков, ему понравились твои планы преобразования концерна. Только я почему-то о них ничего не слышал.

Саша заглянула мне в лицо.

– Прости, милый, я долго думала обо всем этом и боялась кому-то рассказать о своих идеях. Я боялась, что их подымут на смех. Но сегодня я поняла, что должна поведать им о моих планах. Концерн переживает не лучшие времена, мы понесли очень большие финансовые потери. Если мы будем работать и дальше так, как работали, то ничего хорошего нас не ждет. Я рада, что дядя Паша одобрил мои задумки. Правда, мне он ничего об этом не сказал.

– Наверное, не хотел, чтобы ты слишком возносилась, это мешает мудрому руководству.

– Наверное, ты прав. А зачем ты держишь в руках фотографию? – кивнула она на снимок, который я все еще сжимал в руке.

– Это была наживка, но рыба на нее не клюнула.

– Не расстраивайся, еще клюнет. Пойдем ужинать.

Я проснулся среди ночи, рядом со мной спала Саша. Но я нисколько не жалел, что прервался мой сын, так как я наконец-то вспомнил ту фразу, что мучила меня последние дни. Какое-то время я сидел на кровати неподвижно, потом вдруг почувствовал, что должен выпить воды, так как в горле все пересохло. Я стал осторожно слезать с постели, но все же разбудил мою любимую.

– Ты куда? Что-нибудь случилось? – встревожено спросила она.

– Знаешь, у нас появился шанс обнаружить таинственного владельца «Сосьете рюсс».

– И как ты думаешь: кто это?

– Давай не будем спешить с ответом.

Я поцеловал ее. Далеко не всегда разгадка тайны приносит удовлетворение, иногда хочется, чтобы она так и оставалась бы неразгаданной. Но ничего этого я ей не сказал.

Утром я пригласил к себе Арсения. Судя по его виду и довольному выражению лица, он уже вполне неплохо освоился в Москве. По моей рекомендации он был назначен моим заместителем. Я объяснил ему суть задания. Он должен был следить за одним домом, фиксируя всех, кто выходит и заходит в него. Я показал ему на девушку на снимке. Я отнюдь не был уверен, что удастся ее засечь, более того, если бы это произошло, то такой случай вполне можно было бы зачислить в разряд чудес ничуть не менее значимых, чем библейские. Но пока на данный момент я не видел иного выхода, был бы у меня другой конец нити, которая могла бы привести меня к нужному результату, я с удовольствием ухватился бы за него. Но им-то я как раз и не располагал.

Два дня протекли как-то спокойно, даже уныло. Саша вновь отдалилась от меня, вернее как всегда ее отдалила от меня работа. Правда, я ни на минуту не оставлял ее одну, ходил за ней следом, что вызывало у нее периодически приливы раздражения. Но я не обращал на эти стихийные аномальные явления внимания; я считал, что после того, как я показал фотографию, степень угрозы для нее резко возросла. Если один из тех, кто видел ее, узнал знакомые лица, то ему ничего не остается, как резко активизировать ход событий и перейти в решающее наступление.

Размеренный ритм жизни был нарушен на третий день. Зазвонил мобильный телефон, и взволнованный голос Арсения произнес фразу, после которой почувствовал волнение и я:

– Эта девушка с фотографии только что вошла в подъезд.

– Ты не ошибся, это действительно она?

– Я видел ее довольно близко. Очень похожа.

– Продолжай наблюдение, ее нельзя упускать.

Я почувствовал, как сжалось мое сердце. Я предугадывал такое развитие событий, но не хотел этого. Я думал о том, каким ударом станет это известие для Саши. Но по крайней мере пока я во всем не разберусь, я ничего не стану ей сообщать.

Я сидел дома в ожидании сообщений Арсения и думал о человеке, который столько лет притворялся, в то время как в его душе давали все больше побегов семена ненависти и лжи. Неужели этому делу стоило посвящать всю свою жизнь?

– Она вышла из дома, кажется очень расстроенная, по-моему она даже плачет, – снова сообщил мне Арсений.

– Веди ее и сообщай о том, что происходит. Не исключено, что ей угрожает смертельная опасность. Будь готов ко всему.

– Я понял, – отозвался Арсений.

Я подошел к письменному столу, извлек из ящика пистолет, вставил обойму, положил еще одну в карман про запас. Шестым чувством я ощущал, что сегодня нам предстоит неспокойный вечер.

– Она вошла в дом, – снова через минут двадцать сообщил Арсений.

– Диктуй адрес, я еду. Постарайся узнать квартиру. И внимательно за всем наблюдай.

Я выскочил из дома, сел в машину и помчался в Москву.

Арсений передавал мне новости о том, что наблюдал, через каждые десять минут. Но пока ничего существенного не происходило.

Дорога заняла минут пятьдесят. Я припарковал автомобиль рядом с домом и вошел в подъезд, где меня ждал Арсений.

– Узнал квартиру?

– Да, на третьем этаже. Та, что направо.

– Кроме нее, никто туда не входил?

– Я не видел.

– А если там кто-то ее уже ждал? Если ее уже нет в живых?

Арсений недовольно пожал плечами.

– Не мог же я все это время торчать около ее двери.

Я не ответил, меня в этот момент занимал другой вопрос: как уговорить ее открыть нам дверь. Она не сумасшедшая, чтобы вечером пускать к себе двух незнакомых мужиков. Но мне нужно было позарез с ней поговорить. Единственный вариант хотя бы частично поведать ей правду.

– Пойдем, – сказал я Арсению.

Мы подошли к двери и нажали звонок. Дверь была самая обыкновенная, не металлическая, и я подумал, что в случае чего ее можно будет взломать без большого труда. Опытному взломщику будет достаточным трех минут.

Послышались шаги, и молодой женский голос спросил: кто там?

Я даже не знаю, как ее зовут, подумал я.

– Извините, вы нас не знаете, но нам надо с вами поговорить по очень важному делу, которое касается вас.

– Я не собираюсь ни с кем разговаривать.

– Не уходите, это дело касается того человека, которого вы здесь ищете. Вы же возвратились из Парижа чтобы его найти.

Даже через дверной косяк я чувствовал, как она замерла.

– О ком вы говорите?

– Мне неизвестно, как его звали тут, но во Франции он жил под именем Филиппа Ренуара. – Я не был уверен в правильности этой версии, но в данном случае я решил полностью положиться на свою интуицию и на благоволение ко мне его величества случая.

– Вы меня не обманываете, вам в самом деле известно, где он находится? – раздался полный недоверия голос.

– Где он находится сейчас, я вам сказать не могу, но кое-какую важную информацию о нем смогу сообщить.

– Но почему вы хотите что-то сообщить мне о нем?

– Потому что в обмен я хочу кое-что узнать от вас.

– А как вы узнали, что я нахожусь тут?

– Мы следили за вами целый день. А о том, что вы приехали, я догадался. Вы любите этого человека и не можете пребывать так долго в неизвестности. Поверьте, я ваш друг, а не враг и хочу лишь поговорить с вами. Это очень важно для всех нас.

Я понимал, как трудно ей решиться отворить нам дверь и потому готов был вести с ней эти переговоры на лестничной площадке как угодно долго.

– Кто вы? – спросила девушка.

– Меня зовут Александр Померанцев, я руковожу службой безопасности концерна «Русский Альянс». А это мой помощник Арсений.

– У вас есть оружие?

– Есть. Послушайте, для того, чтобы вас убить, не надо никого оружия, мы можем это сделать голыми руками. Но у нас совсем другая задача, мы хотим вас защитить. У меня есть веская причина для предположения, что вам угрожает серьезная опасность. Если вы меня не впустите, то ваша поездка пройдет впустую.

Минуты две с той стороны двери царило молчание. Внезапно она отворилась, я увидел ту самую девушку с фотографии. Она была совсем молоденькая, чуть за двадцать, ее лицо отражало сильный испуг – она явно боялась своего поступка. И все она открыла нам! Молодец, она смелая.

Мы вошли в квартиру. Я дотронулся до ее плеча.

– Не бойтесь, мы не причиним вам вреда.

Она посмотрела на меня и ничего не сказала. Но мне показалось, что после моих слов и жеста она чуть-чуть успокоилась. Все вместе мы прошли в комнату.

Это была довольно странная квартира. Мебели в ней почти не было, только диван, служивший кроватью, да пара стульев. Зато все стены были увешены картинами, среди них было несколько работ, написанных под Ренуара. В середине комнаты стоял подрамник с натянутым на нем холстом.

– Садитесь, – предложила хозяйка. Сама же она устроилась на диване, поджав под себя ноги. – У вас нет сигарет, мои кончились? – вдруг спросила она.

Я не курил, но Арсений живо подбежал к ней, предложил сигарету, затем поднес к сигарете огонь. Девушка была симпатичная и, кажется, флюиды ее очарования начали действовать на моего помощника. Впрочем, я уже заметил, что схожим образом действовала на него едва ли не любая симпатичная женщина.

– Так что вы хотели мне рассказать о Мите? – нетерпеливо напоминила она.

– Его звали Дмитрий? – спросил я.

– Да, – слегка удивленно произнесла она, – Дмитрий Филиппов.

Теперь я понял, откуда произошло имя Филипп Ренуар.

– Мы с вами не познакомились, как зовут вас?

– Анна, – раздраженно проговорила она, словно говоря: какое это имеет значение. – Расскажите, что вы знаете о Мите?

Я почувствовал себя неловко, я не мог говорить ей правду, это было бы более чем опрометчиво, но и лгать ей мне не хотелось. Но выбора у меня не было.

– Я понимаю ваше нетерпение, но дело очень серьезное, – сказал я. – Давайте начнем с вас, я хочу, чтобы вы рассказали все, что знаете о нем. И о себе.

– Почему я? – возмутилась Анна. – Вы мне обещали рассказать о Мите, только поэтому я вас впустила.

– Я не отказываюсь от своих слов, но прежде чем начать свой рассказ, я должен понять, что ему предшествовало.

– Я вам не верю, вы из тех, кто обманывает. Я такими сыта, навидалась.

– Мы теряем попусту время, будет так, как я сказал.

– А если я откажусь?

– Не волнуйтесь, применять насилие мы не будем. Я только могу сказать: от вашего рассказа зависит в том числе и ваша судьба. Я знаю человека, который хочет вас убить.

– Кто же? – недоверчиво прищурилась Анна.

– Тот человек, с которым вы встречались сегодня и который ничего вам не сказал о судьбе Мити.

– Откуда вы знаете, вы что стояли за ширмой?

– Меня не было при вашей встречи, но я знаю его цели. Вы для него представляете большую угрозу. Кстати, ему известен этот адрес.

– Да, я сказала ему.

– А что это за квартира?

– Это моя квартира. Она досталась мне от родителей.

– Думаю, когда здесь жили ваши родители, обстановка тут была немного другая.

Анна отвела глаза в сторону.

– Я художница, у меня нет студии.

– Это мне понятно. Но я полагаю, что студии не было и вашего друга. Анна, прошу вас, расскажите мне все по порядку.

Я видел, что она колебалась, однако готовность поведать мне свою историю возрастала в ней с каждой минутой.

– Учтите, у нас мало времени, события в любой момент могут принять неожиданный оборот.

– Ну хорошо. Только можно еще одну сигарету? – Арсений снова устремился к ней с сигаретой и зажигалкой. – Я расскажу. – Она откинула налезшую на лоб густую прядь. – Мы с Митей познакомились полтора года назад. Я окончила художественную школу, а он тоже пробовал свои силы в живописи. Мы стали встречаться, потом – вместе жить. В этой квартире.

– Это он предложил вынести отсюда всю мебель.

– Мебель мы стали продавать, когда у нас кончились деньги, – неохотно поведала Анна. – Ему не везло, никто не хотел его признавать всерьез, все считали, что его картины не дотягивают до уровня профессионалов.

– А вы?

Анна как-то нерешительно посмотрела на нас.

– Он обладал потрясающим умением передавать стиль других художников. Но собственного стиля у него не было. Хотя он старался его выработать. Он очень переживал свои неудачи и во всем винил художников. С некоторых пор он стал считать, что они ему завидуют, а потому затирают.

– Что было дальше?

– Однажды он пришел и предложил мне уехать, как он выразился «из этой чертовой страны, где не никогда не ценился талант». Он предложил мне отправиться с ним во Францию, где люди лучше понимают: кто есть кто. Сперва я думала, что он говорит несерьезно, просто со злости, потом я долго отказывалась его сопровождать, а потом согласилась. Полгода мы добивались визы во Францию. Сперва с нами никто не хотел разговаривать, но затем нам все же дали вид на жительство, когда узнали, что мой родной дядя был послом в Париже.

– Это правда?

– Да, только это было лет тридцать назад. Но у нас одинаковая с ним фамилия, однажды один чиновник в посольстве спросил: не родственница ли я ему? А когда я подтвердила, то вскоре разрешение было получено. Так мы оказались там.

Она замолчала.

– Что было в столице мира?

– Ничего хорошего! – раздраженно произнесла она. – Парижские художники приняли его также, как и московские, никто его не воспринимал всерьез. А потом у нас кончились привезенные с собой деньги и начался самый настоящий кошмар. Я говорила ему, чтобы он нашел бы себе работу, но он кроме как заниматься живописью, ничего не хотел делать.

– Скажите, что же вас удерживало рядом с ним?

Анна дерзко посмотрела на меня.

– Вы все равно не поймете, – с вызовом проговорила она.

– Я постараюсь, – как можно мягче произнес я.

– Мы любим друг друга.

Она произнесла эту фразу в настоящем времени, мысленно отметил я.

– Что случилось потом?

– У него возникла странная идея: написать картину под какого-нибудь знаменитого художника и продать ее кому-нибудь.

– В качестве художника он выбрал Ренуара, – заметил я.

Анна удивленно посмотрела на меня.

– Да, откуда вы знаете?

– Я знаю, что он взял новую фамилию: Филипп Ренуар. Непонятно только, где он достал паспорт? Расскажите все по порядку.

– Он написал эту картину. Я никогда бы не отличила, что это не Ренуар. Он был очень горд таким сходством.

– Но ведь старую картину и новую отличить очень легко. Как он собирался ее продавать?

– Есть способы состарить картину. И не профессионалу же ее всучивать, а так какому-нибудь лопуху. В Париже до черта богатых русских, они не знают, куда девать деньги. Швыряют их направо и налево. Почему бы им не помочь нам.

– Он стал ходить по таким швыряющим?

– Да, только никто не желал покупать картину. Пока не наткнулся на этого Яблокова. Он купил. И это он сделал ему паспорт. А как, не знаю. Сказал лишь, что купил.

Анна замолчала, ее щеки вдруг стали пурпурными.

– Ненавижу его, это он во всем виноват.

– В чем именно?

Ее ответ немного меня удивил.

– Не знаю, но только это он виноват в том, что Митя исчез.

– Расскажите, пожалуйста, как это произошло?

– Денег что он нам дал, была капля в море, они очень быстро кончились. И нам ничего не оставалось, как пойти к нему снова. Он пообещал нам дать еще, если мы будем работать на него.

– В чем же состояла ваша работа?

– У меня ни в чем, – пожала Анна плечами. – А что касается Мити, то этот Яблоков стал часто с ним беседовать.

– О чем?

– Не знаю, Митя мне ничего не рассказывал. Все это продолжалось до тех пор, пока однажды Митя не сказал мне, что уезжает в Россию.

– И он ничего не сообщил о цели поездки?

– Ничего, только сказал, что когда он вернется, испытывать нужду в деньгах мы больше никогда не будем. Единственное, что мне удалось у него вытянуть, что его дело связано с концерном «Русский Альянс».

Я молчал, обдумывая услышанное.

– Скажите, Дмитрий владел каким-либо оружием?

Анна с некоторым удивлением посмотрела на меня.

– Да, конечно, он же бывший офицер, но ему не нравилась военная служба. Я все вам рассказала, теперь ваша очередь, – требовательно произнесла она.

Я понял, что попал в щекотливую ситуацию. Я не мог ей рассказать об истинной судьбе ее друга, так как в этом случае я бы подставил не только себя, но и Ланину. Но и обманывать мне ее не хотелось; то, что она отправилась на поиски возлюбленного, вызывало во мне уважение и симпатию к ней.

Выйти из этого мучительного для меня положения помогла мне судьба. Внезапно раздался звонок в дверь. Мы все посмотрели друг на друга.

– Вы кого-нибудь ждете? – спросил я.

– Нет, никого.

– Ведите себя как можно тише. Я посмотрю в глазок, кто к нам пожаловал.

Ступая, словно балерина, на пуантах, я подошел к двери, посмотрел в глазок и невольно отпрянул. Незваным гостем был Зайченко. Оказывается, и он вернулся на горячо любимую Родину.

Снова раздался требовательный звонок. Я вернулся в комнату.

– Идите к двери и спросите, кто там? Только прижимайтесь к стене.

– Зачем? – удивленно посмотрела она на меня.

– Он может выстрелить через косяк. Дверь-то деревянная. Но, думаю, этого не случится.

Я увидел, как она побледнела. Но затем направилась к двери. Я последовал за ней.

– Кто там?

– Меня послал к вам Павел Иванович. Он просил передать через меня важную информацию, ему только что стало кое что известно о вашем пропавшем друге.

Анна посмотрела на меня, я отрицательно покачал головой.

– Я не могу вас пустить.

– Пустите, это очень важно. Ваш друг звонил Павлу Ивановичу и назначил ему встречу. У него какие-то неприятности. Откройте, я сообщу кое-что.

Я принял решение.

– Скажите, что откроете ему через несколько минут, – прошептал я.

– Хорошо, я вам сейчас открою, только оденусь.

Мы снова переместились в комнату.

– Спрячьтесь где-нибудь в ванной или туалете, – сказал я Анне. Затем обратился к Арсению.

– Будь готов, нам Придется иметь дело с очень сильным противником. Я так думаю, что он пришел убивать. Для Яблокова Анна – опасный и нежелательный свидетель. Немедленно прячьтесь! – прикрикнул шепотом я на девушку, которая продолжала стоять неподвижно.

На этот раз она повиновалась.

– Туши свет, а я отворю дверь гостю, – сказал я Арсению. – Готовность номер один.

– Есть, командир.

Я подошел к двери, громко повернул замок, сам же побежал в комнату. В квартире царила темнота, мы с Арсением заняли места по обе стороны от двери.

Заскрипела входная дверь, затем послышались тяжелые шаги. Невольно у меня возникло их сравнение с поступью слона. Внезапно в двадцати сантиметров от меня появилась огромная тень, держащая в вытянутой руке пистолет. Я бросился на нее, пытаясь выбить оружие. Но я все же не рассчитал, с каким силачом вступаю в поединок. Одним жестом плеча он сбросил меня с себя, и я очутился на полу. Тогда на него прыгнул Арсений, но и он оказался в той же позиции. Мы были беззащитными перед ним, но на наше счастье его интересовала в данный момент только девушка. Поняв, что ее нет в комнате, он ринулся на кухню. Я устремился за ним, так как ни секунды не сомневался: как только он ее обнаружит, то немедленно прихлопнет. Найти же ее в небольшой квартирке было делом нескольких мгновений.

Я схватил табуретку, Зайченко зажег свет, быстро оглядел кухню и повернулся ко мне. В его руках я увидел пистолет с глушителем.

– Уйди с дороги! – прорычал он.

Он двинулся вперед, намереваясь смести меня с пути. Я прыгнул в сторону. Зайченко стал разворачиваться. Без всякого сомнения он был невероятно силен, однако теперь я ясно видел его главный недостаток: он был не очень подвижен. Этим я и воспользовался; едва он повернулся, как я ударил своим орудием его по руке.

Он взвыл от боли, пистолет с грохотом упал на пол. Мгновенно придя в ярость, он попытался припечатать меня ногой к стене. Но в таком виде единоборств преимущество было на моей стороне, я ловко ускользнул от удара, и его нога угодила как раз в ту стену, в которую он собирался меня вдавить. Так как удар был очень сильный, то и боль была не менее сильная. Но для радости у меня не было причины, так как теперь объектом его преследования стала уже на Анна, а я. Мне удалось отшвырнуть носком ботинка его пистолет в сторону, поэтому между нами завязался рукопашный бой. Верней боем то, что происходило, назвать было трудно, так как Зайченко пытался меня поймать, мне же пока удавалось ускользать от его железный объятий.

Однако такая игра в кошки-мышки ему быстро прискучила. Он схватил единственный на кухне табурет и решительно пошел на меня. На этот раз он применил не только силу, но и ум; он загородил выход из кухни и стал методично теснить меня в угол. Его рука с табуретом уже поднялась над моей головой, чтобы с силой опуститься на нее. Но в эту секунду ему под ноги упал Арсений, вложив в этот бросок весь запас своих сил. И Голиаф не устоял перед Давидом, шлепнулся на пол. Кухня оказалась мала для его большого тела, и, падая, он стукнулся головой о стол.

Я перепрыгнул через него, и мы с Арсением выбежали из кухни.

– Анна, выходи быстрей! – крикнул я.

Появилась Анна, и мы все помчались к выходу. За нашей спиной раздались тяжелые шаги нашего преследователя. Но в соревнование по бегу наша подготовка явно превосходила его, а потому мы первыми выскочили из дома. Был вечер, вернее уже наступила ночь, и спрятаться не представляло большого труда. Мы присели за стоявшим на другой стороне улицы большим лимузином и стали наблюдать за происходящем. Из подъезда показался Зайченко, несколько минут он метался из одной стороны в другую, но вскоре понял, что нас ему не отыскать. Он подошел к своей машине, сел в нее и дал газу. Я решил, что нет смысла его преследовать, я не сомневался в том, по какому адресу он направился.

– Мы можем возвратиться назад в квартиру, думаю сегодня больше гостей у вас не будет, – предложил я.

– Ну, уж нет, – решительно проговорила Анна, – туда я не хочу. Я поеду к родителям, я давно их не навещала.

– Так вы не были после приезда еще у родителей? – удивился я.

– И что из того. Мы в плохих отношениях. Они были против моего отъезда во Францию и вообще были против него. Почему я к ним должна идти? Если бы они тогда нам помогли, мы бы не уехали, и Митя не пропал бы. Кстати, вы так и не сказали, что знаете о нем?

– Я знаю только то, что он не выполнил то задание, с каким он был послан, и чтобы не попасть в лапы этого негодяя, предпочел где-то скрыться.

– Откуда вы знаете про все это?

– Он сам мне сказал, что уезжает. А вот куда не сообщил.

Анна недоверчиво взглянула на меня.

– А какое задание ему было поручено?

– Убить Ланину.

– Не может быть! И Митя согласился?

– Да, чтобы получить хоть какие-то деньги. Но вряд ли он всерьез помышлял это сделать.

– Боже, неужели это правда, – прошептала Анна. – Как он мог на такое пойти? Я не верю.

– Это все, что я знаю, – сказал я. – Будет лучше, если Арсений вас довезет до дома ваших родителей. Ты как, согласен?

– Конечно, о чем разговор, – с радостью отозвался Арсений.

– Тогда в путь. А я поеду к Ланиной. Ее очень опасно оставлять одну. Надо спешить.

Я вдруг ясно понял: наступил самый критический момент во всей этой истории. Дабы спасти себя, он должен что-то немедленно предпринять. Время ни на раздумье, ни на подготовку у него не осталось. Следовательно, он будет делать то, что первым придет в голову. А что первым придет в его голову неведомо никому.

Я гнал свой автомобиль по темным дорогам, надеясь на то, что мне удастся его опередить. Моя тревога усиливалась тем, что сотовый телефон Саши не отвечал. Я, конечно, знал ее привычку бросать свой аппарат, где попало. И вполне вероятно, что он находится в одном месте, а его хозяйка в другом. И все же если бы она ответила, я бы немного успокоился.

Когда я подъехал к дому, то он встретил меня не только тишиной, но и темными окнами. Правда, учитывая поздний час, это было вполне закономерно. И все же ни эта тишина, ни эта темень мне не нравились, от них исходило нечто враждебное.

Я уже хотел войти в ворота как внезапно мне навстречу бросился какой-то человек. Я автоматически выхватил пистолет.

– Не стреляйте, – услышал я знакомый голос донны Анны. – Я ждала вас.

Я посмотрел на нее, и мне стало ясно если не все, то многое.

– Он в доме? – спросил я.

– Да. И не один, их там несколько человек. Они взяли в заложники Сашу и Артура.

– А вы?

– Когда они появилась, то я по их виду догадалась, что они задумали что-то нехорошее. Я была в своей комнате, а они сразу же прошли в детскую. Я незаметно выскочила из дома и спряталась. Я решила ждать вас, только на вас надежда.

Пожилая женщина заплакала. Я быстро обнял ее, но на утешения времени не было. Надо было что-то делать. Я все-таки опоздал.

На всякий случай, дабы не быть мишенью для засевших в доме людей, я удалился от него на приличное расстояние. Я стал набирать номер мобильного телефона Яблокова. Судя по его ответу, он ждал моего звонка.

– Это вы, Александр Александрович?

– Да, Павел Иванович.

– Что вы хотите сказать? – усмехнулся он.

– Что я очень огорчен, что этим человеком оказались именно вы.

– Я тоже огорчен, но ничего не изменишь. Все к этому шло.

– Вы сами выбрали этот путь.

В телефоне на несколько мгновений воцарилось молчание.

– Надеюсь, вы позвонили не для того, чтобы обсуждать эту тему. Что вы предлагаете?

– Я предлагаю встречу один на один. Так нам будет удобней говорить друг с другом. Вы же понимаете, что ничем не рискуете. В ваших руках два самых дорогих для меня существ: Саша и Артур. Я думал, что и у вас нет никого дороже этих людей.

– Это не ваше дело! – вдруг зло проговорил Яблоков.

– Учитывая сложившуюся ситуацию, мое дело тоже.

– Я должен подумать. Вы вооружены?

– У меня пистолет.

– Первое, что вы сделаете, отдадите его мне.

– Согласен.

– Где мы встретимся?

– В моей машине. Она в ста метрах налево от ворот.

– Ждите меня.

Я направился к своей машине, сел в салон и стал ждать. Из ворот показалась фигура Яблокова. Шел он несколько странно, то и дело меняя темп ходьбы; то ускоряя, то замедляя его, как человек, испытывающий большие сомнения в том, что он делает.

Яблоков остановился в метре от машины.

– Давайте пистолет.

Я протянул ему пистолет. Я думал, что он спрячет его в карман, но вместо этого он забросил его в росшие неподалеку кусты. Найти его в темноте в этих зарослях было безнадежным делом. Таким образом я остался безоружным.

Яблоков сел в машину. В темноте я не мог ясно видеть его лицо, но мне показалось, что он чрезвычайно возбужден. Его руки были очень неспокойны.

– Говорите! – скорей не требовательно, а нервно произнес он.

– Что с ними?

– Пока ничего. Они в доме. Артур в детской, она – в спальне.

– Что вы собираетесь с ними делать?

Его ответ меня удивил и напугал еще сильней.

– Я еще не решил.

Я оказался прав, он в самом деле поступил так, как подсказала ему первая же пришедшая в его голову мысль. И надо сказать, она была не самая удачная. Впрочем, теперь я кажется начинал постигать натуру этого человека, всю жизнь он действовал на основе каких-то стихийных импульсов. Внешне его поведение казалось продуманным и разумным, но это было не более чем старательно разыгрываемая им роль, камуфляж, которым он прикрывался всю жизнь; в реальности же все было абсолютно иначе. Единственное на что хватало ему выдержки – это на создание видимости. На самом же деле он никогда по-настоящему не умел управлять собой. И то, что он полностью завалил строительство нового цеха на комбинате, самое непосредственное следствие этой черты его характера. Странно, что Ланин, с которым он был близок столько лет, не разобрался в сути этого человека. Или в конце концов разобрался?

– Ну что вы хотите мне сказать? – вдруг раздался его нервный смех. – Не правда ли вы удивлены таким исходом.

– Удивлен, – подтвердил я. – Я не понимаю, почему вы взяли в заложники двух единственных людей, которых вы любили и которые любят вас. Я не верю, что вы так умело притворялись все это время. Я видел вашу улыбку, видел как блестят ваши глаза, когда вы обнимали Сашу. Тут что-то не так. С вами что-то произошло?

– Да, вы правы, со мной произошло, только это случилось не сегодня, а давно. Вы хотите знать, что со мной случилось?

– Хочу, от этого зависит жизнь двух дорогих мне людей.

– Вы правы, я люблю Сашу, люблю Артура, хотя бы уж потому, что мне некого больше любить. Но любовь это еще не все, если бы вы знали, как я его ненавижу.

– Вы говорите о Ланине?

Яблоков посмотрел на меня, как на человека, задавшего крайне глупый вопрос.

– Кого же еще можно ненавидеть, – сказал он таким тоном, словно говорил о само собой разумеющейся вещи.

Теперь становилось многое ясно.

– Вы с этим жили всю жизнь?

– Всю жизнь? – Яблоков рассмеялся. – Иногда мне казалось, что я с этим живу уже несколько жизней.

– Но ведь он не был виноват, что он был таким.

– А мне от этого, думаете, легче. Однажды он сказал мне, это было на втором курсе института: будем друзьями. Это не было предложением, это было приказом. И с той минутой я оказался в пожизненном плену нашей дружбы.

– Но так ли было уж сложно убежать из плена, Павел Иванович?

Яблоков быстро взглянул на меня и отвернулся.

– Бежать, а куда бежать. Кто мне мог заменить Ланина? Он был лидер всегда и во всем: играли ли мы в студенческой команде в баскетбол или создавали этот концерн. Я же всегда на вторых ролях, у него на подхвате. Что он мне приказывал, то я и делал.

– Но вы же хорошо понимали, что не способны играть первую скрипку в оркестре. Так какой же смысл в ваших поступках и чувствах?

– Вы странный человек, я это почувствовал сразу, как только увидел вас. Ваш ум всегда бежит по прямой, вы не понимаете ответвлений. Если нет смысла, для вас все становится бессмысленным. А для меня бессмысленно то, что имеет смысл. Все, что делал Ланин, имело глубокий смысл. А для меня имело значение только одно: я в его игре был всегда только пешкой. Впрочем, иногда он мне разрешал некоторое время побыть какой-нибудь не очень важной фигурой. Но затем вновь возвращал на прежнюю позицию. И при этом, что особенно меня возмущало, он ничего не замечал, он был уверен, что облагодетельствовал меня, дал возможность проявить себя. У него была одна мечта, которой он подчинял все свои действия, он постоянно стремился всех облагодетельствовать. И меня в качестве близкого друга он выбрал потому, что понял: я тот, кто будет вечно нуждаться в благодеяниях. Но я-то его об этом никогда не просил. – Но у каждого есть свои недостатки. Почему вы прощаете себе свои недостатки и не хотите ничего простить ему. Тем более его уже нет в живых.

– Это для вас его нет в живых, а для меня ничего не изменилось. Я помню его слова, жесты до самой его последней минуты.

– Это вы убили его. Почему?

– Потому что тогда, на втором курсе, когда он сделал меня своим другом, я сказал себя: придет минута – и я убью этого человека.

– Что же случилось в ту роковую минуту?

– Впервые он усомнился в той роли, которую он же мне и отвел. Он увидел, что строительство нового цеха, в которое он вложил очень много сил и средств, под угрозой срыва.

Внезапно ко мне пришла одна догадка.

– Вы специально это сделали, сорвали строительство.

– Вы проницательны, да я сознательно делал все, чтобы цех не вошел в строй в срок, а то и не вошел бы никогда. И он понял это и прозрел. После Совета Директоров у нас состоялся тяжелый разговор. Он обвинил меня во вредительстве и пообещал удалить из Совета Директоров и вообще из концерна. Кроме того, он подозревал меня в хищении средств и угрожал обратиться в прокуратуру. Он сказал, что посадит меня до конца жизни. Я впервые видел его в такой ярости.

– Еще бы, сорвать такую важную стройку, – вставил я замечание.

– Плевать я хотел на строительство, вся моя жизнь ушла в никуда. И все из-за этого человека. Я даже не женился, так как боялся, что жена будет смотреть на него и сравнивать его со мной. От одной этой мысли я приходил в отчаяние и ярость. Я подхожу к старости, у меня нет детей, нет ни одного близкого существа. Я одинок, как путник в пустыне.

– Вы сами так распорядились своей жизнью.

– Нет, не я, это он! – вдруг исступленно завопил Яблоков. – Если бы он тогда не приказал мне дружить с ним, все бы сложилось иначе. Я уже приглядел девушку, которая могла бы стать моей женой. И она мне отвечала взаимностью. Но после того разговора все пошло прахом.

Он зациклен на том давнем разговоре с Ланиным уже много лет. Когда он вспоминает о нем, то становится не совсем нормальным. В таком состоянии он способен на все. Убийство Ланина – тому подтверждение.

– Что же случилось в кабинете Ланина? – напомнил я ему.

Яблоков как-то непонимающе посмотрел на меня, затем его взгляд вернул себе осмысленность.

– Когда я понял, что он собирается вышвырнуть меня из концерна, да еще обратиться в прокуратуру, мною овладела ярость. Я выхватил пистолет и выстрелил в него. Затем выбежал из кабинета. Что еще?

– У вас в заложниках Саша и Артур, – напомнил я ему. – Что вы хотите?

– Что я хочу? – засмеялся Яблоков. – Что я могу еще хотеть в моей ситуации? Денег, чтобы начать новую жизнь. Далеко отсюда.

– В Париже, во главе фирме «Сосьете рюсс». – вставил я. – Сколько же вы хотите?

– Двадцать миллионов.

Я присвистнул.

– Я знаю, как обстоят дела в концерне, Ланиной неоткуда взять такую сумму.

– Я знаю дела концерна не хуже вашего, – вдруг сердито проговорил Яблоков. – Такие деньги можно найти.

– Если отказаться от всех проектов и все деньги отдать вам.

– Именно так, – подтвердил Яблоков. – Прежде чем выдвинуть эти требовании, я все сосчитал.

– Что Саша?

– Она отказалась.

Она не верит, что он способен причинить ей и ее сыну вред, подумал я. Но это с ее стороны большое заблуждение, о существовании такого Яблокова, каким он открылся мне в сейчас, Саша даже не подозревает.

– Послушайте, Павел Иванович, долгое время Саша считала вас своим вторым отцом. И чтобы вы сейчас не говорили, я уверен, что и вы любили ее. Я не могу поверить, что вы можете поднять на нее или на Артура руку. Знаете, я предлагаю вам вариант, при котором исполнить самый суровый приговор вам будет несравненно легче.

– Что за вариант? – подозрительно спросил Яблоков.

– Самый простой. Обменять заложников. Вы отпускаете Сашу и ее сына, а взамен берете меня. Ко мне вы не испытываете никаких чувств и в случае чего вам будет нетрудно помочь завершить мне свои дни. А вы знаете, как Саша относится ко мне, она же рассказала вам историю с десятью миллионами. Да и будучи на свободе ей будет легче найти деньги. Я не представляю, как находясь в плену, она может достать двадцать миллионов баксов. Ни один банк не выдаст ей заочно такой крупной суммы. Саше надо провести переговоры со своими партнерами, дабы остановить выполнение контрактов и вернуть деньги там, где это еще возможно. Подумайте, она же не носит их в подоле.

Я видел, что мои аргументы заставили его задуматься. Понимает ли он вообще, что делает?

– Если вы решили поступить неблагоразумно, то будьте уж благоразумны в своем неблагоразумие, – сказал я. – Иначе все это кончится бессмысленной гибелью. Пусть вы ненавидите Ланина, но причем тут его дочь и тем более внук? Разве вы не понимаете, что не только они, но и вы заложник этой ситуации. Вы же хотите из нее выбраться живым и невредимым? Не задумали же вы коллективного самоубийства?

Внезапно меня охватила дрожь: а если как раз это и является его подлинным намерением? Тогда остановить его будет крайне сложно.

Яблоков молчал, погруженный в свои размышления. Я не был даже уверен, слышал ли он мои последние доводы. Что у него сейчас происходит в голове и в душе? И откуда появляются такие люди на земле, что за странные у них мотивы, которые движут их поведением, определяют их помыслы. Я неожиданно для себя подумал о том, как бы мы могли быть счастливы с Сашей и Артуром, если бы не безумие этих Курбатовых, Яблоковых, Баронов? Им всем кажется, что они чего-то добиваются, совершают нечто важное и значительное, а сами просто мечутся в безнадежном поиске счастья и покоя. На кону в их бессмысленных играх могут быть огромные деньги, но они не способны изменить свою жизнь, ибо на самом деле им нужны не эти миллионы, а хотя бы малюсенькая капелька чистой любви. Но как раз испить этой живой воды они при всем их желании не в состоянии.

– Я согласен, – вдруг сказал Яблоков, – произведем рокировку. Только не так, как вы предлагаете. Я отпущу Сашу, а вместо нее возьму в заложники вас.

– А Артур?

– Он останется со мной, вы оба будете заложниками.

– Она не согласится уйти без сына.

– А вот это ваша проблема – уговорить ее. Единственный ее шанс – спасти сына и вас – достать деньги. И не надейтесь на другой результат, я пойду до конца.

– Хорошо, я согласен с ней переговорить.

– Пойдемте. – Яблоков посмотрел на меня. – Или вы передумали? – В его голосе прозвучала насмешка.

– Нет, – твердо сказал я.

Я вышел из машины и, не оглядываясь на Яблокова, направился к дому. За спиной я слышал его шаги.

Первым, кого я увидел, едва вступил в дом, был Зайченко. Его взгляд не выразил никакой радости от встречи со мной. В руке он держал пистолет, который нацелился мне прямо в грудь. На лице Зайченко я увидел следы нашего недавнего единоборства, я и не предполагал, что на нанес великану такие сильные повреждения.

– Проведи его к ней, – приказал ему Яблоков.

В сопровождении Зайченко я направился в покои Саши. Их охранял еще один парень, мне незнакомый. В его руках тоже был пистолет. Сколько еще тут этих горилл, прикинул я?

Охранник отворил дверь, и я шагнул в ту самую комнату, которая после возвращения из Франции стала нашей общей спальней. Саша сидела на кровати. Завидев меня, она быстро вскочила и кинулась ко мне.

Мы обнялись и в такой неподвижной позе оставались несколько минут. Наконец мы разорвали наши объятия.

– Он тоже взял тебя в заложники? – с тревогой спросила Саша.

– Не совсем, я сам предложил свою кандидатуру. Я просил освободить взамен тебя и Артура, но он согласился только выпустить тебя. Он хочет, чтобы ты собрала деньги. Боюсь, но он настроен решительно, к его требованиям стоит прислушиваться.

– Я это уже поняла, – раздраженно проговорила Саша. Она вдруг заходила по комнате. – Я все могла представить, любого из них, но дядю Пашу, человека, которого я считала вторым отцом. Ты что-нибудь понимаешь?

– Разве он тебе не говорил о том, почему он это сделал?

– Да, целый час, но только крайне несвязно, что я не все поняла. Он все время твердил о ненависти к отцу, о том, что он его подавлял. Да какое это сейчас имеет значение! Ты видел его головорезов, они убьют нас всех. Я так боюсь за Артура.

– Тебя пустили к нему?

– Буквально на пару минут.

– Он понимает, что произошло?

– В том-то и дело, что да. Он все отлично понял. При мне он вел себя спокойно. Но сейчас я не знаю, как он. Я просила Яблокова, чтобы нас держали вместе, но он вместо ответа просто захлопнул дверь перед моим носом.

– Саша, я понимаю твои чувства, но тебе надо немедленно уходить. Вдруг он передумает, и мы окажемся в этой ловушке втроем. Он одержим жаждой мести, а поэтому от него можно ждать все, что угодно.

– И ты думаешь, что я покину сына? – с возмущением спросила она.

– Находясь здесь, ты не сможешь ничем ему помочь. Нас всех изолируют друг от друга, и мы окажемся совершенно бессильны. Если же ты будешь на свободе, ты сможешь что-то предпринять. Может быть, он удовлетворится гораздо меньшей суммой.

– И такую будет очень трудно сыскать. Ты не должен был сюда приходить, ты должен был думать, как нас отсюда вытащить.

– Я не знал, что с вами, я надеялся, что он согласится на полный обмен. Но теперь что сделано, то сделано, нужно принимать решение.

– Я приняла, я остаюсь, а ты можешь вернуться.

Я покачал головой.

– Яблоков безумен, но не глуп, он меня не выпустит; он понимает, что я предприму все возможные меры, чтобы вас освобождать. А тебя он выпустит, потому что он надеется получить деньги. Пока в нем будет жить эта надежда, он ни с Артуром, ни со мной ничего не сделает. Пойми, ты поможешь сыну больше, если будешь за пределами этого дома. Он все равно не позволит тебе быть рядом с ним.

Не зная, что предпринять, она металась по комнате. Я сочувствовал Саше, но при всей моей к ней любви, я не мог принять за нее этого важного решения.

Внезапно она остановилась возле меня.

– Что ты думаешь, как нам выходить из этой ситуации?

Я покачал головой.

– Пока не знаю. Но выход всегда есть. До сих пор мы его находили.

– В тех случаях было одно самое важное отличие, – возразила Саша, – тогда моему сыну ничего не угрожало.

Она была настолько права, что я даже не пытался ей возразить.

– Если мы останемся здесь втроем, то будем совершенно беззащитны перед Яблоковым и его головорезами, он сделает с нами все, что пожелает. Если ты окажешься на свободе, у нас появится больше шансов. У тех, кто берет людей в заложники, всегда есть одна ахиллесова пята; они зависят от способа получения денег. Чаще всего их пытаются нейтрализовать именно в этот момент.

– Ты предлагаешь мне…

– Я ничего пока не предлагаю, я просто делюсь опытом. Если ты покинешь этот дом, это сильно повысит наши шансы.

– Но как здесь будет без меня Артур!? – воскликнула она.

– Что смогу, я сделаю, но это зависит не только от меня. Иди, скажи ему, что согласна на его условия.

Она посмотрела на меня и направилась к двери. Но внезапно остановилась.

– Не могу бросить Артура.

– Ты должна это сделать, ради него! – вдруг прикрикнул я.

Она вздрогнула и почти побежала к двери.

Саша вернулась вместе с Яблоковым через пару минут.

– Так вы решили принять мои условия? – спросил он.

– Да, – поспешно ответил я, так как не был уверен в реакции Саши.

– Я вам даю два дня, – сказал он.

– Это не реально! – одновременно возмутились мы оба.

– Если постараться, можно и быстрей. У меня очень мало времени. Я должен спешить.

– Я уйду, если мне позволят проститься с ребенком, – решительно произнесла Саша.

– Не больше трех минут, – сказал Яблоков. – И поторопитесь, время идет.

Саша подошла ко мне, мы поцеловались. Но поцелуй наш был недолог, всего лишь несколько мгновений я ощущал на своих губах ее мягкие нежные губы.

– Я вернусь обязательно, – тихо сказал она мне. Около двери она помахала рукой и вышла. Вслед за ней покинул комнату и Яблоков.

Я остался один, пленником.

В эти первые минуты своего пленения я думал в основном о том, как мне попасть к Артуру. Мальчику в нынешних обстоятельствах очень бы пригодилась моя помощь, мое присутствие рядом с ним. Однако затем я невольно стал размышлять о том, как же нам выбраться из этой западни. Сколько здесь людей? Кроме Яблокова я видел еще двоих. Но у меня такое чувство, что их значительно больше.

После ухода Саши дверь закрыли на замок, окно делало непролазным толстая решетка. В свое время ее поставила Саша по моему совету. Но тогда у меня и мысли не было, что она станет одним из главных атрибутов тюремной камеры, в которую превратилась эта роскошная опочивальня.

И все же моя первейшая цель – увидеться с Артуром. Я подошел к двери и стал громко барабанить в нее.

Мои усилия привели к нужному результату только минут через пять. Дверь отворилась, и на пороге появился мой уже можно сказать хороший знакомый Зайченко. Он смотрел на меня, прищурив глаза. В своих могучих руках он держал дубинку.

– Чего шум поднимаешь? – поинтересовался он. – Поздно, все хотят спать, а ты не даешь. За это можно и получить. Ты меня понимаешь? – Он многозначительно взмахнул дубинкой.

– Я хочу видеть Артура. Скажите Яблокову, пусть ко мне придет.

– Спит твой Яблоков крепким сном. Велел не будить. Так что не обессудь. Погодь до утра.

Но я не верил, что Яблоков спал, ему, как и мне, было в эту ночь не до сна.

– Ты врешь, – сказал я, – он вовсе не спит.

– Ты обвиняешь меня во лжи? – Его лицо приняло возмущенное выражение. – Да будет тебе известно, я самый честный человек в мире.

– Ты самый отъявленный врун и мошенник. Вспомни Париж, сколько лапши вешал ты мне на уши. Ты с тех пор, как появился на свет, не сказал ни одного правдивого слова.

Мои высказывания разъярили его, дубинка буквально заплясала в его руках.

– Ну, ты у меня сейчас получишь, сразу за все, – пригрозил Зайченко.

Его огромная туша двинулась на меня. Я же порхал вокруг него как бабочка, не давая поймать себя его сачком.

Однако постепенно он загонял меня в угол, с каждой секундой оставляя мне все меньшее пространство для маневров. Теперь нас разделял всего метр.

– Прекрати! – раздался за спиной Голиафа повелительный окрик. На пороге комнаты стоял Яблоков.

Зайченко нехотя остановился и опустил свое грозное оружие.

– Он был очень непочтителен ко мне, – пробормотал Зайченко.

– Постой за дверью, мы сами разберемся, – проговорил Яблоков.

Зайченко неохотно вышел.

– Я хочу видеть мальчика, – сразу же перешел я в наступлении.

Яблоков несколько секунд стол неподвижно. У него был такой отрешенный вид, что я даже засомневался: а слышал ли он мой вопрос? Но он слышал.

– Зачем тебе это нужно? Я был недавно у него, все в порядке.

– Ему требуется моя поддержка, он не может не быть морально подавленным всем происходящим.

Почему-то эти слова буквально взъерепенили Яблокова.

– Откуда вам известно, что и кому надо?! – закричал он. – Вы что провидец или даже бог? Это все от него идет, к ней перешло, а теперь вот к вам. Ланин всегда знал за других, что им надо, а чего не надо и не будет никогда надо. Теперь я буду здесь определять: что и кому надо или не надо.

– Павел Иванович, правы вы или не правы, но в любом случае мальчик не виноват. Он просто маленький ребенок, жертва наших нелепых игр. Пусть уж дети как можно меньше страдают от них.

Я продолжал говорить в том же духе и видел, что мои слова не производили на него никакого впечатления. Яблоков меня не слушал, его одолевали собственные мысли, при этом его лицо то и дело странно искажалось под их натиском. И постепенно мною все сильнее овладевало сомнение: а нормален ли он? Его поступки, речи и даже выражение глаз свидетельствовали о том, что с психикой у него не все в порядке. Есть люди, которые всю жизнь как бы прячут свою ненормальность, зачастую они сами не подозревают, какой груз носят в своей душе до того самого момента, пока под влиянием каких-то обстоятельств он не высвобождается, не выходит наружу, обрушивая всю свою разрушительную мощь на его носителя.

Я внимательно наблюдал за Яблоковым и все тверже убеждался, что и с ним творится нечто подобное. Но в этом случае он становится опасным вдвойне. Но это обстоятельство еще больше увеличивает для меня необходимость находиться рядом с Артуром.

А если попробовать наступить на больное место; люди, которые инстинктивно ощущает приближение затмения своего сознания, болезненно реагируют на любые намеки о такой возможности.

– Павел Иванович, ни один человек, если у него все в порядке с душевным состоянием, не будет препятствовать такой просьбе.

Яблоков вздрогнул и с испугом посмотрел на меня. Сомнений в правильности моего предположения почти не осталось.

– Идите за мной, – неожиданно легко сдался он.

Я, изумленный, но и обрадованный своей быстрой и легкой победой, поспешил за ним.

Яблоков ввел меня в детскую. Несмотря на поздний час, Артур не спал, он сидел за столом, поглощенный своим любимым занятием – игрой на компьютере. Но при виде нас, он мгновенно спрыгнул со стула и побежал навстречу мне.

– Мама ушла? – спросил он.

Я обнял его.

– Да, ушла. Так было необходимо. Как ты?

Артур, прежде чем ответить, выразительно посмотрел на Яблокова.

– Ничего, только скучно, никуда не пускают.

– У вас не больше десяти минут, – предупредил Яблоков и вышел.

Артур проводил его взглядом, а когда он вышел, на его лице появилась вдруг гримаса.

– Тебя никто не обижал?

– Нет, только в начале один из них сделал мне больно, когда схватил за руку. Такой очень большой.

– Знаю его. Это все?

– А что еще? – пожал плечами мальчик. – А почему ушла мама?

– Разве тебе она не объяснила. Для того, чтобы выпустить нас отсюда.

– А почему дядя Павел взял нас в плен?

Значит, он понимает, что произошло, хотя, естественно, не может постигнуть причины происшедшего.

– Он поссорился с твоей мамой.

Артур задумчиво посмотрел на меня. То, что он сказал дальше, немного даже ошеломило меня.

– Я никогда не верил, что он нас любит, что он мамин друг.

– Не верил? Но почему?

– Я видел, что он обманывает. Когда любят все делают по-другому.

– Ты оказался прав, умный малыш. – Я погладил его по волосам. – Ты должен быть смелым, всякое может случиться.

– А что может случиться?

– Точно не могу тебе сказать. Но обещай мне: если вдруг услышишь какой-нибудь шум, особенно стрельбу, ни в коем случае не выглядывай из комнаты, как бы это тебе не было интересно. Ложись на пол и лежи пока все не стихнет. Ты обещаешь?

– Да, я понимаю, это опасно, – спокойно, как о само самой разумеющей вещи сказал Артур. – Вы не волнуйтесь, мне нисколечко не страшно, – вдруг добавил он.

Кто кого успокаивает, невольно подумал я.

В комнату вошел не Яблоков, а Зайченко. Под его бдительным оком я вновь вернулся к себе. Однако любезно проводив меня к месту моего заточения, он, словно с любимой женщиной, не спешил со мной расставаться. Гигант смотрел на меня, ему явно хотелось со мной поговорить.

Внезапно он приблизился ко мне. Его вид не предвещал ничего хорошего, я невольно попятился, когда он подошел совсем близко.

– Боишься? – спросил он, широко расставив ноги. – Правильно делаешь. Думаешь, если твоя дамочка принесет деньги, ты выйдешь отсюда. – Внезапно он наклонился ко мне. – Даже если этот ненормальный тебя и отпустит, тебе все равно каюк. Ты меня достал, а я этого не люблю. – Он рассмеялся. – Он думает, что я работаю на него. Ты поди тоже так думал. – Продолжая смеяться, Зайченко вышел из комнаты.

Я же сел на стул. Несколько коротких реплик Голиафа во многом изменили мой взгляд на ситуацию, она оказалась гораздо паршивей. Этот громила вовсе не собирается работать на Яблокова, выполнять его приказы, он сам хочет заграбастать все денежки. И еще одно обстоятельство: выходит не только я понял, что с Яблоковым не все в порядке, Зайченко тоже об этом знает. И судя по всему он не столь уж и примитивен, в его черепе наполненность мозгами оказалась на несколько более высоком уровне, чем я до сих пор предполагал.

Но если Зайченко не намеревается выпустить меня отсюда живым, то такая же судьба может постигнуть и Артура. Он хотя и маленький мальчик, но не по годам разумный. Зачем оставлять такого свидетеля. Надо что-то делать? Но что? Я сидел в запертой комнате с решетками на окнах, у меня не было никакого оружия. Я чувствовал себя беззащитным и беспомощным, наверное таким ощущает себя только что появившийся на свет младенец.

Прошел целый день, который ничего не изменил в моем положении.

Один раз ко мне буквально на несколько секунд заглянул Яблоков, он лишь посмотрел на меня, но ничего не сказал, пару раз почтил меня своими визитами Зайченко. Он был более красноречив, ему явно доставляло удовольствие мне угрожать. При этом он постоянно поигрывал дубинкой. Я понимал, что это отнюдь не шутки: с его силой достаточно одного удара ею – и вряд ли я переживу этот момент.

Вечером неожиданно ко мне пришел Яблоков. Я не видел его всего несколько часов, но за это время он изменился. Поначалу я даже не понял, в чем дело и только минуты через две мне стало ясно: его глаза стали еще более беспокойными, в них затаился великий страх. Это был страх перед самим собой, перед своей неуправляемостью. Но не только. Это я понял из нашего разговора.

Но начался он не сразу, Яблоков сидел напротив меня, но смотрел куда-то в сторону. У него было такое отрешенное выражение лица, что я не был уверен, что он помнит о моем присутствии. Но он помнил.

– Вы счастливый человек, – вдруг произнес он, – вы никогда ничего не боитесь. И вас любит такая женщина. А я всю жизнь всего боялся и никто меня никогда не любил. Представляете: всю жизнь никто не любил. – Он посмотрел на меня, словно проверяя: понимаю ли я все огромное трагическое значение этого факта в жизни Яблокова.

– Это не так, Павел Иванович, вас любила Саша, пока вы сами своими безумными действиями не уничтожили ее любовь.

– Вы сказали безумными, – вдруг встрепенулся он. – Значит, вы считаете меня сумасшедшим?

– Нет, – поспешно проговорил я, – но вы разрушили все ценное, что у вас было. Даже двадцать миллионов долларов не компенсируют этой потери.

Неожиданно он приблизился ко мне, при этом с какой-то опаской посмотрел на дверь.

– Я боюсь его, – тихо, почти шепотом произнес он. – Вы не знаете, какой он страшный человек. Он садист.

Час от часа не легче, подумал он. Замечательного он нашел себе помощничка.

– Зачем же вы взяли его к себе?

– Я думал… – Яблоков прервал фразу и погрузился в долгие размышления. Я не прерывал этого процесса с волнением ожидая, чем он завершится. Я инстинктивно чувствовал, что от его результата будет многое зависеть. Внезапно он наклонился ко мне и прошептал на ухо: – Я совсем недавно узнал, что он убил человека. Он и нас всех убьет. Он уголовник.

«Это я уже понял и без тебя», – мысленно ответил я ему. У меня сжимались кулаки от горячего желания ударить Яблокова за все те глупости, что он натворил, но у меня хватило сил сдержать себя. Придет время и каждому воздастся по делам его.

– Что же нам делать? – спросил я.

– Мы должны бежать, – сказал Яблоков.

– Каким образом? У вас есть оружие?

– Он отобрал у меня пистолет. Он грубо обращается со мной. – Яблоков почти хныкал. – Мы должны непременно убежать. Ночью, он ляжет спать. Он всегда спит ночью, он без этого не может. У него сон, как у слона, – беспробудный. Вот тогда мы и сбежим.

– А его сообщники?

– Они спать не будут, он им не разрешает, но я попробую их обмануть. Я приду за вами.

Я полагал, что Яблоков уйдет после этих слов, но он продолжал сидеть на прежнем месте.

– Я все думаю, зачем я все это сделал. Я хотел быть хоть в чем-то равным ему. Всю жизнь я поступал так, как он мне приказывал, а мне чертовски хотелось совершить что-то самому. У меня все время в голове была эта мысль. Я никак не мог от нее отделаться, даже когда хотел. Но это было сильнее меня. Вы понимаете?

– Да, это как любовь, которая властвует над тобой. Только поступки она побуждает совершать совсем другие.

– Вот именно, – не знаю уж чему обрадовался Яблоков. – Это была любовь, только в виде ненависти. Теперь я понимаю, что любовь и ненависть – одно и тоже. Если бы я это знал раньше. А вы это знали?

Я задумался.

– Да, – не очень уверенно сказал я. – Иногда мне казалось, что я это понимаю.

– Если я увижу Сашеньку, я упаду перед ней на колени, – сказал Яблоков, и его глаза загорелись каким-то странным искупительным огнем.

Он встал и направился к двери.

– Ждите меня, – произнес он перед тем как уйти.

Будь ситуация иной, пищи для размышлений о непостижимости человеческой натуры, о тонкой грани между психической нормой и патологией у меня было бы предостаточно. Но сейчас мне было не до того, Идея побега вызывало во мне большие сомнения, вряд ли Зайченко столь неискушен в таких делах, чтобы просто так позволить обвести себя вокруг пальца. Уйти без Артура я не могу; увидев, что мы исчезли, они в ярости могут сделать с мальчиком все, что угодно. Значит, нужно его прихватить с собой. Шансы на то, что этот план удастся, ничтожны.

У меня было ощущение, что каждая клетка моего организма вибрирует от охватившего меня волнения. Я без конца метался по комнате, словно только что попавший в клетку тигр, не знаю на что решиться.

Между тем за окном стемнело, в окнах соседних коттеджах сначала зажглись, потом погасли огни. Я невольно позавидовал им, они могут спокойно лечь спать и ни о чем не думать. Обитатели этих роскошных домов и не представляют, какие драматические события развертываются у них по соседству. А если бы представляли, чтобы изменилось бы? Пришел бы кто-нибудь на помощь? Вряд ли, здешние жители исповедуют принцип: не вмешиваться в чужую жизнь ни при каких обстоятельствах даже тогда, когда вмешательство просто необходимо.

Прошел еще час или два, точно сказать не могу, так как я плохо ощущал время, оно мне казалось спрессованным в один комок. Внезапно дверь отворилась, и в комнату вошел Яблоков.

– Он спит, – прошептал Яблоков, хотя в комнате кроме нас никого не было, – а остальные пьют внизу. Я уговорил их организовать небольшой сабантуй в предверие получения больших денег. Я сказал им, что убежать вы никак не можете.

– Мы должны зайти за Артуром.

Мне показалось, что Яблоков хотел возразить, но, по-видимому, понял, что это бесполезно – и кивнул головой. Мы двинулись в может быть самый рискованный в нашей жизни путь.

Его маршрут первоначально привел нас в детскую. Артур спал, но я разбудил его очень легко. Он понял наши намерения сразу, этому ребенку не надо было ничего долго объяснять, он все постигал на лету. Экономя время, я даже не стал его одевать, он пошел с нами, в том же, в чем и лежал: в трусиках и майечке.

Дом был погружен в темноту, но и я и Яблоков слишком хорошо его знали и легко ориентировались без света. Стараясь не шуметь, мы спускались вниз. Прошли мимо дверей гостиной, где пировали охранники, их громкие голоса ясно доносились оттуда.

До свободы оставалось пройти всего несколько метров. Вспыхнул свет.

– Стоять, не то стреляю! – послышался громкий голос за нашей спиной.

Мы оба обернулись, в двух метрах от нас стоял Зайченко с нацеленным на нас пистолетом в руках.

– Павел Иванович, вы решили подышать свежим воздухом. Между прочим, я давно почувствовал, что вам здесь душно. Но Придется вам вернуться, – насмешливо проговорил он.

Я думал о том, что упускать такой шанс выбраться из плена, когда ты находишься всего в нескольких шагах от выхода – это преступление. Если удастся вывести из игры хотя бы на полминуты Зайченко, то нам бы вполне хватило этого времени для того, чтобы отпереть входную дверь и выбежать из дома. А там ситуация была бы совсем другой.

Я собрал все свои силы для одного прыжка и реактивным снарядом полетел на Зайченко. Он не ожидал такого стремительного нападения и не успел перевести в мою сторону пистолет. И все же я в очередной раз не рассчитал своих возможностей, мне не удалось повалить его, он только пошатнулся и рукой отбросил меня от себя. Правда, я успел ногой ударить его в пах.

Удар получился сильный, так как Зайченко взревел подобно быку, в которого вонзает шпагу тореадор. В ярости он поднял пистолет на меня. Внезапно между нами оказался Яблоков, предназначенная мне пуля, впилась в его грудь. Он громко застонал и стал оседать на пол.

По тому, как он хрипел, по тому, как на его губах появилась кровавая пена я понял: минуты его жизни сочтены. Зайченко тоже смотрел на агонию Яблокова, не пытаясь ни помочь ему, не добить его. Внезапно Яблоков сделал попытку приподняться.

– Сашенька, прости. – Это были его последние слова на земле.

– Подох, – невозмутимо констатировал Зайченко. – Закопайте тело в саду, – сказал он выбежившим на выстрел охранникам. – А с этим, – кивнул он на меня, – я поговорю отдельно.

Охранники подняли еще не остывшее тело и понесли к выходу. Мы же с Зайченко и с Артуром стали подниматься наверх. Я взглянул на ребенка и увидел на его щеках дорожки слез. Все-таки в течение длительного времени Яблоков очень умело разыгрывал из себя близкого ему человека.

Артура Зайченко буквально швырнул, как котенка, в детскую. Но этот замечательный ребенок, хотя ему было без сомнения больно, даже не пикнул.

Я снова оказался в той самой комнате, из которого всего несколько минут назад начал свой неудачный путь на свободу.

– Садись! – приказал мне Зайченко. – И слушай меня внимательно. Теперь я тут всем и всеми распоряжаюсь. Твоя жизнь вот в этих руках. – Он поднес к моему лицу свои увесистые кулаки-гири.

Я кивнул головой. Трудно было найти более понятный и наглядный аргумент.

– Мне нужны баксы и я их получу. Не получу, значит и ты, и мальчишка… – Он выразительно усмехнулся. – Ты это уже кажется понял?

– Да, – выдавил я из себя.

– Этот идиот думал, что я всю жизнь буду у него на побегушках, что я стану выполнять его идиотские планы. Твой единственный шанс делать все, что я прикажу.

– А где гарантия, что я и Артур останемся в живых?

Внезапно Зайченко схватил мою ладонь и стал выворачивать пальцы. Меня пронзила ужасная боль. Еще одно усилие с его стороны – и вся фаланга будет сломана. Но в этот момент он отпустил мою руку.

– Нужны еще гарантии или достаточно этих? – насмешливо спросил он.

– Достаточно, – сказал я, потирая пальцы.

– Не делай ненужных телодвижений, – посоветовал Зайченко. – Чертовски хочется спать, ненавижу бодровствовать ночью. А вы меня разбудили. Одного этого достаточно… – Он поднес пистолет к моему виску. – Раздолбать что ли твою прямо сейчас глупую черепушку? – задумчиво произнес он.

На несколько мгновений мы пребывали в полной неподвижности, затем он опустил пистолет, а я вздохнул с облегчением. Зайченко, явно довольный собой, вышел.

Я проснулся утром от того, что меня кто-то сильно тряс за плечи. Не без труда я разлепил глаза; при этом их еще так плотно застилала пелена сна, что в первые мгновения я ничего не мог разобрать. Этой ночью я долго не мог заснуть, мои мысли искали выход из создавшегося положения. Но, увы, несмотря на обилие идей, ничего путного я так и не придумал.

Понадобилось с полминуты чтобы я стал различать, что происходит. Происходило же следующее: рядом со мной стоял Зайченко и продолжал меня трясти словно яблоню. В руках он держал мой мобильный телефон, который у меня отнял еще Яблоков.

– Твоя краля звонит, – сказал он, видя, что я начинаю понимать происходящее. – Слушай меня внимательно: скажешь, что все нормально, чтобы она приходила сюда с деньгами. Предупреждаю, – Зайченко так сжал мое плечо, я едва удержался от крика, – если ляпнешь не то, что надо, пожалеешь, что родился на свет. Можешь не сомневаться, это я умею делать.

Последнюю угрозу он мог бы и не говорить, в том, что он специалист по заплечным делам, я не сомневался.

Я взял трубку. Я посмотрел на Зайченко, тот ответил мне красноречивым взглядом.

– Саша, это ты? – проговорил я в телефон.

– Да. любимый. Как Артур, как ты?

– Мы живы.

– Я собрала деньги, не полностью, но достаточно. Он будет доволен.

– Саша, Яблоков убит, не приходи сюда, ты тоже будешь убита. Ты поняла, ни за что не…

Телефон, выбитый мощной рукой Зайченко, полетел в одну сторону, я от его удара – в другую. Кажется, на несколько мгновений я потерял сознание. Когда я пришел в себя, то увидел над собой возвышающую гору в виде фигуры Зайченко.

– Позвони ей и скажи, чтобы она пришла сюда.

– Нет, ни за что.

Зайченко чертыхнулся.

– Я тебя заставлю это сделать.

Он что-то крикнул, появились двое его помощников.

– Отнесите его в подвал, – приказал он.

Меня взяли за руки и за ноги и поволокли вниз. Я знал этот подвал, в свое время я внимательно его изучал, как и весь остальной дом. Никаких надежд выбраться оттуда у меня не было.

Меня втолкнули в темное душное помещение и заперли. Но долго наслаждаться одиночеством мне не позволили, буквально минут через пять дверь отворилась, и появился мой мучитель.

– Как тут тебе? Вроде бы не очень. Хочешь наверх? Позвони ей.

Я молчал.

– Язык проглотил или разговаривать разучился? Могу научить. Ну что? – Он протянул мне телефон.

Я отрицательно покачал головой.

На меня обрушился град ударов. Я попытался уклониться и даже ответить тем же аргументом, но мой противник был настороже и отбил мои попытки перейти в контрнаступление. Его могучие удары легко пробивали мою защиту. Не прошло и тридцати секунд как я оказался на холодном цементном полу. А через минуты три я уже больше не чувствовал боли, так как перестал ощущать не только ее, но и все происходящее вокруг.

Но долго пребывать в сладостном небытие мне не дали, вылитое на меня ведро холодной воды вернуло мне восприятие действительности. А она оказалась мерзкой, как никогда, ибо я вновь увидел перед собой Зайченко.

– Нет желания позвонить?

– Нет, – с трудом разжал я разбитые губы.

Мой ответ вызвал у Зайченко довольную улыбку. И я понимал: почему?

Его удар оказался такой силы, что я пролетел через весь не такой уж маленький подвал и врезался в противоположную стену, стукнувшись вдобавок о ней головой. Следующим был пинок ногой мне в пах, затем последовали удары по животу, груди, лицу. Не было ни одной части моего тела, которое бы избежало побоев. Сперва я кричал и стонал, но затем затих, так как на такие действия уже не оставалось сил. Да из моего горла выходили только невнятные хрипы.

Время, место действия все потеряло для меня значение, все слилось в какой-то сплошной черно-кровавый кошмар. Зайченко периодически покидал меня, но ненадолго, через некоторое время он возвращался – и все возобновлялось. Впрочем, не совсем все, он вносил разнообразие в мои пытки, бил молотком по пальцам, рвал ногти, резал ножом кожу на груди, подвешивал меня на веревки к вбитому в потолок крюку и колотил по животу дубинкой. Однако через некоторое время пыл его слегка иссякал, и он делал небольшие перерывы.

– Не понимаю я тебя, – говорил он мне во время них, – зачем тебе это нужно? Вызови ее – и все твои муки разом кончатся. Ни одна баба не стоит таких мучений. У меня этого добра перебывало достаточно, и не была такой, чтобы ради нее я пожертвовал бы ужином. Не то что уж такое выносить. А ведь мы с тобой лишь в самом начале, это так, разминочка. Ей-то хорошо, сидит она где-нибудь в теплом местечке и плевать ей на то, что ты тут загибаешься. Ты молодец – крепкий мужик, но поверь мне, долго тебе это не выдержать. Никому это не удавалось. А были посильней тебя. Завтра хана тебе. Не будь идиотом.

Если бы я и мог, то все равно вряд ли стал бы ему отвечать, но я даже не был в состоянии открыть рот, так как губы у меня были разбиты и слиплись от запекшей на них крови.

Но в одном он был прав, я чувствовал, как таят во мне жизненные силы. Еще несколько часов таких истязаний – и, как только что выразился мой мучитель, мне в самом деле будет хана. Что же остается, последовать его совету? Достаточно сказать Саше, что они пытают Артура, – и она тут же примчится.

Как же несправедливо умирать тогда, когда жизнь стала казаться особенно привлекательной, когда великое чувство любви ярким солнцем осветила мое до сих пор жалкое темное существование, наполнила его своим теплом и светом. Но именно потому что пришла настоящая любовь, я вынужден выбрать смерть. Только так и не иначе я могу спасти свою любовь.

Казалось, что этот день мучений никогда не кончится, что природа по каким-то неведомым причинам решила нарушить ею же установленные законы и продлить его до бесконечности. Но к счастью это было все же не так – и он завершился. В подвал уличный свет не проникал, и единственный способ определить хотя бы приблизительно, который сейчас час, – эта была та активность, с который истязал меня мой палач. Она же явно шла на спад, по виду Зайченко было заметно, что его все сильнее тянет ко сну. Наконец сон окончательно вытеснил все его все другие желания и намерения.

– Завтра продолжим, – пообещал он. – Не думал, что ты такой упрямый, по виду не скажешь. Тем лучше, не люблю хлюпиков, раз вмажешь, всю жизнь готовы у тебя жопу лизать. Пойду, всхрапну. Так что спокойной ночи.

Подвал освещала лампочка, которую почему-то не выключили. Я лежал на полу. Тела я не чувствовал, как будто его вовсе у меня не было, оставалась только душа. Правда не совсем было понятно, в какой оболочки она пребывает, какие нити ее еще удерживают здесь, на этой ужасной земле. Я бы на ее месте давно бы покинул этот грешный и жестокий мир и летал где-нибудь там на небесах, не думая о том, что происходит здесь, на земле.

И все же как бы не было измучено и искалечено мое тело, оно все же погрузилось не то в сон, не то в забытьи. Внезапно я пробудился, вернее меня разбудила спасительная мысль. Еще когда меня волокли в этот подвал, у меня на мгновение возникло одно неясное воспоминание. И тут же под влиянием внешних причин исчезло. Но теперь я ясно все вспомнил. Однажды мы спустились в этот подвал вместе с Сашей. Вторая дверь из него вела в гараж, она была закрыта на замок. И Ланина мне предложила на всякий случай спрятать от нее ключ в укромном месте. Мы положили его туда вместе. И теперь он должен находиться там.

Это заветное место располагалось у противоположной стены, для здорового человека – всего десять шагов, которые займут десять секунд. Но не для такого, как я, у меня не было уверенности, что хватит сил, чтобы преодолеть такое гигантское расстояние. Но выхода не было, и я пополз.

Сколько времени я полз сказать не могу. Мне казалось, очень долго. Но я все же добрался до того самого места, оставляя на полу кровавые следы. Теперь осталось самое трудное: встать на ноги.

Я оперся о стену и стал подниматься. Это упражнение я делал раз пять, но все время не удерживался на ногах и падал. Но к шестой попытки я приобрел кое-какие навыки, учел прежние ошибки – и встал. Я просунул руку в углубление и нащупал ключ.

Теперь предстояла не менее трудная задача – открыть дверь. На это ушло минут десять. Или больше, точно я был не в состоянии определить. Впрочем, не это самое важно, а то, что я наконец оказался в гараже.

Я подполз к кнопке, надавил на нее. Дверь гаража бесшумно поднялась вверх. Путь на свободу был открыт.

Он занял у меня никак не меньше пятнадцати минут. И все это время я панически боялся, что появится кто-то из бандитов и преградит мне дорогу, ведущую из ада в рай.

Я выполз из гаража. Этот успех дал мне дополнительные силы, и мне удалось встать и сделать несколько шагов. Внезапно навстречу мне бросилась чья-то гигантская фигура; мое сердце буквально заходило ходуном от страха, я испугался, что меня обнаружил Зайченко. Но это был не Зайченко, человек приблизился ко мне и к своему изумлению я узнал Гарцева. Значит, и он с ними, обреченно подумал я.

Силы оставили окончательно мое измученное тело, и если бы меня не подхватил Гарцев, я бы упал.

– Александр Александрович, что с вами? – тихо, но изумленно воскликнул он.

Но говорить я уже не мог. Внезапно Гарцев направил луч фонаря мне в лицо. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть.

– Что с вами случилось?!

– Вы тоже за них? – едва слышно прошептал я.

Гарцев посмотрел на меня.

– Дом окружен, здесь мои люди и милиция. Вам известно, сколько их там?

– Пять человек, у всех пистолеты.

– Так мы и предполагали.

– Они убили Яблокова. А где Саша?

– Тут рядом. Пойдемте со мной, я вас отведу.

– Я не могу идти.

Внезапно Гарцев взял меня на руки и понес. Делал он это аккуратно, даже нежно, прижимая меня, словно ребенка, к груди. Впрочем, я сейчас был слабее и беззащитнее любого ребенка.

Так мы шли, вернее так шел Гарцев со мной на руках метров триста. Он доставил меня к небольшому автобусу и положил на сиденье.

– Найдите немедленно Ланину! – приказал он находящемуся в нем охраннику.

Тот помчался на ее поиски. Мы же остались одни.

– Почему вы тут? – набравшись сил, спросил я.

Гарцев посмотрел на меня.

– Вы все время думали, я за них, против вас. Не скрою, так было, но я сумел удержаться, я понял, что иду не по той дороге. И это в том числе ваша заслуга. Вы помогли мне понять, что…

Но больше я его уже не слушал, так как до моего слуха донеслась чья-то стремительная поступь. Дверца распахнулась, и еще через секунду губы Ланиной прижались к моим губам. Кто-то включил свет в салоне, она посмотрела на меня, и на ее лице появилось выражение ужаса.

– Саша, эти звери тебя пытали! Боже, что они с тобой сделали!. – Она обняла и прижалась ко мне. – А что с Артуром? – вдруг встрепенулась она.

– Они его не трогали. Но надо спешить, когда они обнаружат, что я сбежал, они могут приняться за него, – с трудом произнес я.

– Дом окружен. Им никуда не деться. Я никогда не прощу Яблокову, что он с тобой сделал.

– Яблокова убили пулей, которая предназначалась для меня. Он загородил меня. А его последние слова – были просьбой к тебе о прощение.

Несколько мгновений она молчала.

– Бог судья дяде Паше. Знал бы ты, как я боялась за тебя. Но я поняла, как сильно я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю, – едва слышно прошелестел мой голос, так как я вдруг почувствовал, что на этот раз силы окончательно покидают меня.

Кажется, это же ощутила и Саша.

– Что я делаю, тебя же надо срочно отправить в больницу. Владилен Олегович, надо отвезли немедленно его в больницу, иначе он…

Но дальше я уже ничего не слышал и не видел, что происходит, так как сознание снова покинуло меня. Впрочем, в тот момент это не имело для меня никакого значения, я уже выиграл свой главный поединок в жизни, я победил смерть тем, что не предал, сохранил любовь. И после того, как я сумел сделать в жизни самое важное, что будет дальше со мной, уже не имело такого уж большого значения.