Глава 23
Николай плавно подъехал к большому, ярко освещенному зданию. Довольно современному, по меркам Сумеречного, хотя мои наблюдения пока ограничиваются одним Песочным, да телепередачами. Тем не менее, «новодел» впечатлял: и затейливым фасадом, и иллюминацией, и наличием служащего у дверей, достойных замка, и своеобразным кружевным литьем ограждений и фонарей. Должно быть, сегодня мы будем ужинать в одном из самых пафосных ресторанов Нижнего города. Водитель открыл дверь и помог мне выйти, и через пару мгновений под локоть меня подхватил Егор.
Какие причудливые зигзаги творит мироздание. Трудно представить, сложно поверить, что несколько месяцев назад я наблюдала за неимоверно сильным оборотнем сквозь призрачное «окно» в чужой мир, а потом гадала, что с ним сталось; несколько недель назад встретила его и могла лишь мечтать, чтобы вот как сейчас идти с ним под руку ужинать. Словно настоящая пара… влюбленная… почти.
Мы зашли в светлое просторное фойе с черно-белым полом, даже не так — огромной шахматной доской, стилизованной, мало того, служащие в гардеробе тоже обряжены шахматными фигурами. И я с полупрофессиональным интересом, нисколько не стесняясь, изучала лаконично-дорогой, до последнего элемента продуманный интерьер, по привычке сравнивая с заведениями того же уровня на родине, и незаметно разглядывала посетителей. Все-таки мама работает в не менее солидном ресторане, куда ходят большей частью обеспеченные люди. Вот и я невольно проявляла любопытство к богатым серым гостям.
— Егор Михайлович, какой приятный сюрприз, давно тебя в подобных местах не встречал, все по делам, да на Совете… — услышала я тягуче-густой баритон, едва отдав курку гардеробщице.
Обернулась и увидела перед собой троих оборотней. Хорошо одетых, респектабельных жителей Нижнего города. Я незаметно вдохнула поглубже — запах псины; волки, если мне не изменяет чутье. Седовласый господин — значит, уже очень старый — сдержанно, но искренне улыбался Хмурому. Рядом с ним стояла примерно такого же возраста дама с королевской осанкой. Ее по сыновьи за плечи обнимал мужчина на вид лет тридцати-сорока. В черной шевелюре которого не заметно ни одного седого волоска, а темные глаза этого хищника при взгляде на нас неприязненно сверкнули. Его эмоции только подтвердили: он чем-то недоволен.
Благородное серое семейство бегло, видимо следуя этикету, но внимательно осмотрело меня с головы до ног. И черное классическое приталенное платье с белым воротничком и длиной до колена их почему-то удивило, о чем я по глазам да эмоциям догадалась, а не по выражению лиц, абсолютно не изменившихся.
— Приветствую вас, Сергей Петрович, Анна Гавриловна… Артур, — бесстрастно произнес Хмурый. — Мы решили отвлечься от работы.
Анна Гавриловна и Артур, надо полагать, Сергеевич любезно кивнули.
— Да-да, твое дело молодое, Егор Михайлович, нужно отдыхать, расслабляться… — весело согласился старый оборотень. Затем, еще приблизившись к Егору и встав ко мне в пол-оборота спиной, негромко добавил: — Мне надо переговорить с тобой до следующего Совета. Есть вопросы, требующие отдельного внимания.
Меня задело, что я удостоилась лишь его оценивающего взгляда, а затем словно перестала существовать. Да еще и широкая волчья спина перед носом взбесила — как минимум невежливый жест. Хмурый секунду-другую помедлил, слушая Сергея Петровича, затем взглянул на меня. Не знаю, что его подвигло на следующие действия, может, почувствовал или почуял неладное, но он будто встряхнулся внутренне, сделал шаг назад, отодвигая меня от своего собеседника, и извинился:
— Простите мою оплошность и невнимательность, знакомьтесь… — я ощутила его мимолетное напряжение, перед тем как он представил меня. — …моя подруга — Ксения Зацепина.
Казалось бы, банальная фраза, которая в моем бывшем мире могла означать что угодно, но в этом, Сумеречном, семейство волков подобралось, три пары темных глаз сверкнули неподдельным интересом, а губы растянулись в официальных улыбках.
Пожилой господин, склонив голову набок, хмыкнул, разглядывая меня уже не как предмет интерьера или бесплатное приложение. Волки не таясь потянули носами, знакомясь с моим запахом, и после их взгляды стали еще более внимательными, цепкими, неприятными.
— Рад за тебя, Егор Михайлович. Давно пора подумать о будущем и…
Хмурый поспешил прервать собеседника:
— Извините, но моя спутница голодна…
Я едва не скрипнула зубами: «Вот не надо сваливать свою головную боль, на мою голову, пока здоровую».
— Понял, приятного вечера, — кивнул наверняка старый прожженный политик.
Егор, не дожидаясь дальнейших реверансов, вежливо кивнул даме и молодому мужчине, прощаясь, приобнял меня за талию и повел в зал. И пока мы шли между столиками, часто кивал знакомым и пару раз представлял меня как подругу. А стоило нам отвернуться и следовать дальше, доносились глубокие вздохи оборотней и ощущались липкие энергетические «щупы» магов, перекрываемые бурным эмоциональным интересом и прямо-таки голодным любопытством.
В результате, как только мы присели за стол, я спросила:
— Егор, я не понимаю, отчего здесь все проявляют ко мне повышенный интерес? Что во мне такого? Я не так одета?
Он поморщился недовольно и нехотя ответил:
— «У Шаниных» — элитный ресторан. Сюда приходят с семьями… женами или партнерами по бизнесу.
Мое сердце пропустило удар.
— Другими словами, кроме меня ты сюда женщин не приводил?
— Я — нет!
— То есть, Глеб или Сава — да? — я радостно улыбнулась, ведь моя душа запела от счастья. Я первая пришла с ним в этот ресторан!
В потеплевших желтых глазах напротив отразились чувства, наверное, мои — слишком заразительные.
— Сава — да, но наш тигр не особо уважает устои и традиции, не подчиняется условностям и правилам. Он сам по себе и поступает так, как ему удобно или хочется.
Я кивнула, полностью соглашаясь с характеристикой, выданной рыжему баламуту, и заодно спросила:
— А как он сиротой остался?
— Сава? — удивился Егор, но быстро сообразил. — А-а-а, Пелагеюшка наша проболталась… На самом деле этого бунтаря выперли из староверческого клана. У сына старшого крупного южного клана был выбор: или следовать традициям, или уйти. Ему повезло — отпустили. А могли бы заставить. Надели бы ошейник подчинения на годик-другой…
— Какой кошмар, — потрясенно выдохнула я.
— Простите, господа, вы готовы сделать заказ? — справился возникший рядом со столом маг-официант.
— Да, — резко ответил Егор.
Официант, принимая заказ, косил любопытным глазом на меня. И когда он ушел, выяснилось, что мы с Егором заказали одно и то же, только он — двойную порцию.
В центре стола в резном стеклянном подсвечнике таинственно мерцает декоративная свеча. Рядом красуется одинокая белая роза с тонким нежным ароматом. Мы молчим, глядя друг другу в глаза, в которых отражается пламя, но, странное дело, впервые в жизни молчание не напрягает, мне хорошо и уютно и не нужны слова…
Неожиданно Егор спросил, подавшись ко мне и взяв мои руки в свои:
— Чего ты хочешь от жизни, Ксения?
Наслаждаясь лаской, я не удержалась, зажмурилась, прислушиваясь к своей довольной кошке, готовой замурлыкать. Мои пальцы горели в его прохладных руках, по венам разбегалось живое тепло…
— Любить и быть любимой, — сорвалось с моих губ
— И это все, чего ты хочешь? — насмешливо спросил он.
Я вздохнула, грустно посмотрев на него:
— Поверь, это очень много, хоть и так мало.
— Об этом любой эмпат мечтает, или только ты уникальная?
— Наверное, любой, я не задумывалась, — пожала плечами. — Кто же не захочет любви? Это же целый океан положительных сильных эмоций.
Егор молчал несколько долгих томительных минут. Потом проворчал:
— Любовь разрушает контроль.
Я потрясенно вскинула на него глаза и запротестовала:
— Неужели ты правда веришь в то, что контроль над чем-то важнее сути жизни. Любви?
Хмурый отпустил мои руки — лишил тепла и ласки. Выпрямился на удобном мягком стуле и заговорил:
— Я родился вне закона. В городе. Мать нагуляла от бродяги-ягуара, влюбленная кошка. А тот растворился в тумане, когда схлынула первая страсть. И пришлось ей, поджав хвост, возвращаться в клан к благоверному… лизать ему пятки. Таким образом, та, которая родила меня, не пожелала контролировать свои чувства и плоть, а другой — отвечать за свои поступки. Она вообще не умела себя контролировать, ни в чем! И злобу на моего отчима вымещала на мне. Впрочем, как и он сам. Кто не умеет усмирять плоть и эмоции, априори слаб. Подвержен слабостям и порокам, благодаря которым им можно управлять, поставить на колени, заставить прогнуться под более умного, хитрого, сильного…
Я почувствовала вспышку старой обиды и гнева у внешне невозмутимого мужчины, поделившегося со мной очень личным, и неуверенно потянулась к его руке на другой конец стола. Чтобы коснуться и поделиться своим теплом, потому что его глаза стали напоминать холодный желтый металл. И глядя в них, я погрузилась в воспоминания, чтобы отогреть:
— А мои родители любят друг друга. Мама не отказалась от папы, даже когда он стал бесплодным, а ведь оба были молоды — вся жизнь впереди. Их свет и огонь любви делает наш дом теплым, уютным и гостеприимным. К нам любят приходить соседи, друзья и знакомые. Мама вкусно готовит и обожает угощать их. Я росла, не зная отказа ни в чем, меня любили просто за то, что я есть. Со всеми недостатками и достоинствами. Папа большой, сильный, но очень-очень добрый и говорит, что я пошла в маму, ее копия. Она у меня самая замечательная. Согласна с тобой, контроль — это отлично. Я знаю: ты никогда не обидишь меня… взяв силой, потому что тормоза отказали. Но любовь нельзя контролировать, выдавать порциями. Она либо есть, либо нет. К сожалению, тебе не повезло… узнать в детстве, что такое настоящая дружная семья. Твои родные ошиблись, а ты из-за этого можешь обездолить свою жизнь. Или жизнь тех, кто тебя по-настоящему полюбит. Или уже любит, таким как есть.
Егор вдруг подался вперед, перехватывая мою руку выше кисти. В первый момент я испугалась, подумала, что разозлила его. Но он неожиданно погладил большим пальцем обнаженную кожу моего запястья и спросил: — Ты сейчас себя имела в виду?
Я сглотнула, утонув в его пристальном взгляде. Попыталась по привычке отделаться, пожав плечами, но он слишком крепко меня держал. Облизав пересохшие губы, отметила, как вспыхнули яркие искорки в потеплевших золотистых глазах.
— А почему бы и нет? — просипела я испуганно. — Или я…. или ты…
— Наш заказ принесли… — Егор отпустил мою руку, так же неожиданно, как и взял. Махнул официанту, вежливо ожидавшему на расстоянии, когда мы прервем разговор.
Ну вот, мой любимый мужчина воспользовался подвернувшимся моментом уйти от ответа. Хотя, мог и просто промолчать, как всегда. Но ничего, я терпеливая. Чтобы избавиться от неловкой тишины, повисшей между нами, поинтересовалась другим влюбленным:
— А Глеб? Почему он следует правилам?
— Наверное, нам его послали боги уравновесить бесшабашного Саву, — по-доброму усмехнулся Егор. Но продолжил уже мрачно: — У Глеба родителей убили во время передела территорий, а самого малолетним волчонком подобрали. Рычал на убийц своей семьи, пытался защищаться. На него надели ошейник, подавляющий волю. Пришлось ему два года соблюдать правила нового клана, терпеть побои, голодать… Мы нашли его умирающим в снегу, после побега. Исхитрился разорвать ошейник: слишком тощим был, вот он на нем и держался свободно….
Кап. Кап. Это мои слезы застучали о тарелку. Егор закатил глаза на мгновение и снисходительно прохрипел:
— Светлая, что с вас взять…
Я шмыгнула носом, промокнула лицо салфеткой и с укоризной буркнула:
— Да что вы меня втроем светлостью упрекаете?! Поверь, не все мы такие слезливые, и далеко не все добрые и жертвенные. Большей частью обычные люди, почти как ваши маги.
— Ешь, давай, жертва грустных историй, — неожиданно хохотнул Егор.
Мы еще час провели в ресторане, разговаривая о Сумеречном. Хмурый спрашивал, чем отличаются два мира. Дотошный мужчина. Но я была готова рассказывать, о чем угодно и сколько угодно, особенно когда он вот так сидел напротив и внимательно слушал, следил за движением моих губ и едва заметно чему-то улыбался… эмоционально.
Не проведешь меня теперь своей бесстрастной маской! Не-а…
Возвращаться обратно не хотелось, я опасалась, что там он снова обернется… нет, не ягуаром, а замкнутым черствым сухарем.
По возвращении в особняк, Егор проводил меня в комнату. Я замерла у двери, неожиданно растерялась, совершенно не зная, как реагировать, если он предложит продолжить ужин. А любимый мужчина несколько долгих мгновений пристально смотрел на меня, словно в самую душу проникнуть хотел. Улыбнулся уголками губ, затем медленно, будто опасаясь спугнуть, положил руку мне на затылок и еще медленнее, давая возможность отстраниться, отказаться, склонился к моим губам в поцелуе — легком, невесомом, но чувственном — согрев своим дыханием и позволив ощутить его вкус, вместе с тем, обозначая мою принадлежность. Возможно, и приобщая к мысли, что между нами скоро все будет… получит продолжение…
Не успела я насладиться поцелуем, а Егор уже начал отстраняться, заставляя невольно тянуться за ним. Ошеломленная сокрушительным эффектом, который произвел на меня нежный поцелуй властного оборотня, открыла глаза и увидела его довольную, чуть снисходительную ухмылку. Он явно радовался моему отклику. Зарывшись здоровенной ладонью в мои волосы, помассировал затылок, потом его рука скользнула по моей вниз и легонько сжала пальцы, словно на прощание. А я, едва не замурлыкав, смутившись как девчонка, быстро скрылась за дверью. Я чувствовала: мой любимый кот еще стоит в коридоре, незнамо чего ожидая. Поэтому, прислонившись к ней спиной, расплылась в улыбке, сходя с ума от счастья. Едва слышные шаги — он ушел. Я скинула туфли и закружилась по комнате, не в силах справиться с разгулявшимися эмоциями; потом и вовсе, вскочив на кровать, хохотала и прыгала как в детстве от переизбытка впечатлений…
Пока через несколько минут не прибежала Пелагея Павловна и с порога задала мне трепку:
— Светлая, ты с ума сошла? Вот недоделанная!
Причем орала она, со счастливой улыбкой вытирая слезы.
— Ага! — хихикнула я. — Что — заметно?
— Очень заметно. Всем в доме заметно, — пожилая зайчиха безуспешно пыталась взять строгий тон. — Мужики вдруг ощутили невероятный жизненный подъем, счастье бьет ключом, некоторые, того и гляди, в клан рванут бабам в любви признаваться. Остальные удивляются, откуда столько счастья ни с того ни с сего привалило. Я лично думаю: один ершистый котенок по неопытности про щиты позабыл, после того как с нашим главой сходил на ужин!
— Ой, — я шлепнулась на попу и смущенно закрыла рукой рот. Поставила щиты и пискнула: — Простите, я забылась.
Вот так конфуз случился! Теперь о моих чувствах к Хмурому, если они и были для кого-то секретом, узнают точно! Сначала неудобно стало, а потом, махнув рукой, я упала на спину, мол, чему быть, того не миновать.
Пожилая зайчиха, присев рядышком на кровать, по-матерински погладила меня по растрепанным волосам, заботливо убирая их с лица, и тихонечко обратилась:
— Я тебя очень прошу, Ксенечка, наберись терпения с ним.
Облокотившись на подушку, я приподнялась и, всматриваясь в изборожденное морщинками лицо здешнего ангела-хранителя, предположила:
— Вы думаете, я ему не…
— Нет-нет, милая! — она замотала головой и замахала руками. — Ты-то как раз ему подходишь отлично, да больно суров глава ко всем. И к себе, прежде всех.
— Знаю уже, — я улыбнулась, расслабляясь.
— Нет, не знаешь. Он не уважает и не любит женщин. Ни одну до тебя не приближал к себе…
— Вас он уважает и любит по-своему, — попыталась я оспорить то, что в душу давно закралось и беспокоило.
Пелагея Павловна грустно улыбнулась:
— Меня — да, но, несмотря на столько лет вместе, Егор, лучше сказать, заботу обо мне проявляет, а не любовь. А ты… тебе, знаешь ли, повезло. После случая возле стены, когда незнакомая светлая не раздумывая помогла ему… В общем, он смотрит на тебя по-иному.
— Вы хотите сказать, что у меня нет шансов на нормальные отношения с ним? — чуть не плача, спросила я, боясь услышать ответ.
Старушка ласково погладила сухонькой рукой меня по макушке:
— Мне кажется, именно у тебя есть все шансы. Он рядом с тобой другим становится.
— А в чем это выражается? — я села, поджав колени к груди и обнимая их руками.
Пелагея Павловна пожала плечами:
— Во многом. Чего уж греха таить, раньше он с бабами не вел разговоров, за редким исключением.
Я с горечью усмехнулась:
— Угу, только это не довод. Другие, видимо, боялись, и сами рта не раскрывали. А у меня выбора нет: то приходится до хрипоты рассказывать о чем-то, касающемся «той» стороны, то потому что выживать надо. Вот и болтаю без умолку, иногда от страха и сомнений.
Зайчиха с иронией посмотрела на меня, словно на малое дитя.
— И в ресторан никого не приглашал. — Пожевав губу крупными желтоватыми зубами, она добавила главный аргумент: — Да ему даже в голову бы не пришло устраивать поединок силы, да еще за самку.
— Поединок силы? — сипло спросила я, вспомнив о кровавой схватке во дворе.
— Ну да, — кивнула Пелагея. — Если самка еще не отмечена брачной меткой, самцы частенько бьются за ее внимание. Обычно она выбирает победителя. Кто как не сильный самец лучше защитит семью, а?! Поэтому, чем страшнее драка, тем благосклоннее самка-оборотень. Андрюху-то нашего ягуар на лоскуты порвал. Мордашку ему смазливую подпортил, чтобы не зарился на чужое… А может, чтобы самому на его фоне лучше да выгоднее смотреться…
— Жуть, — поморщилась я.
Пелагея Павловна хитренько усмехнулась и просветила:
— И что самое интересное: обычно, сразу после драки победителя ждет награда — близость. Кровь и пот распаляют страсть, а огонь в крови самца требует выхода. Но ты ж неправильная оборотень, маг наполовину, да еще и светлая. Не почувствовала желания… наградить…
— О-о-о… — вспомнила торжествующего Егора, когда он в приемную влетел, ожидая поощрения, а я, овца овцой, потрясенно пялилась на него, как сейчас на рассказчицу. Эх, по незнанию уже второй раз лишила его, можно сказать, законного удовольствия. Не выдержав, расхохоталась.
Зайчиха покачала головой и ехидно захихикала вместе со мной:
— Поняла, о чем я толковала? А наш глава тебя еще и в ресторан потащил…
Я наморщила носик:
— Он же умный мужчина и понимает различия наших менталитетов.
Пелагея досадливо махнула рукой:
— Не знакома я с этими вашими мента… тьфу ты, даже не выговорить. Магия для меня — что темный лес. А вот Мерзлявого нашего знаю уже, почитай, пятнадцать лет. Ты для него — особенная. А он мужик хлопотный, Ксения. Ой тяже-елый… Не приведи боги, такого в мужья. И характер у него не сахарный, так что одного прошу: будь ласковой кошечкой, не дави на него. Егор малейшего давления не переносит, сразу ощетинивается. Его можно только по шерстке гладить и никак иначе. И терпения побольше наберись.
— Да я и не тороплю и…
— Ты? — недовольно поджала губы собеседница. — Ты меня слушай, а то нарубишь сгоряча дров, потом сама же плакать в подушку будешь. — Я изобразила, что заклеила себе рот, а она отвесила мне такой же символический подзатыльник и продолжила: — Просто дай ему время, не торопи. Любишь его?
Я вытаращилась на нее, но, сникнув, кивнула:
— Люблю, Пелагея Павловна, слишком люблю.
— Да-а-а… я про своего тоже так говорила по молодости. А потом поняла: нельзя слишком любить. Больно потом терять любимых. Без него не жизнь. Лишь трое этих мальчишек меня держат на белом свете. Хочу увидеть их счастливыми, а потом уйду со спокойной душой.
— Наверное, поэтому вы — единственная женщина, которую они любят.
— Глебушку почти пристроили в хорошие руки, — зайчиха едва не светилась от удовольствия. — Варенька от него голову сразу потеряла, а наш волчок уже клинья подбивает. Раньше все чудил. Ходил возле нее кругами, других отшивал втихомолку, а сейчас словно плотину прорвало. Вьюном вьется вокруг лисички нашей, приручает.
— С долгами надо только вопрос решить и…
— Вот о чем и говорю, Ксень. Намедни в бухгалтерии шторы меняли, так я разговорилась с Арсением: долги приказано выплатить по распискам отца Вариного, непутевого. Видимо, Глеб за ненаглядную свою боится, вот и решил все сам сделать по-быстрому. А то прознают, что Громов из Хмурых жениться собрался на дочери Беленького, долги поднимут до купола.
Я захлопала в ладоши: ура, сдвинулось дело хоть у одной проблемной девушки из этого особняка. Значит, у Варюшки жизнь совсем скоро наладится. Почему-то сомнений в том, что педантичный оборотень Глеб правильно поступит с любимой женщиной, не возникло. И не предложит ей чего-то недостойного. Эх-х, ну почему мое сердце не ему досталось?
— Он невероятный мужчина, — улыбнувшись, похвалила я Глеба. — Сильный, мудрый, проницательный и добрый.
Старушка неожиданно «хрюкнула» после моих слов и искренне заливисто рассмеялась:
— Боги, до чего же ты наивная! Ума не приложу, как выжила-то в Песочном… целых три месяца одна?!
Я нахмурилась, вновь ощутив себя обиженным ребенком, потом чмокнула Пелагеюшку в щеку и улыбнулась смущенно:
— А, как-то так получилось…
Она, нахмурившись, погрозила мне пальцем перед носом:
— Хищники они, никогда не забывай о том. Хорошее видят только близкие, допущенные в первый круг. Тебя Хмурый защитил словом своим, вот тебе Глеб только хорошие стороны свои и кажет, а было бы иначе, проклинала бы ты волка нашего самыми последними словами.
— Но вы же сами его хвалили недавно? — опешила я.
— Хвалила, и люблю как сына, но ты — душа заблудшая, тебя учить тоже надобно. Вот на примере — самое оно.
— Мне уже двадцать пять, может, поздно учиться-то? — передразнила я зайчиху.
И получила очередной «подзатыльник»:
— Учиться никогда не поздно.
— Хорошо.
— Ладно, спать тебе пора, — поднимаясь с кровати, пожилая женщина хрустнула больными коленями, — только, еще раз прошу тебя: не руби сгоряча. Если любишь Егора, терпи, не дави на него и не ершись. Он будет хорошим к тебе. Сильный дюже, а сила накладывает глубокий отпечаток на характер. Твоя сила в любви бескорыстной, да мягкости. Не было в его жизни мягкости этой да ласки, не привык он к ним, но как каждое живое существо тянется… Ты ж не зря рыська; они славятся покладистым характером, да мягкими лапками. Вот и пользуйся тем, что тебе наш мир подарил.
Пелагея Павловна, покивав головой, ушла отдыхать. А вот я долго не могла уснуть, думая о ее словах.
