Глава 24

В конце февраля двадцать третьего года мы с Гошей решили, что пора как-то начинать официально оформлять ситуацию вокруг острова Пасхи. Вообще-то по факту он сразу после визита туда принцессы Анастасии стал российским протекторатом, но правительство Чили пока никак на это не реагировало. Возможно, потому, что ничего не знало. А не знало оно потому, что в упор не желало знать. Такое отсутствие любопытства базировалось на щедрых (ну, разумеется, по чилийским меркам) пожертвованиях, выданных Одуванчиком ключевым лицам. И, понятное дело, на его репутации, ибо все в тихоокеанском регионе отлично знали, что лорд-протектор умеет раздавать не только пожертвования. Однако необходимость как-то закрепить сложившееся положение дел никуда не исчезла. Хотя, впрочем, еще и не стала такой уж неотложной.

– Ладно, – пообещал я его величеству, – как только руки дойдут, тут же все оформлю.

– Желательно без жертв, – уточнил свою позицию император.

– Ну, совсем без них может и не получиться. Но они если и будут, то единичные, не с нашей стороны и не среди рапануйцев.

– Хорошо, в таком формате это допустимо.

И значит, раз дело получалось не особо срочным, можно было для начала подождать какой-нибудь благоприятной случайности. Они, кстати, бывают гораздо чаще, чем считает большинство. Просто их надо уметь сначала распознать, а потом грамотно ими воспользоваться. Так что, когда я услышал от директрисы ДОМа новость относительно одного нашего хорошего знакомого, у меня в голове тут же щелкнуло: кажись, оно. Впрочем, тут можно рассказать и поподробнее.

– Вроде все, а впрочем, еще наша ее величество президентша пригласила погостить в Петербурге господина Немнихера, – сообщила мне Танечка в конце очередного доклада.

– И что? – пожал плечами я. – Не в первый же раз. Думаете, я так страдаю от разлуки с ним, что теперь начну считать часы до начала долгожданной встречи?

– Насчет вас не знаю, а вот он точно от чего-то страдает. По моим сведениям, от беспокойства. Во всяком случае, он попытался осторожно выяснить, не вы ли являетесь инициатором приглашения. Не получив достоверных сведений, Арон Самуилович сделался тревожен. Поэтому у меня предложение – давайте пошлем за ним ваш «Аист». И тройку моих девочек в качестве почетного эскорта для столь дорогого гостя. Глядишь, за время полета человек и дозреет до чистосердечного признания.

– Вы еще что-нибудь раскопали про этого ворюгу?

– Увы, пока нет. Но такого, чтобы ему не в чем было признаться, просто не может быть!

– Разве нам от него именно сейчас что-то нужно?

– Не обязательно от него, но вообще-то было бы неплохо, чтобы кто-то отвлек на себя внимание по поводу острова Пасхи.

«Аист» с израильским министром иностранных дел на борту прибыл в столицу Российской империи без пятнадцати одиннадцать вечера. Так как самолет принадлежал правительственному авиаотряду, то, ясное дело, сел он не в Пулково, а в Гатчине. В силу того, что королева-императрица ложилась спать довольно рано, а канцлер, наоборот, довольно поздно, не было ничего удивительного в том, что прямо с аэродрома господин Немнихер направился именно к нему. Разумеется, можно было поехать в израильское посольство, где и переночевать, а с утра явиться к ее величеству, но… больно уж многозначительно улыбались в полете девушки почетного эскорта, и Арон Самуилович решил не рисковать.

Как только визитер зашел в мой кабинет, по возвышенному и даже, не побоюсь этого слова, одухотворенному выражению его физиономии даже хуже знакомый с ним человек, чем я, догадался бы, что господину министру есть в чем сознаться. Или покаяться. И он не обманул моих ожиданий.

– Увы, Георгий Андреевич, время безжалостно, все мы смертны, и только некоторым, самым достойным, перед уходом дается радость просветления, – осторожно присев на краешек стула, горестно поведал мне гость.

Интересно, подумал я, где же он ухитрился столько украсть, чтобы в пятьдесят семь лет задуматься о вечном? Да нет, скорее всего имеется в виду кто-то другой.

– Дорогой Арон Самуилович, не надо пробуждать во мне сострадание, а то ведь я, глядя на ваши мучения, могу решить помочь вам их прекратить. Давайте вы мне лучше сразу скажете, о каких суммах тут может идти речь? А потом мы с вами вместе подумаем о том, как оптимизировать расходы, увеличить доходы и разделить их по справедливости.

Министр внял моим предостережениям, и я услышал захватывающую дух историю. Нет, то, что Николай Константинович Судзиловский, он же бессменный президент Гавайской Социалистической Республики Каука Лукини, разочаровался в социализме и устал от власти, мы и так знали. Но не волновались – подумаешь, один президент уйдет, другой придет, ничего страшного.

– Николай Константинович решил не выставлять на очередных выборах свою кандидатуру, а уехать на Филиппины и посвятить остаток жизни научным исследованиям, – продолжал рассказ Немнихер. – И я его вполне понимаю. В последний приезд на Гавайи я встречался с госпожой Лилиуокалани. К сожалению, ее земной путь явно подходит к концу.

Да уж, последней королеве Гавайев, ныне скромно проживающей в Гонолулу на персональную пенсию пять тысяч в год, недавно перевалило за девяносто, и она уже три года как пребывала в полном маразме.

Немнихер тем временем собрался с силами, глубоко вздохнул и перешел к главному:

– Ее бывшее величество, пребывая в глубокой озабоченности будущим своей родины, согласилась усыновить вашего покорного слугу. То есть меня.

М-да, а ведь Танечка про это не в курсе, подумал я. Хотя, если и сама бывшая королева тоже ни сном ни духом, это вполне объяснимо. Но зачем оно Немнихеру?

Так я и спросил.

– Георгий Андреевич, но ведь выборы каждые четыре года – это большие деньги! А учитывая, что теперь кандидатом в президенты может стать вообще кто угодно, да неизвестно, сколько вообще этих кандидатов будет, деньги могут стать очень большими.

– Опять же с уходом Судзиловского некому будет лоббировать интересы компании «Лукини – Немнихер вояж», – предположил я.

– Совершенно верно! Вы, как всегда, смотрите прямо в корень. А референдум о восстановлении монархии на Гавайях, хоть и может обойтись немного дороже выборов, произойдет всего один раз.

– Так вы, значит, метите в короли? Да уж, помрете вы точно не от скромности. Но как же, позвольте полюбопытствовать, быть с идеалами социализма – неужели вы собираетесь их предать?

– Георгий Андреевич, да как вы могли такое подумать! Это же главное в моей жизни. Как должность короля сможет помешать борьбе за построение социализма? Наоборот, господин Кисин в своей последней работе «Марксизм и женский вопрос» утверждает, что необходимым условием для этого является достаточная концентрация власти. И королю обеспечить ее будет проще, чем президенту. Я уверен, что Гавайское Социалистическое Королевство не только в кратчайшие исторические сроки построит развитой социализм, но и твердой поступью пойдет к коммунизму.

– Эк вас понесло-то… ладно, я в принципе не против того, чтобы во главе Гавайев снова встал король. Но это должен быть человек высочайших моральных качеств! Образец, я бы сказал, честности и человеколюбия.

– Подобные слова, Георгий Андреевич, пробуждают робкую надежду, что вы видите эти качества в вашем покорном слуге.

– Да, вижу, но пока, увы, не очень явственно. Зато, если вы еще раз продемонстрируете ваши безукоризненные достоинства, у меня не останется слов, кроме выражающих полное одобрение упомянутых вами планов. Вы готовы?

– Всегда готов, ваше высочество!

– Похвально. Так вот, недавно народ острова Пасхи решил сбросить ярмо чужеземного угнетения и восстановить независимость своей родины. Разумеется, Россия готова помочь его свободолюбивым устремлениям… но… вы же понимаете, какой тут поднимется визг про аннексию, оккупацию, дипломатию с позиций силы и еще черт знает про что. Зато если этот остров на свои деньги купит человек с безупречной репутацией, а потом подарит его на Новый год народу рапануйцев, у злопыхателей будет гораздо меньше простора для маневров. О вашей любви к детям после истории с «Херсоном» ходят легенды, а ведь аборигены острова Пасхи – они и есть натуральные дети природы.

– Георгий Андреевич, поверьте, я бы с радостью, но у меня просто не хватит денег!

– Во-первых, вы врете, а это неприлично для монарха. Он может недоговаривать, добросовестно заблуждаться, но вот нагло и, главное, глупо врать не имеет права. Во-вторых, Россия понимает ваши финансовые трудности и примет меры по их нивелированию. В-третьих, каждый уважающий себя монарх обязан в первую очередь решить вопрос престолонаследия. Это к тому, что, если из выделенных на освобождение острова средств испарится больше пяти процентов, вопрос престолонаследия станет самым актуальным в вашем недолгом царствовании.

Израильский министр сложил на груди лапки, состроил огорченно-постную морду лица и стал похож на Рекса, когда тот, пытаясь стащить банку сметаны, разбил ее и, весь в белом, делал вид, что не понимает, в чем же его совершенно необоснованно подозревают.

Однако оставался еще вопрос, который неплохо было бы прояснить, с чем я и обратился к Немнихеру:

– Арон Самуилович, а на кого вы собираетесь оставить пост министра иностранных дел?

– Ваше высочество, неужели я вас чем-то не устраиваю?

– То есть вы хотите быть одновременно и королем Гавайев, и министром иностранных дел Израиля? Ничего так запросы… хотя…

Я вспомнил Луиса Амадо Первого. Правда, он собирался совмещать должности внутри одного королевства. Но зато сразу три!

А мой гость вдруг ни с того ни с сего проявил отвагу, более приличествующую королю, нежели главе МИДа. И ляпнул, правда, зажмурившись:

– Ведь ваше высочество, являющееся для меня примером, не только государственный канцлер Российской империи, но и принц-консорт Ирландского королевства!

– Спасибо, что напомнили. Действительно, а не жениться ли вам? Тогда «принц-консорт Немнихер» будет звучать очень неплохо. Да не пугайтесь вы, это пока шутка. И если не начнете давать волю своим хватательным инстинктам, то она таковой и останется.