…Мы по-прежнему уходим всё дальше и дальше на юг, к краю огромного континента Паневропы. Уже вторую неделю в пути. Несмотря на пессимистический прогноз гараха, нам удаётся сохранить небольшой отрыв от упорно преследующих нас океанцев. В первую очередь за счёт того, что сюпризы из мин вс-таки задержали противника, и двигается он куда осторожнее прежнего. Во вторую — что удалось каким-то образом сократить количество телег, и у нас появился двойной комплект лошадей из освободившихся от работы. На обеде коней меняют, и таким образом мы проходим за сутки, естественно, с ночёвкой и отдыхом, практически постоянную величину, пятьдесят километров за переход. Да и порядок в обозе вырос, люди втянулись, привыкли к кочевому образу жизни. К тому же положительно влияет и погода: солнечные погожие дни, напоенные теплом, сушат землю, бурно растёт свежая трава, и вместе с зерном, прихваченным из лагеря кавалеристов, помогает восстановить силы наших безропотных лошадок. Проблемы у меня. Первое — подходит к концу топливо. Вчера залил последние литры солярки в бак, выбросив бочку. Второе — полностью закончились продукты, взятые из дома, и мы теперь полностью зависим от того, получаем наравне со всеми по нормам выдачи. Так что ушли пока в прошлое разносолы и экзотические блюда, приготовленные пухлыми золотыми руками Солы, и мы перешли на куда более скромные рационы из обычных для Русии каш и супов. Впрочем, никто не ропщет. Все ждут чего-то глобального, что изменит всю оставшуюся жизнь беженцев, и это верно. Свяхь с Метрополией каждый день. Другое дело, что мне говорят только одно — идите и идите. Чем ближе к берегу, тем лучше для вас. Вроде как «Зубр» скоро выйдет с Новой Руси. Возникли сложности с обслуживанием и экипажем, что меня не удивляет. Насчёт дефицита продуктов и топлива обещают подкинуть по дороге. «Два-шесть» сделает специальный рейс и оставит их по пути каравана. Вспомнив обещанию гараху, прошу положить в посылку и шоколада. Обещают завтра всё сделать. Так же запрашиваю боеприпасы и оружие. Особенно, мины. Самые разные. Неплохо бы «эски», если будет такая возможность. Это мне гарантируют, и моя душа просто радуется. Но взять с собой хотя бы женщин и детей отказываются наотрез. Это меня удивляет. Но меня утешают, что наш монстр на воздушной подушке буквально через день-два будет на месте, так какой смысл наносить людям психологическую травму? Разлучать семьи? Не понимаю логики Серого и нашего Совета. Впрочем, им на месте виднее. Либо какие-то сложности, либо подковёрные интриги — что поделать, все мы люди. А может, ещё не всё готово к приёму беженцев, что скорее всего. Рабочих рук у нас жуткий дефицит, а дел полно. Удивительно, что мы умудряемся что-то сделать, организовать, запустить… Мои женщины плачут. По горячей воде. Обещаю, что скоро будет река, и можно будет вымыться. Ополаскивания на ночь, как раньше. Пришлось прекратить из-за дефицита топлива и воды, кстати. Источники в Степи довольно редки. А расходовать топливо и сажать аккумулятор на плитку я себе лишний раз позволить не могу. Из-за этого на меня дуются, как мыши н а крупу. Аора молчит, став последнее время очень молчаливой и задумчивой. Взгляды, которыми она одаривает меня, странны и непонятны. То ли что-то взвешивает, то ли раздумывает о будущем, которое её ждёт. Хьяма по-прежнему в мечтах. Ну а пока — вперёд, вперёд и ещё раз вперёд. Что радует — среди нас нет конфликтов. Я имею в виду — среди тех, кто уходит со мной. Юница с каждым днём всё больше и больше прилипает ко мне. И, как я вижу, сок-лекарство очень положительно подействовал на неё. Буквально за дни она окрепла, на бледных прежде щёчках появился румянец, характер стал твёрже и веселей. Да и Аора словно помолодела, и с теми же симптомами, если не считать ещё кое-чего, что меня радует больше всего. А именно, её грудь стала больше и приподнялась под пятнистой тканью настолько дерзко и вызывающе, что всякий раз, когда я эту вижу, в моих штанах начинается шевеление… Не могу дождаться, когда смогу остаться с ней наедине в следующий раз. Но, к собственному огорчению сильно подозреваю, что будет это только на Новой Руси…

…Новый день. Новый путь. Врагов уже можно заметить и невооружённым взглядом — далеко-далеко позади нас клубится облако пыли. Их всё-таки ещё четыре с половиной тысячи. Пять сотен легло. Раненых они оставили в лагере, поставленном на окраине Степи. Идут за нами упорно, словно волки, преследующие раненую добычу. На что надеется наш противник — неясно… Перед обедом я в последний раз ухожу вперёд, отрываясь от обоза, и… Посылка!!! От наших! Спасибо, ребята! И как вовремя!. И, что больше всего приводит меня в радостное возбуждение — это мой сын, собственной персоной восседающий на этой горе с точно таким же, как и установленный на моём «Воине», «типом 85» В громадных ручищах, Вовка. Мой родной сын. С улыбкой до ушей. Он сильно изменился за год, что мы не виделись: мышцы бугрятся под тканью камуфляжа, добавил в росте, став ещё выше. Щёки потеряли прежнюю пухлость и стали боле взрослыми, что ли? Он ссыпается с горы подарков, я вываливаюсь с водительского сиденья, и мы крепко обнимаемся. Чувствую, как в горле возникает ком, который я сглатываю, переполненный чувствами радости и гордости.

— Вован!!!

— Батя!!!

Его руки крепки и тверды. Мы обнимаемся, не можем насмотреться друг на друга. Из машины влезают дамы, из фургона, который по-прежнему у меня на прицепе, высыпают девушки, уже почти восстановившие свою прежнюю форму. Все с удивлением смотрят на меня, обнимающегося с молодым гигантом, чьё лицо, как две капли воды, похоже на моё. Наконец руки размыкаются, я делаю шаг назад, тыкаю его кулаком в грудь, выпирающую из-под формы.

— Разнесло тебя!

Он гордо улыбается:

— Полный курс КМБ!

— Ого, значит, молодого бойца изучил?

— А то! Со всеми дополнениями и спецкурсами.

Внезапно он принимает строевую стойку, отдаёт честь:

— Товарищ майор, старший сержант Звонарёв в ваше распоряжение прибыл. Вот инструкции.

Он лезет в обычную планшетку, висящую на боку. Передаёт мне извлечённый оттуда пакет. Самого канцелярского вида. Смеюсь, убираю бумагу в карман разгрузки.

— Успею ещё.

Сын тоже скалится, потом с любопытством косится на дам и девочку, вылезших наружу их машины.

— А это кто?

— Слева — твоя будущая мачеха и сестрёнка. Только ты им пока этого не говори. А справа…

Опять скалюсь:

— Ты просил тебе жену привезти?

Машет рукой.

— Вот… Принимай кандидатуру. Зовут — Хьяма. Бывший резидент разведки Океании. Но не волнуйся, она хорошая.

Парень прищуривается, затем склоняется к моему уху.

— Красивая. А характер?

— Нормальный. Не переживай. Пошли знакомиться. Ты, кстати, как насчёт русийского?

Он с усмешкой, так напоминающую мне самого себя, отвечает на этом же наречии:

— Как на родном, пап.

Ого! Владимир привычно крутит головой. осматривая местность, и, убедившись, что вокруг тихо, подхватывает двадцатикилограммовое тело «крупняка» с примкнутой патронной коробкой, словно пушинку, за рукоятку, и мы идём к машине. Я скалюсь во все свои тридцать два зуба:

— Дорогие дамы, Юница, позвольте представить вам моего младшего сына, Владимира.

Парень склоняет в коротком поклоне голову, выпрямляется, предварительно опустив большой пулемёт на землю:

— Старший сержант Нуварры, администратор Сети Новой Руси, Владимир Михайлович Звонарёв. Очень приятно с вами познакомиться, дамы…

…Реакция следует незамедлительно. Тихое «ой» со стороны Хьямы, стремительно алеющей, словно цветок. Восхищённое «ух» от Юницы. И поражённый до глубины души молчаливый взгляд Аоры, только вот её глаза опять стали глазищами, бездонными, словно озёра. Она не может оторваться от сына. Потом переводит взгляд на меня, её ротик приоткрывается в изумлении…

— Эрц, это ваш сын?! Младший сын?!!

Я скалюсь в ответ:

— А что, по лицу не видно?

Вовка едва удерживается от смеха, потом внезапно кошачьим движением подхватывает на руки Юницу. Та опасливо сжимается, но его улыбка так похожа на мою.

— Привет… Сестрёнка. Меня Вовой зовут.

Она смотрит на громадину, потом смущённо отвечает:

— Я — Юница. А почему ты меня сестрой назвал, дяденька?

— Папа ведь тебя дочкой зовёт?

— Угу.

Кивает она. Потом вдруг поражённо выдыхает:

— А что, мой папа и твой папа?! Одновременно?

— Ну, да. Так что тогда ты — моя сестра. Младшенькая. Согласна?

— Согласна.

Смотрит широко распахнутыми глазёнками. Вовка шутливо трогает её за носик:

— Ты красивая. Я рад, что у меня такая младшая сестра.

— А у меня — такой большой братик…

Девочка счастливо улыбается. Потом чмокает сына в щеку, и тот смущённо улыбается, глядя на будущую мачеху, так и застывшую в некоем остолбенении. Потом отпускает девочку на землю, лезет в карман, достаёт оттуда шоколадку, открывает упаковку, протягивает ей:

— Вот тебе за знакомство, как у нас говорят.

Юница несмело берёт, откусывает крохотный кусочек, потом буквально вгрызается в лакомство. А я вспоминаю обещание гараху. Тем более, что до его обиталища уже совсем близко. Теперь Аора и сын смотрят друг на друга. Парень на мгновение склоняет голову, потом щёлкает каблуками снова каблуками, женщина вздрагивает, торопливо представляется, едва не дёрнувшись присесть в полупоклоне, как положено по этикету:

— Баронесса Аора ун Ангриц, молодой человек…

— Очень приятно с вами познакомиться, баронесса…

Затем поворачивается к красной, словно свёкла, океанке. Вопросительно произносит её имя:

— Хьяма?

Она опускает голову, кивает.

— Как мой батя, не обманул? Похожи мы?

Она молчит, не в силах произнести ни слова. Хорошо, что вокруг никого. Девочки их фургона сгрудились в кучку возле выхода из прицепа, зачарованно смотрят на сына. А я… А что — я? Я горд! И счастлив одновременно. Пауза затягивается, и я решаю её нарушить:

— Эй, вы, двое, потом почирикаете. Дело не ждёт.

Будущая семья одновременно поворачивается на мой голос, и я показываю на гору ящиков и бочек:

— Разобраться бы надо…

Слышу Вовкин вздох:

— Прости, но надо.

И ответ, шелестящий ветерком:

— Знаю… Долг превыше всего…

…Аккуратно упакованные ящики с едой. Переложенное сухим льдом мясо в пенопластовых контейнерах, непонятно откуда добытых. Может, в контейнеровозе нашли? Не знаю. Крупа, свежайшая картошка. Отдельно — четыре больших ящика с надписью на русийском: «Собственность Михха Брума». Значит, лично мне. Вовка рядом объясняет:

— Боеприпасы, жрачка. Оружие решили пока не посылать. Положили побольше еды. Вам надо пройти ещё сутки. А там уже должны встретиться с нашими. «Воитель» вышел с Новой Руси одновременно с «два-шесть». Так что уже должен дойти до «Базы — ноль четыре». Там ребята отдохнут, и двинут к вам навстречу.

— Понятно. А то Серёга по рации вечно — ждите. Терпите. Ничего толком не говорит. Только слова.

— А…

Сын машет рукой в привычном жесте.

— Вечно он шифруется. Да ещё Аллия ему мозги выносит. Ей скоро рожать, вот и психует женщина.

— А причём тут бывшая императрица?

Не понимаю я.

— Так она за него замуж вышла. Буквально на второй день сошлись. Нашли друг друга, как говорится.

— А…

Как назло, имя бонны вылетело из головы, но сын понимает, о ком я.

— Влада?

Киваю в знак согласия.

— Тоже. Кто-то из вояк. Я его толком и не знаю. Но вроде ничего. Тоже с пузиком бегает.

— А Ира?

— Сказала, годик отдохнуть надо. По медицинским показателям. А потом опять…

— Ничего себе…

Честно говоря, я даже рад этому. Тому, что моя дочь становиться матерью моих внуков, число которых увеличивается. Прежнее правило насчёт одного-двух детей в семье здесь просто неприемлемо. Сын рокочет.

— Девчонки у неё забавные. Но горластые.

— Ничего. Зато растём!

Хлопаю его по плечу. Он улыбается… Из ящиков выгружаем присланное. Вот это подарок! Спасибо всем, кто собирал! Целый громадный контейнер «S-мин»! Патроны, гранаты, в общем, на всех океанцев, если что, хватит с избытком. Мои женщины по-прежнему опасливо стоят у джипа, не решаясь подойти. Вовка бормочет вполголоса:

— Чего это они?

— Стесняются. Уже неделю не мылись. С водой у нас плохо. Вот и…

Он удивляется?

— И только?

— Воспитание тут… Сам понимаешь. Кстати, как тебе?

Киваю в их сторону. Он довольно шепчет:

— Красивая. Что одна, что другая. А сестрёнка — вообще прелесть.

— Что скажешь насчёт Хьямы?

Краснеет.

— Поглядим — увидим.

— Правильно.

Дальше работаем молча. Переливаем топливо в бак. Его, кстати, немного. Смысл тащить лишнее, если завтра нас заберут? Но больше всего радуют мины. «ПОМ-2», конечно, получше бы. Но вручную их не поставишь, а средств дистанционного минирования у нас, естественно, нет. Но зато ОЗМ-72 куда мощнее… Я зловеще ухмыляюсь, держа в руке массивный цилиндр защитного цвета. Внезапно сын толкает меня в бок:

— Твои?

Поворачиваю голову — точно, вдали показались первые телеги. Киваю в знак согласия.

— Мои.

— Может, я пока в машину залезу?

— Не вибрируй. Всё нормально.

Вдруг он хлопает себя по лбу:

— Чёрт, забыл! Её надо срочно съесть!

— Что?

— Клубнику.

Я от души смеюсь:

— Ты всё такой же сластёна! Ладно, пошли!

Он извлекает откуда то из штабеля оставшихся ящиков большой непрозрачный пластиковый мешок, торжественно водружает его на один из рядов.

— Эй, все сюда!

Машу я рукой и своим дамам, и девчонкам из прицепа. Все медленно подходят к нам, сын, улыбаясь, торжественно извлекает из чёрного полиэтилена громадную, килограмм на пять, не меньше, клубничную ягоду. Затем извлекает из ножен тесак. Несколько точных взмахов, и каждому достаётся по ровному, похожему на арбузные, ломтики.

— Угощайтесь, люди!

Произносит он, отходя в сторону. Гробовая тишина. Все, без исключения, изумлённо смотрят на нарезанную ягодку, потом кто-то из девочек выдыхает:

— Боги… Это же молодильная ягода!!!

Хм… Очередная сказка, из серии про гарахов? Хотя действует клубничка именно так, как говорится в названии. Но тут все буквально вгрызаются в угощение, слизывают всё до капельки, облизывают пальцы. И счастливо улыбаются. Одна Юница никак не может дожевать свой ломтик. Но вот и она заканчивает с ним. Едва успеваем покончить с плодом, как возле нас останавливается всадник. Это Пётр. Спрыгивает с взмыленного коня, смотрит на ящики, потом охает, увидев сына, нависающего скалой даже надо мной.

— А… Э…

— Посылка от наших. Еда и лекарства. Ну и подарочек для наших заокеанских друзей. На этот раз большой и вкусный! А это — мой сын. Как ты можешь догадаться по его лицу. Он только прибыл оттуда…

Показываю на юг. Но Пётр встревожен:

— Сегодня они нас догонят. И… Им подошло подкрепление. На самодвигателях. Не знаю как, но они известили своё командование, и сегодня ночью нас догонят.

Скрип моих зубов раздаётся в полной тишине, нарушаемой только храпом усталой лошади Рарога. Бросаю взгляд на сына. Тот согласно кивает.

— К вечеру мы выйдем к небольшой роще. А если обойдёмся без обеда, то и раньше. Там просто отличное место для обороны. И есть вода. Поэтому — лошадей не жалейте. Меняйте чаще. Но только вперёд. Пусть грузят всё на ходу. Главное — не останавливаться. Там сядем в оборону, благо, есть чем. А там и помощь подойдёт.

Пётр опять косится на сына, но согласно кивает.

— Понятно. Отдам команду…

Мы вдвоём торопливо закидываем ящики в подкативший фургон слуг, а я с тревогой гляжу на показавшееся куда ближе, чем раньше, пылевое облако преследователей. Но вот последние телеги минуют нас, проходит арьергард, уже не пеший, а трясущийся в сёдлах заводных лошадей, и я лезу на пассажирское сиденье, кивнув сыну на водительское кресло.

— Э…

— Дай и мне отдохнуть, Вов. Я уже две недели кручу баранку.

— Да без вопросов… Просто я хотел с Хьямой поболтать немного…

— Не стоит сейчас. Ей стыдно, что она не мытая и от неё пахнет потом. Вот приведёт себя в порядок, и тогда — да.

Парень недовольно опускает голову, потом вдруг вскидывает:

— А далеко отсюда то место, про которое ты говорил?

— Рядом. Километров тридцать. Просто они же на лошадях…

Киваю вслед уходящему каравану.

— А у тех скорость, сам видишь.

— А беглецов обязательно сопровождать?

Смеюсь:

— Нет. Главное — встретиться на обеде и вечером.

— Тогда можно и придавить на гашетку…

Улыбается он в ответ. Всё верно. Пока беглецы пройдут расстояние до будущего лагеря, где мы станем держать оборону, дамы успеют вымыться десять раз… Двигатель рявкает, и мы отправляемся вдогонку за караваном. Ну а потом и обгоняем его, торопясь к старому городищу.

— Э, не забывай, что у тебя прицеп!

Сын послушно сбавляет скорость, и стрелка спидометра застывает на цифре «семьдесят». Гляжу в зеркало — фургон идёт ровно. Да и то — поверхность Степи ровная, словно асфальт. Да и Вовик уже освоился, как я вижу, с техникой. Держится расслабленно, как и положено опытному водителю. Внезапно чувствую, как меня тянут за ногу. Эт-то ещё что?! Наклоняюсь — на меня снизу, из-под сиденья, смотрят знакомые круглые глаза. В голове слышу голос:

— Ты шоколадку обещал.

Лезу в бардачок, куда сгружены обещанные подарки для гараха, достаю большую плитку. Спрашиваю, опять мысленно:

— Там будешь, или вылезешь?

Вздох в ответ:

— А орать не станут?

Философски отвечаю:

— Поорут, и перестанут.

— Логично.

Так же глубокомысленно отвечает он. Затем полностью выбирается из-по седлушки, подхватываю его на руки, водружаю на коленки. Вручаю очищенную от фольги плитку. Грызи.

— Мням-мням! Вкуснятинка!

Он урчит от удовольствия, лакомясь редким, да что там редким, просто невиданным в этих местах угощением. Между нашими сиденьями просовывается головка любопытной Юницы, она удивлённо восклицает на весь салон:

— Ой, какой интересный зверёк! Откуда, папа?

Дамы, привлечённые её возгласом, тоже привстают со своих сидений, заглядывают мне через плечо, секунду, другую рассматривают сидящего у меня на коленях гараха, грызущего удерживаемую передними лапами плитку шоколада, затем исчезают, и я слышу истошный визг. Вова от неожиданности пригибается, а я оборачиваюсь и спокойно жду, пока те затихнут. Минута. Другая. Ничего себе, у них лёгкие, Наконец наступает тишина. Круглые от ужаса глаза, белые лица… Внезапно зверь со вздохом откладывает плитку, затем встаёт, балансируя на ходу, кладёт передние лапы мне на плечи, и говорит нормальным человеческим языком:

— Ну, гарах. Ну и чего? Вы невкусные. Я вас есть не буду. Только не орите, пожалуйста. Уши болят.

Мы с сыном не выдерживаем, и смеёмся. На весь салон. А ушастый поворачивается к Юнице, с недоумением смотрящую на маму и Хьяму:

— А тебе я меня чесать за ушами не дам! А то ты совсем затискаешь! Я тебе не кукла.

Дочка обиженно высовывает язык:

— Ну и не надо! Подумаешь!

Гордо отворачивается… Зверь опять принимается за лакомство. Как раз, когда заканчивает, мы подъезжаем к городищу. Едва останавливаемся, он выпрыгивает на улицу, протягивает мне лапу:

— Удачи вам.

Потом добавляет:

— Эх, придётся новую нору искать…

— А с нами не хочешь?

Отрицательно мотает ушами. Это жест у него так потешен, что даже немного пришедшие в себя женщины не выдержав, улыбаются.

— Позже. Пусть к нам привыкнут сначала. Да и со своими мне переговорить надо…

— Хорошо. Если что — как обычно…

Он подаёт мне лапу, которую я жму нашим человеческим жестом. Мгновение, и гарах исчезает в высокой здесь траве. Вовка тоже вылез, помахал ему вслед. Потом задумчиво добавил:

— Он ко мне пришёл где-то за час перед вами. Поговорили. Конечно, сначала я в шоке был. Но потому нормально.

…А я то голову ломал — что это он так спокоен?.. Киваю, затем оборачиваюсь к женщинам, сидящим в салоне:

— Штанишки не намочили от страха? Марш мыться!

Показываю на озеро. Затем добавляю:

— И девчонок из прицепа с собой берите. Обещаю, подсматривать не будем…

Те опасливо вылезают, с любопытством осматривают внутренность городища. А что тут глядеть? Земляной, довольно высокий, в три человеческих роста, вал, окружающий пространство метров в сто в диаметре, с проходом в одном месте. Через него мы и заехали внутрь. Пруд в центре, окружённый густым кустарником. Там нора гараха. Но сейчас она пуста. Всё. Тут мы будем драться, пока нам ни придут на помощь.

— Пошли, осмотримся.

Взбираемся на гребень — видно далеко. Бинокль послушно приближает чернеющую вдалеке точку. Это наши. Замечательно. Внизу слышится плеск. Сын хочет обернуться, но я удерживаю его от опрометчивого поступка:

— Они этого и ждут, провокаторши. Так что спускаемся.

Начинаем спуск по гребню вала. Он, кстати, довольно крут. Так что атакующим будет нелегко…

— Пап, а что у тебя есть?

Понимаю, о чём он спрашивает. Перечисляю вооружение. Сын хмурится:

— Маловато для серьёзного дела.

— У остальных — винтовки. Ручные бомбы. Револьверы. И драться они будут до последнего. Поверь. В плен не сдадутся.

Парень смотрит на часы:

— Интересно, долго они там будут плескаться?

Пожимаю плечами:

— Да минимум час.

Предупреждая его недовольство, добавляю:

— С просушкой волос, разумеется…

Присаживаемся у въезда в городище, я грызу сладкую травинку, сорванную тут же:

— Расскажи, что там у нас творится? Дом как?

Сын расцветает:

— О! Тебя сюрприз ждёт! Ты же теперь один живёшь…

— Это как?

Не понимаю я.

— Да я себе тоже отдельное жилище поставил. Так что тебе с мачехой мешать не буду. Радуйся, молодожён!

Толкает меня в бок. Я отвечаю тем же:

— Сам такой!

Потом грустнею:

— А знаешь, я Аоре так и не говорил, что хочу её в жёны взять…

— М… Пожалуй, батя, это зря. Она, по-моему, сама в тебя по уши втрескалась.

— Ну, тебя! Скажешь, тоже! Почти и не видел её, а несёшь такое!

Он пожимает плечами:

— Не знаю.

Откидывается на локти, поскольку солнце уже припекает довольно чувствительно:

— Кажется, почему то.

— Крестись, если кажется.

Замолкаем, спокойно глядя на бескрайнюю Степь.

— Земля здесь… Всю планету накормить можно. Давай, рассказывай. Что там у нас делается? Год никаких новостей.

И сын начинает меня знакомить с положением дел в нашей колонии…

Незаметно пролетает час, я вижу, как время от времени в пределах заднего обзора дефилируют девчонки из прицепа. Ни Аоры, ни тем более Хьямы, не видно. Похоже, сто мои дамы, точнее, моя дорогая будущая половина и сноха желают произвести убойное впечатление на меня и моего сына…

— Пулемётов у нас два. Патронов ты к ним привёз?

— Тысячу двести. Все в коробках.

Просто великолепно! Но врагов с подкреплениями куда больше. Впрочем, можно рассчитывать на «эски», на наши автоматы, снайперские винтовки, и оружие наших беженцев.

— Думаю, минные заграждения поставим там.

Указываю направление, с которого подходит караван и преследователи. Не сдержавшись, упрекаю парня, хотя он ни в чём не виноват:

— Будь у нас миномёты…

— Па!

Восклицает тот.

— Никто даже подумать не мог, что вы в таком положении. Если бы знали — перекинули бы роту десантников со вем положеным, и чихать нам на океанцев…

Всё правильно. Опять моя ошибка. Бодрился, докладывал, что всё в порядке. И вот тебе результат «всё отлично». Теперь погибнут люди, могущие стать отличными членами нашего общества. Молчу, потом достаю сигару. Сын щёлкает зажигалкой. Раскуриваю, пускаю колечки дыма.

— Что-то долго дамы там возятся.

Роняет сын, тоже задумчивый, погружённый, как я понимаю, в предстоящий нам бой.

— Угу.

Односложно отвечаю я. Позади раздаётся шорох, рефлексы срабатывают в нас синхронно, поэтому и действуем одинаково и мгновенно: вскакиваем, пригнувшись, готовые в следующий момент перекатиться в разные стороны и открыть огонь из всего, что при нас имеется. Но тревога ложная — это Юница.

— Папочка, мама просила сказать, что вы можете идти купаться. Все остальные уже вымылись.

— Хорошо, милая. Сейчас идём.

Сын улыбается, глядя на меня, потом говорит:

— Иди ты, а я после. Покараулю пока.

— Хорошо. Я недолго.

Это верно. Нам, мужчинам, в отличие от женщин, привести себя в порядок надо куда меньше времени… Оставляю Володе свой пистолет-пулемёт, боезапас к нему, иду к пруду. Он проточный, и на дне бьют ключи. Так что, когда караван придёт, вода будет чистой. Во всяком случае, для лошадей пригодной. А для людей есть колодец, сложенный их камня. И вода в нём удивительно вкусная и холодная. Так что можем использовать в противоположность колодцу тёплый пруд для мытья с чистой совестью… Через тридцать минут сижу в чистом обмундировании снова у входа в городище, пока сын приводит себя в порядок. Шаги за спиной. Но это оказывается не он. Хьяма. Ужасно, просто до потери сознания смущённая.

— Батюшка…

Тянет она, не решаясь задать вопрос, потом всё же выдавливает из себя.

— А про меня ваш сын ничего не говорил?

Я улыбаюсь, потому что Вовка бесшумно подкрался и уже стоит за её спиной, чего девушка не замечает. Он подмигивает и кивает мне. Отвечаю тем же.

— Говорил, вообще-то.

Тяну я. Сноха напрягается, словно струна, даже, как всегда. Засовывает себе большой палец в рот, кусая ноготь. Вся в ожидании ответа, от которого зависит её будущее. Не стану больше мучать:

— Ты ему понравилась.

— Ой…

На лице появляется улыбка и безмерное облегчение. Делает шаг назад, буквально врезаясь в сына. Испуг, потом его руки ложатся ей на плечи:

— Да. Понравилась. Батя верно сказал.

В следующую минуту океанка рвётся из его рук, но тщетно. Впрочем, попытка явно демонстративная, потому что Вовка просто улыбается. Видно, что практически никаких усилий она не прикладывает. Просто создаёт видимость. Зато опять краснеет всё больше и больше. Машу рукой:

— Ладно, молодёжь. Пока время есть, сходите, почирикайте там…

Отворачиваюсь. Тишину нарушает шум травы под ногами. Хочется посмотреть, но чего я там увижу нового? Ну, идут парень и девушка, взявшись за руки. Она голову опустила, он — сила и уверенность. Сами решат. Я, во всяком случае, её как родню, принимаю. В бинокль вижу, как спешат наши. До них уже километров десять. Значит, часа полтора до того, как будут здесь. Где кого и что расположить, уже решено. Так что как только они будут здесь, сразу займёмся подготовкой к бою. А пока надо поторопить наших там, в Метрополии… До побережья — пятьсот километров. С какой скоростью движется «Зубр» мне неизвестно. Так что когда придёт помощь — даже не могу представить. Будем исходить из худшего. Сутки. Больше мы вряд ли протянем при всём моём желании. А снова удирать — далеко не уйдём. И лошади, как я вижу, на последнем издыхании из-за недостатка воды, и времени отпоить их тут и дать отдых хотя бы сутки, нет. Да и люди уже измотаны и на пределе. Усмехаюсь про себя. Всё-таки прислать сына было иезуитским решением со стороны наших. Новость разлетелась по каравану мгновенно. А раз я вызвал сюда родственника, тем более, такого, значит, уверен, что непосредственной угрозы гибели нет. Либо, что будет помощь. А значит, никто не станет бунтовать, отказываться исполнять приказы, или паниковать. Ладно. Хватит. Пора дело делать…