Глава 11
Дверь Вечности
В стену у изголовья кровати тихо постучали. Апартаменты, занимаемые прибывшими из островных королевств, располагались на третьем этаже таверны и относились к категории графских покоев. Ничего сверхъестественного, но в этом забытом богами государстве, большую роскошь, можно было найти, разве что, в замках дворянства или возвышающейся над городом цитадели самого Барона Зинквельского.
Впрочем, Леди Беатрис Альб эти две спаренные комнатки, плюс гостиная вполне устраивали. Во дворцах и поместьях Зинквельской аристократии она быстро бы превратилась в птицу, запертую в золотой клетке, что девушку никак не устраивало. Её общественный и социальный статус делали её заложницей высокого положения в обществе, а потому стоило ей только сделать шаг на откидной мост родового гнезда каких-нибудь Пшетричей или Шпорипшечей как её визит в эти «пшекающие» земли стал бы вполне официальным.
Как же — младшая дочь самого Графа Альба, пусть и далёкого, заморского, но влиятельного правителя, соизволила посетить жалкие халупы простых смертных! И это не её слова! Это почти стандартная фраза, которой встречали её на своём пороге почти все местные аристократы, кланяясь в пояс словно холуи. Даже бароны и те, пытались утопить девушку в круговерти балов, праздников в её честь и прочей шелухи, из-за которой времени на приключенческую практику просто не оставалось. С тех пор Леди Альб и зареклась переступать порог знатных домов в этих местах, на хозяев которых она, незамужняя островная Графиня, неизменно производила тот же самый эффект, что молодая текущая кобылка на…
Беатрис недовольно поморщилась, поняв с кем, она сама себя невольно сравнила. Но Всеблагой и Мать его Морская Дева! Складывалось впечатление, что у местных дикарей её визит непременно ассоциировался с официальной передачей брачного предложения! Да и вообще, путешествуя по Серентии, она не встречала подобного раболепия перед иностранными гостями со стороны знати. Наоборот! Даже эсквайры в замках, в которых ей часто приходилось гостить путешествуя по северу, хоть и проявляли положенное хозяевам радушие — тем не менее были подчёркнуто вежливы и всем своим видам показывали ей, что мол: «Вы Леди конечно Графиня и одна из претенденток на трон целого острова, но здесь, в Серентии, вы гостья, а потому, только из уважения к нашему Королю, мы будем считать вас ровней!»
Как же её бесили эти чванливые Серентийцы! Как раздражало высокомерие и вообще сама идея того, что эти континентальные крысы, позволяют себе думать, что их жалкий Король Солнце по статусу равен самому последнему островному дворянину! Обычные глупые мысли обычной расфуфыренной девчушки первый раз покинувшей родные берега.
Леди Альб даже фыркнула, вспомнив саму себя ещё какие-то три года назад. Наверное, ей было бы легче, пришвартуйся корабль не в маленьком приморском городке Синего Герцогства, а в поистине циклопической гавани Селуна. Тот шок, что она испытала, оказавшись в этом величественном городе, трудно было передать словами. На девушку словно бы вылили ушат холодной воды и отвесили хорошенькую пощёчину рыбьим хвостом. У неё было примерно такое же выражение лица, как и у ректора Военной Академии, когда он прочитал указ, за подписью Серентийского короля, разрешающий ей — женщине стажировку в его учебном заведении на соответствующих возрасту рыцарских курсах.
Много чего произошло, много воды утекло, и вот, на очередных экзаменах девушка вытянула тот самый злополучный билетик. Беатрис предписывалось в сопровождений группы или без оной, исследовать подземные лабиринты под руинами Зиктленбаха — древней крепости какого-то очередного, давно канувшего в лета, повелителя тьмы или что-то вроде того, затерявшиеся в дремучих лесах Свободных Баронств, недалеко от границы с дикой Умбрией. В общем-то, ничего особо страшного или сложного экзаменационное задание не предполагало. Цитадель та уже давно была исследована вдоль и поперёк поколениями сирентийских рыцарей, а если в катакомбах и завелись новые жильцы — справиться с ними будет несложно, благодаря охранным амулетам, которыми это место было буквально нашпиговано. На всё про всё отводился ровно один стандартный учебный год — то самое время, когда все учащиеся предпоследнего курса покидали стены альма-матер с поручениями, подобными этому.
В строго определённой комнате подземелья требовалось лично активировать некий артефакт, что и просигнализирует в академию о выполнении условий задания. Каким же образом она это сделает, никого не волновало. Рыцарь имел право попасть в нужное помещение хоть на плечах целой армии, и, как думалось Беатрис — в том то и был подвох всего этого мероприятия, а те самые защитные амулеты и артефакт — стеклянный шар рубинового цвета в оправе из серебряных драконов, служили не только для заявленных целей.
В стену вновь вежливо постучали. Со вздохом поднявшись с постели и прихватив заодно висящую у изголовья верную боевую рыцарскую шпагу, девушка прошлёпала босыми ногами к окну и ловкими движениями один за другим сбила закрывающие его засовы. Ещё одна странность континенталов, почему-то не понимающих, что нормальное окно, должно сдвигаться вверх, а не раскрываться, наподобие дверей.
Две ловких тени, одна за другой, юркнули в наполненную лунным светом комнату, а ещё одна просто прошла сквозь стену. Не нарушая тишины, все три ночных гостьи опустились перед девушкой на одно колено, почтительно, но гордо склонив головы.
— Ну, рассказывайте уж… — зевнув, Беатрис села на кровать и нисколько не стесняясь, поджала под себя ноги, как это обычно делают выходцы из Земли Знаний. — Удалось что-то выяснить? Жестиньер и Куилори вас не раскусили?
— Никак нет госпожа Альб! — раздался тихий женский голос. — Мы думаем, что Леди продолжают считать, что мы гуляем в городе, на продолжающимся празднике в честь принятия меча старшим сыном местного барона. Как обстоят дела на самом деле, я знать не могу.
— Да и пена с ними! — Беатрис махнул в сторону соседнего номера, где проживали подруги и подалась вперёд. — Ты мне лучше расскажи, что узнала!
Через пятнадцать минут, когда два «Бриза» — сёстры Вайт, её одногодки, прошедшие школу элитных разведчиков на родном острове и «Ворожея Тумана» — баронессе Миллес, вторая магесса в их небольшом, чисто женском отряде, покинули её комнату, девушка откинулась на кровать, издав тихий, блаженный стон. Как же ей повезло родиться в Королевстве Биониска и быть не первой, не второй, а третьей и самой младшей дочерью. Как же ей повезло жить в тот век, когда женщина благородных кровей, в её положении, указом Её Величества, может сама выбирать себе мужа! Её сестёр — чванливую Шарен и заносчивую Шарлоту, постигла незавидная судьба стать разменной монетой в политических играх отца. Он бы и её пристроил по делу, если бы не… Всеблагой и его мать Морская Дева — Благослови Королеву.
Вот только сделать своё выбор ей предстояло как можно дальше от дома. Леди Альб, конечно знала, что в своих поисках достойного мужа, она порой заходит слишком далеко. Внешне, это было похоже на безотчётные метания, которые её подруга ламия и наставница магесса, воспринимали как блажь кошки в весеннюю пору. Но с точки зрения Беатрис все её действия были вполне логичны, а каждый свой шаг она делала, тщательно взвесив и обдумав его. Все, кроме одного — самого первого, того, что давал толчок всем её последующим действиям.
Имя ему было — любовь! Хотя возможно, то были слишком громкие слова для тех мимолётных чувств, что она испытывала к понравившимся её мужчинам. Дабы углубить их — она дарила каждому новому избраннику свой поцелуй. Вопрос был как в ней самой, так и в реакции счастливчика, а так же, это вполне нормальное в современном веке действие, было сигналом для одной из сестёр Вайт, о постоянном и негласном присмотре которых за Графиней, не знали даже Кулори с Жестиньер. В то время как молодая девушка разбиралась в себе, их задачей было проследить за объектом и, по возможности, выяснить его подноготную. Кто он, откуда, и какого рода-племени. Беатрис же, посмаковав и поплескавшись в собственных ощущениях первые сутки, на вторые и вплоть до получения исчерпывающей информации, запрещала себе даже думать о кандидате пока не получит полный и всеобъемлющий доклад.
К сожалению — провал следовал за провалом. С десяток кандидатов были принудительно выкинуты из её памяти, как не представляющие особого интереса рубаки. Пара аристократов и один маг — получили пометку «Возможно, но лучше не стоит». Ещё три, не в меру ретивых неудачника, нашли свой конец в выгребных ямах и под заборами, пронзённые клинками Бризов, а один настырный колдун — сведён с ума ментальной магией Ворожеи Тумана. Беатрис без сомнений отдавала подобные, страшные приказы, ведь на кону стояло нечто большее, чем её честь — счастливое будущее.
Всё это очень не нравилось наставнице Жестиньер и ламии. А Леди Альб просто чувствовала, что уже не в силах остановиться. В результате всё осложнилось, когда магесса распустила наложенное ею же лингвистические заклятие и девушка лишилась возможности просто по-человечески поговорить с возможным кандидатом. Он не понимал её, она его, а времени нормально выучить общий язык старой эльфийской империи, Беатрис за три года так и не нашла. Как, в общем-то, и желания.
Она закрыла глаза, переваривая то, что услышала от своих верных сподвижниц. Узнали они немного. Он — её новая цель, был не местный. То как он, поговорив с Кулори, просто развернулся и ушёл, оставив её хлопать глазами и что-то кричать на местной тарабарщине ему вслед — Беатрис видела собственными глазами. Было у неё подозрение, что подруги так яростно охаживают её, выполняя негласное поручение отца. Знала она также, что Кулори, без промедления применила бы на нём свою силу, не имей её избранник свою собственную ламию. Пусть даже та, была очень молода, будучи по сути ещё не разумным ребёнком, была опасна и сама, в свою очередь, могла навредить соплеменнице, которую, похоже, невзлюбила. Это был довольно жирный плюс к кандидатуре этого мужчины.
Побродив по городу, парень вернулся в свою таверну. Средней руки заведение, в котором его ждала четвёрка компаньонов, в том числе и невзрачного вида девушка, ведущая себя с ним довольно откровенно. Это два жирных минуса. Хотя избранник, похоже, не разделял чувств этой бледной особы, а затем и вовсе прогнал её как и других своих товарищей. Это… плюс. Что бы налиться вином, словно последний пропойца. Это точно — абсолютно точно, десять наижирнейших минусов.
Утром, вместе с сопровождающим его сыном Эльматерасу, парень отправился в загородный особняк, который облюбовала под своё логово, одна из Сильванийскийх воровских гильдий. Это — а ничего. Беатрис не была восторженной малолеткой, наоборот, по местным понятиям в её восемнадцать лет она считалась чуть ли не старой девой, а потому она прекрасно понимала, что связи с теневым миром могут быть как положительной стороной для будущего Графа Альба, так и отрицательной.
Почему для будущего Графа Альба? Да потому что Беатрис, как и вся её родня, славилась честолюбием и имела определённые амбиции. Отец был стар, старший брат Джон, два года назад погиб на охоте, Альфред — откровенный дегенерат, из рук которого она или точнее её люди всенепременно уведут ценный приз. Ну а сёстры уже получили своё кусок заплесневелого хлеба с вонючей икрой и проглотили протухшую устрицу. Их дорога к заветному трону и ключам от родного дома теперь лежали через трупы младших родственников. В частности, по этой причине рядом с ней должен был быть не просто слюнявый мальчик со смазливым личиком, а человек способный лично защитить её и их будущих детей от подобных поползновений.
О чём был разговор между карликами и избранником ни Бризы, ни Ворожея Туманов узнать не смогли. Двор воровского притона защищали какие-то артефактные поля, а потому магия сквозь них не проникала. Саму цель Милесс, в отличие от обычной практики, трогать ментальными щупами не решилась. Вполне разумно, ведь у того с собой имелась маленькая хвостатая защитница. Копаться в мозгах эльфа — себе дороже. Но то было не страшно, ведь под рукой у разведчиц имелись гномы!
Откинувшись на подушку и разметав по ней золотые кудри волос, Беатрис не сдержала счастливую улыбку и даже застонала от едва сдерживаемого чувства, буквально сжигающего все барьеры. Выцепить, опоить и вызнать всё, что можно у этих бородатых коротышек для трёх обворожительных островитянок было плёвым делом. А уж узнав имя и фамилию избранника госпожи, её подручные сами чуть было не хлопнулись в обморок.
Герцог Нечаев! Один из наследников короны Чёрного Герцогства! Пусть не ближайший, пусть перед ним целая череда кандидатов но… Сын героя! Сын человека, чьё настоящее имя знали немногие, но рыцарское — «Чёрный», даже после смерти заставляет дрожать колени у сильных мира сего. Представитель семьи, которую боятся тронуть не только из-за родственных уз с Пурпурной династией, но и из-за необычайного, необъяснимого могущества его вотчины. В перечисленном было такое количество плюсов да к тому же такой толщины, что у Графини закружилась голова.
«Любить! Любить! Разрешаю!» — кричало сознание, но этого уже и не требовалось.
Плотину приказов и логики прорвало и сердце бешено заколотилось. Девушка уже в полный голос застонала, вспоминая так ловко и легко скрутившие её сильные руки. Он впервые в жизни заставил её почувствовать себя хрупкой беспомощной птичкой попавшейся в лапы матёрого хищника. Ей не помогли даже магические доспехи в разы, увеличивающие её силу! Это ощущение было таким обидным и при этом столь неожиданно приятным.
— Игорь… — прошептала она, а затем на островной манер повторила. — Ингмар!
Узкая аристократическая ладошка, благодаря наложенной ещё в детстве магии так и не узнавшая, что такое мозоли от меча, медленно, словно бы сама собой, скользнула к низу живота.
* * *
Путешествие давалось мне очень тяжело. Семь дней мы тащились по этой, забытой всеми местными богами территории. Пять дней назад проехали последнюю деревню, выехав на Дверь Вечности, эдакую долину, покрытую невысокими курганами и мегалитами — то стоящими поодиночке менгирами, то целыми группами, образуя кромлехи, а местами встречались и дольмены.
Честно говоря, столь пафосное название было даже оправданно. Огромная территория, уставленная гигантскими камнями и заросшая травой, над которой постоянно клубился лёгкий туман, в вечерние и утренние часы становящийся непроглядным, реально внушала трепет. Но справиться с моей напастью даже ей было не под силу.
Меня одолевала скука. Нет, не так. СКУКА!!! Да, вот так правильно. Я, конечно, человек тренированный, и в армии привык к дальним выходам, но тут ситуация была немного иная.
Привыкнув на Земле к обилию информации, временное её отсутствие мы воспринимаем, скорее, как благо, возможность отдохнуть, разгрузить мозг. А вот когда в течении долгого времени ничего не происходит и ты находишься в информационном вакууме — наступает самый натуральный голод. Естественно тоже информационный.
Так было и у меня. Я, помнится, жаловался, что всё куда-то бегу, нет возможности остановиться, перевести дух. Вот правильно говорят, бойся своих желаний. Теперь бы и побежал, а некуда.
Усугубило ситуацию, что мой неиссякаемый источник информации — Гуэнь, после посещения дворфийской малины, похоже, обиделся. Ну как же, у него отжали почти пятую часть артефактов, а мне, наоборот, презентовали очень даже дорогой щит. Плюс ещё и тайными знаниями об оружии поделились.
Сам я на обратной дороге в таверну, не мог наиграться молотом, доводя до автоматизма раскладывание его в полэкс, пугая встречных резкими взмахами, после которых в руках оказывался здоровенный дрын. Однако, ставить в известность об этой способности остальных попутчиков я не собирался. Недаром же говорят, умеешь считать до десяти — остановись на восьми.
Ухатый, предупреждённый, что бы язык не распускал, что-то буркнул в ответ, не горя желанием общаться, но, по здравому размышлению, я решил что, ничего страшного, утрётся. Не знаю сколько мы выиграли срезав путь через запретный город, но то, что могли там все остаться — было несомненно.
Более того, через пару дней пути, когда обжитые земли остались позади, выяснилось, что это дитя природы опять нас тащит в какую-то задницу этого мира.
Называлась она пафосно — Дверь Вечности, но от этого быть территорией без какого-либо намёка на современную цивилизацию, не переставала. Кроме того, Бруно, внезапно оказавшийся знатоком не только деревенского фольклора, но и более масштабного, так сказать, успел рассказать столько страшилок про это место, пока я его не заткнул прямым приказом, что уже Гуэня пришлось спасать от разъярённой Мари, намеревавшейся кардинально решить вопрос с остроухим Иваном Сусанином.
Мне тоже в роли поляков под Москвой было неуютно, да и воспоминания об уродцах — гноллах всё ещё запускали волну, другую мурашек по спине, но и оставаться без проводника было чревато. Поэтому поймав воинственную баронессу за талию, от чего она мгновенно обмякла в моих руках, я отнёс её в фургон, истребовав обещание никуда не отлучаться, а сам отправился наводить разборки.
Оттащив эльфа подальше от повозки, так, что бы нас наверняка не было слышно, я уставился ему в глаза.
— Скажу, Гуэнь, какого хрена, а? Тебе было мало приключений в, «совсем безопасной»… — я сделал кавычки пальцами. — Пещере? Кого тут нам нужно ждать? Судя по камням троллей или великанов. А может огров? Припрётся эдакий Шрек на стоянку, чего делать с ним будем?
— Здесь нет никаких шерк…
— Это, во-первых, — я не дал эльфу закончить. — А во-вторых, скажи мне, рулевой обоза, чегой-то ты принимаешь решения, даже не посоветовавшись со мной? Обидели маленького, цацки отобрали?
Судя по яростному взгляду, что ушастый вперил в меня, всё так и было.
— А вот скажи мне, уважаемый в определённых кругах, специалист по незаконной логистике особо ценных предметов, ты же знал, что в городе будут твои конкуренты? И, судя по всему, у вас выработана какая-то схема или там правила проезда через такие населённые пункты? Так почему ты им не следовал? Надеялся что прокатит на шару?
Ответом мне было злое пыхтенье. Ну что ж будем развивать успех.
— И ещё. Ответь мне, проход через Запретный город, этот самый Ирант Накарам, будь он трижды неладен, действительно запрещён? Или это, типа, красивое название?
— Я уже говорил тебе, что ездил там…
— Я не об этом спрашиваю! Да или нет! Одно слово!
— Да! Официально город был закрыт решением последнего Царя дворфов. Но это было очень много лет назад! И никто, слышишь, никто этот запрет не соблюдает. Те же карлы шарятся там когда хотят.
— Вот и пускай бы они там и шастали. Ты то, должен понимать, что подставляешься. И что нас всех подставляешь. При твоей профессии нужно учитывать все риски. А теперь ты строишь из себя институтку, с которой покувыркались в койке, но не женились, как обещали.
Глядя в бешеные глаза эльфа, я ждал, что он меня ударит. Но подобные вопросы следовало решать сразу. Не фиг вешать на меня всех собак.
— И на щит мой не смотри. Это мои личные дела с местным паханом. К нашим — никакого отношения не имеющие. Я даже больше скажу, это семейное дело. Это понятно? Вижу, у тебя есть большое желание почесать кулаки, что ж давай. Но это нужно было сделать сразу, а не подставлять всех, завезя в очередную дыру с хреновой репутацией.
Ещё немного пободавшись взглядами, Гуэнь отвернулся. Видимо, мне удалось достучаться до разума ушастого.
— Эта долина вплотную примыкает к царству Мико. Да, её не любят, и находиться долго тут тяжело. Через декаду появится необъяснимая тревожность и будет нарастать тем больше, чем дольше ты здесь остаёшься. Поэтому в ней никто не живёт, — эльф явно успокаивался и говорил уже своим обычным тоном. — Но опасного здесь нет практически ничего. Самое страшное, да и в принципе единственное — это группы кентавров, что приходят сюда справлять свои ритуалы. Но они никогда не превышают шести особей, и мы отбились бы с лёгкостью, особенно с твоей новой игрушкой.
— Не завидуй. Но обсудить ты со мной это мог? А не строить из себя обиженку.
— Ты не понимаешь, я за эти артефакты отвечаю головой.
— Думаю, что твоё начальство оценит, что ты сохранил вообще хоть что-то. Выбраться из подобных передряг, да ещё и привезти хабар, само по себе дорогого стоит. Тут уж не до количества. А я подтвержу, что охамевшие геи-краснолюды и их предводитель могли присвоить всё себе, если бы не твоя самоотверженная храбрость в деле защиты честно ворованных ценностей, — кривая улыбка скользнула по тонким губам ушастого. — А теперь пошли, успокоим остальных, а то, как бы наш здоровяк опять не принялся рассказывать страшилки. Вот ведь с виду увалень увальнем, а столько гадости знает. Откуда что берётся.
И вот после этого небольшого скандала, разбавившего серость дорожных будней и потянулись одинаковые дни, наполненные невыносимой скукой. Правда, был ещё один эпизод.
Где то на второй день нашего мерного путешествия через зелёное море травы, раскинувшееся от горизонта до горизонта, изредка перемежаемое одиночными менгирами, почувствовав первые признаки информационного голода, я начал доставать попутчиков на предмет поговорить.
Эльф, несмотря на состоявшийся разговор, общаться желания не проявлял. А вот Мари, так же маявшаяся от безделья и вновь вылезшая к нам на козлы, наоборот, прям таки пылала энтузиазмом. Мы успели обсудить с ней пару малозначительных тем, пока вопрос не затронул литературу. И это было моей главной ошибкой.
Девица начала восторженно вещать о том, какую гениальную книгу она недавно прочитала. Я, изобразив неподдельный интерес на морде, ей внимал, благо действительно было интересно ознакомиться с местной прозой.
— Пятьдесят голодных, коричневых дней до моего дивергенства! — всё это баронесса произнесла с томным придыханием. — Это просто шедевр! Вот послушайте.
Через пять минут пересказа логика, не выдержав издевательств над собой повесилась. Через десять Гуэнь, сказавшись внезапно вспыхнувшим приступом сугубо специфической эльфийской болезни, передал поводья мне и нырнул в фургон. Судя по возгласам Бруно, главное её лечение состояло в сооружении затычек для ушей, и чем больше тем лучше, что бы не один звук снаружи не долетал.
Ещё через двадцать минут я окончательно запутался в сюжете, а главное никак не мог понять, на хрена всем этим королям, принцам, великим магам да и простым рыцарям, обычная то ли официантка, то ли трактирщица, не блистающая красотой, но очень целомудренная. Что не мешало ей оказываться в постели с очередным «любимым» буквально через день после знакомства, но каждый раз оказывающийся не тем.
После часа я мог лишь кивать и отвечать междометиями. Что, в принципе, не мешало разошедшейся Мари продолжать рассказ, и даже умудряться кое что, показывать в лицах. Не постельные сцены, к сожалению, а то было бы хоть какая-то моральная компенсация за перенесённые страдания.
Чем всё закончилось — я не знаю. Пришёл в себя у костра, когда Гуэнь сунул мне в руку плошку с горячей кашей. После того как я продолжил тупить, уже над едой, он, со вздохом, сходил к фургону, и вернувшись, забрал у меня посуду, вручив вместо неё объёмистый бурдюк.
Из него так соблазнительно пахнуло крепким элем, что я смог остановиться лишь, когда ополовинил тару.
— Вух. Гуэнь, а твоя болезнь, в каких-нибудь, очень редких случаях, может заразить человека? Второго тома я не переживу.
— Может. Она передаётся за совместным распитием алкогольных напитков, — я понятливо протянул ему мех. — Слышал я про эти книжонки. Их там штук десять или двадцать. Так что на твоём месте я бы обязательно попытался заразиться.
И с усмешкой допил остатки. Вот ведь зараза.
Собственно на этом все развлечения в пути закончились. Ну не считая, конечно, придумыванию новых отмазок для Мари. Более того, вспоминая как она, описывая пикантные сцены из своей книги, граничившие с откровенной порнографией, краснела, отводила глаза, но, тем не менее, продолжала рассказывать, изредка обстреливая меня быстрыми взглядами из-под бровей, будоражили мне кровь.
Я же, ещё не остыл от встречи Беатрис, так опалившей меня южным темпераментом, что регулярно начала являться в ночных грёзах, и подобные разговоры могли завести нас с Баронессой совсем не туда. Точнее туда куда надо, но не в данный момент и не с ней. Просто поматросить и бросить аристократку не получиться, даже с учётом гипотетической родни в Чёрном герцогстве. Скорее наоборот, их наличие будет дополнительным фактором для девушки дойти до самого короля, с целью призвать обидчика к ответу и таки заставить жениться на ней.
Бр-р-р. Меня аж передёрнуло. Честно говоря, наличие в этом мире существ, способных заставить выполнять брачную клятву, как бы ты не относился к супруге, меня чертовски пугало и заставляло кардинально пересмотреть отношение к институту брака. И тем меньше я понимал папашу, который, если судить по немногочисленным источникам информации, и тут неплохо зажёг. А если учесть существование всех этих магов, жрецов и прочих персонажей типа ведьм так можно и импотентом стать.
А чего, вот так приударишь за девицей, а она или сама окажется колдуньей или папашка её каким-нибудь архимагом. И поставят тебя перед выбором — или окольцовываться, или до конца дней прыгать по кочкам и спрашивать «Ка-ко-ва-а-а клю-к-ва-а-а». И всё. Ладно, ещё если там любовь и всё такое. Я сам по натуре однолюб и не очень понимаю, как можно изменить любимому человеку. Может так на меня повлиял пример отца, не пропускающего ни одной юбки в, как оказалось, любом из миров.
А если она страшна как смертный грех? И лишь маскировалась магией. Не не, все горизонтальные контакты лишь после доскональной проверки личности. С применением передовых антимагических средств. И проверкой родословной до седьмого колена. И…
Блин. Вот недаром говорят, все бабы ведьмы. Беатрис — огонь-дева. Видел то её всего ничего, а уже собираюсь чего-то там проверять. Почти заставила забыть, что в ближайших планах у меня свалить из этого мира. И до того момента, до того как я окажусь на обыденной, скучной, привычной Земле, на все амурно-половые связи накладывается жёсткое табу. А то мало ли.
Фургон качнулся и остановился. Я с недоумением посмотрел на эльфа, деловито накручивающего поводья на крюк.
— Очнулся? Здесь встанем. Тут родник хороший есть, да и дело к вечеру. Если дальше проехать будем потом по ночи воду искать. Осталось нам не больше полутора дневных переходов, послезавтра к вечеру выйдем на пограничный тракт, а там уже таверны пойдут.
Глянув на небо и убедившись в правоте ухатого, я утвердительно кивнул Бруно, высунувшегося из фургона с вопросом, чего мы остановились и встаём ли на ночёвку. Здоровяк принудительно-добровольно взвалил на себя обязанности повара, точнее он был единственным, чью стряпню можно было есть без риска провести половину ночи в кустах. Да и с виду его каша напоминала именно кашу, а не однородное, хоть с голодухи и вполне съедобное, нечто, которое получалось у, вроде как, привычного к путешествиям Гуэня. Хотя насчёт него у меня были подозрения, что ушастый шовинист просто над нами издевается таким образом.
А меж тем местность довольно сильно поменялась. Нет, трава осталась той же. Но теперь вместо её безбрежного моря, изредка перемежаемого курганами и одинокими менгирами, вокруг, на расстоянии пятидесяти — ста метров друг от друга, стояли циклопические групповые мегалиты, переставлявшие собой то кромлехи, по типу Стоунхеджа, то дольмены. И их количество наводило на очень интересные мысли. Например взглянуть на всё это дело с высоты птичьего полёта, а лучше из космоса, со путника. Наверняка можно было бы увидеть что-то интересное.
Эльф, как практически местный житель, подтвердил, что все эти мега камни действительно образуют один общий рисунок, ну как на Земле в пустыне Наска. Дескать, их наездники на вивернах, поднимались ввысь километров на пять — семь и сумели не только рассмотреть, но и нарисовать кроки, отметив и сам рисунок и расположение на нём всех мегалитов. И если у меня есть желание, то по приезду в царство Мико я могу пойти в библиотеку в столице и заказать себе копию этих набросков и даже полноценные карты.
Желание у меня было, но терпеть охоты не было, так что, посмотрев на занимавшегося готовкой Бруно и бродившего неподалёку Амадеуша, я заскочил, на секунду в фургон, убедиться что Баронесса, которую разморило на последнем переходе всё ещё спит, и захватив свой щит, потащил Гуэня к ближайшему кромлеху, намереваясь выпытать из ушастого всё что он знал об этом месте.
* * *
Бруно помешивал кашу в котелке, размышляя о том, во что превратилась его спокойная жизнь за последние десять дней. Долгожданный титул рыцаря так и остался недостижимой мечтой, ведь даже он понимал, что без замка не будет Баронессы, а без Маришки кто посвятит его в рыцари.
Но и сам светлый облик девушки значительно померк, после того как она отказалась поцеловать его. А ведь оруженосец пытался быть очень тактичным. Но слово дал — держи, так всегда говорил дядька Лех, да и сер Алеющий благоверный тоже утверждал, что для аристократа честь превыше всего. А тут ведь пообещала поцеловать, сама, никто ведь не неволил, а стоило спросить — так и кашей облила. Да и потом тоже, лишь заикнёшься сразу кричать начинает. Не дело это, не по благородному.
Здоровяк горько вздохнул и снова помешал варево. Вот если бы сер Игорь попросил, Мари бы сразу его поцеловала. Она и так пыталась, даже без просьбы. Ну так это ведь сер Игорь. Бруно неосознанно потёр голову. После магических лекарств она хоть и не болела, но иногда, при перемене погоды, ныла, противно отдаваясь в висках и затылке.
— Друг мой, ты всё кашеваришь, — Амадеуш возник словно ниоткуда. — Не достойно благородного рыцаря обслуживать каких-то смердов.
Благоверный присел у костра. Не смотря на явный недостаток интеллекта Брнуо, тем не менее, был по-деревенски смекалист и приметлив. И он уже давно заметил происходящие в Кравчике перемены.
Тот стал бодрее, подвижнее, но при этом каким то, более дёрганым. Да и энергичность его проявлялась как то странно, в неосознанных, хаотичных движениях, внезапных взмахах и прыжках, странных наклонах головы и разговорах с самим собой, когда, как ему казалось, рыцаря никто не видит.
Да и в общении с другими он начал то и дело практически срываться на крик, тут же заглушая голос до еле слышного шёпота. В силу сложившихся обстоятельств, этого никто не замечал, поскольку к разговорам с Игорем и эльфом Амадеуша не тянуло совершенно, а Мари, видимо, окончательно сделала свой выбор в пользу бродяги из Подножия Престола, может и выглядящего менее ярко и притязательно чем сер Алеющий Благоверный, но, несомненно, являющийся гораздо более умелым воином, и, что гораздо важнее, обладавшего харизмой, манившей девушку словно огонёк свечи мотылька.
Вот и отдувался оруженосец за всех, подмечая все изменения, но, по скудости ума, правильных выводов сделать не мог, лишь однажды подумал, что поведением рыцарь стал напоминать ему дурачка из родной деревни. Тот тоже дёргался, то кричал, то шептал, разговаривал со свиньями и вообще был полным психом. Но ничтоже сумняшесь Бруно отмёл эту мысль. Юродивый был грязным и вонючим, в вечно оборванной одежде и с колтуном на голове, а Амадеуш яркий блестящий рыцарь, всегда ухоженный и хорошо пахнущий, никак не мог быть на него похожим.
— Дык, ить, это. Я же ещё не рыцарь, — здоровяк не смог сдержать горького вздоха. — И когда ещё мы в замок то вернёмся. Да и никак не можно приказа ослушаться. Дядька Лех мне строго настрого наказал сера Игоря слушать как его самого.
— Сер Игорь, — Кравчик сплюнул. — Быдло он и самозванец. Но ничего я выведу его на чистую воду. Он мне за всё ответит.
— Может не стоит, — Бруно вздрогнул, вспоминая свои стычки с землянином. — Ить это, силён он, да и слово мы дали. Никак не можно благородному рыцарю нарушить слово своё, даже если оно врагу дадено.
— То врагу, а то смерду — самозванцу, чувствуешь разницу? Да вообще не тебе указывать мне, потомку первых императоров всех людских земель.
Амадеуш подскочил, словно подброшенный пружиной, и стал словно журавль на прямых ногах, прохаживаться возле костра, размахивая невпопад руками. Оруженосец, буквально оглушённый последними словами, внимал ему, забыв про кашу и раскрыв рот.
— Было у меня видение, ещё в этой проклятой норе карликов. Явился мне рыцарь, в золотых доспехах, горящих словно солнце, а плащ за его спиной был чёрным как ночь, — Кравчик говорил быстро, проглатывая окончания слов. — И сказал он мне — «Амадеуш! В тебе моя кровь! Владеть тебе всеми землями, на которых живут люди, а проклятую нелюдь — выкорчевать огнём и мечом. Тебя посылаю и отдаю в руки твои мой меч. Владей, и да будет он тебе подмогой, и знаком, что выше других ты по праву рождения и крови».
Рыцарь подскочил к Бруно, схватив его за плечи и уставившись в глаза немигающим взглядом. От неожиданности здоровяк дёрнулся назад, но державшие его руки даже не шелохнулись.
— Ах, какой это был меч. От хвостовика до острия весь покрытый золотой чеканкой. По лезвию идёт надпись «Один народ, одна вера, один правитель!» — древний девиз моего рода. Рукоять богато отделана золотом и перевита серебряной проволокой. А навершие — это цельный алмаз, размером с мой кулак. И он мой, мой по праву!
Так же как быстро и неожиданно Амадеуш бросил совсем сомлевшего оруженосца, практически до мокрых порток напугавшегося этого равнодушного взгляда с клубящимся хаосом безумия там, в глубине, так ни разу и не моргнувших, глаз. Отскочив на пару шагов, рыцарь замер в горделивой позе, вздымая к небу правую руку с несуществующим мечом.
— И волей Элора Всеблагого, волей предков моих и крови, волей небес и тверди мне, Амадеушу Кравчику суждено править этим миром. И назовусь Всецветный Всеповелевающий Властелин. И да склонятся передо мной все народы и их правители. А ты, друг мой, мой рыцарь… мой Генерал! — рыцарь снова кинулся к Бруно. — Ты пойдёшь со мной? Станешь ли моей правой рукой, что бы править честно и справедливо?
Совсем запуганный здоровяк смог лишь коротко кивнуть головой. Говорить не получалось. Даже дышать он смог, лишь когда проглотил здоровенный ком, возникший в его горле, настолько страшным и безумным выглядел сейчас Кравчик.
— Так идём, идём со мной на поиски меча, что принесёт мне славу, власть и богатство. И все они, кто долгие годы третировал меня, унижал, оскорблял и гнобил. Все они ответят. Каждый, каждый будет умолять меня о пощаде, — голос Амадеуша изменился, из возвышенно-патетического, став злобным, почти шипящим от лютой ненависти, сквозившей в каждом слове. — Всех их сгною, и семьи их до седьмого колена. Каждый мне ответит, каждый…
Схватив Бруно за руку, рыцарь широко пошагал в направлении кучи камней видневшихся метрах в трёхстах впереди. Несчастному оруженосцу ничего не оставалось, как шустро перебирать ногами, едва успевая за разогнавшимся Благоверным, не в силах вырваться из нечеловечески цепкой хватки, и лишь бросая жалобный взгляд на уже начавшую подгорать кашу. Он многое бы отдал, чтобы вернуться к костру, готовить ужин, и никогда не слышать ни о мечах, и ни об императорах. Более того, в этот момент оруженосец был готов отказаться от цели всей своей жизни — стать рыцарем. Ибо если быть им означает идти в какое-то страшное место с человеком, которой пугал Бруно до мокрых подштанников, то лучше уж дома, в деревне быть обычным пахарем, который после тяжёлого дня, в корчме может пропустить кружку другую зимнего эля, и не думать ни о каких ужасах.
Здоровяк сам не заметил, как они добрались до цели. Амадеуш не отпускал его ни на секунду, всю дорогу рассказывая о том, как всё будет, когда он станет императором людей. Займёт положенное ему место, как назвал это рыцарь. Жалобное блеянье оруженосца, предлагавшего вернуться, попросту игнорировалось, безумный, а теперь даже Бруно это отчётливо понимал, рыцарь видел цель и шёл к ней с неуклонностью атакующей тяжёлой боевой химеры.
— Вот! — голосом полным патетики и пафоса произнёс Кравчик, стоило им остановиться. — От сей гробницы начнётся моё восшествие на престол! В этой могиле, среди великолепия парчи и позолоты, покоится клинок, что признает лишь кровь истинного претендента. И сегодня он будет моим! Я уже слышу зов, он ведёт меня!
Здоровяк, испуганно оглядевшись, поёжился. Из всего, что наговорил Благоверный, это место соответствовало лишь могиле. Тяжёлые, обветренные камни дольмена, заросшие мхом и лишайником, никак не тянули на великолепие, и уж тем более на парчу. Надеяться, что там, в глубине узкого хода ведущего в тёмное нутро, пахнущее влагой и прелой травой, будет лучше, чем снаружи, тоже не приходилось. Скорее уж там можно было наткнуться на дневную лёжку какой-нибудь хищной твари, чем на шикарное убранство и позолоту.
— И тебе, друг мой… нет! Генерал мой! Тебе предстоит принести, то — что откроет мне двери вечности! Иди же! — Амадеуш подтолкнул оруженосца к входу в дольмен. — Ступай и добудь для своего господина меч первого императора людей! Докажи, что достоин встать по правую руку от меня!
Бруно, и так едва сдерживающийся, что бы не задать стрекача, после толчка Кравчика оказался совсем рядом с дырой и, не удержавшись на внезапно одеревеневших ногах, шлёпнулся на четвереньки. Зёв норы, куда ему предстояло ползти, ибо пройти там смог бы лишь кролик, гипнотизировал оруженосца, не позволяя отвести взгляд. Тьма, казалось, клубящаяся внутри мегалита, стала надвигаться, словно засасывая его в себя.
Конечно, ничего подобного в реальности не происходило, но измученная психика недалёкого парня просто не выдержала подобных потрясений. Не вставая и не отводя взгляд, он принялся отползать от дольмена, пока не упёрся в ноги Кравчика. Ужас, уже занял такое место в разуме Бруно, что он принял это за нападение со спины неведомого монстра и метнулся в сторону с детским полувизгом — полувсхлипом. И лишь разглядев в густеющем тумане фигуру Кравчика, сверкающую доспехами на закатном солнце, остановился.
— Это. Амадуеш. Сер Благолеющий Аловерный. А может не стоит самим? Мало ли что за пакость там живёт. А ну как не сдюжим? — здоровяк даже смотреть боялся в сторону дольмена. — Надобно сера Игоря позвать. Вместе-то любую тварь завалим. А как узрит он меч этот, так и клятву верности тут же принесёт.
Мысль свалить всё на гораздо более сильного и опытного товарища показалась оруженосцу такой привлекательной, что следующие пару минут он на разные лады уговаривал Кравчика сходить за Нечаевым. Вот только рыцарь, по-видимому, не разделял восторгов парня.
— Значит, предлагаешь позвать этого смерда, что бы он завладел моим наследством?
— Не не. Сер Игорь благородный человек и на чужое не позарится. Он же и казну не трогал, а это дядька Лех тогда приказал. Да и…
— Довольно! Я доверился тебе. Хотел сделать своей правой рукой, своим Генералом, что поведёт бесчисленные войска мои от края до края мира. А ты предал меня!
На Кравчика было реально страшно смотреть. Его выпученные глаза, казалось горящие не естественным светом, все в красных прожилках лопнувших капилляров, ярко выделялись на потемневшем лице. Губы дрожали, словно выплёвывая слова, и нитка слюны тянулась из их уголка.
— Деревенщина, возомнившая себя благородным рыцарем. Быдло, напялившее ведро и решившее что он теперь воин. Ты недостоин того знания коим я поделился с тобой. Так прими же кару!
С последними словами рыцарь бросился на здоровяка. Несмотря на свои размеры, тот был очень быстр и скоростью реакции не обделён. Но только не сегодня. Страх сковал члены тела Бруно, а обидные, злые слова человека, который был для него идеалом рыцарства, просто вогнали в ступор, и оруженосец не смог ничего сделать, когда острое лезвие ножа полоснуло по шее, вспарывая горло от уха до уха.
* * *
— Вставайте, супруга моя! — крепкие пальцы больно сжали плечи Мари, внезапно выдёргивая девушку из полного любовных страстей сна, так некстати прерванного противным голосом сера Амадеуша. — Да просыпайтесь же!
— Что? Кто я? — ресницы Баронессы отчаянно затрепетали, и она с непониманием уставилась на скрытое во мраке фургона лицо некогда так нравившегося ей мужчины. — Как вы меня…
— Не время для слов любовь моя! — Алеющий Благоверный ещё раз болезненно тряхнул её, от чего у Мари клацнули зубы, и она ощутимо прикусила кончик языка. — Предатели уже прорвались в замок! Конюшня и арсенал в огне, мои верные гвардейцы ведут бои в коридорах. Я не сомневаюсь — мы отстоим столицу, но я, как Император в первую очередь должен позаботиться о твоей безопасности Мари! Этот удар нацелен на вас…
— Я не понима… Что вы себе позволяете! — несколько секунд девушка с недоумением пялилась на нависший над ней тёмный силуэт, а затем рука сама нашарила лежавший рядом с её ложем магический светильник. — Да как вы смеете!
Приборчик, некогда освещавший в ночную пору коридоры её родного замка, высветил перед девушкой забрызганные кровью доспехи, перекошенное жуткой маской, землисто-серое в голубоватом магическом свете, лицо рыцаря. Коротко взвизгнув, Баронесса постаралась отшатнуться от Амадеуша… нет от страшного существа, которое приняло облик серентийского аристократа. При этом она не могла оторвать взгляда от кривящихся губ мужчины, с которых стекали струйки розовой слюны, но не это поразило её, а то, что лишённый языка рот Кравчика был заполнен бесчисленными рядами кривых зубов, уходивших, казалось, прямо в глотку.
Шок был настолько силён, что Мари словно бы онемела и только дёргалась в сжимающих её плечи сильных руках. Амадеуш же, вращая глазами словно обезумевшая ящерица продолжал говорить и говорить, совершенно не обращая внимания на перепуганную девушку.
— …Предатели! Они встали под флаги этого демона, скрывавшегося под именем Игорь. Он думал, что я не знаю, кто подбирается к моему трону! Они думали, что я не узнаю падшего, пытавшегося подточить власть меня — Императора всей Орхестры. Нечафуил — владыка бездны, самолично бросил мне вызов, ослеплённый моим величием! Но я раскрыл их план, и они вынуждены раньше срока были атаковать наш дворец! Они хотят добраться до тебя. Рассчитывают через супругу ужалить меня и тем самым оставить трон Орхестры без законного и единственно возможного наследника…
В мечущихся зрачках бывшего рыцаря вспыхнули грязно-рыжие угольки, заставляя мир крутиться, а сознание падать в нечистые переливы. Баронесса смотрела это существо словно кролик на удава не в силах уже даже сопротивляться и не чувствуя боли, что причиняли ей пальцы Кравчика тисками сжимавшие её нежное тело.
Каждое его слово буквально тонуло в ней, не принося понимания, но вызывая кучу вопросов. Что за Нечафуил? Демона или какого-либо владыки злых сил или тем более бездны с таким именем просто не существовало в истории этого мира. Какое величие могло быть у этого полубезумного существа и с какой стати он именует себя Императором Орхестры, а её своей супругой.
Ответов у девушки не было. Бурые огни разгорающиеся в глубине глаз бывшего Амадеуша не давали ей найти их и более того, сознание Мари заметалось, беззвучно закричало, чувствуя, что неведомая сила не просто утягивает его в их порченные омуты, а с каждой произнесённой фразой заставляет его поверить в исторгаемую ужасным ртом нелепицу.
— …Мой верный Генерал! Мой Бруно, более тысячи лет, служивший нашему с тобой союзу, приведший под мою руку всю ойкумену и поставивший нас над самим Всеблагим — погиб в страшной битве с Нечафуилом перед вратами тронного зала. Его смерть в вспышке славы, а так же моё появление вынудили падшего временно отступить и он, мой… наш Великий Герой принял смерть и забвение у меня на руках. Он улыбался, зная, что выполнил своё долг передо мной и его стараниями наше государство будет жить…
Само «Я» девушки, уже обречённое и погибающее в мутном грязно огненном рыжем болоте, что плескалось перед её глазами как-то само собой, без принуждения поверило словам Амадеуша. Ухватилось словно утопающий за осознание того что Бруно… её верный Бруно — мёртв! И резким рывком выдернуло себя из смертоносной трясины.
— Бруно… Нет! — смогла выдохнуть из себя эти два слова Баронесса, и от звуков её голоса нависавший над ней монстр слегка отшатнулся, будто от оплеухи, теряя и самолично разрывая какую то связавшую их незримую нить. — Игорь! Игорь, помоги!
Ранний вечер над древним комплексом Дверей Вечности прорезал истошный женский визг. Монстр прикидывающийся Кравчиком исторг из себя какой-то всхлип смешанный с утробным рыком и, ухватив девушку за руку, потянул упирающуюся Мари из фургона. Баронесса словно мешок перевалилась через край телеги, больно ударившись ногами о землю, а существо уже тянуло её прочь, нервно осматриваясь по сторонам и что-то шипя о предательстве. О том, что яд Нечафуила достиг сердца Императрицы и за предательство его, а значит и всей Орхестры её ждёт неминуемая и жестокая расплата.
Она уже почти потеряла сознание, когда чудовище вдруг остановилось, дёрнулось в сторону, и резко отшвырнув её от себя, выхватило свой меч. Мари больно ударилась головой о какой-то камень, но успела увидеть как из левой руки бывшего Кравчика выбралось разрывая плоть и перчатку небольшое лезвие, а после того как он сделал быстрый взмах и солнечных лучах сверкнула уносящийся куда-то яркая грязно-белая капля. Это было последним, что запомнила девушка, прежде чем темнота накрыла её с головой.
* * *
От прямого попадания непонятного предмета меня спасла только та самая сверхспособность моего организма, за которое в родном мире я гордо носил сомнительный позывной «Чудо». Левая рука, будто бы сама собой резко пошла вверх, прикрывая тело плоскостью щита, и почти сразу же за тем, я ощутил страшный удар, пришедшийся в самый его центр.
Словно бы поймав выстрел из противотанкового ружья, меня снесло с ног, и я покатился по земле, кувыркаясь и разбрасывая в стороны комья жирного чернозёма. Спасибо щиту, подаренному мне товарищем Бирином. Могучий удар отозвался только лёгким онемением в руке, да парой синяков от неудачно попавшихся под спину камней.
Привычное уходить из-под обстрела тело среагировало само по себе, я ловко перекатился в тень, чуть покосившегося от времени менгира, буквально чувствуя, как содрогается земля от ударов пуль, выпущенных неведомым снайпером. А может быть стрел, болтов или вообще каких-нибудь магических летающих кракозяб выточенных из окаменевших какашек трубкозубого драконовидного спиногрыза.
Прикрываясь щитом, я выглянул из-за своего укрытия, жмурясь, потому как неведомый стрелок с упорством достойным лучшего применения бомбардировал оказавшуюся необычайно крепкой поверхность древнего камня, с каждым попаданием выбивая из неё снопы жгучих ярко-красных искр. Осмотрелся, пытаясь понять, откуда идёт стрельба и что самое главное — где собственно находится наша Баронесса, крик которой мы собственно и прервал нашу с Гуэнем экскурсию по культурному достоянию Серентии.
Перед фургоном не было никакого движения, как, собственно, не видел я ни Бруно, который, по идее, должен был защищать свою госпожу, так и её самой или Амадеуша. Только от оставленного на костре котелка валил чёрный дым. Чтобы Оруженосец не пытался приготовить нам этим вечером — оно благополучно сгорело. А заодно я приметил местечко, где засел неведомый стрелок.
Стелящаяся по земле фигура эльфа, бежавшего до этого рядом со мной, но не обласканного вниманием неведомого снайпера, как раз скользнула под брюхо у, нервно озиравшегося, гобика. Находясь метрах в двухстах позади, я прекрасно видел, как контрабандист не жалея своего национального халата рухнул на землю между задними копытами химерала и споро пополз к заднему борту телеги. Затем он перекатился на спину и протянув руку к днищу резко за что-то дёрнул, а затем — исчез.
Дам… А я и не знал, что в фургоне есть не много ни мало нижний люк в кузов! Настолько искусно он был замаскирован, а может быть виной всему была пресловутая магия. В любом случае жест, который он показал мне, вновь появившись под телегой, я мог интерпретировать только как: «В фургоне пусто!»
Сидеть далее, укрывшись за глыбой менгира, чувствуя как в плоскость щита нет-нет, да и прилетают срикошетившие от камня неведомые снаряды — было бессмысленно. Конечно, будь у меня хотя бы калаш, то можно было бы и устроить перестрелку с гадом, засевшем на одном из курганов, метрах в трёхстах от фургона. Именно оттуда по странной изломанной и спиралевидной траектории прилетали снаряды.
Несколько раз, глубоко вздохнув и припомнив тактику полицейского штурма со щитом, которую нам пару раз преподавали на дополнительных курсах, когда наш взвод морпехов, возили на сочинскую базу ОМОНа. Перехватил правой рукой жёсткую скобу и, расслабив плечо, хотел уже медленно, упираясь в землю обеими ногами выйти из укрытия и двигаясь для начала к фургону выдерживать постоянный обстрел, как всё прекратилось.
С секунду я промедлил, опасаясь подвоха со стороны снайпера, способного в этом средневековом мире атаковать на полукилометровом расстоянии. Высунулся из-за укрытия и лишь затем, рванул со всех ног, виляя словно заяц, а затем и вовсе припустил сломя голову.
Пуль или что это там было — более не наблюдалось. Когда я пронёсся мимо фургона, ко мне присоединился эльф, а затем, покрыв оставшееся расстояние, уже с оружием в руках, готовые дать бой, мы взбежали на курган.
Неизвестного стрелка, вооружённого чудо устройством, способным метать снаряды на огромные, по местным меркам расстояния, на вершине утыканной камнями насыпи не наблюдалось. Зато под склоном меж белых, с зеленоватыми отметинами мха булыжников я увидел две знакомые фигуры. Баронесса Мари лежала на земле без движения и то ли была мертва, то ли находилась без сознания, а рядом с ней возвышался Амадеуш Кравчик с обнажённым мечом в руке.
Рыцарь представлял из себя жуткое зрелище. Левая рука его была в буквальном смысле измочалена. Железо и плоть ошмётками свисали с белеющих костей, орошая траву под его ногами потоками тёмно-красной крови. По лицу от лба и до подбородка тянулся алый шрам, а всклокоченные волосы казалось, шевелились от ветра.
— Где он! — крикнул я, сбегая с кургана к нашим спутникам. — Кто на вас напал? Что с Мари? Она жива? Ну Кравчик — ну молоток, с меня как минимум буты…
— Презренный павший! Нечафуил! Ты думал, что так просто справишься с Императорм всех Людей и всея Орхестры в его собственном тронном зале! — побулькал Амадеуш. — Но я ввергну тебя в бездну, из которой ты вылез…
— Что это с ним? — спросил нагоняя меня Гуэнь, с прищуром осматривая рыцаря. — Аккуратнее…
— Да ладно тебе. Похоже, контузило парня, — произнёс я, направляясь прямиком к Мари.
Нужно было понять, что с ней и по возможности оказать первую помощь, как впрочем и нашему героическому рыцарёнку.
— Ты не пройдёшь! — прошипел незнакомый голос и Кравчик каким-то едва заметным плавным движением оказался у меня на дороге.
— Спокойно сер! Свои… — начал, было, я но тут же с матом отшатнулся, прикрываясь щитом от меча выбившего искры из его серебристой поверхности. — Твою мать! Гуэнь, что это с ним!
Говорил сер Алый Благоверный не ртом. Шевелилась заполненная зубами-молярами трещина, вертикально прямо через нос пересекающая его лицо и уходящая глубоко в голову. Это её я издалека принял за кровоточащий шрам.
— Вы все умрёте, а я — Император всея Орхестры сделаю вас своими рабами на века, — пока Амадеуш или кем он там являлся, говорил, его правая рука внезапно удлинилась, изогнулась и с хрустом надломилась вместе с доспехом посередине плеча, образовав новый сустав, а шея с треском обзаводилась новыми позвонками. — Вы будете пресмыкаться передо мной, вашим властелином!
Голова создания пару раз перевернулась по часовой стрелке, и застыла горизонтально, а бывший рот, быстро расширяясь, пополз к глазам, от чего нос вздулся и лопнул, выплеснув из ранки мерзкую жёлтую субстанцию напоминающую гной. С глазами тоже происходила, какая то пакость, бывший Кравчик как будто не мог решить, сколько глазных яблок должно умещаться в одной глазнице, а потому они то и дело выпадали, отваливаясь словно перезрелые фрукты от веток старого дерева.
Меч экс-рыцаря свистнул и опустился на подставленный мною щит. Я ухнул, пригнувшись под нестерпимой тяжестью, навалившейся на моё предплечье. Удара как такового не было — дворфская вундервафля погасила его в зародыше, но та мощь, с которой давил на меч Амадеуш передалась мне полностью.
— Гуэнь! Что это за хрень? Это наш блонди или какая-то неведомая… — я не договорил, уклоняясь от очередного удара. — Его убивать нужно или спасать?
— Убивать Игорь. Только убивать, — холодно ответил мне эльф, мягким кошачьим шагом обходивший чудовище. — Это хаос и этому не место среди живых. Моя вина, что сей аристократический болван вытащил его под очи Ши Ли Луна. Прости меня Игорь, ты был абсолютно прав, когда поносил меня за безответственность, я же в обиде своей был слеп.
— Да проехали братюнь! — рявкнул я, с оттягом обрушивая свой молот на разделившуюся на несколько лепестков голову создания.
Плоть твари чавкнула, но никакого другого эффекта удар не принёс. Выдернув завязший в тугих пульсирующих мышцах боёк, я подставил щит под очередной удар ещё раз удлинившейся руки, заполучившей за это время новый сустав и кажется начавшей разделяться на две части и провернувшись на месте, подрубил ноги создания его толстым нижним краем. Оказавшись спиной к противнику, привстал, замахиваясь наискосок, продолжая поворот, и резко опустился, нанося жуткий по своей мощи удар в грудину повалившейся на землю твари.
Воевать так с оружием глупо. Если следовать классике. Я импровизировал, пользуясь знаниями разнообразных рукопашных стилей. Просто в данном случае вместо ноги использовался щит, вместо падающего на противника локтя — мой молот. Только это было ещё не всё. Вновь оказавшись на ногах, я со всей дури, опустил свой щит на живот визжащего от боли монстра. Прямо острым концом, длинной нижней части креста, неожиданно легко ломая стальные пластины нагрудника и навалившись всем телом рассекая плоть и позвоночник.
Визг, который издало создание хаоса оглушил и даже откинул нас с Гуэнем, который в это время активно шинковал словно капусту голову упавшего создания своей саблей. Мы покатились по земле, а я хоть и быстро оказался на ногах, еле стоял, словно бы передо мной взорвалась свето-шумовая граната.
Перед глазами всё плыло и я видел только размазанные силуэты, оставляющие за собой тёмные шлейфы. Одно лежавших на земле тел, дернулось и, словно уж, уползло куда-то в звенящую белизну. Найдя в себе силы, я пару раз отмахнулся молотом от каких-то теней, а затем зрение резким рывком вернулось.
Я стоял рядом с лежавшей на земле Мари, а метрах в пяти на земле виднелись изломанные, но вполне ещё человеческие ноги в рыцарской броне. С другой стороны от них держась за разбитую голову поднялся с земли эльф.
— Ушёл… — произнёс Гуэнь. — Нужно сжечь оставшуюся здесь плоть…
Пошатываясь, словно пьяный он двинулся к месту нашей стоянки.
* * *
Шанцевый инструмент, в простонародье именуемый штыковой лопатой, найденный в фургоне был отменно заточен и легко вгрызался в землю. Это было не удивительно, если учесть, что выполнен он был из стали высокого качества, а то и вовсе из какого-нибудь полумагического сплава, ведь использовался карлами не только по назначению, копать или не копать, но и в качестве оружия. И, как мне помнится, совсем не безуспешно.
Кроме того земля была жирнющим чернозёмом, мягким и податливым, копать который, правда сначала добравшись через толстый слой дёрна, что я просто подрубил и вытащил целиком, было одним удовольствием. Если бы только это была не могила.
Хоронить друзей и знакомых всегда тяжело, будь он первый десятый или сотый. А с Бруно, хоть мы и не сразу поладили, и знал я его не больше пары недель, мы успели побывать в передрягах, и я подсознательно уже причислил его к своей команде. От чего на душе становилось ещё горше.
После побега Кравчика мы не сразу нашли оруженосца. Помогла Юна, которой нездоровилось и она спала в фургоне, забравшись на одно из удерживающих тент рёбер. Ламия указала направление, куда, по её словам, «Этот одержимый хаосом уволок большого и глупого». На вопрос «А что ж ты раньше не сказала, если почувствовала что он не в себе», малышка обиделась, но ответила, что во-первых вы не спрашивали, а во-вторых раньше, Это, в рыцаре не чувствовалось и лишь здесь, где сам воздух пропитан эманациями хаоса, одержимость проклюнулась и проросла.
Бруно лежал возле одного из дольменов, метрах в трёхстах от нашей стоянки. Что делали они тут, зачем Амадеуш притащил его сюда, было непонятно, но на лице оруженосца застыло удивлённое выражение, словно он не мог поверить в происходящее. На шее виднелась глубокая рана, из которой натекла громадная лужа крови, не успевшая впитаться в землю, но следов борьбы в округе не было.
Наивный здоровяк с разумом подростка, он до самого конца не мог поверить, что его кумир, человек на которого он равнялся, способен хладнокровно перерезать ему горло. Но мир оказался гораздо более жестоким к деревенскому пареньку, мечтавшему стать рыцарем.
На поиски мы выдвинулись все вместе, опасаясь возвращения Кравчика. Ведь если мы с эльфом ещё худо-бедно, но могли отбиться от него, даже с вновь обретённой безумной силой и скоростью, то Мари одну оставлять было нельзя. И теперь видя последнего человека, связывающего её с домом, лежащего в луже собственной крови, у девушки случилась форменная истерика.
Она захлёбывалась плачем, то порываясь кинуться на бездыханную грудь Бруно, то прижимаясь ко мне. При этом она пыталась что-то говорить, но разобрать было ничего не возможно.
Хорошо ещё что Гуэнь, шустро сообразивший что к чему, рысью метнулся в лагерь и уже через двадцать минут вернулся, правя гобиком, собрав всё с места нашей стоянки. К этому времени Баронесса немного успокоилась и просто рыдала, обхватив меня за шеи и дрожа всем телом. Подхватив её на руки, я отнёс девушку в фургон и уложил, как можно теплее укутав в тряпки лежанки. Понятливый эльф сунул мне в руку пузырёк, и мех с водой.
— Не больше трёх капель на кружку, — сообщил Гуэнь, шурша вещами. — Проспит около двенадцати часов. Очень мощный эликсир и очень дорогой. Но сейчас нет времени экономить. Ты же не собираешься ночевать тут?
Последнюю фразу он произнёс, доставая предмет своих поисков. Пара штыковых лопат, отливающих необычной синевой металла и явно остро заточенной режущей кромкой и здоровенная вязанка дров, были именно тем, что нужно.
Баронесса уснула, а я рыл, едва видя землю в сгустившемся тумане. Да и солнце уже было почти над горизонтом, ещё минут двадцать — тридцать и совсем стемнеет. Гуэнь же, тем временем, отправился на холм и вскоре там заполыхал костёр.
— Всё шабаш, — какой бы мягкой земля не была, углубились мы в неё не более чем на метр. — Иначе скоро вообще ничего не увидим.
Аккуратно подняв тело на длинных тряпках, пожертвованных эльфом, ранее, по всей видимости, входивших в одеяние его носильщиков — псевдоженщин, мы опустили труп оруженосца в неглубокую могилу и споро забросали её землёй. В изголовье я установил свой старый, деревянный щит, полученный ещё в Коттай Дунсоне. Как мне показалось, это будет хороший знак, символизирующий и воинскую профессию и родной дом Бруно.
— Наверно, надо что-нибудь сказать? — я посмотрел на эльфа. — Знаешь какие-нибудь погребальные молитвы?
— У нас свои боги. Во Всеблагого Элора мы не веруем. Но, думаю можно обойтись и без них, если ты, как командир Бруно, сам что-нибудь скажешь.
Подумав, я согласился, ибо действительно именно мне Лех передал командование группой. И это я виноват, что молодой парень погиб. Пусть это другой мир, и тут существуют вещи, о которых там, на Земле, я даже не задумывался, всей моей фантазии на это бы не хватило. Это были мои подчинённые, и один из них убил другого. И фактическое отсутствие командного опыта не могло быть мне оправданием.
Я не собирался идти бросаться с обрыва или делать тому подобные глупости. Но впредь, отношение к людям, за которых я отвечаю, будет совершенно иное.
— Прости Бруно, я не смог тебе помочь или предотвратить случившееся. И смерть твоя на моей совести. Но я всегда буду помнить тебя, увальня с чистой душой ребёнка, мечтавшего стать рыцарем. Прости и прощай.
Словно отвечая моим словам, последний луч солнца скрылся за горизонтом, погружая окружающий мир в сумерки, а откуда-то со стороны центра этой долины менгиров, где днём виднелись очертания поистине гигантских мегалитов, раздался гром.
* * *
Закат, окрасивший небо в кроваво алый цвет, словно напоминавший о случившейся недавно трагедии, догорал. Тьма наползала на мир, скрадывая краски и растворяя тени. Но среди огромных каменных блоков и сооружений правил туман, гася звуки и, казалось, вытягивая саму жизнь.
Простой деревянный щит, установленный в оголовье свежей могилы, шелохнулся. Затем ещё и ещё, пока совсем не упал на бок, свёрнутой кучей земли поднимавшейся из глубины.
Вот, с очередным толчком, показалась рука, обряженная в толстую металлическую перчатку грубой ковки. Затем ещё одна. За ней голова, и обитатель могилы поднялся во весь рост.
За прошедшие пару часов он почти не изменился, лишь волосы побелели и черты лица заострились. Страшного рубца, перечёркивающего шею от уха до уха, тоже не было видно.
Но никто из знавших Бруно при жизни, не признал бы его, стоило лишь посмотреть в глаза восставшему существу. Вместо простоватого, слегка волоокого увальня из них теперь смотрело хищное, опасное существо, готовое вцепиться в горло любому. И разум, с которым эта тварь взирала на мир, делала её ещё более страшной.
Туман для ожившего мертвеца помехой не был. Наоборот, он как будто бы помогал, приближая удалённые объекты. И одним из них был фургон, запряжённый химералом, двигающийся в бодром темпе в сторону границы царства Мико.
Бруно поднял голову, взглянув на сестёр — лун, уже взобравшихся на небосвод, и дико завыл, выплёскивая всю ярость и желание убивать. Клич только что родившегося вампира пронёсся над долиной. Двери вечности действительно распахнулись для первого из нового рода.
Молча сидящие на козлах Гуэнь и Игорь вздрогнули, услыхав вой, наполненный жаждой убийства. Нечаев, сдерживая матерные слова, рвущиеся с языка, вперился в эльфа, в очередной раз завёзшего в «безопасные» земли, из которых приходиться бежать, спасая жизнь. Ушастый, заёрзав, прикинулся ветошью, мол, ничего не знаю, ничего не видел. И никто из них не догадывался, что в мир пришло ещё одно создание ночи, бывшее когда-то их товарищем.
