Книга: Обреченный мир
Назад: Глава 18
Дальше: Глава 20

Часть третья

Глава 19

Рой летел на юг уже два дня, когда Кильона срочно вызвали в лазарет. За ним явился не сам Гамбезон, а один из его ассистентов. Кильон решил, что доктору нужна помощь в операции или какой-нибудь процедуре. Однако, прибыв в лазарет, он увидел, что занемог сам доктор. Гамбезон потерял сознание прямо на посту и упал на раненого авиатора. Напряжение последних дней, даже недель, наконец сказалось.
– Он не спал больше суток, – оправдывался помощник Гамбезона, пряча глаза. Он, видимо, решил, что Кильон считает его лично ответственным за состояние доктора. – Все из-за раненых и сверхурочной работы на толстяка. Мы уговаривали доктора отдохнуть, но он не слушал.
– Куртана знала о его состоянии?
Из-за спины Кильона раздался негромкий голос:
– Знала, доктор, прекрасно знала. Еще я подумала, что Гамбезон лучшие других оценит собственные силы и работоспособность. Он заявил, что свою миссию выполнит, что сил хватит, и – как мы убедились – оказался совершенно прав. Я поверила ему на слово, доктор.
– А вот это, похоже, зря.
– У меня не было выбора. Отказаться от услуг специалиста вроде Гамбезона я не могла. Если бы не наш доктор, после шторма «Репейница» не завершила бы операцию, а список потерь стал бы длиннее.
– Вы могли бы с кем-нибудь посоветоваться.
– Могла бы. В итоге я не взяла бы Гамбезона с собой, а оставила бы в Рое. Думаешь, он работал бы меньше? Обязанности доктора на «Переливнице ивовой» не менее утомительны. К тому же он старался помочь Рикассо в опытах с боргской сывороткой.
Кильон, достаточно знакомый с отношением Гамбезона к своим обязанностям, понимал, что Куртана права. Он кивнул и заговорил мягче:
– Разумеется, вы правы. Если не привязать Гамбезона к кровати…
– Как он сейчас? – спросила Куртана помощника доктора.
– Временами приходит в сознание, – ответил тот. – Он очень слаб и нуждается в полном покое.
– Мы не станем его утомлять, – пообещал Кильон.
Гамбезона переложили на кровать в отгороженном углу лазарета. Беднягу клонило в сон, он с трудом повернул голову, когда за ширму к нему протиснулись посетители. Губы зашевелились, с них слетели слова, едва различимые среди гуда двигателей:
– Доктор Кильон… Куртана…
– Мы пришли, как только узнали. – Куртана опустилась на колени и коснулась руки Гамбезона, лежащей под простыней. – Извини, доктор. Ты отдал Рою все. Зря я не приказала тебе беречься.
– Не… вините… себя… – Гамбезон буквально выжимал из себя каждое слово. – Я бы… все равно… не послушался.
– Ничуть не сомневаюсь.
– По крайней мере, сейчас вы в хороших руках, – заметил Кильон.
– Что мне дают? – Гамбезон тяжело вздохнул и на миг закрыл глаза. – Мне не говорят, а ведь я здесь доктор, черт подери!
Этот вопрос Кильон уже задавал ассистенту Гамбезона.
– Агулакс-шестнадцать в качестве антикоагулянта и хонокс-шесть для нормализации сердечного ритма.
– Вы одобряете?
– Да, я лечил бы вас именно так. Эти препараты плюс отдых позволят вам поправить здоровье, – подтвердил Кильон.
– Поправить здоровье, но не выздороветь окончательно. Коллега, вы тщательно подбираете слова.
– Теперь придется беречься, – заявила Куртана. – Если потребуется, поменьше работать… Или вообще на время уйти со службы… Смирись с этим.
– Как дела у Мераи? – спросил Гамбезон. Профессиональный интерес придал ему сил. – Повязку на культе нужно менять каждые три часа, как бы раненая ни жаловалась!
– С Мераи все в порядке, – заверил Кильон. – Теперь вам нужно думать не о ней. Не о других пациентах и не об испытаниях сыворотки.
– Доктор прав, – строго проговорила Куртана. – Отдых есть отдых. Хватит контролировать своих ассистентов, хватит проверять, как они выполняют работу, которой ты их обучал. Если не отнесешься к собственному восстановлению серьезно, закрою тебя в герметизированную каюту.
– Не надо, Куртана. – Гамбезон устало улыбнулся. – Мне нравится суета. Вмешиваться я не стану, обещаю. Да и не понадобится. Мои ассистенты более чем компетентны. Что касается медицинского заключения… – Он на мгновение замолк, чтобы восстановить дыхание. – Вы всегда можете обратиться к Кильону.
– Я готов помогать по мере сил, – заверил Кильон.
– Отлично, – кивнула Куртана. – Только я, конечно, о плохом не думаю. – Она замолчала и снова посмотрела на Гамбезона. – Доктор, я хочу, чтобы ты поправился. Не потому, что ты наш доктор, а потому, что ты мой друг. Даже если ты больше не возьмешься за скальпель, Рой в неоплатном долгу перед тобой. Наших разговоров мне будет не хватать больше, чем твоих медицинских знаний.

 

У Рикассо в лаборатории борги ерзали от возбуждения – они никогда не находились в состоянии покоя. Они услышали, как открывается дверь, и среагировали на свет – это Кильон с Рикассо вошли в помещение, лишенное иллюминаторов. Борги изменили позы, головомодули следили за посетителями, линзы жужжали и щелкали. При этом раздавался скрежет, – казалось, по свалке волокут металлолом.
– Борг нужно мозг. Дать борг мозг. Сделать борг довольный. Довольный борг делать хороший лекарство, – проскрипел один.
– Перво-наперво я проверяю линии отвода секрета: работают ли, на месте ли трубки, – начал Рикассо. – Осторожность соблюдай максимальную. Слишком близко к клеткам не подходи и не выпускай из рук вот это. – Он взял прислоненный к стене топор с красным топорищем. – Будешь постоянно носить с собой револьвер, я специально для тебя выпишу. Не забывай про топор: вдруг одному из них вздумается затащить тебя в клетку?
Кильон с сомнением глянул на топор:
– Он пробьет боргский металл?
– Нет, зато легко пробьет кость. Не надейся, что они не попытаются. Мышечную ткань, нейроматерию и кости борги не упускают. Появится возможность – оторвут от тебя кусок, потом всего в клетку затащат. Силы им хватит.
– Я не пролезу, прутья слишком частые.
– Так кажется, пока не увидишь, на что способен борг, задавшийся целью. Если попадешься им, лучше пожертвовать кистью, целой рукой, чем жизнью, – объявил Рикассо с убежденностью фаталиста, словно делясь личным опытом.
– Я запомню: револьвер и топор, – отозвался Кильон. – Что-нибудь еще?
– Возникнет проблема – самостоятельно решить не пытайся. Вызывай меня – я сразу приду. Серьезно, доктор. Я с этими тварями знаком не понаслышке и то раза три в месяц от страха обделываюсь. Ты не должен решать проблемы, тебе с анализом сыворотки забот хватит.
Место, где Кильону предстояло заниматься опытами, находилось на безопасном отдалении от боргов. Разумеется, они будут в одной лаборатории, только постоянно контролировать их незачем. Борги станут наблюдать за ним – внимательно, неусыпно.
– Почему бы не отсечь им все конечности? – предложил Кильон.
– Я пробовал, но тогда они хуже выделяют секрет. Дело здесь в общей массе тела. Ну или во вредности, если борги способны вредничать. – Рикассо ободряюще похлопал Кильона по спине. – Ты только не слишком беспокойся. На крайностях я заостряю внимание, чтобы ты четко уяснил, сколь опасны борги. Если не подходить к клеткам близко и надолго, бояться нечего.
– С учетом предосторожностей вы даете мне зеленый свет на очищение сыворотки-пятнадцать и опыты с ней?
– Делай, что нужно: я доверяю твоей компетенции. Большинство реагентов и препаратов тебе наверняка знакомы, вот только концентрация может оказаться не такой, как ты привык. Отличаться могут и названия, но к заметкам Гамбезона я приложил список самых распространенных вариаций. Надеюсь, для начала достаточно. Боюсь, сыворотку-пятнадцать в ее базовом виде синтезировать больше не удастся, так что оставь побольше для медицинских целей.
– Оставлю. Вы уверены, что мне стоит продолжать работу Гамбезона?
– Гамбезон не в состоянии проводить опыты. Он занимался ими, лишь когда мне не хватало времени. Его не хватает и сейчас, тем более скоро наверняка возникнут сложности с навигацией. – Рикассо остановился у зеленого вертикального пульта с индикаторами в верхней части. Он отрегулировал рычажок – аппарат негромко щелкнул и зажужжал.
Кильон подумал о работе, которую проделал здесь Рикассо, о долгих неблагодарных часах бесчисленных экспериментов. Обо всех обескураживающих провалах, об окрыляющих улыбках удачи, многие из которых оказались миражами. Как будто изнуряющий труд пропитал воздух этой комнаты, въелся в стены и мебель. Если провести каждого ройщика через эту лабораторию и заставить почувствовать железную дисциплину и самоотдачу, которую проявляет здесь Рикассо, никто больше не усомнится в его преданности Рою.
– Вы оказываете мне доверие, – негромко проговорил Кильон. – Я очень это ценю.
– Нам нужна сыворотка-пятнадцать; ты, доктор, можешь над ней работать. Если честно, у нас просто нет выбора.
Кильон горестно улыбнулся:
– Я сам не раз бывал в таком положении. Почти привык.
– Тогда ты знаешь, каково это. – Проверив клетки, Рикассо повесил тяжелый топор на стену. Зеленый пульт снова щелкнул и зажужжал. – Ладно, признаюсь, я в тебе сомневался. Долго сомневался. Ты обманывал нас, и я гадал, маска передо мной или твое истинное лицо. Сомнения отпали, едва ты рассказал мне об угрозах Спаты.
– С записной книжкой пока ничего нового. Не понимаю, чего именно добивается Спата.
– Просто выжидает. Как змея, копит свой яд. Думаю, нам с тобой нужно остерегаться. Атака последует непременно. Вопрос только – когда и где. – Рикассо огляделся и вздохнул. – Впрочем, сейчас у нас обоих есть дела. Я оставлю тебя здесь и займусь своими, ладно? Позабочусь, чтобы тебе поскорее выдали револьвер. Линии отвода секрета проверять пока не надо, я их уже проверил.
– Нет проблем, я справлюсь, – отозвался Кильон.
За Рикассо захлопнулась дверь, и Кильон почувствовал, что борги наблюдают за ним, следя за его движениями с невозмутимой внимательностью котов.

 

Рой летел медленно: экономил топливо, осторожно огибал западный край Напасти. Граница необитаемой зоны – кратчайший путь к Клинку, но авиаторов одолевало дурное предчувствие. Граница Напасти скрывалась за горизонтом, но они боялись ее, как в древности моряки боялись отдельных участков океана, якобы кишевших водоворотами, сиренами и морскими чудищами. Инструменты проверялись с двойным усердием: вдруг границы Напасти сдвинулись? Двигатели обслуживали с особой заботой: ходкость кораблей – единственный ответ Роя капризам ветров, которые без зазрения совести дули на Напасть.
Кильон держался незаметно. Забот ему хватало на целый день, сон не требовался, поэтому он работал и по ночам. Он помогал лечить больных и раненых, попавших на борт «Переливницы ивовой». Из-за недомогания Гамбезона дел прибавилось. Кильон часами трудился в лаборатории, зачастую один, хотя Рикассо спускался к нему, улучив свободную минутку, изучал записи, перепроверял концентраты и реагенты, задействованные в испытании и очищении сыворотки-15. Кильону выдали собственный ключ – еще один знак доверия Рикассо. Доктор спрятал ключ в сумку, с которой не расставался ни на минуту.
Когда выдавалась свободная минута, Кильон читал. Он и прежде заглядывал в личную библиотеку Гамбезона, пользовался справочниками, а сейчас мог просиживать там бесконечно. Библиотека, слишком большая, чтобы брать на «Репейницу», казалась сокровищницей, полной шедевров в кожаных переплетах. Помимо кратких отчетов докторов, служивших на корабле у Куртаны, в ней хранились бесчисленные трактаты о болезнях, патологиях и искусстве врачевания. Многие книги и свитки были написаны на непереводимых или мертвых языках, но даже сопроводительные иллюстрации представляли огромный научный интерес. В одном древнем томе, едва не разлетевшемся, стоило его открыть, обнаружились пугающе красивые голограммы. Кильон осторожно листал книгу – перед глазами мелькали нейросрезы с надписями курсивом. Старинная книга оказалась редким, драгоценным артефактом, не потерявшим актуальности при зональных сдвигах, сущность которых в ней объяснялась скорее органическими процессами, чем механикой. На пыльных страницах Кильон ощущал дыхание веков, а когда добрался до фронтисписа, увидел год издания – тысячелетие назад от нынешнего года, – набранный узнаваемыми, пусть и странноватыми, цифрами. Книга явилась из прошлого – из эры, когда использовали другой календарь, когда часы еще не переставили на ноль.
Кильон чувствовал себя немного виноватым перед Гамбезоном, ведь неограниченный доступ к его библиотеке он получил благодаря болезни доктора, но очень радовался собственной занятости. Она позволяла не думать о Спате и не пересекаться с коммандером. После памятного разговора они не встречались, и Кильон уже подумывал, что после инцидента с записной книжкой тот потерял к нему интерес.
Подумывать он так подумывал, но холодный рассудок подсказывал, что это самообман.
Утром третьего дня Кильона вызвали в зал. Там уже сидела в низком кресле у журнального столика Мерока и лениво чесала забинтованное плечо. Кроме нее, в зале был только Рикассо. При виде Кильона он отвернулся от окна.
– Мясник, без тебя мне ни слова не говорят, – подняла голову Мерока.
– Что-то случилось? – спросил Кильон.
– Еще не факт, – отозвался Рикассо. – Хочу попросить вас обоих о помощи, поэтому ждал, когда ты подойдешь. Дело касается Клинка. Мы получили новые разведданные.
– Я не рассчитывал на новости, пока мы ближе не подлетим, – сказал Кильон.
– И я не рассчитывал. Но я не принимал в расчет черепов. Помните корабль, который мы захватили в ночь перед отлетом с топливного хранилища?
– Не знал, что вы взяли пленных, – проговорил Кильон.
– Их мы и не взяли. Зато взяли все документы в целости и сохранности. Часть оказалась очень… информативной. Для неисправимых варваров черепа поразительно аккуратные стенографисты. Пока не прибился к группе, которая нам встретилась, «Громила» действовал самостоятельно. Его экипаж прослушивал Девятую Радиальную, ту самую телеграфную линию, которая, по сообщению «Крушинницы», до сих пор функционирует.
– Я думала, черепа разрушают семафорные линии, а не прослушивают, – проговорила Мерока.
– Одному кораблю телеграфную станцию не отбить, – заметил Рикассо. – Так или иначе, черепа интересуются городом не меньше нашего. Телеграфные сообщения они перехватывали намного дольше, чем удалось «Крушиннице». – Рикассо кивнул на журнальный столик. На нем лежали коричневые папки с расшифровками. – Вот что у нас получилось. Мы до сегодняшнего дня занимались расшифровкой, часть записей черепов так и не разобрали; впрочем, имеющегося пока хватит. Если все правильно, теперь мы куда лучше представляем, что творится в городе. Серьезных противоречий сведениям, добытым «Крушинницей», нет, хотя ситуация предстает в ином свете. – Рикассо махнул рукой в знак приглашения. – Откройте папку, прочтите расшифровку. Вам предоставляется неограниченный доступ. Условие одно: как клиношники, предупредите, если что-то покажется откровенной ерундой. По-другому проверить достоверность информации мы не можем.
Кильон подошел к столику, у которого сидела Мерока, открыл папку и стал изучать тонкие бледно-розовые листочки с расшифровкой.
– Вы в чем-то сомневаетесь?
– Черепа есть черепа, – пожал плечами Рикассо. – Обрати внимание на имя одного фигуранта: оно появляется снова и снова. Даже если этот тип не сам отправляет сообщения, он определенно играет важную роль на послештормовом Клинке.
– Этот тип Тальвар, – проговорила Мерока, сильно нахмурившись, словно не верила своим глазам. – Его имя здесь. Потом здесь. – Мерока зашуршала тонкими листками. – И здесь тоже. Тальвар всюду, как сыпь.
– Знаешь его?
– Вроде того.
– Тальвар помог нам выбраться с Клинка, – ответил Кильон, заметив это имя на одном из листов с расшифровкой.
Сначала говорилось: «Тальвар призывает граждан разумнее использовать существующие запасы антизональных». Ниже: «Тальвар сообщает, что запасов достаточно и паниковать не надо». Еще ниже: «Тальвар указывает, что самосуд и произвол недопустимы и будут пресекаться. При этом мародерство, воровство нормированных товаров, нарушение комендантского часа не останутся безнаказанными, виновные понесут наказание по всей строгости чрезвычайного положения».
– Какая ерунда! – покачала головой Мерока. – В смысле – почему Тальвар?
– В смысле, почему не Фрей? – уточнил Кильон.
– Может, это просто тезка? – с сомнением предположил Рикассо.
– Нет, это наш Тальвар, – сказала Мерока. – Я почти уверена.
– В разведданных «Крушинницы» говорилось, что вакуум власти заполняют преступные элементы, – напомнил Кильон. – Тальвар, наверное, с любой точки зрения преступник, впрочем, как и мы с тобой.
– Тальвар – пешка Фрея, – возразила Мерока.
– Если пешка, то весьма амбициозная. Связи у него уже были: помнишь, как легко он отправил нас в Конеград с замороженными трупами? Когда законная власть рухнула, он наверняка оказался в выигрышной ситуации.
– Так же как и Фрей.
Кильон просмотрел листочки в поисках имени Фрея, но оно не попалось.
– Похоже, Фрей здесь вообще не упоминается.
– Этот Фрей – тоже ваш партнер? – уточнил Рикассо.
– Не просто партнер, он наш общий друг. С Клинка вывез меня Тальвар, но организовал все Фрей. Я знаю его много лет. Он не образец добродетели, но и плохим его не назовешь… – Кильон взглянул на Мероку, надеясь, что она продолжит его мысль.
– Думаешь, он не выжил?
– Мы оба видели, как шторм обрушился на Клинок, а благодаря «Крушиннице» знаем о зональных изменениях. Неоновые Вершины пострадали больше, чем Пароград. Тальвар от зонального сдвига даже выиграл.
– Настолько, что из фигуры довольно значительной по пароградским меркам превратился в самую влиятельную личность на Клинке?
– Самую влиятельную на Клинке из способных общаться с внешним миром, – уточнил Кильон. – Вероятно, Фрей еще жив, но не может послать весточку. Отсюда мы видим лишь малую часть картины.
– Но, в принципе, она кажется правдоподобной? – спросил Рикассо.
– Если исходить из того, что влияние Тальвара расширилось, то да, кажется, – ответил Кильон.
– Соглашусь с Мясником, – поддержала его Мерока.
Рикассо кивнул, в его взгляде появился холодный блеск удовлетворения.
– Я на это и надеялся. На ваше знакомство с этим типом я не рассчитывал, так что, можно сказать, получил бонус. В первую очередь меня волновало то, что по неведомым причинам черепа все это придумали. Я и сейчас такое не исключаю, хотя раз ваш Тальвар упомянут столько раз…
– Да, конечно, – перебил Кильон. – Меня волнует лишь то, что осталось между строками. Хотя ничего ведь не меняется, верно? – Он ткнул пальцем в листок. – Мародерство. Беспорядки. Нехватка продовольствия. Все подтверждает, что ситуация не лучше, чем мы предполагали, а то и хуже. Сыворотка-пятнадцать нужна Клинку как воздух.
– Мы доставим ее, – пообещал Рикассо. – Доставим, как только сможем. А то и быстрее.

 

Смысл последней фразы Кильон понял вечером того же дня, когда его снова вызвали в зал. На сей раз там присутствовала как минимум дюжина капитанов, а еще Куртана, Аграф, Мерока и, конечно, сам Рикассо. Лидер Роя подбоченился и прижал выдающийся живот к огромному штурманскому столу, за которым сидели собравшиеся. Рикассо с вызовом переводил взгляд с одного капитана на другого, высматривая малейшие признаки несогласия.
– Это наш нынешний курс, – проговорил он, ведя толстым ногтем большого пальца по карте. – Облет Напасти, три лишних дня в пути, постепенное отдаление от Клинка. Потом мы обогнем южную оконечность пустоши, поймаем преобладающий ветер и двинемся на восток.
У Куртаны, очевидно, мелькнуло какое-то предчувствие, и она сказала:
– К чему ты клонишь? Тактику мы обсуждали много раз. Мы с ней определились, а сейчас менять ее явно не время.
– Ты права, дорогуша. Вернее, была бы права, не появись новая информация. Свежие разведданные вынуждают нас изменить первоначальное решение.
Вскочив, Куртана уперла руки в бока:
– Какие еще разведданные?
– Мы конфисковали с «Громилы» обновленные карты. Черепа подлетели к границам пустоши достаточно близко, чтобы распознать изменения. Они не обнаружили ничего, ни малейших признаков градиента на сотни лиг. Напрашивается единственный возможный вывод: пустошь сместилась или сжалась. Отсутствия изменений ждать не следовало: границы остальных зон сместились. Стоит ли ждать другого от пустоши?
– Вы верите этим картам? – спросил Аграф. – Они могут оказаться фальшивкой, состряпанной, чтобы погубить нас.
– Сомнения разумные. Но другая информация с того же корабля получила независимое подтверждение.
Кильон и Мерока переглянулись. Похоже, они подумали об одном и том же. Отсутствие вопиющих несоответствий и неправдоподобностей в телеграфных сообщениях не равнозначно независимому подтверждению.
– То есть… – начал Кильон.
– Что, доктор? – заинтересованно спросил Рикассо. – Твое мнение, пожалуйста! Очень хочу его услышать.
– Мы ведь и в подлинности сообщений не уверены. Но даже будь мы уверены, это не доказывает, что карты не поддельные.
– Доктор, изменения, которые нанесли на карту черепа, совпадают с теми, что зафиксировали «Крушинница», «Репейница», «Киноварь» и «Хохлатка ольховая», поэтому не могут быть чистым вымыслом.
– Мы не знаем, насколько сместилась граница, – заметил Кильон. – Допустим, Напасть сжалась, изменила форму, но это не значит, что можно спокойно лететь над ее территорией. Не исключено, что на границу мы натолкнемся просто чуть дальше, чем рассчитывали.
– Поэтому мы будем ежесекундно контролировать часы, – пообещал Рикассо. – Мы не дураки, и горький урок Клина выучили. Но даже если граница Напасти чуть отодвинулась, мы все равно сэкономим время и топливо, пролетев над бывшей территорией пустоши. Ты ведь не отрицаешь, что Клинок от этого выиграет?
– Конечно не отрицаю.
– Так я и думал. Мы вышлем корабли для разметки градиентов на широкой полосе и создания безопасного коридора. Пока же мы сэкономим несколько дней полета до Клинка и избежим стычки с несколькими известными нам бандами черепов. – Рикассо подался вперед, коснувшись животом края стола, взял указку и очертил полосу в обход пугающе пустой территории. – Учитывая важность и дальность перелета, спорить тут просто не о чем. Мы должны пересечь пустошь. Так мы скорее доберемся до Клинка. Очень сомневаюсь, что черепа бросятся за нами: техника у них не такая чувствительная, как наша. Заодно составим первые современные карты Напасти: рано или поздно все равно придется.
– Первые карты, и точка, – подытожила Куртана. – Если только ты не одумаешься.
Рикассо молча забарабанил указкой по карте.
– Сколько мы будем лететь над Напастью? – спросил Кильон.
– Тебя медицинский аспект интересует?
– Просто гадаю, сколько мы продержимся, если ситуация изменится и придется воспользоваться антизональными.
– Два дня, не больше, – заверил Рикассо. – Два дня, если не выжимать из моторов максимум, что, разумеется, не исключено. Это допустимо с учетом того, что тебе известно о наших запасах лекарств?
– Пожалуй, да, – с опаской ответил Кильон. – Сразу уточню: это не значит транжирить лекарства направо и налево. – Ему почудилось, что рядом витает тень доктора Гамбезона. Сам доктор из-за болезни не мог выразить свое мнение, и Кильон понимал: теперь ответственность лежит на нем.
– Я не утверждаю, что за этот план нужно хвататься, – примирительно заметил Рикассо. – Но и разумной альтернативы не вижу. Отступление Напасти позволяет нам быстрее достичь цели. Какой капитан не уцепится за такую возможность?
– Я, например, – буркнула Куртана.
– Что ж, дорогуша, разъясни свои опасения. Признайся, ты же расстроишься, если мы сейчас повернем назад. – Рикассо сжал кулаки. – Только представь! Мы можем стать первыми живыми существами, которые попадут на пустошь за пять с лишним тысяч лет.
– Вы буквально пропихиваете этот вариант, – заявил Аграф под восторженный ропот некоторых капитанов. – Поймите правильно, я двумя руками за доставку препаратов, но это, по крайней мере, оправданный риск.
– Выгода перекрывает риски, – проговорил Рикассо. – К примеру, можно почти не сомневаться, что на пустоши мы не встретим черепов. Ну или кого-то вообще. Без крайней необходимости мы не остановимся. На все время перелета основная часть Роя сохранит крейсерскую скорость. Если нужно, корабли-разведчики полетят быстрее, но перегружать двигатели мы не будем.
– Если мы впрямь решимся, – со вздохом начала Куртана, – «Репейница» должна лететь первой.
– А она готова?
– Полностью.
– Чудесно, – отозвался Рикассо. – В авангарде Роя наконечником стрелы полетят шесть кораблей: первой – «Репейница», за ней еще два, за ними еще три. Если корабли удержатся лигах в пяти друг от друга, мы снимем показания приборов по ширине коридора в десять лиг – для безопасности Роя этого предостаточно. Еще два корабля охраны полетят по флангам и последний – в хвосте, он продолжит снимать показания, а заодно удостоверится, не преследуют ли нас.
– Не станут нас преследовать, уж поверь мне на слово. – Куртана покачала головой.
– Тогда у замыкающего корабля будет больше времени на сбор сведений, – живо подхватил Рикассо, обладающий, как уже понял Кильон, поразительной способностью оборачивать любой недостаток себе на пользу.
– Не ждите поддержки большинства при голосовании по этому вопросу, – предупредил Аграф. – Колеблющиеся были и в прошлый раз. Теперь их число увеличится.
– Сынок, на сей раз обойдемся без махания флагами, – заверил Рикассо, стараясь не выпячивать собственную сообразительность. – Этот вариант предусмотрен предыдущим моим предложением, для которого я получил мандат на сто кораблей.
– На девяносто восемь, если уж быть точными, но кто будет придираться?
– Тут не конституционные придирки, дело в том, что я специально запросил полномочия менять курс по своему усмотрению, сообразно изменениям разведданных по зональным сдвигам, погодным условиям и расположению противника. Сейчас у меня впрямь имеются уточненные разведданные.
– Тебе это с рук не сойдет, – предупредила Куртана.
– Конечно не сойдет, – согласился Аграф. – Особая статья закона запрещает пересекать границы зон без отдельного голосования.
Рикассо изумленно воззрился на него:
– Кто сказал, что я собрался пересекать границы зон? Разве что старые границы на старых картах, но с каких пор они нас волнуют?
– Хитрый лис, – сквозь зубы процедила Куртана, и в ее голосе не было ни тени одобрения или нежности.
– Может, он прав, – сказал один из капитанов. – Разумеется, с точки зрения конституции.
– Послушайте, – примирительно начал Рикассо, – едва люди поймут, что полетят просто над пустошью, на которую еще не вернулись живые существа, то разом забудут свои тревоги.
– Ага, примерно так же, как я забываю свои тревоги прямо в процессе разговора, – съязвила Куртана.

 

– Ты, наверное, удивлен, что я сдалась так легко, – вздохнула капитан «Репейницы», оставшись наедине с Кильоном.
– Думаю, вам хватило мудрости увидеть преимущества полета над Напастью, хотя то, как Рикассо выжимал согласие, не понравилось.
– Ты очень тактичен.
– Надеюсь, мой голос не стал решающим.
– Я вообще не припомню голосования. Или я что-то пропустила?
– Думаю, вы меня поняли. В нормальной ситуации по медицинским вопросам Рикассо консультировался бы с Гамбезоном, а сегодня в зале был только я. Рикассо знает, что я соглашусь на что угодно, только бы скорее доставить сыворотку-пятнадцать на Клинок.
– Чувствуешь себя пешкой?
– Скорее, чувствую, что происходит что-то мне совершенно непонятное.
– Я такое чувствую с тех пор, как научилась считать, – посетовала Куртана.
– Без веской причины ни один здравомыслящий человек не пересечет границы Напасти, верно?
– Верно, – согласилась Куртана, – но, по-моему, ключевое слово здесь «здравомыслящий».
– Рикассо не сумасшедший. Ни в коей мере.
– Мне уже слышится «но».
– Количество времени, в течение которого Рикассо возится с лабораторными боргами, пытаясь сотворить свою волшебную сыворотку, свидетельствует… по крайней мере, о мономании. То есть о готовности достигать цели, переступая черту, перед которой разумный человек повернул бы обратно. Я только гадаю, имеет ли эта одержимость отношение к Напасти.
– Думаю, мы скоро узнаем. Я бунтовать не намерена. По крайней мере, пока.
– Зато вы снова вырываетесь из Роя. Перспектива полета над пустошью вам, может, не понравилась, но, если первым полетит кто-то другой, будет просто невыносимо.
– Так поступил бы мой отец. Чтобы ты понимал, это не значит, что я живу в его тени или стараюсь держать его марку. То есть стараюсь, но не больше, чем он старался держать марку деда, а дед – прадеда. Суть в корабле, Кильон. «Репейница» должна быть на высоте положения. В буквальном смысле. Если смалодушничаю сейчас, то, в первую очередь, подведу «Репейницу».
– Я хотел бы полететь с вами, если это не проблема.
– Вообще-то, я собиралась на этом настаивать. Ты разбираешься и в зональных изменениях, и в их воздействии на психологию людей и животных. Помощники Гамбезона справятся с обычными больными и ранеными, а с тобой, если понадобишься, всегда смогут связаться по гелиографу. Рикассо будет недоставать тебя в лаборатории?
– Почти наверняка, но, думаю, на «Репейнице» я нужнее. Если Гамбезону полегчает, он сможет вернуться к опытам.
– Отлично. Мелкие вопросы утрясешь с Рикассо. Боюсь, на «Репейнице» ты будешь единственным доктором. Ну как, справишься?
– Очень постараюсь.
– Прекрасно. Корабль мой набит битком, экипаж сокращаю до минимума. Ни одного лишнего человека не останется.
– А как насчет коммандера Спаты?
– Он насладится перелетом, выбрав другой пункт наблюдения, уверяю тебя.
– В таком случае Калис и Нимча должны лететь с нами, на «Репейнице».
Куртана слегка нахмурилась:
– Разве на «Переливнице ивовой» не безопаснее? Здесь их заблаговременно оповестят, если мы натолкнемся на границу зоны, что вряд ли будет возможно на «Репейнице».
– Меня тревожат не зоны, – ответил Кильон.
Назад: Глава 18
Дальше: Глава 20