Глава 31
Начало травли
Следующее утро началось для меня уже традиционно: я сидел за столиком только что открывшегося кафе, благоухающего свежей выпечкой, и принимал свою первую порцию кофе, знакомясь с утренней прессой.
Первой проглотив статью Лехи в номере «Вестей Брюсселя», я, разумеется, не открыл ничего нового – все факты, озвученные в ней, я сам сообщил автору. Зато, ознакомившись с первыми полосами других газет Брюсселя, я невольно усмехнулся: прав был Леха, предсказывая, что его публикация заставит коллег-журналистов не спать всю ночь в поисках компромата на Люси Манье.
«Убийца магистра Себастьяна – бывшая циркачка, работавшая по заказу таинственного богача», «Метательница ножей хотела сорвать куш», «Полиция поверила циркачке на слово» – это самые безобидные из заголовков в прессе.
Опять-таки, как и предсказывал Леха, многие журналисты взяли бедняжку Люси в оборот, побеседовали с ее соседями, однокурсниками, преподавателями и, даже пронюхав о ее подозрительном дружке Марке, тут же объединили их в криминальный дуэт. Про оного Марка в одной из статей я почерпнул немало нового и любопытного.
«“Милейший Марк” – так отзываются об этом парне практически все, кто знаком с ним лишь шапочно. А вот родные и близкие отказываются разговаривать о парне с прессой, с первых же вопросов сурово поджимая губы, – писал корреспондент газеты «Утро». – Но мне посчастливилось: я вышел на родную тетушку Марка, уговорив ее встретиться, несмотря на поздний час.
Тетушка Тильда – старая дева, младшая сестра матери Марка, профессиональный педагог. Именно она стала лучшей няней и подругой малыша Марка в первые годы его жизни.
– Марк был очаровательным ребенком, – улыбается Тильда, протягивая мне детские фотографии нашего героя. – Посмотрите сами! Я с удовольствием проводила с ним целые дни, хотя наша семья всегда была достаточно состоятельна, чтобы оплачивать услуги няни. Но милейшая няня Марка большую часть времени отдыхала: я гуляла с любимым племянником, я с ним играла, я читала ему первые книжки. И, надо сказать, мы замечательно с ним ладили. Вот почему для меня стало настоящим потрясением, когда неожиданно открылись отрицательные стороны его характера.
– Что вы имеете в виду?
– То, о чем говорю: отрицательные стороны характера Марка. Наряду с обаятельностью он – настоящий лодырь, для которого легче украсть, чем заставить себя работать. Между тем в нашей семье все – честные труженики: мои братья возглавляют крупнейшую промышленную компанию по производству автомобильных шин, моя сестра (мать Марка) – директор частного лицея, где и я веду уроки живописи. Именно в этом лицее Марк и учился, надо сказать, отвратительно – ему было лень делать задания, учить материал. А когда ему исполнилось тринадцать лет, он украл у своего одноклассника портмоне с наличностью. Это был настоящий шок: кража, совершенная сыном директора лицея! Скандал удалось замять, но сестра тут же забрала сына из лицея – Марка перевели на домашнее обучение. Потом он совершил несколько краж из собственного дома – крал деньги у своих родных. Признаюсь, положа руку на сердце: с тех пор мой дорогой племянник, милый и очаровательный Марк, для меня умер».
Все это вполне совпадало с моим собственным мнением о Марке, так что я готов был воскликнуть вместе с обозревателем «Утра»: «Пока полиция вела никчемные допросы, подельник Люси исчез в неизвестном направлении и только тогда был наконец-то объявлен в розыск. Предлагаю всем бельгийцам принять участие в розыске, а изловив, немедленно препроводить в полицию».
Сложив все прочитанные газеты в лоток, я взглянул на часы: восемь тридцать – самое время для того, чтобы отправиться в университет, где подозреваемая всем миром Люси должна была сдавать экзамен профессору Мунку. Как знать, может, враждебный настрой прессы сделает девушку более откровенной и искренней и мне удастся выудить у нее какие-нибудь интересные факты. К примеру, куда мог подеваться ее любимый и нечистый на руку Марк.
Дорога до университета не заняла много времени – через считаные минуты я был на месте, первым делом отметив там и тут уже знакомые мне лица журналистов. Стало быть, не я один решил выйти на охоту, и Люси ожидали здесь с утра пораньше вездесущие акулы пера. Я направился на кафедру искусствоведения, чтобы уточнить местонахождение Люси у ее преподавателя и собрата по ордену Питера Мунка.
Не дойдя до здания факультета считаных метров, я наткнулся на профессора – он запросто лежал на изумрудной траве лужайки перед зданием, закинув руки за голову и мечтательно уставившись в высокую синь неба.
Я деликатно кашлянул, чтобы привлечь внимание рыцаря ордена к своей скромной персоне.
– Извините, профессор, могу я побеседовать с вами?
Он тут же поднял голову, уселся по-турецки и уставился на меня через стекляшки своих очков.
– Ах, да! Вы, кажется, из приятелей Люси – ведь это с вами мы однажды душевно беседовали? Если я, конечно, ничего не путаю, – он поправил очки, тяжко вздохнув. – За последние дни мне приходится так много общаться с журналистами, что, признаться, я порою путаюсь.
– Нет-нет, насчет меня вы абсолютно правы, – я ободрительно улыбнулся Мунку. – Я действительно приятель Люси, и мы действительно с вами беседовали. Поэтому я решился вновь побеспокоить вас. Дело в том, что я хотел бы увидеть Люси. Если не ошибаюсь, сегодня она должна сдавать экзамен?
Пару секунд профессор задумчиво смотрел на меня, по всей видимости думая о чем-то своем. Когда смысл моих слов наконец-то до него дошел, он с преувеличенным энтузиазмом кивнул.
– Да, конечно… То есть я хотел сказать, что сегодня Люси не будет сдавать экзамен. Видите ли, она не готова – все эти события совершенно выбили девочку из колеи, у нее попросту не было времени, чтобы повторить весь материал. Кроме того – журналисты… – Тут профессор с тревогой огляделся кругом, точно опасаясь наступления армии четвертой власти. – После ужасной статьи в вечернем номере «Вестей Брюсселя» началась самая настоящая травля Люси. Журналисты до ночи кружили вокруг ее дома, беседовали с соседями, выкрикивали ей в окно дерзкие обвинения. – Он покачал головой. – Некоторые открыто кричали: как себя чувствует убийца Себастьяна Пилцига? Люси позвонила мне сегодня рано утром и едва не плача рассказала обо всем этом и попросила отсрочки экзамена. Сказала, что совершенно измучена бессонной ночью и попросту не решится выйти из дома. Бедняжка!
Что ж, я вполне представлял себе состояние Люси и согласился с профессором: действительно – бедняжка, лучше и не скажешь. Другое дело, что, по всей видимости, девушка пожинала плоды рук своих. Убийство – и грех, и преступление, за которое придется понести суровое наказание, рядом с которым нынешняя травля журналистами покажется детской шалостью.
Между тем профессор в очередной раз тяжело вздохнул.
– Вы знаете, многие относятся к Люси неприязненно, говорят, она не слишком любезная, неприветливая и все в таком роде. Что ж, в общем и целом я согласен. И все-таки есть в этой девочке стержень – тот самый характер, который я всегда особо уважаю в людях. Она умеет добиваться своего! А это дорогого стоит.
Он поудобнее уселся на зеленой траве, прищурившись на солнышке.
– Только представьте: Люси – из семьи потомственных циркачей. Да она должна была всю жизнь кочевать вместе с цирком шапито, бесконечно повторяя трюки, известные с детства! Но девочка сумела вырваться из этого замкнутого круга! Доказала своим родным, возмущенным ее изменой семейному призванию, что способна жить своей жизнью, сама зарабатывая на собственное образование. Первый семестр она подрабатывала в студенческой столовой – посудомойкой, уборщицей. И тем жила. Потом она оформила витрины трех кафе в Брюсселе, получив за работу неплохие гонорары. И, наконец, этот заказ магистра Себастьяна…
Профессор мотнул головой, на мгновение прикрыв глаза.
– Вы не представляете! Магистр собирался заплатить Люси большой гонорар… Кстати, надо бы сообщить об этом прессе, которая считает, что девочка убила магистра, чтобы выгодно продать золотого Джокера. Ведь своим трудом она заработала бы очень неплохие деньги! И не совершая притом никакого преступления.
Профессор посмотрел на меня, сурово нахмурившись, точно нутром чуя, что это с моей подачи пресса обвиняет его ученицу в страшном преступлении.
– Согласитесь, прессу несложно понять, – я миролюбиво улыбнулся. – Люси Манье – потомственная циркачка, и именно ее ножом был убит магистр Себастьян; при этом она пыталась скрыть от всех орудие убийства.
Я покачал головой, наблюдая, как при моих последних словах профессор мрачно опустил голову.
– Скажите, профессор, а вы лично знали о том, что Люси в совершенстве владеет холодным оружием?
Мне хотелось посильнее задеть Мунка, чтобы услышать его пылкий и искренний ответ. Так и получилось: профессор слегка порозовел, нахмурился, взглянув на меня с известной долей раздражения.
– Я знал, что Люси прекрасно исполняет цирковой номер «метание ножей», что у нее твердая рука и меткий глаз, – он произнес эти слова намеренно неторопливо, с нажимом, внушительно глядя на меня. – Дело в том, что я был на том самом капустнике, о котором Люси говорила в полиции. Когда Люси продемонстрировала нам свое мастерство, в считаные секунды отправив ножи точно по абрису человеческого тела на деревянной доске, мы все едва не сбили руки в аплодисментах. Это было просто потрясающе! После нее несколько парней тут же попытались повторить номер – и у них ничегошеньки не получилось! Именно тогда Люси и рассказала мне о своей цирковой семье, о том, как сложно было для нее уйти из цирка, окунуться в обычную жизнь, покончив раз и навсегда с кочевой цыганщиной шапито. Признаюсь: с тех пор я уважаю девочку еще больше.
Нравятся мне люди, подобные этому профессору: речь идет о кровавом убийстве, в котором подозревается его студентка, а он говорит о ней и о ее твердой руке так, словно она – ангел во плоти.
– Полагаю, все-таки у вас возникли недобрые предчувствия, когда вы узнали об убийстве магистра Себастьяна? – невинно поинтересовался я, отметив очередную вспышку румянца на лице Мунка.
– Разумеется, – он попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривая. – Когда я услышал об убийстве, когда прочел в газете, что магистру перерезали горло кинжалом… в тот же момент номер Люси на том самом капустнике немедленно встал перед моими глазами! Я как наяву увидел: Люси легко, не напрягаясь, бросает ножи, которые попадают в нужную точку, вонзаясь в доску чуть ли не наполовину…
Я улыбнулся.
– То есть вы сразу же заподозрили в убийстве Люси Манье?
Бедняга профессор вздрогнул, взглянув на меня с искренним возмущением.
– Бог с вами! Ничего подобного. Просто вспомнил… И все.
– Вспомнили, но ничуть не заподозрили Люси в убийстве. Понятно.
Мунк опустил глаза, уставившись на собственные руки, сжатые в кулак.
– Знаете, мне пора идти на кафедру. Скоро начнется экзамен, надо подготовиться и все такое. Прошу меня простить…
С этими словами он молниеносно поднялся на ноги и едва ли не бегом кинулся по направлению к университетскому зданию. Что ж, хоть это было ясно как день: профессор Мунк подозревал в убийстве свою студентку, одновременно усиленно ее защищая – чисто из собственного благородства. Ведь рыцарь как-никак.
Я хмыкнул и прищурился на солнце. Пожалуй, пора выйти на связь с Лехой, чтобы услышать последние новости.
