В комнате пахло так приятно, что Марион вздохнула от удовольствия и сглотнула слюну. В животе заурчало. И неудивительно: вчера за ужином она почти ничего не съела – признание брата отбило всякий аппетит. Но все же Марион предпочла на время забыть о необходимости подкрепить свои силы.

Тяжелая волосатая нога лежала у нее на ногах. Перина задрожала в такт движениям незваного гостя, кровать скрипнула под избытком веса, который ей приходилось выдерживать. Черные длинные волосы Дункана рассыпались по плечам, закрыв ему лицо. Она осторожно, чтобы не разбудить его, отвела их в сторону. Небритый, со шрамом через всю щеку, он был похож на дикаря из давних времен, который пришел, чтобы грабить и жечь все, что попадется на пути. В определенном смысле именно это он с ней и сделал. Завладев ее сердцем, он воспламенил ее тело и овладел им. А она… Она сгорела в его объятиях. Марион покраснела до корней волос, вспомнив об их ночных утехах. Однако даже тени сожаления она не испытывала.

В последние несколько недель она часто представляла себе, каково это будет, когда ее тела коснутся мужские руки. А именно – руки Дункана. Она представляла, каково это, когда соприкасаются два тела. Что ж, действительность превзошла все ожидания.

Дункан вздохнул, медленно открыл глаза и улыбнулся ей.

– Madainn mhath dhuit, mo aingeal. Скажи, это правда ты или я еще сплю? Сегодня ночью мне приснился прекрасный сон. Сладкий сон зимней ночью…

– Что, если ты до сих пор не проснулся?

– Если так, то я никогда не хочу просыпаться. Ты хорошо спала?

– Для двоих моя кровать узковата, – заметила она, скользнув взглядом по его широким плечам.

– Прости, что стеснил тебя, – насмешливо сказал он. – А я спал как младенец. Ничего, ты привыкнешь.

– К твоему храпу?

Он засмеялся.

– Я не храплю.

– Еще как! Дункан Макдональд, ты храпишь, как пьяница!

Он захохотал громче.

– Это потому, что я был пьян, mo aingeal. Пьян, как никогда раньше.

Он взял Марион за подбородок и приподнял ее лицо.

– Я был пьян тобой…

Он ласково поцеловал ее в холодный нос, потом в губы, заставляя их открыться и позволить ему исследовать рот.

– Наверное, уже много времени, – сказал он после недолгого молчания.

Марион потянула носом воздух.

– Судя по запаху горячего хлеба, часов семь или восемь.

– Уже? – вскричал он, садясь на постели. И потом посмотрел на нее с улыбкой любопытства. – У нас принято узнавать время по солнцу.

– Поверь, запах хлеба, который печет Амелия, тоже не обманет! Она всегда сажает хлебы в печь в одно и то же время.

Лицо Марион стало серьезным. Она едет в Гленко! Вся тяжесть принятого решения камнем легла ей на сердце. Ей придется отказаться от приятных мелочей, которые с давних пор составляли ее повседневность, и вдруг все они показались ей очень важными, совсем как запах хлебов Амелии, наполнивший собой дом. И все же Марион была готова на все, лишь бы быть с мужчиной, которого любила.

Дункан соскочил с кровати, положил на кучу углей кусок торфа и раздул огонь. Несколько секунд – и в очаге вспыхнуло пламя. Марион залюбовалась гибким телом и рельефной мускулатурой возлюбленного. Вздохнув от удовольствия, она плотнее закуталась в теплые одеяла. Дункан повернулся, и теперь настала очередь Марион выдержать его взгляд. Юноша выпрямился во весь рост. Он и не пытался прикрыть свою наготу.

– Может, оденешься? Холодно же!

Он с лукавой усмешкой посмотрел на свой живот и ноги.

– Тебе неловко видеть меня голым, а, Марион?

– Ну… Немного неловко, – призналась она. – Я не привыкла к тому, что по моей комнате разгуливает голый мужчина.

Он засмеялся и присел на край кровати, заскрипевшей под его весом так, что Марион решила: сейчас она перевернется.

– Знала бы ты, как меня это радует!

Дрожащими пальцами она погладила его по бедру. Дункан взглянул на нее, прикрыв глаза, и по телу молодой женщины пробежала дрожь.

Его рука прикоснулась к ней, мгновенно пробудив дремлющее желание.

– Ты и я… Мне с трудом в это верится. Когда я проснулся, пришлось себя ущипнуть, чтобы поверить, что это не сон.

Он взял ее руки, по очереди поцеловал и поднес к своему сердцу.

– Все, что я сказал тебе вчера, Марион, было от сердца. И когда я просил тебя поехать со мной в Гленко, если ты, конечно, помнишь, – тоже…

– И мой ответ тоже был от сердца, Дункан.

Его белые зубы приоткрылись в улыбке.

– Ты не пожалеешь?

– Никогда!

Он поцеловал каждую ладонь и приложил их к своей груди на уровне сердца.

– Оно бьется ради тебя.

Он наклонился, и черные волосы коснулись щеки Марион. Она закрыла глаза. Губы Дункана прижались к ее губам – нежные, мягкие. Когда он отстранился, она уже знала, что он готов снова повторить все то, что было между ними несколько часов назад. Заметив ее удивление, Дункан засмеялся. Движение руки – и от Марион упорхнуло одеяло. Дункан уложил ее на спину и замер. Потом нежно поцеловал и, привстав на коленях, принялся ее рассматривать.

Молодая женщина ощутила неловкость от того, что он смотрит на нее вот так, при свете дня. Он догадался о ее волнении и убрал руки, которыми она попыталась было прикрыться.

– Не прячься, Марион! Мне нравится смотреть на тебя.

Он с вожделением воззрился на нее, и она ощутила, как по телу разливается приятное тепло. Кровь прилила к щекам.

– И все-таки я стесняюсь!

Он улыбнулся.

– Скажи, что тебе самой не нравится смотреть на меня, и я перестану.

Марион открыла было рот, но смутилась, и ее губы сомкнулись снова. Да, то была правда – ей нравилось на него смотреть.

– Ты прав, – смущенно согласилась она.

Он рассмеялся.

– Leannan sith…

– Может, и так, поэтому берегись! Я могу утащить тебя в свое подземное жилище!

– И я буду жить там вечно в изобилии и роскоши? – На лице Дункана появилась гримаса отвращения. – Fuich!

– Это еще почему? Тебе бы не понравилось? А я думала, все мужчины только об этом и мечтают!

– Жить в роскоши в окружении прекрасных дев и заниматься любовью с утра до вечера?

– Об этом можешь даже не мечтать! Я буду единственной женщиной в твоей постели, Дункан!

Он тихонько засмеялся.

– Конечно… Скажи, а в Гленлайоне много холмов, где живут феи?

– Немного, но есть.

– Знаешь, а ведь с твоим даром предвидения ты и вправду можешь оказаться leannan sith.

Дункан обхватил ее за талию и усадил к себе на колени. Марион вздрогнула от холода, царившего в непрогретой еще комнате, и прижалась к нему.

– Ты веришь в эльфов?

– Верила, когда была маленькой, – призналась она, слегка смутившись. – Пока не попробовала вызвать эльфа сама. Амелия рассказала мне, что надо сделать, чтобы появился целый кортеж фей верхом на бабочках с золотистыми крылышками и эльфов в доспехах на переливающихся всеми цветами радуги скарабеях.

– Правда? И что же надо было сделать? – улыбаясь, поинтересовался Дункан.

– Положить в один башмак листок ясеня, в другой – листок бузины. Потом сунуть в карман ветку боярышника и сказать первому порыву ветра: «Да благословит тебя Господь!»

– И получилось?

Она поморщилась.

– Конечно: из кустов с громким гиканьем выскочили оба мои братца!

Дункан засмеялся и чмокнул ее в плечо.

– Вместо эльфов к тебе явилась парочка Красных колпачков!

– Почти… А ты знаешь, что в наших краях и вправду живет Красный колпак?

– Нет, – ответил он, лаская губами ее шею.

Руки его сладострастно поглаживали ягодицы Марион, медленно скользили по ее бокам вверх и вниз. От этих прикосновений по телу девушки бегали мурашки.

– Амелия говорит, что он бродит среди руин Меггерни.

– А я слышал, что там обитает призрак твоего родича, кровожадного Колина Кэмпбелла.

– Кто тебе такое сказал? Неужели ты веришь в привидения?

– Так же, как в фей и эльфов, не больше и не меньше. Но, сказать честно, мы стараемся обходить это место, когда приходим сюда… с визитом. Старый Ангус Маккол клялся, что видел призрак твоего прадеда возле стены замка. Так вот, привидение показало пальцем на деревья за спиной у Ангуса и его спутников и разразилось наводящим ужас смехом. Все обернулись и увидели висящих в петле тридцать шесть гниющих трупов Макдональдов, которых когда-то повесили в этом месте… Они бросили коров, которых украли, и вернулись в Гленко с пустыми руками. А у Ангуса с того самого дня волосы стали белыми как снег.

Марион усмехнулась.

– Что ж, безумец Колин знает свое дело! Надо будет сказать отцу, чтобы коров почаще гоняли пастись к руинам старого замка.

– Скажи, ты ведь этого не сделаешь? Хотя, когда ты будешь жить со мной в Гленко, ты ведь не станешь отрезать мне… сама знаешь что, даже если и случится повод?

Молодая женщина нахмурилась, не понимая, о чем он говорит.

– А зачем мне что-то тебе отрезать?

– Ты что, забыла, как грозилась отрезать мне «все причиндалы»?

Марион задумалась, покусывая губы. Лицо ее вдруг просветлело, и она задорно улыбнулась.

– Помню! Я вспомнила, Дункан Макдональд!

Рука ее скользнула вниз и завладела предметом, на который были обращены ее угрозы. Дункан издал стон удовольствия.

– Угроза в силе, хотя… Дело это не срочное, его можно отложить.

Медленно лаская его, она засмеялась тихим, журчащим смехом. Дункан сомкнул веки и притянул ее к себе, чтобы поцеловать. Вдруг с нижнего этажа донеслись раскаты голосов. Оба вздрогнули. Похоже, Джон и трое спутников Дункана разговаривали на повышенных тонах. Марион не могла разобрать слов, но в том, что беседа не была дружеской, не могло быть никаких сомнений. Услышав душераздирающий вопль Амелии, она поняла все.

Отбросив руку Дункана, она соскочила с кровати. На лестнице послышались шаги и самые грубые ругательства. Марион испуганно посмотрела на Дункана, который только теперь осознал, что происходит.

– Одевайся! – произнес он лишенным эмоций голосом.

Бледная как полотно, девушка бросилась собирать с пола разбросанные в беспорядке вещи и натягивать их на себя. Дункан не отставал от нее. Джон яростно застучал кулаками в дверь сестриной спальни.

– Марион, немедленно открывай! – кричал он. – Я знаю, что он там! Марион! Открой эту чертову дверь!

Марион в отчаянии посмотрела на Дункана, который как раз одергивал плед и поправлял ремень.

– Он тебя убьет… Дункан, только не это!

– Ничего он не сделает, mo aingeal. Конечно, может, и попытается, но я не позволю какому-то там жалкому Кэмпбеллу себя убить!

Услышав это, Марион нахмурилась. Дверь сотрясалась от ударов.

– Не забывай, он – мой брат!

Он завязал шнурок у нее на корсаже и поцеловал ее в лоб.

– Ладно, горло я ему перерезать не стану.

– Марион! – снова и снова повторял хриплый от злости и ненависти голос Джона. – Быстро открывай, или я вышибу дверь! Я знаю, что этот негодяй Макдональд в твоей комнате!

Марион с тревогой посмотрела на дверные петли, потом на Дункана, которого происходящее, похоже, не особенно взволновало.

– В окно! Дункан, прыгай в окно!

Она вцепилась ему в руку, толкая к единственному возможному выходу.

– Ты и правда думаешь, что я сбегу как трус? Открой дверь. Пускай заходит!

Дверь заходила ходуном, и с каждым новым ударом Марион вздрагивала. Дункан подтолкнул ее к двери и попытался приободрить жестом. Но она успела заметить, как его рука легла на рукоятку кинжала.

– Ну же, Марион!

Дрожащими пальцами она отодвинула задвижку, и Джон с перекошенным от ярости лицом ворвался в спальню. Он сопел, как бык, готовый напасть. Во взгляде его ясно читалась жажда убийства, и Марион инстинктивно отшатнулась. Джон посмотрел на нее, потом на Дункана. В комнате повисла тишина. В дверном проеме застыла Амелия, а у нее за спиной, держа руки на рукоятках ножей и готовясь вмешаться в любой момент, стояли Роб и Колин. Кухарка судорожно рыдала, Джон все никак не мог отдышаться.

Марион окаменела от ужаса. Джон сделал шаг вперед и замер. Окинув сестру взглядом с головы до ног, он посмотрел на неубранную постель.

В пощечину, от которой Марион отбросило к стене, он вложил всю свою злость. Девушка сползла вниз, держась рукой за ушибленную щеку и пытаясь сдержать слезы. Мгновение Дункан потрясенно смотрел на ее брата, потом, по мере того как новые чувства просыпались в нем, лицо его исказилось яростью. Испустив леденящий кровь вопль, он бросился на Джона и швырнул его к комоду. Тот пошатнулся, ваза с цветами рухнула на пол и разбилась.

Амелия вскрикнула. Марион сжалась в уголке, парализованная страхом и изумлением. Кулак рассек воздух, послышался отвратительный хруст ломаемой кости. Роберт и Колин поморщились.

– Будь ты проклят, Макдональд! – взвыл Джон, хватаясь за окровавленный нос. – Ты обесчестил мою сестру и заплатишь за это жизнью, подонок!

Он обнажил свой кинжал, но не успел поднять оружие, как клинок уперся в его собственное горло. Колин схватил его за волосы.

– Клянусь, если ты хотя бы прикоснешься к нему, я отправлю тебя гореть в аду на пару с твоим мерзавцем дедом!

С диким криком Амелия бросилась вниз по лестнице. Роб помчался следом, опасаясь, как бы она не переполошила весь клан. В таком случае дело наверняка закончилось бы кровавой резней. Марион ухватилась за ножку кровати и с трудом встала.

– Прекратите! Отпустите его!

Но Колин не обратил на нее ни малейшего внимания, и Марион совсем уже приготовилась броситься на него, когда внизу снова зашумели люди. Амелия истерично рыдала и что-то кричала. По лестнице загрохотали тяжелые шаги.

Марион показалось, что пол уплывает у нее из-под ног.

– Папа!

В комнату вошел лэрд Гленлайона, а следом – один из его приближенных. Подручный лэрда толкнул Дункана к стене, выкрутил ему руку за спину и приставил к шее нож. Кровопролитие казалось неминуемым…

– Немедленно отпустите моего сына!

Колин без проволочек подчинился и подтолкнул Джона к отцу.

– Что здесь происходит? – спросил Гленлайон.

Взгляд его глубоко посаженных глаз обежал комнату и остановился на кровати. Как только суть происходящего открылась ему, кровь отхлынула у лэрда от лица и он испустил вопль ярости.

– Этот мерзкий Макдональд обесчестил ее! – крикнул Джон, указывая обличающим перстом на Дункана, которому клинок под кадыком мешал дышать.

С губ Марион сорвался стон. Она понимала, что должна вмешаться.

Рука с кинжалом ждала сигнала, одного слова, чтобы перерезать молодому Макдональду горло. Гленлайон смерил предполагаемого насильника ледяным взглядом.

– Это я! Я сама его позвала!

– Ты позвала этого каналью к себе в постель? – переспросил Джон, сплевывая кровь. – Но ведь ты помолвлена с графом Стретмором! Теперь он не захочет жениться на такой шлюхе, как ты!

– Заткнись! – прикрикнул на сына едва сдерживающий ярость Гленлайон.

Марион встретилась взглядом с Дунканом, которого слова Джона привели в крайнее изумление. Он с трудом сглотнул. Марион посмотрела на отца. Тот ответил жестким, холодным взглядом.

– Это правда? – спросил он бесцветным голосом.

– Папа, пусть его отпустят! Он взял только то, что я отдала ему по доброй воле!

– Но почему, Марион?

– Ну… потому что…

– Чтобы наверняка лишить себя последнего шанса сделать достойную партию! – прошипел Джон.

– Граф Стретмор погиб в сражении, жалкий ты болван!

Не сводя с брата пылающих гневом глаз, Марион шагнула к нему.

– Он погиб, сражаясь за своего короля! Он не предал его, в отличие от тебя!

Джон побледнел и стиснул зубы.

– Марион, перестань!

– Не перестану! В этой комнате единственный, кто запятнал позором имя Кэмпбеллов, – это ты! И значит, не тебе судить мои поступки!

Лэрд Гленлайона нахмурил кустистые брови.

– Объяснись, Марион! Что еще за предательство?

– Джон…

Она знала, что ее откровения станут для отца ужасным ударом, а ведь жизнь и так не баловала Гленлайона подарками… Но выбора у нее не было. Марион понимала, что обязана рассказать правду. Что она и сделала, правда, не вдаваясь в подробности. В этом не было нужды. Она попыталась обрести поддержку во взгляде Дункана, однако тот отвернулся и стоял не шевелясь, потому что нож подручного лэрда все еще холодил ему шею. Плечи Гленлайона поникли под тяжестью нового удара судьбы. Он закрыл глаза и опустил голову, а потом приказал своему человеку отпустить Дункана, а сыну – выйти из комнаты.

– Отец, я могу объяснить…

– Отправляйся в мой кабинет, Джон. Немедленно!

Юноша бросил исполненный ненависти взгляд на сестру и Дункана, который выдержал его с показным равнодушием, и вышел. Колин последовал за ним. Лэрд повернулся к Дункану и внимательно посмотрел на него.

– Мне нужно поговорить с сыном. А потом я займусь вами.

И он ушел, даже не взглянув на дочь. Плечи Марион задрожали, и она, рыдая, упала на кровать. Прошло несколько минут, прежде чем Дункан подошел к ней. Марион уставилась на носки своих башмаков, не решаясь поднять глаза.

– Думаю, я имею право требовать объяснений, – глухим голосом проговорил он. – Так что насчет Стретмора?

– Прости меня! Я хотела тебе сказать, но подумала, что это может подождать. Все равно ведь он умер…

– Ты была помолвлена с графом Стретмором и ничего мне не сказала?

– А зачем мне было об этом говорить? Дункан, ведь тогда между мной и тобой ничего не было!

Он отвернулся. Марион наконец осмелилась поднять голову и уставилась ему в спину.

– Он умер, и все это уже не имеет значения.

Повисло молчание.

– Дункан, ты должен мне верить!

– А если бы его не убили, ты бы все равно отдалась мне?

– За него я бы никогда не вышла. Я его не хотела. Нашу помолвку устроил граф Бредалбэйн, потому что хотел помешать мне…

Он обернулся.

– Ты хочешь, чтобы я поверил, что ты предпочла бы простой дом в Гленко замку в графстве Ангус? Да ты издеваешься надо мной! А я подумал было… что там, в Ардохе, ты оказалась не случайно…

– Так оно и есть.

Ну конечно! Ведь там был и граф Стретмор!

Она поднялась на ноги, которые по-прежнему были как ватные, и посмотрела ему в глаза.

– Дункан, не говори глупостей! Это ради тебя я осталась в лагере после сражения. Я знала, что должно случиться что-то ужасное. И знала, что кто-то из твоего клана умрет…

– Разумеется, кто-то должен был умереть. Это же война, Марион!

– Я просто не могла от тебя уехать, особенно после того… того видения… Я видела его, Дункан! Видела тартан твоего клана, весь в крови…

– И поддалась соблазну проверить, случится это или нет? – спросил он с горечью.

Это замечание уязвило Марион в самое сердце, но она сдержалась, поскольку понимала, что заставляет ее возлюбленного так говорить.

– Мне было страшно, потому что это видение случилось, когда я была рядом с тобой, так что я… я знала…

Дункан внимательно посмотрел на девушку. Она не лгала.

– И ты знала, что мой брат погибнет? Ты хочешь сказать, что это то самое видение, которое было у тебя в ночь, когда мы ограбили «Sweet Mary»? И ты мне ничего не сказала?

Он провел рукой по лбу. Лицо его помрачнело.

– Нет, все не так! Я не знала точно, кто именно умрет. Но, Дункан… Я боялась, что это можешь быть ты. Я не знала, что именно случится. И я так испугалась, что могу тебя потерять…

– Тебе надо было мне сказать! Может, я сумел бы сделать так, чтобы моего брата не убили!

– Нет! Судьбу изменить нельзя! Неужели ты не понимаешь? Я вижу то, что будет, и ничего не могу изменить. Будущее уже прописано, оно не меняется!

Девушка упала на колени и расплакалась. С минуту Дункан молча смотрел на нее, потом вздохнул.

– Марион, прости меня. Я не должен был говорить с тобой таким тоном. Я знаю, что ты ничего не могла изменить. – И он осыпал ее лицо ласковыми поцелуями. – Что касается Стретмора…

Она открыла покрасневшие от слез глаза и посмотрела на него.

– Он очень кстати умер на поле битвы.

– Как ты можешь говорить такие страшные вещи? Ему ведь было всего девятнадцать лет! – Она умолкла, заметив выражение лица Дункана, потом заговорила снова: – Повторяю, я бы за него никогда не вышла! И никто не смог бы меня заставить.

– Но ведь, судя по всему, это была блестящая партия…

– Мне не нужны были ни его замки, ни титулы. Это тебя… Это тебя я…

Слова, казалось, застряли в ее пересохшем горле. Марион колебалась. Но отступать теперь было поздно.

– Это тебя я хотела, Дункан!

Лицо его расслабилось, губы приоткрылись. Было ясно, что он взволнован, растроган и подыскивает слова. Он обнял Марион и прижал к себе.

– Наверное, я тебя люблю…

– «Наверное» или любишь?

– Если честно, Дункан, я не хотела в тебя влюбляться. Все-таки я – дочка лэрда Гленлайона, а ты… Вдобавок ко всему я не знала, каковы твои истинные намерения. Я боялась, что ты просто хочешь воспользоваться мною, чтобы отомстить за твой клан.

– Марион!

Он взял ее за подбородок и заставил посмотреть себе в лицо.

– Мой нежная Mòrag… Я никогда не смогу причинить тебе зло. И если ты и вправду любишь меня хоть немного, это уже больше, чем я мог надеяться!

Лэрд Гленлайона стоял у окна спиной к нему. Взгляд его блуждал по белым от снега холмам, окружавшим поместье. Бесконечное постукивание пальцами по столешнице письменного стола заставляло Дункана нервничать еще больше. И все же юноше удалось сохранить невозмутимое выражение лица, когда Гленлайон отвлекся от созерцания пейзажа и устало посмотрел на него.

– Не стану скрывать, что разочарован. Марион – моя единственная дочь, и я желал для нее другой судьбы, – заявил он без околичностей. – Выбрать Макдональда! Fuich! Марион всегда меня удивляла, но это переходит все границы разумного. – Лэрд грохнул по столу кулаком, посмотрел на сжатые пальцы, расправил их, вздохнул и закрыл глаза, словно признавая, что изменить случившееся он бессилен. – Как бы то ни было, я не собираюсь ни к чему ее принуждать. Честно говоря, я боялся, что это произойдет. У нее не было особых причин оставаться в Перте, если не считать вас. Я знаю свою дочь лучше, чем она думает. И я не слишком многословен. Мои разговоры с детьми, особенно с Марион, скорее… Но ведь мужчине трудно одному растить девочку, к тому же такую непоседливую. Я давно оставил надежды ее перевоспитать.

Он пожал плечами, повернулся к огню и посмотрел вверх, на портрет. Казалось, его отец с напряженным интересом вслушивается в разговор.

– Буду с вами откровенен, Макдональд. Ваш клан я считаю наихудшей язвой Хайленда. Но я способен оценить, что собой представляет человек, не принимая во внимание его корни и происхождение. – Он посмотрел на застывшего у входной двери Дункана. – Марион была обещана в жены графу Стретмору, вам это уже известно. Но он погиб, да примет Господь его душу! Это упрощает ситуацию, особенно в том, что касается планов Бредалбэйна. Но, поступив так, как поступила, Марион лишила себя шансов на выгодное замужество.

– Выгодное, говорите вы? – возмутился Дункан, внезапно обретая дар речи. – Но для кого?

Изнуренное, худое лицо Гленлайона ожесточилось. Он нахмурился, хотя взгляд его выцветших голубых глаз остался грустным.

– Для нее самой, Макдональд. Вы неправильно истолковали мои намерения. Я всем сердцем люблю дочь. Ради нее я готов поступиться некоторыми своими принципами. Я бы никогда не воспользовался Марион ради собственного обогащения. Я хочу, чтобы это было ясно с самого начала.

– Это ясно, сэр.

Гленлайон вздохнул и посмотрел на портрет красавца кавалера над камином.

– Ваши намерения, Макдональд, – вот что меня волнует! Зачем мужчине из Гленко преследовать дочь Гленлайона, если только он не хочет… В общем, если вспомнить, в каких отношениях наши кланы, полагаю, неудивительно, что я задаюсь такими вопросами.

– Я понимаю, – отозвался Дункан. – Но мои намерения самые честные, сэр, поверьте!

Лэрд насмешливо улыбнулся.

– Поверить вам на слово? Хотелось бы. Но вот загвоздка: я давно не доверяю людям, которые приходят из Проклятой долины. И мне трудно усмотреть в этой истории что-то помимо желания отомстить. Мне очень дорога моя дочь. Она – это все, что у меня осталось… она напоминает мою покойную супругу.

– Сочувствую вам, сэр. Марион мне рассказывала…

– Она вам рассказывала? Что ж, это хорошо.

Он задумался. Длинные пальцы лэрда нервно теребили карман небесно-голубого бархатного камзола, подчеркивавшего цвет его глаз. Дункан представил Марион в платье того же цвета…

– Вы принудили ее?

Дункан заморгал от неожиданности.

– Нет, сэр, нет!

Лэрд поморщился, потер кончик носа и окинул юношу оценивающим взглядом.

– Полагаю, это правда. Марион трудно заставить делать то, что она не хочет, разве только ценой обид и слез, и мне это известно лучше, чем кому-либо. И если я правильно разгадал природу чувств, которые она к вам испытывает… Я поверил дочери, когда она сказала, что сама пригласила вас… в свою спальню. Ей всего шестнадцать, но, насколько я вижу, она уже знает, чего хочет. Я шокирован ее поведением, и это еще слабо сказано. Но я ничего не могу изменить, не так ли? – Он горько усмехнулся и продолжил: – Надо признаться, в этом есть и моя вина. Я всегда позволял ей все, что она хотела. И сегодня я слишком устал, чтобы с ней сражаться. К великому огорчению Амелии, моя дочь куда больше любила лазить в мальчишечьих штанах по торфяным кучам, чем благонравно сидеть в доме в чистом платьице и заниматься рукоделием или читать псалмы из Библии. Да вы и сами знаете, какая Марион упрямая!

Дункан улыбнулся уголками губ.

– Да, я заметил. И язык у нее подвешен как надо.

– Именно, – согласился лэрд и прищурился. – Полагаю, мне следовало обходиться с ней построже. Ее речь и манеры оставляют желать лучшего.

– А мне в ней это даже нравится, – сказал Дункан, не переставая улыбаться.

– О да, в этом я не сомневаюсь.

Гленлайон посмотрел на него так внимательно, что Дункану стало не по себе.

– Как зовут вашего отца?

– Лиам Макдональд.

– Лиам… Не слишком распространенное в Хайленде имя. Думаю, мы с ним встречались. Скорее всего, на моих землях, но не помню, когда именно.

В задумчивости он потер подбородок, потом снова повернулся и посмотрел на картину.

– Вам известно, что человек на портрете – мой отец?

– Да, я догадался.

– То, что он сделал, нельзя ни исправить, ни простить. Он был человеком слабым, легко подпадал под чужое влияние. Я считаю, что он совершал непростительные поступки, но не хочу, чтобы за них расплачивалась Марион. – И он многозначительно посмотрел на Дункана. – Вы понимаете?

– Прекрасно понимаю, сэр.

– Как вы намерены с ней поступить теперь, когда… Вы ведь понимаете, что я имею в виду?

– Я хочу увезти ее с собой в Гленко, – ответил Дункан, не моргнув глазом.

На лице лэрда заходили желваки. Он принялся перебирать пальцами звенья золотой цепочки от часов, пропущенной сквозь петельку камзола, и натянул ее так туго, что она вот-вот грозила лопнуть.

– Гленко… – прошептал он и поморщился, как если бы даже название этой долины было проклято. – И она согласилась?

– Да.

Гленлайон нахмурился и шумно выдохнул, словно признавая свою беспомощность. Дункан даже ощутил некоторую жалость по отношению к человеку, чей груз жизненных забот казался столь тяжким. Интересно, случалось Марион видеть отца улыбающимся?

– Скажите, Макдональд, а почему вы хотите увезти мою дочь в Гленко?

Дункан не сразу понял суть вопроса. Но когда понял, расправил плечи и вздернул подбородок.

– Потому что я люблю ее, сэр!

Сердце его неслось галопом, как испуганная лошадь, спасающаяся от опасности. Он только что озвучил отцу Марион чувства, которые питал к ней и которые осознал едва ли не час назад. Да, он любит Марион!

– Вы ее любите… – повторил Гленлайон громко. – И что же вы готовы сделать ради этой… любви?

– Ради Марион я готов на все.

Слова вырвались сами собой, Дункан даже удивился. Он любит Марион Кэмпбелл! Испытав приступ ярости там, в спальне, когда Джон ее ударил, он осознал, что мог бы убить за нее. Если бы Джон не был ее братом, он наверняка бы ударил его ножом.

– Поймите меня правильно, – продолжал между тем отец Марион, – я должен убедиться в том, что ваши чувства истинны. Для меня нелегко оценить, что вы за человек. Вы – уроженец Гленко, но я видел вас в бою. Вы бесспорно храбры. И, как я полагаю, человек чести. Моя дочь была в ваших руках некоторое время, и вы… – Он поморщился. – И вы отнеслись к ней с уважением. Я давно хотел поблагодарить вас за все, что вы для нее сделали.

Гленлайон подошел к маленькому одноногому столику, на котором стояли стаканы, и взял один. Потом снял с полки шкафа бутылку виски и вернулся к письменному столу.

– Вам наверняка известно, что мой отец промотал свое наследство, – сказал он, наливая себе драм янтарного напитка.

Потом открыл ящик стола и вынул ларец розового дерева с отделанными латунью уголками. Он оказался запертым. Дункан молча, с любопытством наблюдал за действиями лэрда, пока тот искал в связке нужный ключ. Наконец Гленлайон вставил маленький ключик в замочную скважину.

– Я разорен, и мне нечего дать Марион. – Он многозначительно посмотрел на Дункана. – Я хочу сказать, что не в состоянии дать дочери достойное приданое.

– Мне ничего от вас не нужно, сэр. Ваша дочь – вот все, чего я желаю.

– Да, разумеется. – Он усмехнулся себе под нос. – Хотя нет. Будем считать, что все коровы, которых вы украли с тех пор, как первый раз ступили на мои земли и я пинком под зад отправил вас домой, и есть ее приданое!

Дункан почувствовал, что краснеет. Он открыл было рот, но не произнес ни звука. Выходит, Гленлайон его запомнил? Надо же! Отец Марион открыл ларец. В нем на кроваво-красной бархатной подушке лежал серебряный кубок тонкой чеканки. Какое-то время Гленлайон рассматривал его со странным выражением на лице. Потом медленно извлек из ларца и поставил на стол рядом со стаканом, в который успел налить виски.

– Намереваетесь ли вы жениться на ней?

Дункану стало неловко. Разумеется, отец хотел убедиться, что его дочь не станет мишенью для насмешек и презрения. Но о том, чтобы связать себя с Марион узами брака, он до сих пор не задумывался. Да и хочет ли он вообще жениться? И хочет ли этого она сама?

– Дело в том… В общем, мы с Марион об этом еще не говорили. Но если она захочет… Что ж, тогда я произнесу с ней брачные клятвы.

Похоже, этот ответ устроил Гленлайона. Он плеснул виски в серебряный кубок и протянул его Дункану. Потом поднял стакан.

– Slàinte mhat!

Дункан, следуя его примеру, залпом опустошил кубок и протянул его Гленлайону, но тот отвел его руку.

– Нет, этот кубок ваш, – сказал он.

Юноша с изумлением уставился на великолепный образчик мастерства ювелиров, который поблескивал у него в руке.

– Он принадлежал вашему клану, – попытался объяснить происходящее Гленлайон, но было ясно, что он смущен. – Полагаю, пришло время его вернуть.

Велико же было удивление Дункана, когда он понял, что у него в руках – знаменитый серебряный кубок великого Макиайна, которого больше двадцати лет назад убил капитан Роберт Кэмпбелл. Этот кубок, привезенный некогда из Франции, пропал вместе с остальным добром из усадьбы лэрда Карноха, которую солдаты аргайлского полка впоследствии сожгли дотла.

– Кубок Макиайна… – шепотом проговорил он, пораженный происходящим.

– Да, это он. Вижу, вам известно о его существовании. Он хранился в этом ларце с тех самых… ужасных времен. До сегодняшнего дня я не прикасался к нему. Много раз я заставал отца сидящим перед раскрытым ларцом. Он подолгу смотрел на кубок, но тоже никогда к нему не прикасался. Думаю, он боялся… Боялся проклятия, понимаете?

– Думаю, да.

– Я возвращаю эту вещь вам. Она мне не принадлежит. Я даже рад от нее избавиться. Сама мысль, что она здесь, в моем столе, меня тяготила. Но не мог же я явиться к вашему лэрду и сказать: «Это кубок вашего отца, возьмите!» – Он помолчал, глядя на блестящее серебро. – Не думаю, что наши кланы скоро научатся сосуществовать мирно. И я знаю, что по-прежнему буду недосчитываться коров и время от времени на деревьях в Честхилле будут болтаться в петле ваши соотечественники…

Дункан сглотнул, но выдержал неодобрительный взгляд Гленлайона.

– Надеюсь только, что ради Марион вы позаботитесь о том, чтобы вас не повесили. Мне будет очень досадно приговорить к казни человека, завоевавшего любовь моей дочери.

Губы Дункана помимо воли изогнулись в усмешке. Какой цинизм! Надо же, у этого человека есть чувство юмора!

– Постараюсь не попасться, – тихо сказал он.

Гленлайон улыбнулся в ответ. И вдруг лицо лэрда просветлело, он словно помолодел лет на десять.

– И еще… Я не настолько наивен, чтобы думать, что Марион будет легко жить в Гленко. Но если она согласилась поехать с вами, значит, понимает, что ее ждет. И все же я прошу вас: позаботьтесь о том, чтобы ей не было слишком трудно.

– Разумеется, сэр! Можете на меня рассчитывать.

– Отец мой, наверное, ворочается в своей могиле…

Внезапно дверь в кабинет распахнулась и вбежали Роб Рой и Джеймс Мор. Последний бросил на стол документ со сломанной печатью и приветствовал лэрда простым кивком, без церемоний.

– Думаю, мы нашли способ вернуть документ!

Гленлайон нахмурился и посмотрел на бумагу на столе, но в руки брать ее не стал.

– Что это такое?

Джеймс Мор подошел ближе. На его покрасневшем от мороза лице играла торжествующая улыбка.

– Это приказ убить Претендента! И подписан он Джоном Кэмпбеллом, сыном и наследником герцога Аргайла.

– Проклятье! – выдохнул Дункан.

– Значит, Претендент наконец прибыл в Шотландию?

– Да, два дня назад. Он высадился в Питерхеде и скоро отправится в Перт, где его ждут с таким нетерпением!

– Слава богу! – прошептал лэрд. Он взял документ со стола, чтобы получше рассмотреть. – Как он попал к вам в руки?

– Мы перехватили почту из Форт-Уильяма, – пояснил Джеймс. – Скажем так: удалось уговорить курьеров дать нам порыться в письмах. – Он выразительно похлопал по кинжалу, болтавшемуся в ножнах у пояса. – На одном я узнал почерк сына герцога Аргайла. Сначала я решил, что это и есть тот самый документ, который мы разыскиваем. Но, если подумать, и этот вполне может пригодиться.

– Для шантажа? – спросил Дункан.

Джеймс ответил широкой улыбкой.

– Можно сказать и так! Не думаю, что Аргайл обрадуется, узнав об интригах и политических идеях своего сыночка. Этот шалопай обстряпал дело так, чтобы вся вина за него пала на отца. Представляете, что ждало бы старого Аргайла, взойди Претендент на трон? Он бы закончил жизнь под клинком Вдовы, как и его предки!

– Ну и ладно! – выразил свое отношение к делу Дункан.

Гленлайон многозначительно усмехнулся и с задумчивым видом повертел документ в руках.

– Что ж, Аргайл, теперь ты попался!

– На этом хорошие новости заканчиваются, – сказал Джеймс и с сочувствием посмотрел на Дункана. – Боюсь, твоя сестра с мужем попали в беду.

– Что?

– Тревора Макдональда арестовали за нападение на обоз с продовольствием, следовавший в Форт-Уильям. Одного солдата убили.

Дункан стиснул кубок в руке.

– В стране восстание, поэтому я сомневаюсь, что с ними обошлись мягко. Хорошо, если вообще кормят… В общем, мы столкнулись с конвоем на дороге. Их везли в Инвернесс.

– Их? Ты хочешь сказать, что Франсес не отпустили?

– Нет, – ответил Джеймс.

– Мать не переживет этой зимы!

– Колин уже уехал в Гленко. Они с твоей матерью поедут в Перт, чтобы поставить в известность твоего отца и решить, что можно сделать.

Дункан не знал, что думать и что делать. Ему хотелось тут же броситься к матери, которая наверняка едва жива после смерти Ранальда, а теперь, когда арестовали еще и Франсес… Но ведь у него теперь есть Марион и собственные проблемы…