Книга: Сезон воронов
Назад: Глава 16 Пропажа
Дальше: Глава 18 Приглашение

Глава 17
Наследство Кэмпбеллов

Марион понадобилось время, чтобы успокоиться. Она высвободилась из объятий Дункана и вытерла глаза и нос рукавом. Юноша смотрел на нее с тревогой.
– Мне уже лучше, – пробормотала она, пожимая пальцы, которые до сих пор стискивали ее руку.
– Ты уверена?
– Да, со мной все хорошо.
– Это все из-за меня! Я взял его с собой в эту поездку, я должен был предвидеть… О Марион! Мне очень жаль, что так вышло.
– Говорю же, Дункан, я в порядке.
Она поежилась. Стоять на полу было очень холодно. Она села на кровать и подобрала ноги под себя. В трактире снова стало тихо. Куда Макгрегоры увели Алана, Марион не знала и не хотела знать. Если бы ее отец был здесь, этот мерзкий тип уже болтался бы в петле. Но раз уж наказывать негодяя выпало Макгрегорам, то, вероятнее всего, дело закончится взбучкой и парой выбитых зубов. Как говорится, ворон ворону глаз не выклюет…
В коридоре послышались шаги. Дверь распахнулась, и вошла белокурая и румяная супруга трактирщика.
– Меня попросили принести вам это! – сказала она, опуская на прикроватный столик чашку теплого молока.
Не переставая улыбаться, кокетка покосилась на Дункана.
– Может, и вы чего-нибудь выпьете? У меня осталось немного пива…
– Спасибо, не надо.
– Если вам все же что-то понадобится… может, какая-то безделица…
Кончиками пальцев она коснулась плеча юноши, сопроводив свой жест весьма многообещающим взглядом. Марион не составило труда разгадать маневр трактирщицы. Настойчивость дамочки порядком разозлила ее.
– Хорошо, спасибо. Спокойной ночи!
– Спокойной, хотя, думаю, поспать уже не получится!
Это была правда – за окном уже светало. Трактирщица вышла из комнаты, бросив на Дункана последний призывный взгляд, отчего щеки юноши порозовели, и закрыла за собой дверь. Марион поморщилась. Дункан взял чашку с молоком и протянул ей.
– На, выпей! Это поможет тебе успокоиться и уснуть.
– Ненавижу теплое молоко!
Он усмехнулся и присел на скамью перед кроватью. «Совсем как в «Серой сове»!» – подумалось девушке.
– Я тоже терпеть его не могу. Но мать всегда заставляла меня выпивать все до последней капли.
Он отпил глоток и передал молоко Марион.
– Не так уж плохо!
Она с неохотой поднесла к губам чашку, от которой приятно пахло виски. Отпив немного теплого молока, промочившего пересохшее горло, она поежилась от отвращения и поставила чашку снова на столик.
– Дункан, как ты здесь оказался?
– Гм… Я… Я возвращаюсь домой, в Гленко.
Он кашлянул, прочищая горло, и нервно провел рукой по волосам, в которых торчали травинки. Марион вдруг пришло в голову, что, возможно, несколько минут назад он резвился на сене с этой белобрысой трактирщицей. Думать об этом было ужасно неприятно.
– Я слышал, твоего брата не оказалось на месте при перекличке… – сказал он несколько сконфуженно.
Было ясно, что ему не хочется отвечать на ее вопрос. Но как он тут оказался? Марион протянула руку и принялась вынимать сухие травинки из его непослушной черной шевелюры. Задев случайно шрам у него на щеке, она вздрогнула. Только теперь она поняла, как сильно по нему соскучилась и как рада его видеть.
– Еще мне сказали, что ты допустила оплошность и теперь ее надо исправить.
– Вот как? – переспросила она, бледнея.
– И что это Бредалбэйн отправил тебя в поездку с Макгрегорами. Почему, Марион?
Он говорил с Барб, в этом не могло быть никаких сомнений.
– Проклятье!
Лучше рассказать ему все. Ну, или почти все… Некоторые подробности все же стоит утаить, например почему она передала документ своему брату. Дункан смотрел на нее с непроницаемым выражением на лице, и от этого Марион стало не по себе. Она опустила глаза и уставилась на свои руки, лежащие на коленях.
– Все дело в пропавшем документе!
– Документе? Каком еще документе?
– Я все тебе объясню!
Марион перевела взгляд на руку Дункана, машинально постукивавшего пальцами по колену, большую и красивую. Ей вдруг захотелось взять ее и прижать к себе. Взгляд девушки медленно перетек с руки на колено, а оттуда – к волосатому бедру, которое виднелось из-под измятого килта. То был первый раз, когда она так смотрела на мужчину… Марион невольно покраснела.
– Что еще за документ, Марион?
– Ах да, документ… – Она справилась с волнением и перевела взгляд на чашку с молоком. – В тот вечер, перед битвой при Шерифмуре, Бредалбэйн приказал мне, когда я буду возвращаться домой, в Гленлайон, завезти в Финлариг один документ. А я… В общем, я заболела и не могла ехать. Но я знала, что документ очень важный и его надо спрятать в надежном месте, поэтому попросила моего брата Джона отвезти его в Финлариг вместо меня. Что он и сделал… По крайней мере я так думала, пока Бредалбэйн не вызвал меня к себе уже в Перте несколько дней назад. Никто так и не привез документ в Финлариг, а Джона не видели с того самого вечера, когда я его ему отдала. Бредалбэйн рвал и метал. Он приказал мне разыскать брата и вернуть бумагу.
Дункан какое-то время сидел молча, даже пальцы его замерли. Марион невольно уставилась на них. Интересно, прикасались ли эти пальцы к жене трактирщика?
– Что это был за документ?
– Там были перечислены имена…
– Имена? И только?
– Имена родовитых якобитов, которые собрались в Бремаре под знаменами Стюартов. Еще там были их подписи.
– Теперь я понял…
Пальцы его снова нервно забегали по колену, причем все быстрее и быстрее. Марион же думала о своем. «Ты прекрасно знала, что он не девственник! Конечно, в долине его дожидается какая-нибудь девушка!» А у этой трактирщицы есть чем привлечь мужчину, в отличие от нее самой… Например, роскошная грудь. Конечно, Дункан не мог этого не заметить. Марион знала, как один вид этой части женского тела возбуждает мужчин. Неожиданно для себя она поняла, что ревнует, и раздраженно хмыкнула.
– Марион?
Дункан смотрел на нее со странным выражением лица. Как знать, нравится она ему по-настоящему или он просто хочет развлечься? Марион посмотрела на него с отчаянием, которое он истолковал по-своему.
– И вы до сих пор его не нашли, верно?
Она помотала головой. Глаза застилали слезы. Какая же она глупая! Из-за нее жизнь множества людей висит на волоске, а она гадает, желает этот мужчина провести с ней ночь или всю жизнь! Проклятье! Но что же делать?
– Дункан, это так ужасно! Мне нужно вернуть документ. Если он попадет в руки роялистов, глав многих кланов обвинят в государственной измене, и это все – по моей вине…
«Потому что мне хотелось быть с тобой!»
– А что об этом думает Роб?
– Он знает только то, что знаю я. Джона мы так и не нашли, хотя ищем его уже неделю. Расспрашиваем людей тут и там, и выходит, что он проезжал по этой дороге, но точно мы не знаем. Хайленд – он ведь такой большой…
– Но почему твой брат не отвез документ в Финлариг?
Она и сама сотни раз задавала себе тот же вопрос. И ответа на него так и не нашла. Она не допускала даже мысли, что Джон нарочно оставил бумагу у себя, чтобы потом предать якобитов. Марион пожала плечами и закрыла глаза. Дункан стер слезу с ее щеки. Когда теплые пальцы коснулись ее кожи, девушка вздрогнула.
– Чем я могу тебе помочь? – тихо спросил он.
«Обними меня покрепче!»
Было видно, что юноше не по себе. Жесты его были неловкими, неуверенными. Может, он торопится вернуться к своей белобрысой любовнице и просто не знает, какой придумать предлог, чтобы уйти?
– Ты ничем не можешь мне помочь. Я провинилась, мне эту ужасную оплошность и исправлять! Да поможет мне Господь!
Марион снова посмотрела на Дункана. Его проницательный, волнующий взгляд был устремлен на нее. Исходивший от него запах сена снова и снова напоминал ей о похотливом взоре, которым одарила юношу супруга трактирщика. Девушка попыталась вспомнить, были ли и у нее травинки в волосах. И потом, после того, как она обошлась с ним в Киллине, Дункан ни за что не прикоснется к ней, разве только она сама его об этом попросит. Но на это она, Марион, никогда не отважится – из страха, что он примет ее за женщину легкого поведения, которой она никогда не была. Если она и позволит ему прикоснуться к себе, то только потому, что любит его… Господи боже, и угораздило же ее влюбиться в Макдональда из Гленко! Да ведь отец с братьями ее за это удушат! Не говоря уже об этом старом лисе Бредалбэйне…
– Марион, ты хочешь, чтобы я остался с тобой?
«Что? Ты хочешь остаться? А как же шлюшка, которая ждет тебя на сене?» Хотя, может, он с ней уже закончил, но не прочь побаловаться еще? Вдруг Марион осознала, что через дырку на ночной рубашке видна ее грудь, а у нее она куда меньше, чем у той, белобрысой… Марион мучительно покраснела.
– Ты хочешь остаться на ночь здесь, со мной?
Он улыбнулся и подмигнул ей.
– Только если ты пообещаешь, что не станешь тыкать мне в горло ножом!
Марион эти слова показались обидными. Она нахмурилась и сердито посмотрела на юношу.
– Прости, я не хотел тебя обидеть, – пробормотал он с виноватым видом и попытался взять ее за руку.
Она оттолкнула его руку и смерила Дункана тяжелым взглядом.
– Это ты послал ко мне Алана?
«Пока сам резвился на сене с этой потаскушкой!»
Дункан вдруг побледнел как полотно и уставился на нее расширенными от изумления глазами. Она моментально пожалела о сказанном, но было уже поздно. Слова сорвались с губ под влиянием гнева, недовольства, ревности…
– Что я такого сказала?
Бледность Дункана пугала. Марион прикусила губу.
– Так ты решила, что я привез с собой Алана, чтобы он тебя… Это ж надо такое выдумать! Ну почему ты такая злая на язык, Марион Кэмпбелл? Ты должна бы уже понять, что я не хочу тебе зла… Даже наоборот! Я-то думал, что мы с тобой поладили… Я думал, что…
Он умолк, будучи не в силах справиться с волнением и неловкостью. Потом заговорил, но уже другим, резким тоном:
– Я возвращаюсь на конюшню, посплю еще пару часов. А потом поеду дальше, в Гленко. Как тебе такой план?
На конюшню? Значит, он ночевал на конюшне? И эти травинки в волосах…
– Конечно, ты спал на конюшне! – вдруг вырвалось у нее.
Разумеется, Дункан истолковал это ее восклицание по-своему и помрачнел еще больше.
– Да, на конюшне! Когда все комнаты заняты, знаешь ли, приходится спать рядом с лошадьми! Но за меня можете не волноваться, мисс Кэмпбелл, мне это не в новинку!
Марион уставилась на брошь Макдональдов у него на плече. Она вдруг испытала неловкость и рассердилась на себя. Но что же все-таки у него было с женой трактирщика? Боже, надо же быть такой тупицей! Конечно, он приехал сюда не из-за нее, Марион! Он просто дезертировал из армии и едет домой, в Гленко!
Сквозь щели в ставнях в комнату проникли первые лучики восходящего солнца. У Марион появилось странное чувство, что все это ей уже довелось когда-то пережить. И это было так… грустно. Да, брат прав: ей пора научиться держать язык за зубами!
– Я просто хотел предложить тебе помощь в поисках документа, Марион, – тихо сказал Дункан после продолжительной паузы.
Он выглядел растерянным и разочарованным. Положив руку на ручку двери, он ненадолго остановился. Марион отчаянно жалела о своей несдержанности. Ей хотелось извиниться, но слова снова, в который раз, застряли у нее в горле. Может, так даже лучше? Если она открывает рот, то только чтобы сказать очередную глупость…
– А не пошло бы все к черту!
Дункан замер на пороге, а потом, хлопнув дверью, вышел, в очередной раз оставив Марион наедине с угрызениями совести и растерянностью.
* * *
Несколько часов беспокойного сна – и Марион открыла глаза. Комнату заливал солнечный свет, такой ослепительно яркий, что пришлось зажмуриться. На стекле переливался морозный рисунок. И было ужасно холодно. Огонь в жаровне давно погас, и ноги у девушки стали как ледышки. Она с трудом села на кровати и растерла руки и ноги. Взгляд ее упал на чашку с молоком, и Марион поморщилась. В животе тут же заурчало, но Марион не поручилась бы, что это от голода. Скорее, от тревоги: что, если Дункан уже уехал в Гленко? И снова это противное урчание… Нет, есть все-таки тоже хочется! «Если он уехал, ты сама виновата! Ты и твой змеиный язык!» – укорила она себя.
Негромкий стук в дверь отвлек ее от невеселых мыслей. Дверь приоткрылась, и в комнату заглянула розовощекая супруга трактирщика.
– А-а, вы уже проснулись! – с улыбкой сказала она, внесла в комнату поднос с едой и поставила его в ногах постели. – Мистер Макгрегор просит, чтобы вы позавтракали как можно скорее.
– А который теперь час? – лениво спросила Марион, потягиваясь, как кошка.
– Уже десять, мисс.
– Десять? Боже, как поздно! Скажите Макгрегору, что я спущусь через десять минут!
– Хорошо.
– И еще…
– Слушаю?
– Молодой человек, который был тут прошлой ночью…
Блондинка понимающе улыбнулась и подмигнула Марион.
– Тот высокий красивый парень со шрамом на щеке?
Марион пришлось прикусить губу, чтобы сдержать язвительную реплику в адрес трактирщицы.
– Да, тот самый. Он уже уехал?
– Нет, мисс! Он внизу, разговаривает с мистером Макгрегором и другим, из своего клана.
– Этот другой – Макгрегор или Макдональд?
– Макдональд, – ответила трактирщица, забирая со столика чашку с холодным молоком.
– А рыжий громила?
– Этот уехал рано утром с несколькими Макгрегорами. Похоже, ночью он свалился с лестницы – то-то шума было! – но вид у него сегодня утром был самый жалкий.
Марион невольно улыбнулась. Еще не все потеряно!
* * *
Честхилл, обиталище лэрда Гленлайона, – дом из серого камня, дверные проемы, окна и угловые стыки стен которого были обрамлены тесаным камнем, – казался довольно скромным в сравнении с жилищами многих других родовитых Кэмпбеллов. Но Марион об этом никогда не задумывалась. Главное – здесь она была дома! Долина, в которой она родилась и жила всю жизнь, считалась одной из самых красивых и плодородных в западной части Хайленда.
После двух дней бесплодных поисков она предложила Робу заехать в Честхилл за продуктами. На самом же деле ей хотелось повидаться с младшим братом Дэвидом и хорошенько помыться. Марион до смерти надоело обливаться ледяной водой, стоя в деревянном корыте, а потом надевать на себя грязную одежду.
Чтобы объехать как можно больше поселков и деревень на пути, Роб Рой разделил группу на две части, одна из которых отправилась на запад, а другая, в которую входили он сам, Марион, Дункан и еще несколько людей, продолжили поиски к востоку от Стратфиллана. В один момент они даже решили, что нашли след: один кузнец сказал, что недели три назад к нему заезжал похожий на Джона юноша и он починил ему упряжь. Значит, это было через неделю после битвы при Шерифмуре. Марион это известие очень огорчило. Разумеется, она была рада узнать, что брат жив, однако это новое известие подтверждало предположение Бредалбэйна. Что же Джон сделал с документом? В голову лезли самые мрачные мысли. Как будто и без того на нее свалилось мало горестей!
Марион обернулась. Дункан ехал на своей лошади в нескольких метрах позади нее. После их последней стычки он держался отстраненно, и это уже начало ее раздражать. И все же Марион знала, что это равнодушие напускное. На самом деле Дункан нервничал: в отличие от нее самой, ни один Макдональд в Честхилле не мог чувствовать себя в безопасности.
На въезде в поместье несли караул двое вооруженных мужчин. При виде кавалькады они вскочили и схватились за оружие. Марион сняла с головы капюшон, и огненные волосы рассыпались у нее по плечам. Охранники поспешили распахнуть ворота. Девушка испытала огромное облегчение и радость. После трехмесячного отсутствия она наконец-то дома!
Прошло несколько минут, прежде чем зрение, привычное к солнечному свету и яркому блеску заснеженных пейзажей, приспособилось к сумраку холла. В доме было тепло и вкусно пахло пирогом со свининой. Марион подумала, что надо будет попросить Амелию приготовить ее знаменитое жаркое из говядины, ведь они вряд ли задержатся в Честхилле больше чем на пару дней…
Вешая накидку на крючок на стене, Марион случайно встретилась взглядом с Дунканом. С той самой ночи в трактире «Черный дуб», когда он ушел, хлопнув дверью, Дункан вообще говорил мало. Сохранив всю свою любезность, он держался на расстоянии и не выказывал никаких чувств. Марион знала, что сама в этом виновата, и злилась на себя: одной злобной фразой она разорвала узы дружбы, которые возникли между ними в Перте. И все же она надеялась, что равнодушие Дункана показное и его чувство к ней не угасло. Множество раз замечала она этот странный огонек в его взгляде, когда он смотрел на нее. Вот так, как сейчас…
– Пойду скажу Амелии, что я вернулась и что нас за столом будет больше. А вы пока проходите в кабинет, – предложила она, кивком указывая на нужную дверь. – На полке наверняка найдется бутылка виски, угощайтесь. А я скоро вернусь.
Марион прошла в кухню, располагавшуюся в самом конце коридора.
Амелия сидела у большого соснового стола – старого, с изрезанной столешницей, – чистила репу и складывала ее в почерневшую миску. Старая кухарка оторвала взгляд от горы очисток посмотреть, кто пришел. Лицо ее, худое и изнуренное многими годами тяжелой работы, просветлело. Она прищурилась, чтобы убедиться, что глаза ее не обманывают.
– Mòrag Bheag! – воскликнула она, выпрямляясь.
Подбежав к Марион, она обняла ее своими худыми руками, а потом чуть отодвинулась, чтобы получше рассмотреть. Орехово-карие глаза ее блестели от радости.
– A Mhórag, ciamar tha thu?
– Tha mi gu math.
– Tha Dàibhidh shuas an staighre, chaidh Iain à-mach…
Кровь отхлынула от лица Марион. Амелия нахмурилась, усадила девушку на стул и с беспокойством спросила:
– Am bheil thu gu math?
– A bheil Iain ann?
В горле у нее пересохло. Пожилая женщина посмотрела на нее растерянно.
– Tha… – ответила она тоном, подразумевающим, что по-иному и быть не могло.
– A Thiarna! Где он?
– Уехал в Иннервик, у него какое-то дело к старику Маковену. К ужину обещал вернуться.
Амелия с беспокойством уставилась на Марион.
– Приготовить ваше любимое жаркое, моя крошка?
– Да, пожалуй, – тихо проговорила девушка, беря кухарку за руку.
Улыбка у Марион вышла довольно-таки жалкой. Странное дело: она всю дорогу представляла, как будет есть это жаркое, и глотала слюнки, а теперь… теперь ей его уже не хотелось.
– Вот Джон обрадуется, что вы приехали! Сдается мне, что-то гложет его с того самого дня, как он вернулся.
«Что-то гложет его…» Ну разумеется! Марион была уверена, что брата встреча с ней нисколько не обрадует. Ему придется объясниться и отдать документ, который она, не откладывая, отвезет в Финлариг.
Хлопнула дверь, и на лестнице загрохотали шаги. Эти звуки вернули Марион к реальности. Из коридора донеслись мужские голоса. Наверное, Дэвид зашел в кабинет отца и застал там четырех ее спутников. Амелия тоже услышала голоса и кинулась было посмотреть, кому они принадлежат, но Марион успела удержать ее за рукав.
– Чуть не забыла! Мами, у нас гости.
Пожилая женщина нахмурилась. Марион называла ее так, только если совершала какую-то отчаянную шалость или когда хотела ее задобрить.
– И я хочу, чтобы с ними обращались со всей возможной любезностью.
– Могу я узнать, кто будет угощаться моим жарким?
– Роберт Рой Макгрегор со своим человеком и…
– Пресвятая Богородица, спаси и помилуй!
– …и Дункан и Колин Макдональды.
– Макдональды?
– Да, Амелия. Макдональды из Гленко.
На длинном морщинистом лице кухарки появилось испуганное выражение. Бедная женщина перекрестилась.
– Мало того, что они крадут наше мясо, так теперь я должна им его еще и жарить!

 

Марион не представляла, как заговорить с Джоном о документе. В кабинете царило гнетущее молчание. Ее старший брат ходил взад-вперед по старому французскому ковру, который так нравился их матери и был одной из немногих вещей в доме, все еще напоминавших об эпохе процветания семейства Кэмпбеллов из Гленлайона, время от времени пиная его ногой. В руке у Джона был наполненный до краев стакан с виски, и янтарные капли то и дело падали на выцветшие розы, которые были изображены на ковре. Внезапно Джон осознал, что взгляды всех присутствующих обращены на него, и постарался обуздать дрожь в пальцах.
Он вернулся домой несколько минут назад и не слишком обрадовался встрече с сестрой. Более того, несколько секунд он смотрел на нее с откровенным ужасом, а потом лицо его посерело, он, запинаясь, попросил его извинить, бросился в кабинет, налил себе драм виски и залпом его выпил. Только потом до него дошло, что в комнате он не один. Гости сохраняли безмолвие, однако их взгляды говорили красноречивее любых слов.
Отблеск огня в камине красиво подсвечивал стены комнаты, обшитые панелями из красного дерева. Несколько кресел, чудом избежавших описи за долги и продажи, были очень удобными. У застекленного окна стоял большой стол орехового дерева. Одно стекло было выбито еще прошлым летом, и на его место вставили дощечку, ведь денег хватало только на самое необходимое.
Над камином висел портрет мужчины в кирасе. Его удлиненное лицо, обрамленное волнистыми рыжими волосами, было обращено к смотрящему. Он был молод – лет двадцать пять, едва ли больше. Длинный, узкий, с горбинкой нос, умный взгляд, обаятельная улыбка… В общем, он был очень хорош собой. Таким был дед Марион, пятый лэрд Гленлайона Роберт Кэмпбелл, до того периода своей жизни, когда увлечение азартными играми и злоупотребление спиртным лишили его всего.
Часто девушка останавливалась перед портретом и рассматривала лицо своего деда, о котором не слышала ничего, кроме злословий. Неужели он и вправду был таким трусом, как говорят? Таким бессердечным и самолюбивым? Или же он стал случайной жертвой войны за власть между несколькими могущественными ответвлениями рода Кэмпбеллов? Игра случая, но Джон встал прямо под портретом, у камина, в свете которого виски в его стакане заиграл янтарными отблесками. Сходство между ним и его дедом было потрясающим.
Отец однажды рассказал Марион историю клана Кэмпбеллов из Гленлайона. Это было давно. Однажды вечером в ту последнюю осень, когда мать еще была жива и когда крестьяне еще не пригнали скотину с летних пастбищ, на западные земли долины напали Макдональды. Воинственные крики поднятых по тревоге мужчин клана разбудили маленькую Марион. Испуганная, она прибежала в гостиную к матери, которая, ожидая возвращения супруга, пыталась унять волнение вышиванием. Как обычно, мужчины вернулись не солоно хлебавши: ни одного из нападавших поймать не удалось, вдобавок они лишились двадцати голов скота.
Видя, что растревоженная девочка все равно быстро не уснет, лэрд взял ее на колени, сел у огня и принялся рассказывать ей об их родной долине. Протянувшаяся на сорок километров от озера Тай до озера Лайон Гленлайонская долина считалась самой длинной в Хайленде. Если верить легендам, легендарный Финн Маккумал построил в ней двенадцать замков и его давно никем не виденная армия до сих пор спала в горных пещерах дальше к северу.
В конце XV века Кэмпбеллы из Гленорхи отняли долину у ее прежних хозяев, Стюартов из Гарта. Первым лэрдом стал Арчибальд Кэмпбелл. О его жизни было известно мало, но, по семейным преданиям, он был человеком милостивым, добрым и справедливым. Его сын Дункан не унаследовал ни мудрости, ни иных похвальных качеств от своего отца. В народе его насмешливо называли Dhonnachaidh Ruadh na Feileach. Как и Финн Маккумал, он любил строить. Замки охраняли вход и выход, а также всю протяженность долины, и двери их всегда были открыты для бродячих арфистов-ирландцев и ремесленников самых разных профессий, которые приходили из Лоуленда и получали в Гленлайоне в обмен на свои услуги кров и защиту.
Третьим лэрдом стал Колин «Неистовый». Он был человеком вспыльчивым, гневливым и скорым на расправу – неудивительно, что за ним закрепилась слава крайне жестокого правителя. Его боялись все, даже собственная семья. Так, на холмах возле замка Меггерни, было повешено тридцать шесть мужчин из Лохабера, а именно жителей Кеппоха и Гленко, пойманных во время рейда. Не меньшее удовольствие доставляло этому жестокосердому лэрду украшать деревья в своем поместье болтающимися в петле Макгрегорами, которых он презирал и всячески преследовал.
На смену жажде крови пришли снисходительность и сострадание – Дункан «Рыжий» был полной противоположностью своему отцу. Даром свою скотину мародерам из Лохабера он, конечно, не предлагал, но Макгрегоры, жившие на землях Гленлайона, всегда могли рассчитывать на его покровительство. Однако и у этого владыки были свои недостатки: его пристрастие к азартным играм и невезучесть положили начало упадку семьи. В наследство Роберту, своему маленькому внуку и преемнику, Дункан «Рыжий» оставил гору долгов. В возрасте восьми лет Роберт Кэмпбелл стал пятым лэрдом Гленлайона.
Как любой представитель знати в Хайленде, Роберт получил хорошее образование. Его обучили французскому, латыни, счету, а еще – ненавидеть Макдональдов и играть в кости. В этом искусстве он много лет совершенствовался в годы своей вынужденной праздности, пока дядя на правах опекуна управлял делами клана.
Жалоб от разъяренных кредиторов поступало все больше, и это заставило Роберта часть своих земель сдать в аренду пришлым людям из Лоленда, а еще часть – и вовсе продать. Его двоюродный брат, Грей Джон Кэмпбелл из Бредалбэйна, остался единственным человеком в Шотландии, который продолжал занимать ему деньги. Роберт с легким сердцем подписывал вексель за векселем. Но Бредалбэйн, который, разумеется, знал, что денежек своих обратно не получит, преследовал другую цель – сделать Роберта Кэмпбелла своим рабом. Так и случилось: в 1684 году, когда у Роберта за душой не осталось ни фартинга, ему пришлось подписать бумагу, в которой он брал на себя обязательство не продавать ни клочка земли, не выдавать векселей без разрешения своих поручителей, графа Бредалбэйна и девятого графа Аргайла, а также передать им право управлять своей собственностью.
В 1689 году, вскоре после того, как граф Аргайлский был казнен, граф Бредалбэйн отказался занять Роберту из Гленлайона еще денег, и последний нарушил свое обещание. Ослепленный гневом и отчаянием, он продал Мюррею из Атолла, заклятому врагу Кэмпбеллов, все оставшиеся у него земли, за исключением поместья Честхилл, которое по документам принадлежало его супруге. В довершение всего Стюарты из Аппина и Макдональды из Гленко во время рейда, последовавшего после битвы при Килликранки, наведались и в Честхилл и унесли оттуда все, что имело хоть какую-то ценность.
Разоренный, раздавленный несчастьями Роберт, которого Бредалбэйн именовал не иначе как «старый безумец», стал топить свой гнев и стыд в бутылке, нашел утешение в игре. Ему пришлось даже совершить несколько набегов на Стратфиллан, чтобы дети не умерли с голоду. Наконец, чтобы хоть как-то прокормить семью, Роберт Кэмпбелл поступил на службу в Аргайлский полк в чине капитана. Тринадцатого февраля 1692 года, находясь со своими солдатами на постое в долине Гленко, он был вынужден именем короля устроить ту страшную резню.
Марион невидящим взором смотрела на того, кому предстояло стать седьмым лэрдом Гленлайона. Брат допил виски и собирался налить себе третий стакан, когда звучный голос Роба нарушил тишину:
– Где документ?
Роб не имел привычки ходить вокруг да около. Джон посмотрел на него округлившимися от страха глазами и поставил стакан на стол. Пальцы его дрожали.
– У меня его нет.
Напряжение в комнате нарастало. Марион с такой силой вцепилась в подлокотники кресла, что ногтями прорвала обивку.
– Что ты с ним сделал, Джон Кэмпбелл?
На лбу юноши выступили капли пота. Он вытер их носовым платком.
– Я… я продал его.
Крик пронзил воздух, словно удар меча. Бледная как смерть Марион вскочила и зажала рот руками, но у нее и так пропал дар речи. Дункан дернулся в кресле. Взгляд его перебегал с девушки на ее брата и обратно.
– Кому продал? – спросил по-прежнему невозмутимый Роб.
Джон не отрываясь смотрел на сестру, а потому не видел, что остальные смотрят на него с недоверием.
– Сыну герцога Аргайлского.
Эти слова обрушились на Марион словно дубинка. Она застонала, качая головой из стороны в сторону. Конечно, все это ей только снится! Брат издевается над ней, как обычно, хочет ее позлить! Она попыталась найти во взгляде Джона хотя бы намек на насмешку, но увидела только огорчение и растерянность.
– Господи, Джон, что ты наделал!
Ноги Марион вдруг стали ватными, предметы обстановки закружились перед глазами. Кто-то не дал ей упасть и усадил в кресло. Дункан встал сзади и положил руки девушке на плечи.
– Я сделал это ради отца, Марион, – с неожиданным пылом попытался оправдаться перед ней брат, – теперь он сможет выкупить почти половину долины!
– Ради папы? – выкрикнула она, пытаясь подняться, но руки Дункана удержали ее в кресле. – Понимаешь ли ты, что именно продал врагу, Джон?
– Подписи нашего отца на этой бумаге не было. И подписи Бредалбэйна тоже, насколько я знаю.
– Мне плевать на Бредалбэйна! Пусть себе горит в аду, я только буду спать спокойнее! И какая разница, есть там подпись отца или нет? Важно то, что он сражается ради правого дела! А где ты был, когда твои соотечественники рисковали жизнью на поле битвы? Пил вино и торговался о цене за их головы? Ты выторговывал побольше денег за свое предательство, а, Джон? Джон… Ты предал родину, свой клан, своего отца! Ты меня предал…
Голос Марион сорвался, и она разрыдалась. Слезы струились по ее бледным щекам. Джон опустил глаза. Его волнение было очевидно.
– Я тебе доверилась…
– Тебе этого не понять, Марион. Мне надоело видеть, как отец унижается перед этим деспотом Бредалбэйном, лижет ему сапоги…
Юноша взглянул на портрет своего предка над камином и указал на него обличающим перстом.
– Все из-за этого презренного пьяницы! Он все продал, всем пожертвовал ради своей проклятой бутылки и костей! Он продал нас, и вот что нам приходится терпеть по его вине…
– Да, Роберт был безумцем, но то, что он продал, не потеряно навсегда, Джон. Земля, фермы, холмы, деревья – все то, благодаря чему мы до сих пор выживаем, это он продал. И все это можно когда-нибудь выкупить обратно. Но только не чью-то жизнь.
Она ненадолго замолчала и медленно встала с кресла. Дункан потихоньку убрал руки.
– А ты, что ты продал, Джон? Знаешь ли ты сам? Подумал ли ты об этом?
– Марион…
За маской напускного спокойствия, которую он пытался сохранить, Джону все труднее было прятать свой стыд.
– Ты продал жизнь этих людей, – продолжала девушка бесцветным голосом. – Знаешь ли ты, что ждет человека, обвиненного в государственной измене?
Он медленно кивнул и отвернулся.
– Господи Боже, конечно, я знаю… Проклятье! Ну и наворотил же я…
– Это еще легко сказано!
– С кем вы имели дело? – спросил Роб.
Джон повернулся в его сторону, но в глаза собеседнику посмотреть не отважился и обратил взгляд на огонь в камине.
– С сыном герцога Аргайлского. Никого, кроме нас двоих, в комнате не было.
– И он заплатил?
– Да, дал мне векселя.
– Где они?
– В надежном месте.
– Он сказал вам, как намеревается распорядиться документом?
– Он… – Джон закрыл глаза, желая сосредоточиться. – По-моему, он сказал, что подождет, чем закончится восстание, прежде чем давать делу ход. Наверное, решил подумать.
– По-вашему? Или он действительно так сказал?
– Это его слова, теперь я точно вспомнил, – с уверенностью ответил Джон, поднимая на кузена глаза.
Роб повернулся к трем своим спутникам, которые до этих пор молчали. К Марион вернулась способность мыслить здраво. Внезапно глаза ее заблестели надеждой.
– Мы можем попытаться выкрасть бумагу! Я хорошо знаю замок, и…
– Ты туда не вернешься, это даже не обсуждается, – отрезал Дункан.
Девушка резко повернулась к нему. Вид у нее был рассерженный.
– По крайней мере, без сопровождения, – добавил он, выдержав ее взгляд.
– Может, лучше выкрасть сына герцога Аргайлского и заставить его вернуть документ? – добродушным тоном предложил Колин.
Роб кивнул и, подумав еще немного, сказал:
– Может, так и сделаем. Это неплохое решение. Но к сыну герцога Аргайлского так просто не подобраться. Он сейчас адъютант при ставке своего отца в Стерлинге. И, если верить последним новостям, людей в армии Аргайла за последние недели прибавилось. Это будет очень рискованное дело.
– Но попробовать стоит, – сказал Колин.
– У меня есть идея получше, – небрежно обронила Марион. – Может, устроим так, чтобы он сам к нам приехал? Джон может под каким-нибудь предлогом заманить его в Честхилл. Сын Аргайла не заподозрит в злом умысле труса, который с такой легкостью продал своих!
Все посмотрели на Джона, который обвел присутствующих испуганным взглядом. Роб усмехнулся.
– А почему бы и нет?
Назад: Глава 16 Пропажа
Дальше: Глава 18 Приглашение