Глава 24
Рассвет пришел с морозным узором на окнах и негромким стуком в дверь.
— Эй, — прошептал голос снаружи, — вы спите?
Я, стараясь не шуметь, подкрался к двери, дрожа от холода и удивляясь, какого хрена в такую рань делают тут эти «тусовщики». За дверью стояли Луис и Скотт, изо всех сил дыша на руки, сложенные в пригоршни. Было так рано, что небо еще не посветлело, оставаясь цвета кофе с молоком, и даже петухи покуда не завели свое «кукареку».
— Хотите немного пробежаться, пока никто не видит? — спросил Скотт. — Кабальо сказал, надо собраться к восьми, а значит, нам придется поторопиться.
— Ох, ну да. Ладно, — сказал я. — Прошлый раз Кабальо отводил меня на главную тропу. Обождите, я попробую его найти и…
Рядом с нами распахнулось окно, и из него высунулась голова Дженн.
— Эй, мужики, вы что, собираетесь на пробежку? Я с вами! Билли, — крикнула она, оглянувшись через плечо, — подымай свою задницу, шпрот!
Я быстро натянул первые попавшиеся шорты и майку из полипропилена. Эрик зевнул и начал надевать кроссовки.
— Ну, я тебе скажу, и крутые же эти ребята, — просипел он. — А где, собственно, Кабальо?
— Понятия не имею. Пойду поищу его.
Я дошел до конца не слишком длинного ряда вплотную стоящих домишек, догадываясь, что Кабальо наверняка постарался угнездиться как можно дальше от нас. Задержавшись у крайней хибары, я постучал в дверь. Никакого ответа. Вообще-то дверь была довольно толстая, хотя, можете не сомневаться, барабанил я кулаком и, прямо скажем, не хило.
— Чего надо? — зарычал в ответ мужской голос. Занавески распахнулись, и в окне появилось лицо Кабальо. Я сразу заметил, какие у него опухшие красные веки.
— Извини, — попритих я, — ты что, простудился?
— Да нет, приятель, — отвечал он устало. — Я только-только засыпать начал.
Не прошло и двенадцати часов, как Кабальо занялся этим делом, а он уже пребывал в таком напряжении, что всю ночь, не сомкнув глаз, ворочался и метался в постели, мучимый тревогой, от которой у него страшно разболелась голова. Пребывания в Криле вполне хватило, чтобы заставить его сразу же разволноваться. По правде говоря, это приятный маленький городок, но он олицетворяет две вещи, которые Кабальо презирает сильнее всего: дерьмо и бандитов. Он назван именем Энрике Крила, главной фигуры в разграблении земли, который поражал таким величием подлости, что мексиканская революция, по существу, разразилась в память о нем. Энрике не только организовывал захват земель, в результате которого тысячи крестьян Чиуауа лишились своих ферм, но и лично проверял, чтобы все несговорчивые фермеры под покровом ночи оказывались в тюрьме как руководители шпионской сети в пользу мексиканского диктатора Порфирио Диаса.
Энрике слинял (бросив сына, которого надо было выкупать у революционеров за миллион долларов) в изгнание в Эль-Пасо, когда за ним, меча громы и молнии, явились повстанцы Панчо Вильи, но как только Мексика претерпела неизбежные изменения и вновь вернулась к своей всегдашней коррупции, вернулся и Энрике во всем блеске славы, обеспеченной его интригами. Увековечивая величайшее зло этих мест, имя Энрике Крила стало теперь нарицательным для любой напасти, поражающей Медные каньоны: хищнической эксплуатации недр, заготовки леса при сплошной вырубке, выращивания сырья для наркотиков и туризма на больших автобусах. Время, проведенное там, сводило Кабальо с ума; для него это было все равно что оставаться за кров и завтрак на действующей рабовладельческой плантации.
Однако самым непривычным для него было нести ответственность за кого бы то ни было еще, кроме парня в его собственных сандалиях. И вот теперь, когда он посмотрел на нас, у него в груди все сжалось от дурного предчувствия. Десять лет он потратил на то, чтобы завоевать доверие тараумара, и все это могло пойти прахом за десять минут! Кабальо представил себе, как Босой Тед и Дженн без умолку жужжат в уши непостижимых тараумара… как Луис со своим папашей слепят вспышками камер их глаза… как Эрик и я изводим их вопросами. Какой кошмар!
— Нет, приятель, я не пойду на забег, — простонал он и задернул занавески.
Вскоре мы всемером — Скотт, Луис, Эрик, Дженн, Билли, Босой Тед и я — стояли на засыпанной сосновыми иголками тропе, куда незадолго до этого меня водил Кабальо. Мы вышли из-под лиственного шатра густого леса как раз в тот момент, когда над огромными валунами показался краешек солнечного диска, заставив нас зажмуриться и облив золотом все вокруг. В окутавшем нас тумане вихрем закружились сверкающие капельки.
— Грандиозно! — воскликнул Луис.
— Я никогда прежде не видел таких мест, — изумился Билли. — Кабальо понял все правильно. Лично я хотел бы здесь жить, вот просто так, вести скромную жизнь и бегать по тропам.
— Ага, он уже промыл тебе мозги! — хохотнул Луис. — Культ Кабальо Бланко.
— Он тут ни при чем, — запротестовал Билли. — Просто это место такое…
— Ах ты, мой жеребчик, — улыбнулась Дженн, — ты ну прямо второй Кабальо.
Все то время, пока мы состязались в остроумии, Скотт не сводил глаз с Босого Теда. Наша беговая тропа змейкой вилась по каменистой местности, и хотя нам постоянно приходилось скакать от валуна к валуну, Тед ни разу не снизил темп.
— Эй, козырь, а что это у тебя на ногах? — спросила Дженц.
— «Вайбрем файв фингерс», — с гордостью ответил Тед. — Правда, потрясные? Я их первый спонсируемый легкоатлет!
Да, так это и было. Тед стал первым в Америке профессиональным босым бегуном современной эпохи, а «файв фингерс» были разработаны в стиле «палубных» парусиновых туфель на толстой каучуковой подошве для яхтсменов. В основу при их разработке была заложена идея улучшить сцепляемость со скользкими поверхностями, создавая у спортсменов ощущение, что они бегут босиком. Чтобы понять, как они устроены, их надо было рассматривать очень внимательно, ибо они так плотно облегали его подошвы и каждый палец, что создавалось впечатление, будто Тед окунул ступни в зеленую краску. Незадолго до поездки в Медный каньон он, блуждая по Паутине, наткнулся на фото «файв фингерс» и тут же схватился за мобильник. Ему как-то удалось протиснуться сквозь кордон телефонисток и секретарей и напрямую связаться с главным исполнительным директором компании Vibram USA, которым оказался не кто иной, как… Тони Пост! Бывший руководитель фирмы Rockport, ставший спонсором тараумара в «Ледвилле»!
Тони хотя и выслушал Теда, но у него по этому поводу возникли очень сильные сомнения. Не то чтобы ему не понравилась идея вместо суперупругости и регуляции движения положиться исключительно на силу и крепость ступней. Когда-то и сам Тони пробежал Бостонский марафон в мягких туфлях фирмы Rockport, демонстрируя, что комфорт и удачная конструкция — это все, что вам нужно, без всякой там ерунды от «Шокса» вроде антипронации и гелевой стельки-супинатора. Но в «рокпортах» по крайней мере были супинаторы и упругая подошва, а в «файв фингерсах» не было ничего, кроме куска резины и «липучек». Однако эта идея показалась Тони интересной, и он решил проверить ее.
— Я начал с того, что не спеша пробежал немного трусцой, — рассказывает он, — потом больше. Я никогда не думал о «файв фингерсах» как о кроссовках, но ведь как о кроссовках я вообще ни о чем не думал.
Вернувшись домой, он выписал чек в уплату поездки Босого Теда на Бостонский марафон.
Мы уже пробежали часть пути по вершине столовой горы и возвращались в Крил, как вдруг впереди, на некотором расстоянии, из-под деревьев выступила легкая черная тень и двинулась к нам.
— Это Кабальо? — спросил Скотт.
Дженн и Билли всмотрелись в тень, а затем рванули к нему, как гончие, сорвавшиеся с поводка. Босой Тед и Луна пошли за ними. Скотт остался с нами, но его инстинкты скаковой лошади вызывали у него зуд. Он бросил на нас с Эриком извиняющийся взгляд:
— Не возражаете, если и я?..
— О чем речь? — ответил я. — Догоняйте.
— Отлично.
К тому моменту, когда «но» слетало с его губ, он уже успел унестись прочь на пять метров; его волосы взлетали, как вымпелы на руле детского велосипеда.
— Вот незадача, — пробормотал я.
Наблюдая, как Скотт скачет вперед, я вдруг вспомнил о Марселино. Скотт получил бы такое удовольствие от этого малыша. Дженн и Билли тоже — им бы очень понравилось побороться с их тройняшкой, юным тараумара. Я мог даже представить себе, что чувствовал Мануэль Луна. Нет, неправда; я просто изо всех сил старался не представлять себе этого. Здесь несчастья преследовали тараумара до самого дна каньонов, где не оставалось места для бега. Даже оплакивая своего замечательного сына, Мануэлю приходилось задаваться вопросом, кто из его детей будет следующим.
— Может, сделаем перерыв? — спросил Эрик. — Как ты себя чувствуешь?
— Не надо, я чувствую себя хорошо. Просто кое-что пришло в голову.
Кабальо был уже близко; поздоровавшись, он продолжил бежать в нашу с Эриком сторону, пока вся компания, устроив себе короткую передышку, позировала перед камерой Луиса. Здорово, что Кабальо передумал и решил все-таки прийти пробежаться; впервые после того, как мы вышли из автобуса, он улыбался. Занимавшаяся заря и привычное, знакомое удовольствие, какое испытываешь, ощущая, как тело согревается изнутри, по-видимому, уняли его тревогу. Ну надо же, как славно! Просто наблюдая за ним, я чувствовал, как моя спина выпрямляется, ноги начинают двигаться сами, словно под фонограмму.
Восхищение, кажется, было обоюдным.
— Нет, ты посмотри! — заорал Кабальо. — Вы же совсем новый медведь!
Какое-то время назад Кабальо назначил мне духа-покровителя из животных: он был холеным белым конем, ну а я медведем, осо — неуклюжим и косолапым. Но своей реакцией на меня он сейчас хотя бы немного подсластил мне пилюлю, и произошло это всего год спустя после того, как я, шатаясь и хватая ртом воздух, болтался на тропе где-то за его спиной.
— Вы совсем не похожи на то чучело, какое я принимал тут у себя раньше.
— Спасибо вон ему, — сказал я, ткнув большим пальцем в сторону Эрика. Девять месяцев проведенного Эриком тренинга в стиле тараумара совершили чудо: я похудел на 11 килограммов и легко пробегал кросс, прежде напрочь лишавший меня жизненных сил. Несмотря на пройденные за это время километры, я по-прежнему чувствовал себя легко и свободно и рвался в бой. Но, самое главное, я впервые за десять лет не занимался лечением какой-нибудь травмы.
— Этот парень просто чудотворец.
— Точно, — осклабился Кабальо. — Я видел, с чем ему приходится работать. Так в чем здесь секрет?
— История довольно дикая… — начал я, но тут мы подошли к Скотту и всем, кто неминуемо слушал Босого Теда, наслаждавшегося обилием аудитории. — Потом дорасскажу, — пообещал я Кабальо.
Босой Тед стащил свои «файв фингерсы» и демонстрировал идеальный удар босой ступни о землю.
— Бег босиком, откровенно говоря, радует мой глаз художника, — разглагольствовал Тед. — Этакая концепция «тяп-ляп»… чем меньше, тем лучше, то есть наилучшее решение — самое элегантное. Зачем что-то добавлять, если вы появились на свет сразу со всем, что вам нужно?
— Вам бы лучше что-нибудь добавить к своим ступням, когда мы пойдем через каньоны, — отозвался Кабальо. — Вы, надеюсь, прихватили с собой какую-то другую обувку?
— Конечно, — ответил Тед. — Вьетнамки.
Кабальо улыбнулся, ожидая, что Босой Тед улыбнется в ответ, тем самым показывая, что шутит, но Тед не шутил и не улыбнулся.
— У вас что, нет никакой другой обуви? — недоверчиво насторожился Кабальо. — Вы явились в Барранкас во вьетнамках?
— Обо мне не беспокойся. Я босиком исходил весь Сан-Габриэль. Люди смотрели на меня так, словно думали: «А он в своем уме?» — и, скажу я вам…
— Но здесь-то тебе не Сан-Гей-Бря-Олл, — раздраженно повысил голос Кабальо, утрируя произношение калифорнийца со всей доступной ему грубой жестокостью гринго. — Там у кактусов колючки как лезвие бритвы. И если хоть одна вопьется тебе в ногу, ты нас всех замордуешь вчистую. Тамошние тропы опасны и без того, чтобы еще таскать тебя на закорках.
— Эй-эй, земляки, кончайте свару! Тпрруу! — воскликнул Скотт, раздвигая их плечом на шаг в разные стороны. — Погоди, Кабальо, ведь Тед наверняка годами выслушивал что-то вроде: «Эй, Тед, давай-ка обуйся!» Но, согласись, ему лучше знать, как и в чем ходить!
— Но он не знает, что такое Барранкас.
—А вот и знаю, — парировал Тед. — И если кто-нибудь попадет там в беду, то будь уверен, только не я!
— Так уж? — огрызнулся Кабальо. — Поживем — увидим, амиго. — Он повернулся и зашагал по тропе.
— Ого-го! — воскликнула Дженн. — Ну, Тед, так кто тут у нас возмутитель спокойствия?
Мы последовали за Кабальо к хижинам, а Босой Тед продолжал громко и настойчиво излагать свои соображения нам, спине Кабальо и всему просыпающемуся Крилу. Я взглянул на часы и испытал искушение просто сказать Теду, чтоб он заткнулся, и купить ему пару дешевых кроссовок, чтобы Кабальо оставался счастливым, но времени уже не было. Только один автобус в день ходил вниз, в каньоны, по десятичасовому маршруту, и отходил он раньше, чем открывались магазины.
Вернувшись в хижины, мы принялись запихивать одежду в рюкзаки. Я подсказал, где можно раздобыть завтрак, и пошел проведать Кабальо в его домишке. Но его там не оказалось. Не было и его рюкзака.
«Быть может, он успокаивается в одиночестве», — сказал я себе. Может быть. Но у меня было скверное предчувствие. Что если он решил послать всех нас к черту и ушел навсегда? Я был совершенно уверен — после долгой ночи беспокойных размышлений о том, не совершил ли грандиозную ошибку, он нашел ответ.
Я решил ничего никому не рассказывать и надеяться на лучшее. Все равно минут через тридцать мы узнаем, почила ли в бозе сия операция или пребывала в реанимационной стадии. Я закинул рюкзак за плечо и зашагал обратно по мостику над сточной канавой, где накануне ночью мы приносили клятву. Я нашел членов команды в маленьком ресторанчике в квартале от автобусной остановки: они наедались до отвала лепешками с бобами и цыпленком. Я с жадностью проглотил две и еще несколько засунул в рюкзак. Когда мы подошли к автобусу, он уже ожил, громко урча, и был готов тронуться в путь. Водитель забрасывал последние мешки на багажник на крыше автобуса и сигналил нам.
— Подожди секундочку, — попросил я.
Кабальо нигде не было видно. Я сунул голову в салон и пробежал глазами заполненные пассажирами ряды сидений. Кабальо среди них не было. Проклятие! Я сошел с автобуса, чтобы поделиться этой новостью хоть с кем-нибудь еще, но все куда-то подевались. Я обошел автобус сзади и обнаружил Скотта — тот карабкался по приставной лестнице на крышу.
— Двигайте наверх, Осо! — Кабальо болтался там же, ловя мешки, кидаемые водителем. Рядом с ним уже ерзали Дженн и Билли, развалившиеся на мягкой куче багажа. — У вас точно никогда больше не будет такой поездки.
Стоит ли удивляться, что тараумара считали Кабальо придурком? Невозможно было предсказать, что выкинет этот тип или где внезапно объявится.
— И не мечтайте, — ответил я. — Я уже видел эту дорогу. Так что найду себе подходящее местечко в салоне между двумя самыми толстыми мужиками — на случай аварии.
Босой Тед ухватился за лестницу, спеша вслед за Скоттом.
— Эй, — окликнул я его, — а почему бы тебе не сесть вместе со мной?
— Нет уж, спасибо, я лучше на крыше займусь серфингом.
— Слушай, — не отставал я, желая прояснить ситуацию, — может, тебе стоит дать Кабальо хоть немного личного времени? Если ты доведешь его до белого каления, на забеге можно будет поставить крест.
— Не-а, у нас все в ажуре! — бодро ответил Тед. — Ему просто нужно узнать меня получше.
Ну да, как же, именно это ему и нужно! Водитель уже сел за руль, так что мы с Эриком быстренько впрыгнули в автобус и устроились на заднем сиденье. Водитель включил зажигание, мотор чихнул, закашлялся — заглох. Но потом вдруг ожил и глухо заворчал. Вскоре мы, наматывая километры, петляли по лесной дороге в направлении старого шахтерского поселка Ла-Буфа. Проезжая дорога своим концом упиралась в расположенную на дне каньона деревушку Батопилас, и оттуда нам предстояло продолжить наше путешествие уже на своих двоих.
— Я так все время и жду, что вот-вот услышу пронзительный вопль и увижу, как Босой Тед летит с крыши, — проговорил Эрик. — Оставь свои шуточки.
У меня в ушах все еще звучали слова, брошенные Кабальо перед уходом: «Поживем — увидим, амиго!»
Кабальо, как потом оказалось, решил, что, прежде чем Босой Тед ввергнет всех нас в пучину бед и несчастий, он преподаст ему хороший урок. К сожалению, этот урок получили мы все и запомнили на всю жизнь.
