В маленькой комнатушке дома, окнами выходившего на пертский Северный порт, было тепло. Из кухни аппетитно пахло супом. Несколько родовитых якобитов остановились в этом доме, в том числе и граф Бредалбэйн. Марион сжалась в кресле в углу комнаты, временно превращенной в штаб. Старый граф приказал девушке явиться к нему немедленно, едва узнав, что она нарушила его приказ вернуться в Гленлайон и до сих пор пребывает в лагере.

Марион понимала, что ее ждет суровая отповедь, и все же испытала облегчение, хоть ненадолго вырвавшись из тяжелой атмосферы лагеря, которая совсем не способствовала повышению морального духа солдат. Три недели назад граф Мар принял решение вернуться в Перт и там дожидаться обещанного подкрепления из Франции. Отступление сопровождалось неразберихой. По приказу Мара армия разрушала все на своем пути, на практике применяя «тактику выжженной земли».

Повстанцы разграбили и сожгли все поселки и деревни на своем пути. Марион с ужасом и жалостью взирала на домишки, превратившиеся в груды почерневших обгоревших камней и обуглившихся балок. Как ни старалась, она не могла забыть лица крестьян, с отчаянием смотревших, как их запасы на зиму вместе со всеми пожитками превращаются в дым, и крики и плач перепуганных детей, цеплявшихся за материнскую юбку. Дункан объяснил, что это – неизбежное зло, по-другому нельзя. Нужно уничтожить все источники продовольствия и все дома, которые могут стать пристанищем для королевской армии, если герцог Аргайл все же решится пуститься в погоню. Это военная тактика. Девушка вздохнула. «Мы на войне, Марион!»

Для нее слово «война» теперь означало сотни искалеченных солдат, которые лежали под своими окровавленными тартанами с израненными телами и душами. Она делала в лагере, что могла: зашивала раны, помогала раненым помыться и кормила их с ложки. Несколько часов просидела она у изголовья несчастного, которому уже ничто не могло помочь, держа его за руку и слушая, как он называет ее именем жены или, быть может, невесты, пока смерть не избавила его от мучений. После этого она несколько дней не могла прийти в себя и много плакала.

Всего в битве погибло около сотни солдат, еще две с лишним сотни получили ранения. Раненых уложили прямо на промерзшей и влажной земле в больнице короля Якова VI, возведенной на месте древнего картезианского монастыря, разрушенного в 1559 году, в эпоху яростного преследования католицизма. Сегодня в госпитале осталось не более двух десятков недужных, однако удушающий запах экскрементов, рвотных масс и крови никуда не делся. Марион с трудом подавляла тошноту, подкатывающую снова и снова, стоило ей войти в помещение, где она пропадала целыми днями. Она даже есть привыкла уже после того, как все раны были обработаны и заново перевязаны.

Дункан провел в госпитале всего неделю. Его раны пусть медленно, но заживали. Слава богу, обошлось без заражения, раны зажили, и наконец сняли швы. Оставалось лишь подождать, пока время сделает свое дело и смягчит некрасивый рубец, протянувшийся через все лицо. Что до раны в паху, то и она понемногу заживала – Дункан мог уже ходить, почти не прихрамывая.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел Бредалбэйн. Он был один. О том, что Марион в Перте, ему сообщил ее отец. Две недели девушке удавалось избежать встречи с лэрдом Гленлайона и соотечественниками, которые могли ее узнать. Однако она понимала, что встреча с отцом неизбежна. И этот день наконец настал.

Она как раз набирала в колодце воду, чтобы сварить утреннюю порцию каши, и наклонилась поднять с земли второе ведро, оставленное в сторонке, когда взгляд ее упал на знакомые башмаки. Подняв глаза, она увидела отца. Лицо его было спокойно, но бледность, которую только подчеркивали рыжеватые волосы, говорила о многом. Отец схватил ее за руку и увел за собой в тихое место, где можно было не опасаться любопытных ушей.

– Объяснись немедленно, Марион! – прикрикнул он на дочь, выпуская ее руку.

– Я помогаю в лагере! Я не смогла уехать, зная, что нашим людям понадобится забота и поддержка после боя.

Лэрд Гленлайона внимательно посмотрел на дочь, но ее оправдания показались ему вполне приемлемыми. Однако гнев его не утих.

– Я бы предпочел, чтобы ты сообщала мне о своих планах! Я – твой отец, не забывай об этом. А я-то считал, что ты в безопасности, в Честхилле! Признай, тут есть из-за чего расстроиться!

– Я просто не успела предупредить тебя до начала сражения, – соврала Марион. – А потом было столько раненых, за которыми нужно было ухаживать… что я просто об этом забыла.

– Марион Кэмпбелл! – Джон Гленлайон покачал головой. – Разве мало мне забот с нашими долгами? А ты упорно добавляешь мне новые! И как раз тогда, когда твой брат пропал!

– Мой брат? Неужели Дэвид сбежал домой?

– Я говорю о твоем брате Джоне. Он не явился в лагерь в утро перед битвой и не приехал до сих пор. Я решил было, что проблемы с мельницей серьезнее, чем я рассчитывал, но приехал мой человек из Честхилла и сказал, что там все разрешилось за несколько дней до сражения. И теперь я не знаю, что и думать! Придется поехать в Гленлайон и выяснить, что же на самом деле случилось с Джоном.

Выходит, Джон пропал в тот самый вечер, когда она передала ему изобличающий якобитов документ. Но что с ним могло случиться?

Замогильный голос Бредалбэйна вернул ее к действительности.

– Мисс Кэмпбелл, что вы можете сказать в свое оправдание?

Маленькие злобные глазки смотрели на нее так холодно, что Марион даже поежилась.

– Вы понимаете, в какое положение поставили нас своим непослушанием?

Она медленно кивнула.

– Что вы сделали с документом, который я вам доверил? Ведь, судя по всему, вы так и не поехали в Финлариг?

В голосе его появились свистящие нотки. По тому, как сжались и побелели тонкие губы старика, девушка поняла, какого труда ему стоило сдерживать свой гнев. Положение и вправду сложилось катастрофическое. И Джон, от которого больше двух недель не было вестей… Да, сейчас не время врать и изворачиваться.

– Я отдала его моему брату Джону. Он должен был отвезти его в Финлариг, а потом, еще до рассвета, вернуться в лагерь. В день битвы…

Старый граф с такой силой ударил тростью по паркету, что Марион вздрогнула. Бредалбэйн выругался сквозь зубы. Гнев его не утих, а наоборот, только усилился.

– Вы нарушили мой приказ! Вот глупая девчонка! Этот бездельник Джон не явился ни в замок, ни в лагерь! Может статься, вам известно место, где он отсиживается?

– Отсиживается? Неужели вы думаете, что он забрал документ и сбежал с ним? А вам не приходило в голову, что на него могли напасть по дороге и даже убить?

Сардонический смех эхом прокатился по комнате, и у Марион мороз пошел по коже.

– У Кэмпбеллов из Гленлайона глупость передается по наследству! – насмешливо заявил старик. – Нет, я полагаю, ваш брат жив и здоров. Просто он спрятался, чтобы не участвовать в сражении.

Марион поджала губы, но отвечать на колкость не стала. Бредалбэйн, прихрамывая, подошел к креслу и сел, поморщившись от боли. Декабрьские холода принесли с собой острую боль в суставах, поэтому двигаться ему становилось день ото дня труднее. Дрожащей рукой он достал из кармана шерстяной клетчатой куртки крошечную табакерку, открыл ее и отсыпал на тыльную сторону кисти щепоть нюхательного табаку.

– Документ нужно разыскать, Марион.

Сказано это было тоном, не допускающим возражений, и Марион предпочла промолчать. Старик зажал себе одну ноздрю, а другой вдохнул черный порошок.

– Он не должен оказаться в руках роялистов. Наше счастье, если они его еще не заполучили.

Его лицо вдруг сморщилось, и все тело содрогнулось в приступе ужасного кашля. Марион сжалилась над стариком и поднесла ему стакан воды.

– Чего вы хотите от меня? – спросила она, едва лишь он отдышался.

Старый граф вытер слезящиеся глаза носовым платком, обшитым тончайшим валенсийским кружевом.

– Я хочу, чтобы вы исправили свою ошибку, мисс. Пока только я один знаю, что документ пропал. Надеюсь, мне не придется затрагивать эту тему в беседе с графом Маром. Вы меня понимаете?

– Но как вы хотите, чтобы я разыскала брата? Он ведь может быть где угодно! Может, даже на дне озера!

– Он наверняка не поехал на юг, поскольку в тамошних землях полно солдат-роялистов. Обыщите весь Хайленд! Я отправлю с вами Макгрегоров и их людей. Они хорошо знают край и будут вам охраной.

Марион состроила недовольную гримаску, которая не укрылась от взгляда Бредалбэйна. Старый граф насмешливо улыбнулся.

– Есть в мире вещи куда менее приятные, чем кататься на лошадях по Хайленду в компании бандитов Макгрегоров, сударыня! Подумайте лучше о людях, чьи имена упомянуты в этом документе. Их жизни теперь висят на волоске.

Марион вдруг снова стало жарко. И правда, все эти люди ради правого дела рисковали всем – имуществом, титулами и даже жизнью. Она закусила губу. И это из-за нее все они могут в недалеком будущем поцеловаться с Вдовой! Пухлощекое лицо графа Стретмора, улыбчивое и любезное, возникло у нее перед глазами.

– Имя Стретмора тоже в этом документе?

Бредалбэйн посмотрел на нее с удивлением.

– Как, вы еще не знаете?

– Что именно?

– Стретмор погиб в бою.

Марион не сразу поняла суть сказанного.

– О! – выдохнула она, думая только о том, чтобы не выдать чувства облегчения. – Такой молодой…

– Ваше огорчение вполне понятно. Но не тревожьтесь, я подыщу вам нового жениха, не хуже.

Он наморщил лоб и постучал по нижней губе худым узловатым пальцем.

– Кстати, как поживает молодой Макдональд? – спросил он не без сарказма.

– Который из них? Дункан?

Марион зарделась. Бредалбэйн с усилием распрямил больные ноги.

– Он самый! И как я только мог забыть? Дункан – подходящее имя для предателя. Он был ранен, насколько я знаю?

– Да, но уже поправляется.

Граф внимательно посмотрел на девушку, и его тонкие губы изогнулись в гримасе отвращения.

– Хм… Поистине неисповедимы пути Господни! Иногда я задумываюсь даже, понимает ли он сам, что делает… Лучше бы призвал к себе этого висельника Макдональда, а не беднягу Стретмора!

Он устало вздохнул и пожал плечами. Потом залез пальцем под парик и механически принялся почесывать голову, размышляя.

– М-да, планы Господа не всегда совпадают с нашими.

– Стыдно так говорить, сударь! – воскликнула Марион. – Вы прекрасно знаете, что Макдональды отличились в этом сражении, и это благодаря им победа не досталась герцогу Аргайлу!

– Да, это правда. Иногда их дикарская ярость оказывается очень кстати. Я хочу сказать, когда она служит нашим интересам.

– Никакая это не дикарская ярость! Ими руководят гордость и их понятия о чести!

Старик усмехнулся.

– О чести, говорите вы? Как бы не так! – Он фыркнул, словно старый осел, и снова стукнул тростью по паркету. – Вернемся к теме, которая меня интересует больше и не терпит отлагательств. Я хочу, чтобы вы нашли документ, Марион. Немедленно идите и соберите вещи. Нельзя терять ни минуты. На этот раз вы от меня не ускользнете!

Марион воззрилась на старого графа с изумлением. Лицо ее вдруг стало очень бледным.

– Вы хотите сказать, что я еду сегодня же?

– Макгрегора я уже предупредил. Он собирает своих людей. Вы уезжаете через час.

– Но…

Марион закрыла глаза. В горле у нее пересохло. Она с трудом сглотнула. Бредалбэйн холодно смотрел на девушку.

– Я сказал через час, и на этот раз не разочаруйте меня!

В дверь постучали. Вошла Барб Макнаб, служанка.

– Его нигде нет, госпожа Кэмпбелл! Я спрашивала у людей из его клана, но парня уже полдня никто не видел.

– Проклятье!

Гребешок из слоновой кости упал на пол и разбился. Марион с сожалением посмотрела на кусочки, собрала их с пола и быстро сунула в свою сумку.

– Мне нужно с ним поговорить! Я должна объяснить ему, почему уезжаю!

– Я обошла лагерь трижды! Мне уже даже стали делать непристойные предложения, если вы понимаете, о чем я… Он словно сквозь землю провалился!

– Попробуй еще раз! У меня очень мало времени.

Лицо маленькой и кругленькой Барб Макнаб раскраснелось от беготни. Она посмотрела на дочь своего лэрда с мягким укором и сказала:

– Не думаю, что вам надо так часто видеться с этим Макдональдом!

– Я разве спрашивала у вас совета, Барб?

– Нет, но я решила сказать все равно. Люди уже начинают судачить…

– Пусть себе говорят! Хотя лучше бы беспокоились о других, более важных вещах! Граф Мар все никак не может решить, что ему делать, мы до сих пор не знаем, сколько людей в распоряжении Аргайла, не говоря уже о том, что Претендент не торопится в Шотландию!

В поисках потерявшегося чулка она обежала комнату, потом принялась рыться в своих вещах. Отыскав пропажу под кроватью, она швырнула чулок в сумку.

– Прошу вас, найдите его! – взмолилась она, оборачиваясь к служанке.

– Хорошо, но это уже в последний раз! Скажу Макгрегору, что вы задержитесь еще на полчаса. Он уже ждет внизу.

– Как, уже? – удивилась Марион, бросилась к окну и едва не упала, споткнувшись о башмак. – Ладно, подождет!

Дункан надел кожаную куртку и ловко перекинул плед через левое плечо. Всегда через левое, потому что у горцев принято покрывать сердце тартаном своего клана…

– Значит, граф Мар не хочет давать еще один бой? – спросил у него отец.

– Если в общих чертах, то да.

Он повернулся и посмотрел на расстроенного отца. Лиам вернулся в лагерь рано утром, и в облике его, как и в поведении, что-то неуловимо переменилось. Дункан не смог бы сказать, что именно, и все-таки… Взгляд у отца стал другим, а еще, пожалуй, изменились осанка и голос. Видно, смерть Ранальда потрясла Лиама намного больше, чем он предполагал.

Когда же он спросил, как мать, отец ответил чуть ли не сердито, что она сильная и справится с горем. Больше он ничего рассказывать не стал и переменил тему, спросив, что произошло в армии с тех пор, как она переместилась в Перт.

– Каждый день мы теряем бойцов. Они уезжают, возвращаются к своим семьям. Когда до нас дошли удручающие новости о капитуляции Макинтоша и английских якобитов в Престоне и о том, что силы правительства захватили Инвернесс, моральный дух упал совсем. Мару нужно было добить армию Аргайла сразу же после Шерифмура. Теперь трудно сказать, чем все закончится…

– Он получил из Франции подкрепление, как было условлено?

Лиам выглядел очень усталым и несчастным. Дункану вдруг пришло в голову, что в Гленко случилось что-то нехорошее. Он был готов поклясться, что прав.

– Нет, пока еще нет. Но ходят слухи, что если он в ближайшее время не перейдет от слов к делу, то Франция не ответит на его призыв.

– А что случилось в Престоне?

Дункан снял берет и потряс им, чтобы стряхнуть снег.

– Рассказывают, что якобиты, обосновавшиеся на перевале Риббл-Бридж, решили переменить тактику и перебраться на другое место. С приближением врага они отправились к Престону, захватили город и забаррикадировали ворота, чтобы обезопасить себя. Это, конечно же, было ошибкой. Двенадцатого ноября, на рассвете, правительственные силы под командованием генерала Уиллса подошли к городу и снесли часть заграждений. Потом, утром тринадцатого, город был полностью окружен. Генерал Форстер хотел сдаться, но хайлендеры воспротивились. Ты же знаешь – победа или смерть… В общем, генерал Уиллс предложил им сдаться, пригрозив, что в противном случае изрубит всех как капусту. – Дункан невесело усмехнулся и натянул берет на голову. – Графа Дервенуотера и бригадира Макинтоша держали в заложниках, пока продолжались переговоры с якобитами. Армия повстанцев разделилась, потому что горцы ни за что не соглашались капитулировать. Один Мюррей даже проник в комнату к генералу Форестеру и выстрелил в него, заявив, что он – предатель, раз собрался сдаваться. На следующее утро все решилось. Полторы тысячи солдат, в числе которых была тысяча хайлендеров, сдались в плен. И это при том, что в последнем бою потери с нашей стороны были незначительные – семнадцать якобитов против восьми десятков роялистов.

– Хм… – Взгляд Лиама затерялся где-то над речкой Тай, сейчас укрытой коркой льда. – Если Провидение не пришлет нам на помощь французскую армию, наши шансы короновать Якова очень малы, если не сказать, что их нет совсем.

– Нужно надеяться, отец.

– Надеяться? Ну конечно… А ты-то сам как? Как твои раны?

– Я в порядке.

Юноша машинально провел пальцем по припухшему шраму на лице и поморщился.

– Еще болит, но я уже привык.

– А Марион Кэмпбелл? Она вернулась в Гленлайон? – спросил Лиам с едва заметной усмешкой.

– Нет, Марион еще в лагере. Но я думаю, что отец скоро отправит ее домой. Те, кого ранили в бою, почти все уже поправились, и здесь, в Перте, хватает женщин, чтобы за ними присматривать. Поэтому…

Лиам внимательно осмотрел шрам на щеке у сына и улыбнулся.

– Как я и думал! Прекрасная работа! Штопальщики, конечно, тоже знают свое дело, но куда приятнее, когда твоей кожи касаются женские руки, верно?

К концу фразы голос его охрип. Он кашлянул, прочищая горло, и отвел взгляд. Дункан присмотрелся к отцу повнимательнее.

– Отец, в Карнохе точно ничего не случилось?

– Я не хочу об этом говорить, Дункан.

– Поссорились с мамой?

Лиам не ответил. Он подошел ближе к реке, скрестил руки на груди и нахмурился. Из-за дерева выскочил заяц и застыл в нескольких шагах от отца с сыном. Потянув носом воздух, зверушка встала на задние лапки и сердито уставилась на чужаков. Мгновение – и заяц скрылся в покрытых снежком зарослях ивняка.

– Язычок у нее все такой же острый?

– У кого? У Марион? – спросил Дункан, который все еще думал о матери.

Лиам обернулся. Под ногами у него захрустел снег. Он усмехнулся.

– У кого же еще?

– Думаю, да. Только сейчас она все время возится с ранеными, так что мы видимся нечасто.

Или, вернее, не так часто, как ему хотелось бы… По меньшей мере, через день она приходила его проведать и проводила с ним часик или два. Темы для разговора они выбирали самые невинные, часто обсуждали лагерные байки и слухи. А еще Марион рассказывала о своих подопечных там, в лазарете. Дункану было очень приятно узнать, что, помимо прочих достоинств, у дочери лэрда Гленлайона еще и доброе сердце. Со слезами на глазах Марион описывала ему агонию парня, который оставил в долине молодую жену на сносях. Ему уже никогда не увидеть своего первого и единственного ребенка… Марион долго плакала, уткнувшись ему в плечо.

Дункан каждый раз с нетерпением ждал, когда она наконец подойдет. Он часто следил за ней глазами, когда Марион управлялась со своими делами, просто ради удовольствия ее видеть. Да, отец прав: женские руки творят чудеса…

– Хотя, конечно, ругаться как сапожник она перестала, – пошутил он.

– Твоя мать говорит, Элспет ждет не дождется от тебя письма. Дункан, ты должен ей написать. Просто хотя бы скажи, что ты жив.

Тяжелый вздох вырвался из груди юноши. Ну что ему писать Элспет? Он передернул плечами вместо ответа.

– Как собираешься поступить, когда вернешься?

– Не знаю, отец. Думаю, поговорю с ней. Нам надо объясниться.

– Даже если у вас с Марион ничего не выйдет? Дункан, Элспет хорошая девушка, и жаль, если…

– Я знаю, что она хорошая, отец, но я ее не люблю. И если Марион вернется к себе домой и я ее больше не увижу, от этого я не стану любить Элспет больше.

– Ясно.

Между им и Марион ничего особенного не происходило. По крайней мере после той ночи в лагере, в Ардохе, после сражения. Временами ему даже казалось, что та ночь ему просто приснилась, потому что в затуманенном болью разуме сохранились лишь разрозненные, обрывочные воспоминания: Марион, склонившись над ним, зашивает ему рану на щеке; ее рука гладит его по волосам, в то время как головой он лежит у нее на коленях, но не может открыть глаза; ее пальцы стискивают его руку, когда Саймону отрезают ногу; она рыдает, зарывшись лицом ему в рубашку, когда Саймон уже умер…

Она плакала по Макдональду… Это взволновало его до глубины души. И ее запах… Приснилось ли ему, как она целует его в горячий лоб, как ее шелковистые кудри касаются его шеи? И тепло девичьего тела, прижавшегося к нему в ночной темноте? И как приятно было осознать, что ты не один, когда просыпаешься от кошмара и в панике зовешь по имени погибшего брата… О да, нежность женщины лучше всяких снадобий врачует израненное мужское сердце!

Когда же армия перебралась в Перт, Марион стала приходить все реже и старалась не прикасаться к нему лишний раз. Она по-прежнему обмывала ему щеку и аккуратно выбривала щетину вокруг раны – процедура очень болезненная, зато какая приятная! Странно, но очень скоро он начал даже получать некоторое удовольствие, испытывая боль в ее присутствии, как если бы они, Марион и боль, стали неотделимы друг от друга. Ту, другую рану ему пришлось лечить самому, потому что Марион наотрез отказалась заглядывать ему под килт. Дункан и сам прекрасно понимал, что поставит ее и себя в неудобное положение, решись Марион прикоснуться к нему там… Ему становилось не по себе от одной только мысли об этом. В общем, он так привык к постоянному присутствию Марион, что готов был отрезать себе палец на руке, только бы она подольше оставалась рядом.

Стоило ей прикоснуться к Дункану, как у него по спине бежали мурашки, а сердце начинало стучать быстрее. Когда она обхватывала руками его лицо, чтобы посмотреть, как заживает шов, и он ощущал ее дыхание, кровь вскипала у него в жилах. Ценой нечеловеческих усилий он брал себя в руки, когда так хотелось обнять ее, прижаться губами к ее губам! И ее глаза, такие голубые, такие ясные и смотрят на него с такой нежностью! Временами ему казалось, что во взгляде девушки было нечто большее, чем дружба. Однако он боялся допустить ту же ошибку, что и в Киллине. Марион была слишком ему дорога: она стала единственным утешением в его горе.

Ночью он часто просыпался – потный, испуганный – от собственного крика: «Ранальд! Ран! Нет!» Мысль, что ему никогда больше не увидеть брата, просто не укладывалась в голове. Временами он оглядывался, ожидая увидеть улыбающегося, как обычно, Ранальда у себя за спиной. Он привык, что брат всюду следует за ним, словно тень. Теперь Дункан носил sgian dhu брата в правой гетре, вместе с собственным ножичком. Потеряв Ранальда, он не просто лишился брата. Он утратил качества, которыми мечтал обладать и которые так и не приобрел: бесстрашие, веселье, умение терпеливо сносить боль. Наверное, тот несчастный случай в винокурне, когда Ранальд оказался на волоске от смерти, научил младшего из братьев в полной мере проживать настоящий момент, радоваться каждому мгновению жизни. Неизвестно почему в голове вдруг возник нелепый вопрос: неужели Ранальд умер девственником?

Она не пришла ни вчера, ни сегодня. Настроение у Дункана было отвратительное. Марион не показывалась в лазарете уже три дня – с того самого момента, когда из Карноха вернулся отец. Что могло случиться? Не сказал ли он чего-то такого, что могло ее огорчить? Вряд ли, в разговоре с ней он тщательно выбирал слова. Или она попросту не хочет больше его видеть? Но как Дункан ни ломал голову, придумать, что такого он мог сделать, чтобы оттолкнуть от себя девушку, так и не смог.

В тупике Роупмейкерс-Клоуз он остановился перед домом, в котором жила Марион. Ноги его тотчас же увязли в липкой грязи. Да, если она и вправду избегает встречи, то его приходу здесь никто не обрадуется…. Дункан постоял немного перед крыльцом и повернулся, чтобы уйти, но, сделав шаг, снова остановился. Может, подождать немного? Что, если Марион спустилась в кухню?

– Стойте! Мистер Макдональд, подождите! – послышался гнусавый голос.

Дункан посмотрел вверх и узнал круглое лицо Барб Макнаб.

– Не вздумайте уйти, я уже бегу!

Створки окна с грохотом захлопнулись. Через минуту низенькая, дородная Барб открыла входную дверь и поманила его в дом. У Дункана заныло в груди: неужели Марион заболела?

– Где она? Где Марион? – спросил он, едва войдя в холл, окна которого не были застеклены.

Служанка развела руками, отчего ее роскошные телеса забавно колыхнулись.

– Уехала! Уж так она хотела поговорить с вами перед отъездом, но вы как сквозь землю провалились…

– Уехала? Отец отправил ее домой?

Добрая женщина затрясла головой так, что чепец съехал набок. Поправив его, она ответила:

– Не домой! Брат Марион, Джон, пропал еще до битвы…

– Это я уже знаю. Мне вчера рассказали.

Барб смерила юношу взглядом и сказала сердито:

– Вот она и поехала его искать!

– Как это?

– Ну да, уехала с Макгрегорами, да хранит ее Господь! – подвела итог Барб, потирая замерзшие руки.

– Вы хотите сказать, что она уехала с ними одна?

Дункан ушам своим не верил. Он знал, что Марион не занимать дерзости и храбрости, но так рисковать! Это было чистейшей воды сумасшествие. Комок гнева подкатил к горлу, угрожая ему удушьем.

– Лучше бы ваш лэрд послал своих людей искать сына, а не отправлял дочку с этими… с этой бандой!

– Лэрд-то об этом ничего не знает, – призналась Барб, и по лицу ее было видно, что она и сама встревожена. – Это граф Бредалбэйн заставил Марион ехать с Макгрегорами.

– Бредалбэйн? Этот старый пронырливый лис? Боже правый! Но зачем ему для этого понадобилась Марион?

– Долго рассказывать! Если вкратце, то моя госпожа совершила большую оплошность, и теперь ее надо исправить.

– Оплошность? Какую оплошность?

– Мне она рассказывать не захотела. Это все, что я знаю. Только она была очень расстроена. Все никак не могла собрать свою сумку: то вытряхнет из нее все, то снова складывает…

– И когда Марион уехала?

– Три дня назад.

– Три дня? И вы мне не сказали?

– Она хотела с вами поговорить до своего отъезда, это так, но передать на словах ничего не попросила. Поэтому я и не стала ничего говорить.

Дункан схватил Барб за пухлые плечи и несколько раз ощутимо потряс.

– Куда они поехали?

– Не знаю. Пустите! Мне больно, грубиян вы эдакий!

Дункан разжал пальцы, и женщина побежала вверх по ступенькам, причитая и охая, как испуганная сова. На середине лестничного пролета она вдруг остановилась и обернулась.

– Они поехали на запад! Да, точно! Теперь я вспомнила. Она пришла и сказала, что они поедут к Троссаксу.

Троссакс – старинные владения клана Макгрегоров…

– Спасибо!

Дункан повернулся так резко, что взметнулись полы сине-красно-зеленого пледа, и вскоре затерялся в толпе горожан.

Алан Макдональд быстрым шагом вышел из маленького, жалкого на вид трактира и направился к Дункану и Колину, которые дожидались его на улице. Оба уже сидели в седле и успели порядком замерзнуть. Лошадям тоже не терпелось поскорее спрятаться от пронзительного ветра, и они ожесточенно помахивали хвостами и вертели головами. Дункан не находил себе места от нетерпения. Он с куда бóльшим удовольствием сам пошел бы расспросить трактирщика, не проезжали ли по этой дороге на днях Макгрегоры, но рана в паху начинала болеть каждый раз, когда он спрыгивал с лошади и снова садился в седло.

– Они здесь были! – объявил рыжеволосый великан Алан, вскакивая в седло. – Сегодня утром! Хозяин заведения уверен, что это были они. Еще бы в трактире не приметили Роб-Роя и эту девицу Кэмпбелл! Они пробыли тут недолго: спросили дорогу и дали передохнуть лошадям. А потом направились на север.

– Ты уверен, что на север?

– Да. Трактирщик говорит, что вышел посмотреть, точно ли они убрались. Для него невелика радость знать, что по окрестностям бродят Макгрегоры!

– В такую погоду у них остается одна дорога, – сказал Колин. – Все перевалы засыпало снегом, поэтому они не смогут проехать через горы, хотя это было бы и быстрее.

– А с чего ты взял, что они едут в Гленлайон? – спросил Алан.

– Скорее всего, туда, но могут еще свернуть к Гленорхи или Килхурн-Каслу.

– Ладно! Едем к Стратфиллану, а там посмотрим!

Алан насмешливо посмотрел на Дункана.

– И что ты собираешься делать, Дункан, когда отыщешь ее?

– Ничего.

– Как это – ничего? Ради чего тогда ты затеял всю эту поездку?

– Это мое дело, и оно тебя не касается.

– Ты в нее втрескался, да? Эта ведьма Кэмпбелл околдовала тебя, а, приятель?

– Заткнись, Алан! – прикрикнул на товарища Дункан. И, смерив его сердитым взглядом, добавил: – Понять не могу, почему ты вызвался ехать с нами. Если рассчитываешь на ней отыграться, можешь прямо сейчас возвращаться в Перт!

– Не злись, ничего такого мне не надо. Просто надоело считать гвозди в дверях, дожидаясь, пока болван Мар решится снова напасть на этих проклятых sassannachs! Сил больше не было сидеть в лагере!

– Что ж, тогда едем! Хочу догнать их, пока не стемнело. Я не слишком доверяю Макгрегорам.

Колин с Аланом обменялись понимающим взглядом, и Дункан это заметил, но предпочел промолчать. Он повернул своего коня и пустил его галопом.

В такую метель ехать можно было только очень медленно, тем более что снегом засыпало все дороги. Солнце клонилось к закату, становилось все темнее. Еще пара часов – и они могли оказаться в полном мраке в совершенно незнакомом месте, без крыши над головой. Поэтому Дункану пришлось согласиться переночевать на небольшом постоялом дворе, у въезда в долину Гленорхи.

За эти три дня они несколько раз находили и снова теряли след Марион. Три долгих изнурительных дня, проведенных в седле, на холоде, впроголодь… Дункан понимал, как ему повезло, что Колин согласился составить ему компанию. Дядя знал эту часть Хайленда куда лучше, чем племянник. Но у Колина были свои причины уехать из Перта. Он не собирался возвращаться в лагерь. Как только они найдут Марион, Колин поедет в Гленко за своими вещами, а оттуда по восточной дороге, через Грейт-Мор, – в Инвернесс. Там он сядет на корабль и уплывет в Америку. Не только ряды сторонников Претендента он намеревался покинуть. Он решил покинуть родные земли и никогда туда не возвращаться. И только Лиам с Дунканом знали почему.

Алан пошел договориться с хозяином о ночлеге, а Колин с племянником остались в конюшне снимать сбрую с лошадей. «Завтра, я увижу ее завтра!» – повторял про себя Дункан. Сам он валился с ног от усталости, а пустой живот напоминал о себе громким урчанием.

Алан ворвался в конюшню, едва не сбив Колина с ног. Лицо его расплылось в улыбке.

– Не поверишь, Дункан, кого я только что видел в трактире!

Тот высыпал в сумку на шее у лошади вечернюю порцию овса, выпрямился и стряхнул соломинки с пледа.

– Неужто герцога Аргайлского?

– Лучше!

Дункан сделал вид, что размышляет.

– Тогда Претендента?

– Опять мимо, приятель! Я видел эту ведьму… ну, эту девицу Кэмпбелл!

У Дункана внутри все похолодело.

– Ты чего? Почему молчишь? Разве не ее ты искал?

– Ты уверен, что это она?

– Да я видел ее, как сейчас вижу тебя! Она сидела за столом вместе с Робом и Джеймсом Мором.

Дункан проглотил комок в горле. Он уехал из Перта в спешке, успев захватить только самые необходимые вещи и оружие и предупредив отца. С Лиамом он был немногословен, благо отец не стал расспрашивать, и сразу же вскочил на украденного в Инверари черного коня. Ему хотелось одного: как можно скорее найти Марион. И ни разу он не задался вопросом, что скажет девушке, когда окажется с ней лицом к лицу. Внезапно Дункан почувствовал себя неловко. Если рассудить здраво, зачем он вообще приехал? Чтобы вырвать Марион из похотливых объятий какого-то Макгрегора? Значит, он считает ее своей? «Ну и болван же я! Она ничего мне не должна!» И все же это было сильнее его.

Алан ждал.

– Что ж, отлично. И как она? В порядке?

– Могу вернуться и спросить, как она поживает! – насмешливо предложил приятель. – Ты что, думаешь, что я с ней разговаривал?

– А что с ночлегом? – спросил Колин. – Ты снял для нас комнату?

– Свободных комнат у них нет, – буркнул в ответ Алан. – Но хозяин сказал, что мы можем переночевать на конюшне, если хотим.

– Если хотим! – передразнил его Колин. – А у нас есть выбор? Надеюсь, что раз уж с нами обходятся, как с лошадьми, то хотя бы овсом накормят!

В общем зале трактира «Черный дуб» было тепло и шумно. Дункан выбрал себе место в углу и теперь смотрел на рыжеволосую макушку Марион поверх голов подвыпивших, активно жестикулирующих постояльцев и завсегдатаев заведения, которые отделяли их друг от друга. У него было две причины не привлекать к себе внимания. Во-первых, большинство гуляк, которые жизнерадостно накачивались спиртным за соседними столами, были Кэмпбеллы, а Дункану совсем не хотелось ввязываться в драку. Рана в паху болела, и длительное пребывание в седле отнюдь не ускоряло заживление. Во-вторых, он не находил в себе сил предстать перед девушкой. Ну что он ей скажет, что?

Он отставил оловянную миску и налил себе в кружку пива из кувшина. Марион едва не «клюнула» носом в тарелку – Джеймс Мор успел удержать ее за плечи. Девушка либо была пьяна, либо очень устала. Дункан предпочел бы вторую причину. Марион склонила головку к Джеймсу на плечо, а он осторожно приобнял ее. Дункана захлестнула волна ревности. «Руки прочь, Макгрегор!»

– Я не прочь сегодня потискать какую-нибудь курочку! – медленно проговорил Алан, не сводя глаз с обширного зада миловидной блондинки, которая как раз поставила пару кружек на соседний стол.

– Заодно и в теплой постели окажешься, хитрец! – усмехнулся Колин.

Блондинка повернулась к ним и, приметив, с каким явным вожделением глазеет на нее Алан, показала в улыбке гнилые зубы.

– Fuich! – выдохнул Алан.

Колин расхохотался и хлопнул его по плечу.

– А ты ей понравился, Ал!

– Еще бы! Вот только страшилки надоели мне еще в Перте! Если закрыть глаза и все закончится быстро, можно еще перетерпеть. Ну нет, сегодня ночью я рассчитываю заполучить кое-что получше!

Он рассеянно обвел комнату глазами, и взгляд его остановился на рыжеволосом создании, прижавшемся к сыну Роб-Роя.

– Может, сегодня тебе повезет с ней больше, Дункан! Сдается мне, она втянула свои коготки!

Взгляд Дункана скользнул по изящной шейке Марион, потом опустился ниже. При воспоминании о том, какая нежная у нее кожа, как приятно было сжимать ее грудь в ладонях, Дункан невольно покраснел.

– Я ехал сюда не за тем, чтобы уложить ее в постель!

– Ты что, за идиота меня держишь? Никто не стал бы ехать через полстраны да еще в снегопад, только чтобы полюбоваться красивыми глазами какой-то девчонки! Если ты опасаешься, что Элспет узнает…

Дункан резко повернулся к Алану и сгреб его за шиворот.

– Не вздумай проболтаться Элспет! Я сделаю все сам, когда придет время.

– Эй, парни, перестаньте! – вмешался Колин. – Сейчас не время и не место для драки.

Он кивнул в сторону двух мужчин, которые неодобрительно косились на их тартаны. Дункан отпустил рубашку Алана. Тот, выругавшись сквозь зубы, поправил воротник.

– Зачем тебе эта девушка, Дункан? – спокойно спросил у племянника Колин. – Она – дочка нашего заклятого врага!

– Я знаю, не забыл. Но если ее дед и был нам врагом, это не значит, что и она нам враг.

– А как же Элспет?

Дункан глотнул пива и со стуком поставил кружку на стол. Джеймс как раз помог Марион встать, и они направились к лестнице. Дункан стиснул зубы.

– Я не буду больше с ней видеться.

– Значит, ты и вправду решил сойтись с этой… ну, с этой девчонкой?

– Если она сама захочет.

– Переспать с дочкой Гленлайона – одно дело, но взять ее в жены…

Алан тряхнул рыжими волосами, словно отказываясь верить в услышанное.

– Дункан! Завали ее в постель, а потом возвращайся в Гленко к Элспет! Она куда послушнее, чем эта фурия! И еще… – Склонив голову набок, он прищурился, рассматривая Марион. – …Элспет намного симпатичнее, – закончил он шепотом.

Дункан всмотрелся в неправильные черты дочки Гленлайона, чей профиль вырисовывался на фоне пледа Макгрегора. Ее полные чувственные губы сложились в усталую гримаску, но рот все равно казался великоватым для лица. Ее глаза, большие и чуть раскосые, как у кошки, были закрыты. Что ж, Дункану она казалась красивой, даже очень, хотя он прекрасно понимал, что это не та красота, которая воспламеняет желание любого мужчины. Но пусть черты Марион, особенно взятые по отдельности, можно было назвать банальными или даже некрасивыми, в общем и целом ее лицо в ореоле огненных кудрей притягивало взгляд, очаровывало.

– Кто, Элспет? Ну да, наверное, она красивее. Но Марион – другое дело, Ал. В ней есть что-то такое…

– И куда вы отправитесь? – спросил Колин. – Неужели у тебя хватит смелости привезти ее жить в долину?

Марион и Джеймс поднялись на второй этаж. Дункан проводил их взглядом и допил пиво. «Если он хоть пальцем к ней прикоснется…» Но меньше чем через минуту Джеймс вернулся к своим спутникам. Дункан взглянул на дядю, который не сводил с него глаз. Колин укоризненно покачал головой.

– А почему бы и нет? Я – Макдональд из Гленко. Что мне, по-твоему, селиться в долине Гленлайон?

– Подумай хорошенько, Дункан!

– Я уже три месяца об этом думаю! Все, иду спать! Поговорю с Марион завтра.

Стон сорвался с губ Дункана. Чье-то теплое дыхание ощущалось на шее, потом к коже прикоснулись влажные губы. «А Mhórag!» Теплый язычок прошелся по его щеке вверх, к уху. Он снова застонал и перевернулся, чтобы обнять предмет своих ночных грез. Холодный мокрый нос ткнулся ему в лицо, а пальцы зарылись в короткую жесткую шерсть. От неожиданности Дункан открыл глаза.

Маленькая, пестрого окраса собачонка смотрела на него, свесив язык и часто дыша. От удовольствия ее хвостик ходил ходуном.

– Зачем ты меня разбудила? Кто ты? An cu-sith?

Собачка по-прежнему не сводила с него маленьких блестящих черных глаз. Дункан резко обернулся, так, что захрустела солома, и сглотнул, чтобы промочить пересохшее горло. В свете ветрозащитной лампы, подвешенной на стене у двери, он рассмотрел торчащие из вороха соломы ботинки Колина. Юноша протер глаза и вынул из спутанных волос пару соломинок. Куда подевался Алан?

Собака лизнула его руку. Дункан погладил ее, почесал за ушком.

– Что ты хочешь, a charaid?Где твой хозяин? Если ты голодна, прости, но у меня для тебя ничего нет.

Собака коротко гавкнула и побежала к двери. Она в последний раз оглянулась на Дункана, открыла дверь мордой и скрылась в промерзлой темноте ночи. В щель ворвался ледяной ветер, и огонек в лампе дрогнул. Юноша с сожалением выбрался из своего уютного убежища и пошел к двери, чтобы ее запереть. На улице было тихо. Ненастье угомонилось, и в долине стало спокойно. Колин заворочался на своем месте.

– Ты что там делаешь?

Глаза у него были красными – наверное, перебрал спиртного. Дункан уже давно спал в конюшне, когда дядя пришел устраиваться на ночлег. Наверняка он успел выпить не одну пинту пива…

– Пришел чей-то пес и разбудил меня. А где Ал?

Колин потер лицо, пытаясь сообразить, где он и что происходит, потом покосился на пустое стойло и нахмурился.

– Не знаю… Он лег там, но, видно, решил-таки осчастливить ту беленькую подавальщицу из трактира. Она весь вечер крутила перед нами своим задом, чертовка!

– Вот как?

Дункан взял фляжку, притороченную к его седлу. Она оказалась пустой.

– Пойду наберу воды.

Но Колин уже успел снова провалиться в сон.

– Пусть тебе приснится что-то хорошее! – пробормотал Дункан.

Выскользнув на улицу, он тихонько притворил за собой дверь и невольно поежился. Окруженный бледным гало диск луны едва виднелся за тонким покрывалом облаков. Холм, на котором стоял трактир «Черный дуб», казался темно-синим. Внутри все, похоже, спали, и только в общем зале мигал крошечный огонек.

От конюшни к зданию постоялого двора вела узкая и не длинная, метров десять, тропинка, протоптанная в покрывшемся коркой снеге. Дункан быстро прошел по ней и, стараясь ступать бесшумно, вошел в трактир. Войдя, окинул просторное помещение взглядом. На столах и на полу валялись стаканы, в луже пива на полу плавал кувшин.

Внимание юноши привлек шорох: что-то зашевелилось в глубине комнаты. Может, Алан пришел ночевать сюда? Дункан наклонился и прищурился. На лавке и правда спал какой-то мужчина, прижимая к себе пустую пивную кружку, но это был не Алан.

Легким шагом Дункан подошел к стойке бара, на которой кто-то оставил два кувшина с пивом, которое оказалось еще теплым. Он отпил немного, потому что в горле пересохло. Едва успев поставить кувшин на липкий прилавок, Дункан услышал приглушенный женский смех и громкое сопение. В лицо ему ударил луч света. В дверном проеме вырисовался женский силуэт и замер на месте. Та самая блондинка с обширным крупом вскрикнула от удивления и поспешила запахнуть вырез сорочки на своей роскошной груди. Еще мгновение, и она убежала снова за дверь. Послышался скрип пружин, потом по полу загромыхали чьи-то тяжелые шаги. Из-за двери появился огромный мужчина. Он был совершенно голый, но в руке сжимал нож.

– Что вы тут делаете?

Это тоже был не Алан.

– Пиво решил допить, – пояснил Дункан и невольно улыбнулся при виде кокетки, прятавшейся за спиной своего мужчины.

Молодая женщина улыбнулась в ответ и разжала пальчики, отчего ворот ее ночной рубашки раскрылся чуть ли не до плеч, обнажив большие груди с сосками такими же розовыми, как и ее щечки.

– Простите, что потревожил вас!

Красотка снова захихикала.

– Возвращайся в постель, быстро! – скомандовал громила, поворачиваясь к своей даме.

Смерив Дункана подозрительным взглядом, он что-то пробормотал себе в бороду и закрыл дверь. В общем зале снова стало темно и тихо. Значит, Алан залез под чью-то другую юбку… Дункан усмехнулся. И вдруг улыбка пропала у него с лица. У него появилось дурное предчувствие. Он выпил еще пива и вытер губы ладонью. Ему вспомнилось, с каким вожделением смотрел Алан на… Марион!

Сердце забилось так, словно хотело выпрыгнуть из груди. Если этот бузотер осмелится тронуть хоть волос у нее на голове, он, Дункан, отправит его ad patres! Он взбежал на второй этаж. В коридоре было черным-черно. Дункан пошел вдоль стены, останавливаясь возле каждой двери и напряженно вслушиваясь в тишину. Он услышал и храп, и шепот, и сонное бормотание. Но в которой из комнат Марион? Дункан уже собрался было бежать на третий этаж, как вдруг услышал приглушенный вскрик. Кровь застыла в жилах. Где? Где кричали? Паника захлестнула его.

Он вернулся назад и замер посредине коридора. В висках громко стучала кровь. И снова крик… Так, он донесся слева! Дункан побежал на звук. Скрип дерева, хрипение… Он прижался ухом к двери. В комнате точно была женщина, и она то и дело тихонько вскрикивала. У Дункана сдали нервы: он ворвался в комнату и замер при виде зрелища, которое открылось ему в свете свечи, оставленной на прикроватном столике.

– Черт!

Мужчина на кровати так рьяно предавался восторгам плоти и так стонал от удовольствия, что даже не услышал его. Женщина, которая была под ним и чьи обильные, подрагивающие розовые телеса он с наслаждением черпал полной горстью, вскрикнула от испуга, но ее возлюбленный решил, что она орет от счастья, и навалился на нее с еще большим усердием.

– Да, моя козочка! – хрипло приговаривал он и толкал так, что кровать тряслась.

Дункан, не успев даже оправиться от изумления, закрыл глаза. С трудом сдерживая смех, он отвесил поклон даме, смотревшей на него с нескрываемым ужасом, и вышел из комнаты. Он почти забыл, что привело его в этот коридор. Нет, похоже, у него самого едет крыша! Конечно же, Марион спокойно спит, а Алан храпит на мягкой кровати, обнимая одну из здешних прислужниц…

– Если не возьмешь себя в руки, к концу года точно спятишь! – пробормотал Дункан, обращаясь к самому себе.

Он постоял с минуту, прижавшись спиной к стене и глядя на лестницу, которая вела на третий этаж, потом закрыл глаза, дожидаясь, пока сердце снова станет биться нормально. Трижды глубоко вдохнув и выдохнув, он открыл глаза и шагнул к лестнице. С третьего этажа доносились голоса, однако он решил не прислушиваться. И вдруг послышался грохот, а вслед за ним и крик, который точно нельзя было спутать с экстатическим воплем. Дункан застыл на месте.

В нерешительности он посмотрел на потолок. Супружеская ссора? Особого желания снова попасть в затруднительную ситуацию у него не было. Но что-то не давало ему уйти. А вдруг Алан и вправду решил вломиться к Марион? Ведь он уже один раз пытался ее изнасиловать! Вот и сегодня весь вечер пялился на девушку с вожделением…

Снова крик, и у Дункана волосы зашевелились на голове. «Марион!» За криком последовал грохот. Захлопали двери. Кто-то куда-то бежал, мужской голос отдавал приказы… Нет, это точно не супружеская размолвка… Дункан взлетел вверх по лестнице. Несколько мужчин старались выломать дверь, явно запертую изнутри. Двое из них, стоило Дункану показаться на лестничной площадке, вцепились в него.

– Стой! Куда это ты так спешишь? – грубо спросил тот, что был справа.

Дункан оттолкнул его и чуть сам не свалился на ступеньки. Изрыгая ругательства, мужчина кубарем покатился вниз по лестнице. Его товарищ, который по-прежнему держал Дункана за руку, буквально впечатал юношу в стену и ударил кулаком в живот. Дункан задохнулся. Согнувшись пополам, уже стоя на коленях, он попытался увернуться от противника и пусть на четвереньках, но убежать. Благо в коридоре было темно, и ему удалось укрыться в углу. И тут в горло ему уперлось острие ножа.

– Все равно далеко не уйдешь, гаденыш!

Дверь наконец поддалась, и несколько здоровяков ввалились вместе с ней в комнату. Повисла тяжелая тишина. Время словно замерло. Что происходит? Дункан поморщился от боли, причиняемой клинком. Что они увидели там, в комнате? Почему все молчат? Взгляд его расширенных от ужаса глаз обратился к дверному проему. Оттуда в коридор проникал слабый свет, но того, что творилось в комнате, видно не было.

– Марион!

Железные пальцы вцепились ему в волосы и запрокинули голову назад. Клинок вонзился глубже, но Дункан уже не чувствовал боли. Он думал только о Марион, которая наверняка была там, в комнате. Что все это значит? Где она?

– Ты кто такой? – спросил голос, показавшийся ему знакомым.

– Макдональд, Дункан Макдональд!

Пальцы разжались, и он повалился на пол.

– Вот это встреча! Как ты-то тут оказался?

– Марион… Я подумал, она в опасности…

Ему помогли подняться. Уже оказавшись на ногах, Дункан узнал Джеймса Мора, который смотрел на него и улыбался. И вдруг из комнаты донеслись рассерженные голоса. Дункан бросился туда и… замер на пороге. Алан стоял и как зачарованный смотрел расширенными от ужаса глазами на маленький острый кинжал. Марион, чья ночная рубашка была местами разорвана, сжимала рукоятку обеими руками.

– Уйдите все! Я хочу исполосовать его на ленты!

– Мы сами с ним управимся, – попытался успокоить девушку Роб, которому не улыбалось стать свидетелем кровопролития.

– Это последний раз, когда мерзавец ко мне прикасается! Грязный выродок Макдональдов!

Острие кинжальчика поднялось выше по шее Алана, и тот сглотнул.

– Марион, не надо! Клянусь, он больше тебя не тронет.

Девушка встрепенулась, лезвие кинжала задрожало. Она медленно повернулась на голос, и встретилась взглядом с Дунканом.

– Марион, прошу тебя…

– Д-д-дункан? Как… как ты тут оказался?

– Отдай мне sgian dhu! Ну пожалуйста!

Еще несколько секунд она не могла прийти в себя. Потом нож упал на пол. Макгрегор тут же скрутил Алана и вывел из комнаты. Марион горько разрыдалась, и Дункан поспешил заключить ее в объятия.