Солнце опускалось за горизонт, но Дункан этого не замечал. Стоя у стрельчатого окна юго-восточного крыла Инверрарейского замка, он смотрел на окрашенные предзакатными пастельными тонами снежные вершины гор позади озера, уснувшего под толстым слоем льда. На улице протяжно запела волынка. Дункан закрыл глаза и прислушался. Звук наполнил холодный январский воздух и окутал его, словно плед. Дункан вздохнул. Песня волынки – воплощение Хайленда, его квинтэссенция, его суть. Она заставляла биться сердца воинов и возносила к небесам души павших на поле битвы.

«Какая насмешка судьбы!» – подумал он, глядя на отряд солдат, маршировавших во дворе замка. Они дружно чеканили шаг башмаками с серебряными пряжками под белыми гетрами, быстро и ловко управлялись с мушкетами, на каждом из которых был штык, замирали и поворачивались по команде требовательных офицеров, отдававших приказы. Мундиры у всех были красные, и баски форменных курточек взлетали от любого резкого движения, так что у наблюдателя скоро начинало рябить в глазах. И большинство этих солдат были такими же хайлендерами, как и он, Дункан. Остальных набрали в Лоуленде. И все они носили ярко-красные мундиры sassannachs.

Дункан попытался представить, что может чувствовать человек, который сражается в форме другого народа, за короля другого народа. Для него, будучи хайлендером, надеть красный мундир означало отказаться от своего рода и своей крови. По правде говоря, у этих людей не было выбора – их кланы присягнули на верность королю Георгу. Но во что они на самом деле верят, с кем они в своем сердце?

Дункан нахмурился.

– Предатели! – пробормотал он, отворачиваясь от окна.

– Что?

– Ничего, – ответил он, переводя взгляд на Марион.

Девушка с такой радостью исследовала полки огромной библиотеки, что Дункан невольно улыбнулся.

– Что, если он вообще не приедет? – предположил он.

– Аргайл? – Марион оторвала взгляд от великолепной книги в тисненой обложке из телячьей кожи и с отделанным под мрамор обрезом. – Хм… Не думаю.

– Но мы ждем уже час, а его светлость все не торопятся!

– О Дункан, посмотри! Настоящее чудо! – Марион указала на изображение большого попугая с красным туловищем и синими крыльями. – «История животных» Конрада Геснера! Странно, раньше я этой книги здесь не видела. Наверное, герцог приобрел ее недавно.

– Нам уже давно пора возвращаться, – не собирался сдаваться Дункан.

Марион положила ценное издание на полку и серьезно посмотрела на него.

– Он придет, я в этом уверена. Он пригласил нас на личную встречу сюда, сегодня, и это значит…

Она вздохнула.

– Ладно, не стану спорить, он опаздывает. Но не забывай, что у него под началом целая армия…

– Вражеская армия, должен тебе напомнить…

Она нахмурилась.

– Пусть вражеская! Но если он сказал, что приедет, значит, приедет! И зачем портить себе кровь беспокойством?

Дункан поднял глаза к кессонному дубовому потолку, древесину для которого, несомненно, взяли из местных лесов. Всё в этой комнате напоминало о том, что они – в Аргайле, и это в буквальном смысле слова душило его. Герцог был самой влиятельной особой к северу от Ферт-оф-Форта, то есть во всем Хайленде. Но у каждого человека, каким бы могуществом он ни обладал, имелась своя ахиллесова пята.

Дункан обежал взглядом просторную библиотеку. Ее стены почти полностью были заставлены книгами, и тисненные золотом названия на корешках поблескивали в свете свечей. По периметру комнаты были расставлены кресла в стиле барокко, обтянутые темно-синей камчатной тканью. По центру возвышался импозантный письменный стол красного дерева с латунной фурнитурой в виде рыкающих львиных голов и обтянутой кожей столешницей, изрезанной пером и потемневшей от времени. На столе – мраморный бюст мужчины с гордым выражением лица и носом с горбинкой и карты, множество карт разных областей Шотландии и Хайленда.

Жалкие части стены, которые не были заставлены книжными полками, стыдливо прятались за иными предметами. Над очагом красовались два великолепных меча-клеймора длиной около двух метров каждый, скрещенных на обтянутом кожей и обитом гвоздями щите. В камине, на позолоченной подставке для дров в виде побегов крапивы, жарко горели поленья.

В углу комнаты стояла огромная clarsach без струн. Дункану случалось с удовольствием слушать этот великолепный инструмент с голосом, похожим на голос сирены, – на нем иногда играли барды. Но только у них арфы были маленькие, переносные, а эта была выше его самого. Жаль, что она не поет… Или, может, герцогу Аргайлу больше нравятся клавесины, которые в чести у жителей южных областей?

На одной из стен, над декоративной полкой-консолью, красовалось несколько портретов представителей ветви Аргайлов могущественного клана Кэмпбеллов. Рядом – напольный глобус, заключенный в каркас из дерева и латуни. Дункан спросил себя: выбрал ли герцог для аудиенции эту комнату, желая произвести впечатление на своих гостей, или остальные комнаты замка так же перегружены мебелью и предметами роскоши? В сравнении с его собственным скромным домиком и бедностью горных кланов, жилище герцога Аргайла в Инверари любому сибариту показалось бы истинным раем.

Однако Дункан находил всю эту роскошь излишней. Он не испытывал в ней потребности. Главным богатством ему представлялась родная долина с ее изумрудно-аметистовыми холмами, изобилующими дичью, и сверкающими зеркалами озер, которые с давних времен облюбовали лебеди. Его богатство – это земля, на которой он родился, которая сделала его таким, каков он есть… Суровость, непокорность, порывистость – все эти черты, присущие горцам, были и в нем, но Дункан этим гордился. А теперь у него была еще и Марион…

Взгляд его остановился на странном предмете мебели в углу комнаты – массивном, деревянном, украшенном резьбой. Конструкция представляла собой четыре пюпитра в наклонном положении, расположенных крестообразно и свободно вращавшихся вокруг оси, и поддерживали ее две искусно оформленные вертикальные стойки длиной в полтора метра. На каждом пюпитре была установлена книга в богатом переплете с арабесками, ветвевидными орнаментами и гербами – тиснеными и рисованными.

Взгляд Дункана привлек фолиант в красном сафьяновом переплете, украшенном по краям и по центру узором из переплетенных золотых нитей, а по углам – виньетками. Он наклонился, чтобы прочесть название, выполненное на обложке тиснением непосредственно под изображением герба Аргайлов: «Anatomia Reformata».

Он взял книгу в руки, и та хрустнула, открываясь. Первая же иллюстрация, на которую упал взгляд, заставила Дункана поморщиться от отвращения. На ней было изображено человеческое тело с содранной и развернутой, словно саван, кожей. Голова несчастного свесилась набок, а на лице явственно запечатлелись последние муки. Руки и ноги его были прибиты гвоздями к деревянной раме.

– Неприятное зрелище, – шепнула Марион, заглядывая Дункану через плечо.

– Странная картинка для книги о строении человеческого тела… Что до меня, то я предпочитаю живые образчики…

Он подмигнул Марион и улыбнулся. Она легонько пнула его по ноге и наклонилась над книгой на самом нижнем пюпитре.

– Смотри-ка! Это Эразм форматом в двенадцатую долю листа! – воскликнула девушка, поворачивая пюпитр.

– Эразм?

– Дезидерий Эразм Роттердамский! Это гуманист шестнадцатого века, он боролся за свободу воли человека. Он насмехался над церковью и ратовал за согласие между католиками и протестантами. Вот только не помню, отлучили его от церкви или нет…

Дункан засмеялся.

– Я всегда думал, что Кэмпбеллы – рьяные протестанты-реформисты, а посмотрите-ка, какие книги они читают! Конечно, это обнадеживает, но я все равно сомневаюсь, что твои родичи готовы пересмотреть свои религиозные убеждения.

– А вот эта моя любимая!

Девушка еще раз крутанула пюпитры и поймала тот, на котором стояла «Энеида» Вергилия на латыни в сафьяновом переплете оливкового цвета и с золоченым обрезом.

– Ты читала все эти книги? – удивился Дункан.

– Конечно! Иногда отец брал меня с собой, когда ездил по делам к герцогу. И я дожидалась, пока они закончат, тут, в этой волшебной пещере знаний!

– Ты читаешь по латыни? – невольно поразился он снова.

– Ну… не сказать, чтобы свободно. Так, знаю некоторые слова. У папы есть английский перевод «Энеиды» Гэвина Дугласа. А ты знаешь трагическую историю Дидоны и Энея?

– Нет, – признался Дункан с некоторым смущением. – Библия, несколько произведений Шекспира, Хенрисона и Расина – вот и все, что я прочитал.

– Ты читал Расина? Это француз, и он писал трагедии, верно?

Он засмеялся.

– Не знаю, надо ли тебе это рассказывать…

– Я сама решу!

– У нас одна-единственная книжка на французском – «Федра», и отец заставлял нас читать ее по ролям. Я читал за Ипполита, моя сестра Франсес – за Федру. Меня казнили добрую дюжину раз, но до конца мы пьесу не дочитали ни разу – Франсес наотрез отказывалась повеситься в финале!

– Вы разыгрывали пьесу по ролям? – вскричала Марион, с трудом сдерживая смех.

– Только никому не рассказывай, Марион Кэмпбелл, или я…

– Не успокоюсь, пока ты мне не покажешь!

– Тебе не повезло! Я сжег ту книжку.

– Что? Ты сжег книжку? Дункан, какой кошмар! Книги нельзя сжигать!

– Я был сыт театром по горло. Матери пришла в голову глупая мысль, что можно показать целое представление в доме у Макиайна. Ты себе это представляешь? Мне тогда было уже двенадцать, и оружие казалось мне куда интереснее, чем костюмы и высокопарные речи!

– Жаль…

Марион лукаво ему подмигнула.

– А откуда у вас вообще взялась эта книга? Украли во время рейда?

Дункан сердито посмотрел на нее.

– Нет. Отец несколько раз бывал во Франции, – не без гордости пояснил он. – Он хорошо говорит по-французски и хотел, чтобы мы научились тоже.

– У вас был домашний учитель? – спросила Марион, в изумлении приподнимая брови.

– Нет. Мать сама учила нас английскому, гэльскому и латыни, а отец долгими зимними вечерами – французскому.

В свете камина огненные волосы Марион отсвечивали, окружая ее лицо красивым золотистым ореолом. Дункан отвел мятежную прядку, упавшую ей на глаза, и ласково поцеловал девушку в губы.

– Ты любишь книги, mo aingeal?

– Очень! Книги, они…

Наморщив носик, она сняла книгу с пюпитра.

– Книги открывают нам двери мира и времени, – сказала она. – Иногда в них мы встречаемся с чем-то интересным, а иногда…

У них за спиной кто-то кашлянул. Дункан и Марион как по команде вздрогнули и обернулись.

– Вижу, вам понравилась моя коллекция эльзевиров!

– Эльзевиров? – повторила Марион, краснея.

В библиотеку вошел герцог Аргайлский в сопровождении двух великолепных шотландских борзых коричневого окраса. По пятам за ними бежал щенок, но какой он породы – ни Марион, ни Дункан не знали.

– Suidh! – приказал герцог собакам.

Борзые немедленно подчинились. Щенок же подбежал к гостям и принялся их обнюхивать.

– Seo! A Sheanailear, suidh!

Пес звонко залаял и попытался забраться мордочкой Марион под юбку. Девушка вскрикнула от изумления.

– Falbh! Falbh! – вскричала она, отталкивая щенка ногой.

– Sheanailear! – зычным голосом прикрикнул на собаку Аргайл.

Наконец щенок подчинился.

– Прошу прощения, он еще маленький.

– Очень… очень милый песик! – пробормотала Марион, рассматривая щенка. – Но какой он породы?

– Английский пойнтер. Великолепный результат скрещивания испанской борзой, фоксхаунда и грейхаунда. Меня заверили, что у него потрясающий нюх. Что до послушания…

Он пожал плечами, махнул рукой и по очереди посмотрел на молодых людей.

– Как я вижу, мисс Кэмпбелл, ваш интерес к книгам не угас!

Марион взглянула на фолиант, который так и остался у нее в руках.

– Шестое издание «The Colloquia». Церковь запретила эту книгу, поэтому она очень редкая. Она – часть моей коллекции эльзевиров.

– О, эти малютки очень красивые! – сказала Марион.

– И очень дорогие, – заметил герцог.

Девушка вернула книгу на пюпитр и придвинулась ближе к Дункану.

– Эту коллекцию я унаследовал от деда. Когда он жил в Голландии… Он оказался там не по своей воле, но… Так о чем я? Ах да, в Голландии, в Лейдене, он подружился с одним из сыновей прославленного печатника Эльзевира. Их книги очень ценятся, существует множество копий и подделок. Спасибо отцу, что у него хватило ума спрятать их в надежном месте, иначе наверняка бы украли во время того масштабного рейда в Атолл!

Он смерил Дункана высокомерным взглядом, даже не пытаясь скрыть враждебность. Юноша и бровью не повел.

– Мой отец тоже очень любил книги, – продолжил герцог.

– И не только книги, – с многозначительной улыбкой заметил Дункан. – Я слышал, он был весьма неравнодушен к женскому полу, причем до самой кончины.

Веки Аргайла дрогнули, взгляд стал ледяным. Ни для кого не было тайной, что девятый герцог Аргайлский, Арчибальд Кэмпбелл, был знатным волокитой. К великому огорчению супруги, супруг не просто изменял ей едва ли не с каждой юбкой, но еще и ухаживал за своими избранницами, дарил им подарки. Уже пребывая на смертном одре, он потребовал, чтобы его последнее увлечение, некую Пегги Элисон, оставили жить в одном из поместий. Однако герцогиня презрела приказ супруга, и, как только он испустил последний вздох, «потаскушку» вышвырнули за ворота.

– Я с грустью убеждаюсь, что представители клана Макиайна так и не научились вести себя пристойно!

Герцог резко повернулся, отчего взметнулись полы его богато расшитого камзола с золотыми петлицами. Он только что вернулся из Стирлинга и еще не успел снять мундир. По-военному чеканя шаг, он приблизился к полке, на которой в ряд выстроились графины с вином и бутылки виски.

– Марион, дорогая, – начал он, чуть повысив голос, – вам следует быть более внимательной в выборе спутников. Выпьете со мной портвейна или виски?

– Вина, благодарю вас.

Он по очереди перевернул вверх дном три стакана, взял графин с портвейном, проверил на свет свечи прозрачность напитка, после чего налил немного в один стакан. В два других он плеснул виски.

– Я не стану вменять вам в вину вашу грубость, Макдональд.

Протягивая Дункану стакан, герцог посмотрел ему в глаза. Потом взгляд его скользнул по длинному шраму, обезобразившему лицо юноши. Герцог поморщился.

– Шерифмур?

– Да.

– Ваше имя?

– Дункан.

– Ах да, Дункан Макдональд. Кто ваш отец?

– Лиам Макдональд. Он – tacksman в Карнохе. Они с Джоном Макиайном Макдональдом – двоюродные братья.

– Полагаю, мы с ним встречались, – сказал Аргайл, поправляя перевязь из тартана на груди.

Дункан выдержал испытующий взгляд герцога. Почему-то он представлял себе этого человека более старым. На самом же деле оказалось, что Аргайлу около сорока. Как и у остальных Кэмпбеллов, чьи портреты висели тут же, на стене библиотеки, у него была роскошная рыжая шевелюра. Хозяин дома не мог не заметить, что тоже стал объектом пристального внимания, и нервно кашлянул.

– Да, теперь я вспомнил. Речь шла об освобождении его брата, который очень любит говядину, выращенную на моих землях, – сказал он с усмешкой. – И как они оба поживают?

– Мы приехали не затем, чтобы обсуждать дела моих родных, – сказал Дункан и пригубил напиток, в аромате которого явственно ощущались нотки торфа.

– Виски с острова Малл, – сказал герцог. – Вода в местных источниках пахнет торфом, отсюда и своеобразный аромат. Это виски – двадцатилетней выдержки. Мое мнение, что двадцатилетний – самый лучший, но это дело вкуса, верно? – Поджав губы, он поднял стакан в приветственном жесте, обращенном к гостям, и шутливым тоном спросил: – Марион, ваш отец вернулся в Перт?

– Он уехал, как только получил ваш ответ.

Свое послание лэрд Гленлайона отправил герцогу при посредстве брата последнего, графа Айли. Ответа пришлось дожидаться пять дней. Наконец один из подручных Аргайла привез в Честхилл заветное письмо. Герцог предлагал приехать в Инверари… Марион в сопровождении доверенных лиц, но без оружия.

Дункан и Марион отправились в Инверари с Макгрегорами. По прибытии они оставили своих спутников в маленьком трактире за пределами города. Было решено, что Макгрегоры их «подстрахуют» на случай, если герцог Аргайлский решит завладеть документом нечестным способом. Оставалось только надеяться, что Макгрегоры не напьются к их возвращению. Честно говоря, все эти долгие разговоры вокруг да около успели Дункану порядком надоесть.

– Документ у вас с собой? – спросил он, желая поскорее закончить разговор.

Аргайл вопросительно посмотрел на него и поджал губы.

– Да, – ответил он, прикладывая руку к карману камзола. – Не стану скрывать, это дело доставило мне немало неприятных минут, и я буду рад с ним покончить. И все же я в недоумении, Марион, что заставило вашего брата так поступить с отцом?

Девушка побледнела и оперлась на руку Дункана.

– Вы не догадываетесь, ваша светлость? Что заставляет иных предавать семью, близких? Деньги! Отца одолевают кредиторы, вот Джон и решил ему помочь. Намерения у него были самые похвальные, но способ…

– Долги… Я понимаю, – задумчиво произнес герцог. – Надо признать, я огорчился, не увидев подписи вашего отца на ходатайстве о признании прав короля Георга на престол, которое подписали многие знатные члены нашего клана в августе прошлого года. Но Бредалбэйн встал на сторону якобитов, и у вашего батюшки, верного вассала маркиза Гленорхи, не оставалось выбора.

– Мой отец выбрал свой лагерь из чувства долга, а не по принуждению.

Хмурясь Аргайл отпил глоток виски.

– Лэрды Гленлайона всегда были верны своему королю, моя крошка!

– И мой отец тоже! Он верен своей крови хайлендера, своим корням и служит родине!

Намек заставил герцога вздрогнуть.

– Можно по-разному служить родине, моя дорогая! Я, например, горжусь тем, что по происхождению – Маккайлин-Мор. И быть герцогом для меня – не более чем иметь титул и некоторые привилегии, с ним связанные. Когда речь заходит о власти, выбор всегда один: или ты захватываешь ее и заставляешь служить себе, либо это сделает другой, и тебе придется служить ему. В интересах своего народа и имени, которое я ношу, я выбираю первый путь. Сегодня в стране у меня высочайшее положение. И я делаю все, чтобы мои титулы и собственность семьи остались неприкосновенными.

Он налил себе еще виски и поднес бутылку к стакану Дункана, но тот движением головы отклонил угощение. Главнокомандующий королевской армией оперся о стол и невидящими глазами уставился на собак, дремавших у ног.

– Я никогда не забывал о своих корнях, и тем более – о своих предках.

– Но голова вашего деда все-таки оказалась на пике по обвинению в измене королю Карлу II, который был Стюарт по крови, – возразил Дункан.

Герцог ожег его сердитым взглядом.

– Его казнили, потому что считали слишком могущественным. Он не принес вместе со всеми клятву, как того требовал закон, и это стало предлогом для обвинения и казни. Но его колебания были продиктованы не чем иным, как религиозными убеждениями, ведь согласно этому закону каждый представитель государственной власти в стране обязан причащаться по англиканскому обряду, а он не мог этого делать, поскольку был протестантом. – Аргайл вынул из кармана достославный документ и еще раз внимательно его прочитал. – Что бы вы ни думали, Макдональд, – медленно и спокойно сказал он, – в наших с вами жилах течет одна и та же кровь.

Дункан хмыкнул, и этот звук эхом прокатился по библиотеке. Один из псов поднял голову, посмотрел на юношу, лениво зевнул и снова положил голову на лапы, не спуская с него бдительных глаз. Аргайл бросил свиток на стол, и без того заваленный картами и письмами.

– Если я не хочу, чтобы англичане поработили меня и манипулировали мною, я должен побеждать их на их собственной территории. А разве может быть более действенный способ этого добиться, нежели влиться в их ряды? Это позволяет мне упреждать удары, а иногда и оборачивать их себе на пользу.

Он обвел комнату рукой, добавив к этому красноречивому жесту многозначительную улыбку.

– Даже если ради этого приходится продавать своих? – не стерпел Дункан. – Преследуя и убивая своих, вы служите родине?

Ответ Аргайла был краток:

– Мятеж ничего не даст.

Он сделал несколько шагов навстречу юноше и остановился в нескольких метрах от него, чуть расставив ноги. Несмотря на ненависть, которую Дункан испытывал к герцогу, он не мог отрицать очевидного: этот человек наделен сильным характером и даром подчинять других своей воле. Аргайл допил виски, несколько секунд смотрел на пустой стакан, потом заговорил снова:

– Англичане хотят покорить Шотландию, вы сами это знаете. И Хайленд стал для них настоящим бельмом в глазу со своими бесконечными межклановыми войнами и привычкой опустошать окрестные земли лоулендеров. Они хотят, чтобы в этих горах наконец воцарился мир, и мне поручено навести порядок, а затем его поддерживать. Разумеется, попутно я прослежу за тем, чтобы моя семья и родственники не пострадали. Да, я служу ганноверской династии! Служу по мере сил, направляя эту армию и сражаясь с мятежниками. Но я каждую минуту помню, что для англичан навсегда останусь шотландцем и хайлендером в придачу. Хотя, признаться, этот ярлык обжигает мне кожу, когда я вижу, как ведут себя иные кланы! Мы живем не в Средневековье, Макдональд! Проснитесь! Англия протянула нам руку помощи, предложив подписать «Акт об унии», и это решение уже начало приносить свои плоды! Посмотрите, в каких плачевных условиях живет большинство из вас! Ваши методы земледелия устарели, вам нужна аграрная реформа. Ваши жилища… Господи, неужели вы до сих пор называете эти жалкие кучи камней и торфа домами?

Дункан почувствовал, что закипает, и ему стоило огромного усилия ответить спокойно.

– И ради этого мы должны продать наши души дьяволу? Чтобы мы проливали нашу кровь там, в сражениях на континенте, – вот чего они хотят! Чтобы мы в поте лица работали, обогащая их еще и еще! Они хотят лишить нас наших традиций и языка, чтобы было удобнее нами управлять! Да лучше умереть, чем стать для sassannachs ломовыми лошадьми!

Дункану потребовалось время, чтобы отдышаться. Марион сжала его руку, призывая успокоиться, дабы не навредить делу, ради которого они приехали. Глядя на юношу, герцог усмехнулся горько, с сарказмом.

– Теперь я понимаю, с чем столкнулся наш ловкач Бредалбэйн во время той встречи глав кланов в Ахаладере, в тысяча шестьсот девяносто первом году.

– Вам никогда этого не понять, ваша светлость, – ответил Дункан уже спокойнее. – Наши взгляды разошлись слишком давно, и теперь нас разделяет пропасть. Вы верно служите sassannachs, дабы не лишиться титулов и земель. А мы… Мы проливаем кровь ради того, чтобы сохранить свои обычаи и свою свободу!

Аргайл помолчал, наблюдая за молодыми людьми из-под полуопущенных век. Сам того не замечая, он тихонько поглаживал тартан своего клана.

– Где векселя и письмо, о котором вы писали?

Марион подошла к дорожной сумке, которую спрятала за креслом, и достала сверток.

– Но сначала я хочу увидеть документ с подписями якобитов, – заявила она.

Герцог вздрогнул от удивления, но тут же улыбнулся, взял документ и протянул его Марион. Да, этой девчонке дерзости не занимать!

– Думаю, вы переписали все имена, которые значатся в бумаге, – сказала она, пробегая документ глазами.

– Перечень имен мне ни к чему, если я ничем не смогу подкрепить свои обвинения. Впрочем, членам палаты лордов большинство имен и так известны.

Он протянул руку, и Марион вложила в нее сверток с векселями и письмом.

– Не понимаю, зачем вашему сыну впутывать вас в заговор, имеющий целью убийство особы королевской крови? – с вызовом спросила она.

Аргайл поджал губы, швырнул векселя на стол и медленно развернул письмо. По мере того как он читал строки, начертанные неуверенной рукой сына, лицо его бледнело все сильнее. Закончив чтение, он положил документ поверх векселей и несколько секунд не мог отвести от него взгляд.

– Гленлайон утверждает, что это письмо перехватили Макгрегоры и посыльному было велено доставить его из Форт-Уильяма в Эдинбург…

– Это правда, – подтвердила Марион. – И на нем не стояло имя получателя. Только вот этот значок. Похоже на меч или, может быть, крест…

– Тот, кому адресовано письмо, наверняка знает, что это за значок.

– Ваш сын не особо задумывался, подставляя вашу голову под секиру палача, – зло проговорил Дункан. – Не говоря уже о том, как он тратит состояние, которое столь дорого вашему сердцу…

Тяжелый вздох вырвался из груди герцога.

– Я не спрашивал вашего мнения, Макдональд. – Он снова устремил взгляд на письмо. – Интересно, первое ли это послание… с моей подписью? – пробормотал он, явно стараясь что-то припомнить. Потом кивнул, сложил письмо и спрятал в тот же карман, откуда совсем недавно извлек обличающий якобитов документ, после чего принял снисходительный вид и снова обратился к молодым людям: – Полагаю, вы составили себе неверное представление о причинах, которые заставили меня согласиться на эту маленькую… гм… сделку. Речь идет о жизни и смерти Претендента. Цена сделки очень высока. Насколько я теперь вижу, воображение у моего сына весьма буйное. Наверняка он решил, что моя подпись под приказом придаст ему веса. И вполне может быть, что… Но, как бы то ни было, он не спросил моего согласия, и именно это меня злит. Ни эшафот, ни поцелуй Вдовы меня не страшат. Исход восстания предрешен, и все это понимают. По моим сведениям, армия моего давнего товарища, графа Мара, тает, словно снег на солнце. И я знаю, что могу доверять этому источнику, до сегодняшнего дня он меня не подводил. Второй важный момент: Мар не поддерживает в армии должную дисциплину. Я хорошо его знаю, мы заседали вместе в палате лордов. Он – никуда не годный стратег и не умеет поддерживать боевой дух своих солдат. Да и сама цель восстания весьма расплывчата, замечу я вам! У вас слишком разные мотивы. Иные из вас верят, что престол по закону принадлежит Якову, пусть даже он и католик. Те, кто против объединения с Англией, видят в восстании единственную возможность возродить независимость Шотландии. Есть еще и те, кто таким путем желает вернуть ту жизнь и методы управления страной, которые веками оставались неизменными. Грустно это осознавать, но история повторяется: каждый клан сам за себя, каждый в клане сам за себя! У меня на глазах при Шерифмуре маркиз Хантли удрал с поля боя. Очень плохое предзнаменование, вы не считаете? Что до ваших политических целей, то должен заметить…

Дункан до боли стиснул зубы. Он знал, что Аргайл говорит правду, и это его бесило. Численность армии герцога за последнее время значительно выросла. По донесениям шпионов, из Голландии прибывали все новые и новые войска. Армия же якобитов, наоборот, в численности серьезно потеряла. Обещанная Францией помощь все никак не приходила. На море то и дело появлялись корабли, но ни один из них так и не пристал к берегу. Герцога Орлеанского, который стал регентом после кончины короля Людовика XIV, проблемы Шотландии волновали мало. Немалую роль в создавшемся бедственном положении сыграло и отсутствие инициативы со стороны графа Мара. И если раньше их противник полагал, что на окончательное подавление мятежа уйдут недели, то теперь счет шел уже на дни.

Аргайл, похоже, понимал, о чем он думает. С улыбкой превосходства он заговорил снова:

– Разумеется, я не стану вдаваться в детали. Если я начну выдавать противнику военные секреты, то эшафота мне точно не избежать! – Герцог красноречиво провел пальцем по шее над кружевным жабо и цинично хохотнул. – В наших с вами общих интересах забыть, о чем мы тут беседовали. Сам факт вашего пребывания в этом замке может быть истолкован превратно. Что до Претендента, то за его голову назначена награда в сто тысяч английских фунтов, а, как известно, деньги и дьявол не знают отдыха…

Предприятие их увенчалось успехом, и все же на душе у Дункана было тяжело. Справедливость слов Аргайла охладила его воинственный пыл не хуже ведра ледяной воды и лишила остатков надежды. Что ж, герцог нанес точный удар…

Из Инверари они отправились, понурив голову. Уже стемнело, но по заснеженной дороге еще можно было проехать. На небе ярко светила голубоватая луна. Наконец дорога свернула в лес. Пустив Марион вперед, Дункан то и дело оглядывался, чтобы удостовериться, что никто за ними не следит. Как будто никого, и все же чувство тревоги не давало ему расслабиться. Внутреннее чутье подсказывало, что… И тут он их увидел. На прогалину между деревьями, в пятно лунного света, выехали два всадника. Он догнал Марион, взял заряженный пистолет в одну руку, а другой мягко закрыл рот девушки.

– У нас незваные спутники, – шепотом сказал он.

Она обернулась, и глаза ее расширились от страха.

– Поезжай веред! Когда я свистну, галопом скачи в лес и спрячься. Поняла?

Марион кивнула. Дункан притянул ее к себе, поцеловал и отстранился.

– Их всего двое, – сказал он, чтобы успокоить девушку. – Думаю, я с ними справлюсь.

– Дункан!

– Tuch! Делай, как я говорю, и жди, пока я тебя позову. Только спрячься хорошенько.

– Хорошо.

– Поезжай!

Он ударил ее лошадь по крупу, и она пустилась бодрой рысью. Дункан оглянулся, чтобы оценить разделявшее его и преследователей расстояние. Метров пятьдесят, может, меньше. И они приближались. Нельзя было терять ни секунды.

Он осмотрелся. Марион успела ускакать на приличное расстояние. Он отвел свою лошадь глубже в лес, спрыгнул на землю и свистнул. Потом поднял с земли длинную тяжелую ветку, покрытую коркой снега. Сердце его билось стремительно, как у загнанного зверя. Свист встревожил преследователей, и они пришпорили коней. Дункан замахнулся палкой, моля Бога, чтобы удар достиг цели. Десять метров, пять метров…

Ветка с такой силой врезалась в скакавшего впереди всадника, что тот свалился с седла и с тошнотворным хрустом упал на землю. Его спутник успел натянуть поводья, и лошадь с ржанием встала на дыбы. Крик его эхом прокатился по лесу. Перепрыгнув через противника, который без сознания лежал на снегу, Дункан выскочил из тени и навел на незнакомца пистолет. Тот выругался сквозь зубы.

– Слезай! – приказал юноша.

Мужчина попытался выхватить пистолет, но Дункан предвосхитил его выстрелом в воздух. Он не хотел его убивать. Мужчина вздрогнул. Дункан воспользовался мгновением замешательства, подскочил и грубо сдернул его с седла. После короткой борьбы он прижал противника к земле и приставил к его горлу нож. Глаза мужчины расширились от ужаса.

– Почему вы едете за нами? – спросил Дункан, удерживая противника за воротник.

– Я… Я выполняю приказ!

– Приказ? Чей же?

– Документ…

– Кто приказал его забрать? Аргайл?

Взбешенный Дункан сильнее нажал на клинок, и на шее мужчины появилась рана. Он застонал от боли.

– Д-да…

– Герцог? Чертов предатель! Нужно было попортить ему фасад…

Глаза мужчины расширились, хотя, казалось, они уже и так едва держались в орбитах.

– Нет… Вы не поняли… Не герцог, – пробормотал он, всхлипывая от страха. – Его сын!

– Джон?

– Да.

Значит, герцог не нарушил уговор… Зато его мерзавец сынок никак не хочет угомониться и продолжает плести интриги у отца за спиной!

Дункан выругался.

– Вы же не станете… убивать меня?

– Убивать тебя? – Он косо усмехнулся. – Мертвые не говорят, приятель! А я хочу, чтобы ты передал кое-что от меня своему хозяину.

– Да-да, я передам…

– Скажи ему, что если он еще вздумает нам докучать, то я сдеру с него шкуру и сделаю из нее щит. Это ясно?

– Ясно, щит…

Дункан посмотрел на перепуганного противника. В нос ему ударил резкий запах мочи. Он отстранился и увидел, что между ног у того мокро.

– На поле боя при Шерифмуре ты бы долго не задержался… М-да, хороших же исполнителей находит этот поганец Джон для своих грязных делишек!

– Прошу, отпустите! – взмолился мужчина. – Я все передам…

Дункан полоснул ножом по его левой щеке.

– Это – за Шерифмур, подонок!

Кто-то за его спиной пронзительно вскрикнул. Дункан вскочил на ноги и замахнулся ножом. Марион стояла над вторым противником, тем, что лежал на земле без сознания, нацелив на него пистолет Дункана, который тот выронил, когда сбивал с лошади второго всадника. Оружие плясало в руке девушки, и ей с трудом удавалось держать лежащего противника на мушке. Одновременно она испуганно косилась на типа, который стонал от боли, схватившись за щеку.

– Ты что тут делаешь? – вскричал Дункан. – Я же приказал тебе спрятаться!

– Мне стало страшно! Я услышала выстрел и подумала…

Губы Марион дрожали, как и ее руки. Дункан в отчаянии вздохнул, повернулся к раненому, выхватил у него из-за ремня пистолет и отшвырнул в сторону. То же самое он хотел проделать и с пистолетом второго, того, что до сих пор не очнулся, но передумал и сунул его себе за пояс.

– Марион, едем!

Несколько километров, и они подъехали к трактиру, в котором их дожидались Макгрегоры. Марион соскочила с лошади и… разрыдалась. Дункан поспешил ее обнять.

– Теперь все хорошо, mo aingeal, – шепнул он ей на ушко.

– О Дункан! Я так испугалась! Я подумала, что… Я… Я решила, что они тебя…

– Разве я не говорил, что не позволю какому-то паршивому Кэмпбеллу себя убить? – спросил он с улыбкой.

– Это не смешно, Дункан Макдональд! Мне было страшно!

И она смерила его отнюдь не испуганным, а сердитым взглядом.

– Но у тебя хватило смелости наставить на того типа мой пистолет! Скажи, а что бы ты стала делать, если бы он шевельнулся?

– Выстрелила, а что еще?

Дункан расхохотался.

– Он не был заряжен, mo aingeal!