Системы хозяйствования, альтернативные традиционному (пахотному) и органическому земледелию, называют естественным, природным, природосообразным, натуральным, реабилитационным, адаптивным, биологическим, разумным, осознанным земледелием. Эти системы отличаются фактически лишь названием. Все они подразумевают хозяйствование в ладу с Природой (у злагоді з Природою – эти ладные слова я впервые услышал от Семена Свиридоновича Антонца).

Из русских названий мне больше всего по душе идущее от Т. С. Мальцева определение «природосообразное земледелие». Одна у этого названия беда – его еще и выговаривать надо. Однако более благозвучного, но столь же емкого определения пока нет. Вот в украинском – есть: природодогоджаюче, природопотураюче землеробство («потурати» – потакать, потворствовать, относиться поблажливо). Пальчики оближешь!

Я не забыл о набирающей популярность пермакультуре – пике природосообразности: в книге «Зазовем пермакультуру в огород» рассказал, что огород можно сделать достойным называться пермакультурным. Нет водораздела между пермакультурой и природосообразным земледелием. И если я остаюсь приверженцем определения «природосообразное», то не только потому, что оно наше, из нашего языка, а еще и потому, что оно информативно. В нем прямо называется ведущая, самая важная черта этого земледелия (чего, строго говоря, нет в термине «пермакультура»). Дефиниция «природосообразное» недвусмысленно подсказывает, как следует хозяйствовать на земле. Я не вижу иного столь же емкого определения для альтернативы традиционному и органическому земледелию.

Любопытная деталь: Хольцер несколько десятилетий называл себя пермакультуристом, говорил о пермакультуре Хольцера. Но вот вышла его лучшая, на мой взгляд, книга «Пустыня или рай», и в ней он говорит уже о природосообразном земледелии (naturgemässe Landwirtschaft). Трогательно было увидеть этот поклон незабвенному Терентию Семеновичу Мальцеву из дальнего зарубежья.

Между прочим, органическое земледелие зашло в тупик именно из-за несообразного с Природой нагромождения органики в компостных ямах, кучах и всевозможных контейнерах-компостерах. В естественных условиях, в противовес этой практике, вся органика разлагается, будучи более или менее равномерно распределенной по поверхности почвы, в присутствии растений – потребителей продуктов разложения.

Еще одна выразительная деталь. В поощряемых органистами нагромождениях органика может разлагаться и в холодную пору (гореть), так что горемычная среда обитания (и атмосфера, и мировой океан) пополняется отходами процесса горения и в холодное время года. В умеренных же количествах органика начинает разлагаться лишь тогда, когда становится совсем тепло и… появляются растения – потребители продуктов разложения. Какая тонкая саморегуляция природных процессов! И каким слоном в посудной лавке выглядит земледелец, занимающийся компостированием (вермикомпостированием, ЭМ-компостированием). Чем тоньше и эффективнее технология компостирования, тем оно вреднее.

У природосообразного земледелия можно выделить такие ведущие, определяющие черты:

1) неуклонное следование Природе;

2) минимизация вмешательства в жизнь биоценоза и решение проблем биоценоза преимущественно его же силами;

3) интегральный, синергический подход к биоценозу;

4) забота об охране среды обитания;

5) забота о благоденствии огородника.

Следовать Природе в огороде – это значит делать его максимально похожим на устойчивые природные биоценозы, скажем, на лесную поляну. Причем заботиться надо не столько о внешнем, сколько об идейном, концептуальном сходстве. И что удивительно: чем больше прорисовывается это сходство, тем комфортнее живется и огороду, и огороднику, и среде обитания.

Прежде всего не только нужно, но и нетрудно неуклонно следовать сформулированным Фукуокой четырем принципам естественного земледелия (именно так называл Масанобу-сан свою систему):

1. Отказ от вскапывания, то есть вспашки с переворачиванием почвы. Почва естественным образом рыхлит сама себя, с помощью корневой системы растений и деятельности микроорганизмов, мелких животных и земляных червей.

2. Отказ от химических удобрений и приготовленного компоста. Предоставленная самой себе, почва поддерживает плодородие естественным путем в соответствии с упорядоченными циклами растений и животных.

3. Отказ от прополки путем вспашки и обработки гербицидами: сорняки имеют свое место в сбалансированном биологическом сообществе и играют свою роль в создании почвенного плодородия.

4. Отказ от химических средств защиты растений. Предоставленная самой себе, природа пребывает в совершенном равновесии, поэтому разумный подход к защите от болезней и вредителей – выращивать сильные растения в здоровой среде.

Очевидно, что этим фундаментальным принципам автоматически, сам по себе следует всякий естественный устойчивый биоценоз. С чем тут спорить? Ни в лесу, ни в степи, ни на лесной поляне, ни на болоте никто не пашет, не рассыпает удобрения, не готовит компост, не полет, не травит гербицидами, пестицидами и фунгицидами все, что подвернется под руку. А между тем степь, лес, лесная поляна, болото неизменно в согласии с сезоном радуют глаз сбалансированным разнообразием. Разве лишь стихийное бедствие может подпортить картинку.

Всем этим принципам можно следовать и в огороде. Могу сказать, что в моем огороде не нарушается ни один из них. Пришел я к этому тогда, когда всерьез занялся огородом по выходе на пенсию. Естественно, не в одночасье, не вдруг.

О минеральных удобрениях, гербицидах, пестицидах, фунгицидах я забыл сразу. Во-первых, душа не принимала «химию»: жила во мне (и до сих пор живет) память о довоенной чистой еде. Во-вторых, я никогда не считал почву просто местом произрастания растений – всегда воспринимал ее как живой организм, которому противопоказаны непереборчивые, беспощадные ко всему живому химические средства. Невзрачные червивые яблоки всегда были для меня вкуснее сверкающих базарных красавцев с сомнительной биографией и промасленной кожурой. Я был чужд восторгов в связи с появлением очередного чудодейственного средства. «Такая прелесть этот «престиж» – в прошлом году окунула перед посадкой клубни в раствор, дык жук и в этом году на картошку не летит». И невдомек восторженной огороднице, что не надо бы делать внуку пюре из того, что колорадский жук картошкой не считает.

В то время, когда к биопрепаратам только подкрадывались, я смирялся (если не повезет) даже с фитофторозом. Бывало, поддавшись «пению сирен» у прилавка, покупал какое-то «уж очень эффективное» зелье (память удержала, к примеру, названия «тату» и «тотто»), привозил его в огород, но так ни разу и не поднялась рука применить его по назначению. Просто выбирал сорта помидоров, способные отрастать после болезни. Двадцать лет назад я купил первую и последнюю в своей жизни ампулу какого-то гербицида, чтобы вытравить ужасно расползшуюся облепиху. Но ампула и по сей день цела, а поросль облепихи уничтожил подкапыванием всходов по мере появления, то есть поборол облепиху классическим истощением корневой системы.

Никогда не считал минеральные удобрения удобрениями. Моих познаний в химии хватало, чтобы понять, что невозможно искусственно внести все нужное растениям (и даже узнать, что им на самом деле нужно), что разовое внесение одного, двух, трех, да хоть тридцати элементов в почву приводит к дисбалансу в плодах, наполняемых сотнями ингредиентов, что растения должны питаться сбалансированной пищей, которую способна предоставить лишь возвращаемая в почву органика. И ничто иное! Ничто! Об этом подробнее (и эмоциональнее) – в главе 7.

Что касается вскапывания, то я сразу отказался от лопаты. Интуитивно ощущал, что пахота/перекопка с оборотом пласта напрочь рушит живой организм – почву. Да и спине достается – не может не сказаться на здоровье дьявольская нагрузка на спину в согбенном положении! Однако в первые годы еще не стряхнул с себя вериги мифа «растения любят рыхлую землю», рыхлил ее, несчастную, садовыми вилами (правда, без оборота пласта). Но вскоре заметил, что такую почву, какой ее делают корни растений при поддержке всей почвенной рати, невозможно сделать металлом – и стыдливо опустил руки, так что металл у меня теперь ржавеет за ненадобностью.

В актуальности первого принципа Фукуоки одними из первых убедились североамериканцы, когда в 1933 году пыльные бури унесли с пахотных земель США и Канады в Атлантику и Тихий океан слой почвы толщиной до 35 см. Плуг стал сдавать позиции, и безвозвратно они были подорваны после выхода в свет книги Эдварда Фолкнера «Безумие пахаря» (1943 год). Убедившись в необходимости безусловного соблюдения этого принципа, в Северной Америке свернули производство плугов (в Канаде даже законодательно запрещена пахота). Справедливости ради, а не из одних только патриотических побуждений надо сказать, что видную роль в отказе от плуга сыграли на американском континенте выходцы из Украины.

У нас в конце ХIХ века сознательно отказался от плуга выдающийся ученый-агроном И. Е. Овсинский. Созданная Иваном Евгеньевичем новая система земледелия ограничивалась мелким двухдюймовым рыхлением (с помощью конного полольника). Правда, из-за противодействия чиновников от науки, раннего ухода Ивана Евгеньевича из жизни (он скончался в 1909 году в возрасте 53 лет) и последовавшей вскоре революции эта система не прижилась. А как старался Иван Евгеньевич! Способствовал обучению новой системе земледельцев (землевладельцев, крестьян и даже солдат, подлежащих демобилизации), рассылал по крестьянским общинам (за свой счет!) тысячи брошюр «Новая система земледелия». Но… тщетно. На стороне Ивана Евгеньевича были 300-пудовые аргументы. В самые засушливые годы (а они в конце века шли чередой) он собирал до 50 ц зерна с гектара (то есть как раз 300 пудов). Но на другой чаше весов оказались всесильные традиции (или косность?).

Ну а с приходом колхозов, в обстановке милитаризации всей страны стало невозможным никакое посягательство на плуг – об этом страстно пишет в своих книгах яростный сторонник и пропагандист природного земледелия Борис Сергеевич Анненков (Ижевск).

О всесилии традиций в среде земледельцев знаю не из разговоров на скамеечке. У меня во дворе, можно сказать, не закрывается калитка – едут и едут экскурсанты. На велосипедах, на машинах, на заказных и рейсовых автобусах. Бывают дни, когда количество гостей переваливает за сотню. Едут отовсюду: от Москвы до Черновцов и от Риги до Мариуполя. А соседям (с которыми у нас, между прочим, ладные, даже дружеские отношения) все не верится, что сорняки перестают докучать, если с ними не бороться, что не сталь, а корни растений рыхлят землю, что понятия «поливы» и «влагообеспечение растений» – даже не родственники.

Конечно, имиджу популяризатора природосообразного земледелия добавил бы лоска факт, что соседи «дружною толпой» ринулись читать Овсинского, Мичурина, Тимирязева, Курдюмова, Хольцера. Но даже не все томики с дарственной надписью соседа ими прочитаны. Чего нет (это я насчет «дружной толпы») – того нет. Доставшиеся соседям от мам и бабушек агросуеверия засели где-то на генетическом уровне, и я не считаю себя вправе посягать, фактически, на сыновние и дочерние чувства. Мне кажется уместным привести здесь слова Марины Цветаевой (из цикла «Две песни»):

Могу, конечно, ошибаться, но – уже вижу первые весомые и даже необратимые признаки пробуждения. Одна из соседок, к примеру, уже отказалась от плуга и рыхлит почву вилами. Семимильный шаг! К плугу она уже не вернется ни за какие коврижки. Другая соседка намеревается торжественно отметить выход на пенсию заменой пахоты севом сидератов. Словом, я тешу себя надеждой, что «в срок яблоко спадает спелое».

Вот анекдотическая история. Много лет просил я Тамару Федоровну обзавестись хозяйственным мылом – физически противны мне все до единого шампуни и турецкие мыла. И не из упрямства, а из одного лишь человеколюбия не шла бабулька навстречу моей прихоти. Как это так, дескать: имея под рукой душистые Thymotei или Duru, я буду пользоваться 72 %-ным мылом, сваренным – фу! – из костей и жира? Жалела, видите ли, меня. И причудой считала мое тяготение к «отходам бойни».

Но вот довелось мне поработать (в своем привычном амплуа – популяризатора природосообразного земледелия) в Международном духовном центре возрождения языческой культуры (село Раштовцы, Тернопольская область). Любезные хозяева подарили мне к отъезду несколько номеров своей газеты «Родная вера». В одном из них прочитала бабулька статью «Чем полезно хозяйственное мыло?». И ее словно подменили. Сотня строчек в газете сделала то, чего я тщетно добивался столько лет! Что это – сила печатного слова или непризнание пророка в своем отечестве? Теперь я нахожу хозяйственное мыло чуть ли не под подушкой.

Тонкая это штука – перестройка традиций и привычек. Доспеть должно яблоко… И есть, по-видимому, какая-то магия в печатном слове.

Вернемся, однако, к истории. Особенности климата в южных степях Западной Сибири вынудили народного академика Т. С. Мальцева задуматься начиная с 30-х годов прошлого века над сохраняющей почву системой ее обработки. Он пришел к сочетанию регулярной поверхностной обработки и редкой (один раз в несколько лет) безотвальной пахоты. Была разработана и соответствующая система машин. Причем контакты Терентия Семеновича с американцем Эдвардом Фолкнером (даже в специфические, скажем так, 40-е годы, при непредсказуемом Сталине и всесильном Берии) были плодотворнее и намного приятнее, чем с теми, от кого напрямую зависел отказ от пахоты. Терентий Семенович безутешно горевал на закате жизни от неизменной толстокожести, непробиваемости сменяющих друг друга власть предержащих.

Мне довелось встретить неожиданное подтверждение актуальности работ Терентия Семеновича в трилогии А. В. Клименко «Жили среди нас…», описывающей жизнь западносибирского уездного города (кстати, это мог быть и родной Терентию Семеновичу Шадринск) в первой половине прошлого века: «Иван Пивоварчик был из тех поздних переселенцев, что всю жизнь искали свое черноземное Эльдорадо: распахивали целину, засевали, снимали урожай и, обманутые щедростью земли, обрастали хозяйством, рожали детей, но на третий-четвертый год из пустыни прилетал сухой желтый ветер, поднимал вверх распаханный вспушенный чернозем и вместе с семенами уносил черное облако крестьянских надежд».

Любопытно: Анатолий Васильевич заметил, что улетал чернозем именно распаханный, вспушенный, то есть разглядел и недвусмысленно указал первопричину беды. И он продолжает: «От голода уходили на новые земли. Искали-искали, и не от удачи, не от мудрости, а от усталости останавливались, снова клали саманные хаты, докапывались до соленой, как пот, воды, сажали перед окнами скупую на тень желтую акацию. Жили – ждали беды». Очень точно расставил акценты Анатолий Васильевич.

Ожиданием беды от интенсивной распашки целины в Сибири и Казахстане и поисками средств отвести беду жил академик А. И. Бараев. И лишь жестокие пыльные бури, разнесшие 35-сантиметровый слой вспушенного целинного чернозема по всей Европе, вынудили руководство страны создать на целине Институт зернового хозяйства под руководством Александра Ивановича для разработки и внедрения почвозащитной системы земледелия.

Одним из сподвижников Бараева был знаменитый целинник Ф. Т. Моргун. По возвращении на Полтавщину, где Федор Трофимович стал первым секретарем обкома КПУ, на базе колхоза им. Орджоникидзе (ныне – ЧП «Агроэкология»), руководимого легендой сельского хозяйства С. С. Антонцом, он организовал «полтавский эксперимент» по ускоренной разработке и внедрению почвозащитной системы земледелия.

Жаль, что к сегодняшнему дню хозяйство Семена Свиридоновича остается своеобразным оазисом в пустыне: доля украинской пашни, обрабатываемой подобно тому, как это делается в «Агроэкологии», составляет всего 0,7 %. Можно выделить такие причины торможения:

● невероятно велика сила инерции, живучи мифы типа «растения любят рыхлую землю» (и не слышат земледельцы доводов, что почва от механического рыхления умирает и не могут растения любить мертвую землю);

● аграрным бизнесом в большинстве своем занимаются земледельцы старой закалки, привычно не представляющие себе высокие урожаи без вспашки, гербицидов и пестицидов;

● в системе ценностей современного человека практически отсутствует понимание важности плодородия земли – не только как сельскохозяйственного ресурса, но и как качества среды обитания человека; умами многих земледельцев не овладела мысль, что без плодородия почвы благополучная жизнь человека как биологического вида становится принципиально невозможной;

● сельское хозяйство, по меткому замечанию Фукуоки, перестав производить еду, потеряло собственное направление, стало нестабильным, превратилось в бизнес, и никому из бизнесменов не хочется терять мощный рынок «химии»;

● политика государства (как и во времена Т. С. Мальцева) не способствует развитию почвозащитных технологий, в частности, нет общегосударственных поддерживающих программ и льгот для агрофирм и фермеров, занимающихся природным земледелием.

Правда, в азиатской части бывшего СССР почвозащитную систему земледелия исповедует несколько бóльшее количество хозяйств: там земледельцы были сильнее напуганы тем, что вытворяли пыльные бури на целине на рубеже 50 – 60-х годов. Но в целом плуг и до сих пор массово бороздит наши поля. И не последнюю роль в том, что он прочно стоит на ногах (точнее – висит веригами на наших ногах), играет миф, что растениям нужна рыхлая почва.

Итог: пахота вместе с ужасающими объемами органики (навоза), не возвращаемой на поля, способствует сокращению плодородных земель. Эти земли всегда сжимались, как шагреневая кожа. Но если на заре агрикультуры ежегодно терялось в среднем около полумиллиона (из 3 миллиардов) гектаров плодородной земли, то теперь каждый год исчезают уже 3 миллиона гектаров (из оставшегося 1 миллиарда!).

Третьему принципу Фукуоки – управлению сорняками – посвящена отдельная глава. Рассказ о втором и четвертом принципах – отказе от химических удобрений и приготовленного компоста и отказе от химических средств защиты растений – рассыпан по всему тексту. Кроме того, во многих главах рассказывается о приемах мимикрии огорода, делающих его чуть ли не клоном лесной поляны.

Минимизациявторженийв жизньбиоценозаи решениепроблембиоценозапреимущественноегожесилами – это признание факта, что огород, начиняемый дающими еду растениями, вынужден мириться с определенным вмешательством огородника, однако вторжения не должны уводить огород от Природы, перечить ей.

Правда, устройство садорода по образцу и подобию леса не следует понимать буквально. Лес как естественный биоценоз действительно может жить без какого-либо вмешательства человека. Но в садороде вовсе без интервенций в жизнь биоценоза не обойтись. Можно сослаться, к примеру, на необходимость прикрыть семена (спасти их от птиц, грызунов и пересыхания на солнце), посадить картофель, выкопать выросшую морковь и т. п. Однако, признавая вмешательства неизбежными, следует стремиться минимизировать их, то есть сделать так, чтобы каждое было максимально щадящим по отношению к биоценозу.

Взять хотя бы ту же копку моркови. Вовсе не обязательно выкапывать ее, как это обычно делается, подчистую. Можно оставить не лучшие морковки в земле, и они в худшем случае (если им не повезет и они вымерзнут) без дополнительных забот обогатят почву органикой. Но гораздо чаще морковки стойко переносят зиму в земле, весной кустятся и выбрасывают цветоносы. И перед огородником встают труднейшие проблемы выбора:

● сколько зонтиков собрать для пахучей приправы,

● какую часть их оставить на семена (и для защиты лука от луковой мухи, если огородник догадается использовать эту грядку под лук),

● сколько мощных цветущих кустов отправить в ЭМ-силос.

Типичная ситуация: ограничение вмешательства, укрощение трудолюбивых (шаловливых?) ручек дает уйму дивидендов. В случае с копкой моркови огородник просто так, за счет уклонения от тотальной уборки моркови получает ее семена (точно свежие), душистую приправу, надежную защиту от луковой мухи, биомассу для силосования. И еще один весомый бонус: чем меньше рыхлится земля, тем лучше сохраняется ее структура.

Это и есть «высший пилотаж» – привлечение биоценоза к заботам о себе, любимом. Встретившись с определенной проблемой, огородник может выявить связи между факторами и найти такое решение проблемы, которое даст еще и дополнительные бонусы.

Блестящий пример подал К. А. Тимирязев. В упоминавшемся выше исследовании, предпринятом в связи с жестокой засухой, Климентий Аркадиевич установил, что, когда растение открывает устьица на листьях, чтобы глотнуть углекислого газа, оно подставляет солнцу и ветру сочные части листьев, что ведет к лишнему испарению влаги. Вывод Тимирязева гениально прост: чтобы уменьшить испарение, надо усилить углеродное питание растения и дать ему возможность обходиться меньшим числом открытых устьиц! Усилением углеродного питания можно фактически заменить полив. А сделать это проще всего с помощью лежащей на почве свежей органики, разлагаемой почвенной живностью. Грядка удобряется, но при этом она еще и всухую, без воды поливается, да еще как!

Столь же впечатляющий пример игры природными связями находим у Зеппа Хольцера. Мыши отгрызают кусочки корней фруктовых деревьев и носят их в норки. Но, сторожкие, испугавшись чего-нибудь, теряют корешки, из них вырастают дички и… Зеппу остается лишь делать прививки. Возиться с саженцами Хольцеру не приходится – за него 50-гектарный сад обновляют мыши!

А вот прием уже из моей практики. Баклажаны по-настоящему разрастаются к концу июля – началу августа, как раз ко времени усыхания картошки весенней посадки и дружной миграции колорадского жука в поисках пищи. И горе грядке баклажанов, если ее учуют жуки.

Жуки не столько едят, сколько бессмысленно уничтожают баклажаны. Листья у баклажанов в это время уже жестковатые, как бы пергаментные, и жуки охотнее принимаются за сочные черешки. А черешок достаточно лишь надкусить, чтобы поддерживаемые им листок, цветок, завязывающийся плод обреченно повисли и увяли. Причем всякая борьба с жуками вроде опрыскивания «актофитом» (и даже ядами) бесперспективна. Да, те жуки, что куснут черешок вскоре после опрыскивания, погибнут, но… миграция продолжается, место павших бойцов занимают новые, им тоже надо куснуть, перед тем как окочуриться, – и от баклажанов остаются лишь остовы кустов, увешанные порыжевшими гирляндами листьев, цветов и плодов.

Хорошо, если на грядке и вокруг нее там и сям растут высокие кусты тысячелистника, пижмы, котовника. Они камуфлируют запах баклажанов, и жуки летят мимо. А если таких кустов нет? Их ведь надо заблаговременно, за год-два до высадки баклажанов, рассадить на грядке! Так что, отстукивать SOS? Не надо! У биоценоза есть средства помочь самому себе!

На баклажанную грядку весной мы посадили десяток кустиков тысячелистника – специально для отпугивания колорадского жука. Эти кустики, к сожалению, за одно лето не успели вырасти выше синеньких и образовать над ними пахучий зонт. Но – чудесное совпадение: в самое угрожающее для баклажанов время буйно зацветает серебристая полынь. Достаточно нарезать десяток-другой длинных веточек полыни и растыкать их там и сям по грядке – и баклажаны спасены! Удивительно еще одно совпадение – через 2–3 недели ветки полыни стали бы скорее вредными. На них появились бы зрелые семена, а растущая полынь на грядках нежелательна. Хоть и заманчиво иметь в огороде довольно высокую и душистую полынь, но… дожди регулярно смывали бы с нее достаточно сильный яд абсинтин и постоянно отравлялась бы почва и почвенная фауна. Но как раз тех 2–3 недель перед обсеменением хватает, чтобы полынь постерегла баклажаны, пока миграция жуков сойдет на нет.

Именно так, с помощью цветущих веток серебристой полыни, застраховались мы от жуков, уезжая на море как раз во время летнего лета жуков (см. цв. вкл., фото 1). Страховка оказалась 100 %-ной! Жуки нашли молодую картошку (мы сажаем картофель в несколько приемов). А самый изысканный для них деликатес – баклажаны – облетели стороной. Полынь уберегла синенькие от колорадского разбойника. А на будущий год с этой работой справятся развившиеся за 2 года и буйно цветущие кусты тысячелистника – они укроют баклажанную грядку душистым покрывалом.

И дело не только в том, что проблема биоценоза была решена с его же помощью. Особая важность этого трюка в том, что баклажаны ничем не опрыскивались, остались безупречной пищей для человека. Очень важный бонус! Почва тоже осталась без нежелательных химических приправ, которыми в будущем начинялись бы овощи.

Для природосообразного огорода характерен интегральный, синергическийподходк биоценозу. Вся литература традиционного земледелия, все обслуживающие это земледелие книги, газеты, журналы переполнены рассказами о попытках пристроить результаты всякого рода изолированного рассмотрения объектов и явлений. Из номера в номер, из книги в книгу кочуют абсурдные мифы (их примеры приводились во введении). И беда всех этих построений одна. Подмечается какой-то феномен, смакуется вне контекста, вне связи с сопутствующими явлениями, а потом результаты этого «анализа в шорах» внедряются в сознание огородников, доверяющих (а греха в этом нет) печатному слову. Можно сказать и так: негоже, когда, оценивая некий феномен и складывая на одну чашу весов доводы «за», наблюдатель забывает глянуть на другую чашу, куда ложатся контрдоводы. Не красит анализ заангажированность. Или сведение апробации к пустой, по сути, декларации «это работает».

Вот яркий пример. Около десятка лет назад, когда в агрикультуру начали внедряться действительно состоятельные ЭМ-технологии (ЭМ – эффективные микроорганизмы), было модным выращивать с их помощью так называемые помидорные деревья. Я и сейчас, стоит лишь повернуться к зеркалу, вижу «телезвезду», красовавшуюся на фоне трех таких деревьев. Но выращивавшие помидорные деревья (в том числе и упомянутая «телезвезда»), будучи завороженными видом одной чаши весов, вообще не глядели тогда на другую чашу. Стоило, однако, взглянуть на нее, «и душа страданиями человеческими уязвлена стала». Весь остальной огород в течение сезона требовал меньше затрат и внимания, чем эта троица!

Мы фактически пожинали плоды бездумного переноса чужого опыта к себе в огород. Для Японии помидорное дерево – естественное явление. Там помидоры – многолетние растения. У нас же удается вырастить помидоры лишь в однолетней культуре, и то с грехом пополам, ценой немалой возни с рассадой. А уж деревья… Конфуз был предопределен зашоренным, нецелостным подходом. Деревья мы увидели, а леса за ними, то есть целую страну со своим климатом – нет.

Сверхзадача-то была отличная: показать необычайную мощь ЭМ-технологий. А нашли только «ямку», куда можно сливать ЭМ-препараты. Я имею право на сарказм, поскольку сам подвизался в качестве садовода и своими руками (успешно!) выращивал «золотые» помидоры на деревьях. Не для еды, разумеется, – для кунсткамеры.

Еще пример. Наверное, все огородники читали о недопустимости поливов в солнечную погоду, в частности утром, когда ожидается ясный день. Дескать, на листьях остаются капли-линзы и сквозь них солнце прожигает листья. Но если бы в этом утверждении была хотя бы крупица истины, то растениям всего мира было бы несдобровать. На всех широтах солнечная погода после дождя не в диковинку, и линз на листьях всякий раз образуется множество. Зрелище было бы не для слабаков: утречком – дождь, и к вечеру вся округа без листвы. Только дым стоял бы коромыслом.

В наукообразной болтовне про капли-линзы и ожоги листьев не учтен пустячок: преломленные в капле-линзе лучи частично поглощаются листьями, а частично отражаются от них. Сквозь листья солнечные лучи не проходят и в фокусе не собираются! И это физика, а не ля-ля! Так что ни о каких ожогах, вызванных каплями на листьях, не должно бы быть и речи.

Но… написано пером – не вырубишь топором. Никто, правда, таких ожогов на листьях не видел (и в принципе не мог увидеть), но «вот, на 17-й странице, черным по белому…». И избегают огородники утренних поливов – самых безвредных (особенно в жару). А все из-за того, что кто-то безответственный когда-то посудачил о явлении преломления света изолированно от условий, в которых оно происходит. И поспешил «прокукарекать». Другие авторы, словно деревенские петухи на рассвете, подхватили эту нелепицу, и кочует она из книги в книгу, сбивая с толку доверяющих печатному слову читателей.

Между тем Масанобу Фукуока предупреждал: «Объект, который рассматривают изолированно от целого, не есть реальная вещь».

Напомню, что синергизм самоорганизующейся системы – это комбинированное, взаимно усиливающее действие ее компонентов. Ниже будет рассказано о многочисленных проявлениях синергизма в огороде. Не надо думать, что в огороде просто растут огурцы, картошка, морковь… Надо исходить из того, что огород – это целостность, называемая длинным-предлинным именем «огурцы-и-картошка-и-осот-и-морковь-и-березка-и-жабы-и-пауки-и-черви-и-воробьи-и-муравьи-и-ежи-и-стрижи…» Даже на сорняки следует смотреть не как на заведомых врагов, а как на участников фитоценоза, где все растения взаимодействуют, помогают друг другу. И, стало быть, надо не столько бороться с сорняками, сколько ими управлять, извлекая из них максимум пользы (да-да, я не оговорился – пользы!).

Следующий императив природосообразности – заботаобохранесредыобитания. Когда мы находимся в лесу (не важно, по какому поводу: нарезать цветущих побегов душицы или зверобоя, услышать, сколько лет жизни обещает кукушка, насладиться ароматом земляничной поляны, набрать грибов или, в конце концов, просто отдохнуть), над нами кружит рой разумных, целесообразных правил и запретов:

● не оставляй костер незатушенным;

● не ломай ветки;

● не бери в руки птенцов и зверушек;

● не оставляй мусор;

● не мой машину у ручья;

● не разоряй грибницы;

● не руби дерево, чтобы снять с него плоды (кедровые шишки, например);

● не забавляйся стрельбой по птицам…

Этот список можно долго продолжать. И мы (с поправкой на культуру или жлобство) следуем этим неписаным канонам.

А так же ли покорны и предусмотрительны мы в огороде? Всегда ли, беря в руки лопату, опрыскиватель, спички или пакетик с ядом, мы думаем о благополучии среды своего обитания? О внуке, который будет есть пюре из картошки, обработанной «химией»? О соседях, которым предстоит провести целый день в чаду от сжигаемого вами мусора? Или о соседской кошке, которую неделю-другую будет выворачивать от мышки, полакомившейся рассыпанным вами крысиным ядом?

Не об этом ли говорится в припеве одной из песен упоминавшейся выше группы Loveушка:

В этих вопросах (не надуманных, а порожденных прискорбными реалиями!) содержится справедливый укор. Между тем в огороде можно хозяйствовать, соблюдая интересы и ближней, и дальней сред обитания!

Ниже будет приведено много примеров и бездушного, и, наоборот, трепетного отношения к среде обитания. Больше того, тема ее благоденствия будет нашим постоянным спутником, чем-то вроде записей Валерия Ободзинского или Анны Герман в салоне автомобиля у водителя, чья молодость пришлась на 60 – 70-е годы прошлого века.

Наконец, для земледелия в ладу с Природой приоритетна заботао благоденствииогородника. Земледельцам преклонного возраста въелась в сознание мысль о том, что труд на земле неизбежно тяжек сам по себе, изначально. И зачастую разговоры о том, что земля дружелюбна и нетребовательна, что на ней все может расти само, совершенно бесполезны. Начинаешь задушевную беседу со сверстницей о том, что необходимый урожай можно получить, не доводя себя до предынфарктного состояния, что достойно передвигаться по огороду – это ходить с прямой спиной, а в ответ: «Вы сколько занимаетесь огородом по-настоящему?» – «Ну, лет двадцать». – «А я с шести лет простояла в огороде вот так (и показывает ладонью букву Г), и вы будете меня учить?!»

И не слышит собеседница, что как раз о том и речь, что можно забыть о букве Г, что эта буква не красит ни огород, ни огородницу, – но губы уже поджаты одновременно обиженно и презрительно, а в ушах – беруши.

О любопытном эпизоде (или о неудачной шутке) рассказывает А. С. Удовицкий. «35 лет назад я, заботясь о «раскрепощении огородника», но не подумав о последствиях, дал «умный совет» хорошо знакомому дачнику, мужу Катиной подруги (Катя – жена Андрея Степановича – примеч. авт.). Дескать, зря он в поте лица своего дважды в год копает огород, вырывает сорняки, носит их за пределы участка, слишком много внимания уделяет обрезке и выкорчевыванию деревьев и постоянному наведению марафета на даче. Мол, это его благоверная над ним издевается, не дает ему по-настоящему отдохнуть на даче, взглянуть по сторонам, просто закабалила его, когда можно было бы попить пивка с друзьями или полюбоваться загорающими молодками… Муж воспринял это всерьез, и… вскоре эта семейная пара распалась. А я зарубил себе на носу, что так нельзя шутить с людьми, даже с хорошими помыслами».

К феномену априорного неприятия слов о самодостаточности огорода надо относиться со всей серьезностью и пониманием и настраиваться на кропотливую, неспешную работу, на постепенное переманивание собеседника в свой лагерь. Не может он с бухты-барахты признать никчемным добрый шмат своих (да еще вдобавок молодых и расцвеченных любовью!) лет. Вспоминается такой эпизод. Накануне Дня Победы беседуют ветераны (всем, естественно, хорошо за 80). Один из них говорит о том, каким весомым вкладом в победу была фронтовая дружба. А собеседница восторженно добавляет: «И любовь была!» Это сочетание восторга и трагизма было одновременно и забавным, и трогательным.

Позиция несогласных (преданных традициям) имеет основания. Разве не о покорности тяжкой доле земледельца, вынужденного работать на пределе человеческих возможностей, свидетельствует известное определение академика В. Р. Вильямса: «Непрерывную цепь трудовых операций, занимающих в течение веков десятки миллионов людей без различия пола и возраста во всякое время года на поверхности суши земного шара, принято называть сельскохозяйственным производством»? Гнетуще и безрадостно!

Даже в Библии приверженцы традиционного земледелия находят подтверждение тезису о неизбежности тяжкого труда: «В поте лица твоего будешь добывать хлеб свой». Но, во-первых, это было сказано Адаму в древние времена. Что же получается? Самолетом – летай, по мобильному – звони, лифтом на 24-й этаж, не запыхавшись, поднимайся, а во саду ли, в огороде – вкалывай и потей, как во времена Адама?! И потом – Божье слово Адаму все-таки означало: «живи честно, своим трудом». А вовсе не «вкалывай, не разгибаясь и не отдыхая».

Надо отринуть покорность традициям, поверить в то, что безысходность, беспросветность земледелия – от лукавого, что оно может быть посильным для немощных и привлекательным для тех, кто юн и полон сил. И потому святая наша обязанность (пока не поздно!) вернуть земледелию привлекательность, сделать его престижным, как в незапамятные времена, когда земледельца почитали как виночерпия богов.

Рассказ о возможном сокращении труда (в угоду огороду!) проходит красной нитью по всей книге. Отказ от пахоты, компостирование органики исключительно на грядке (в присутствии растений), забота о живности почвенной, сев вразброс, уборка урожая не полностью, перепоручение сидератам основной заботы о влагообеспечении растений, а самим растениям – укрощение вредителей… Если начинать об этом рассказывать, пришлось бы всю книгу втиснуть во вводную главу. Ничего удивительного: на самом деле лейтмотивом книги и является раскрепощение огородника путем перекладывания возникающих проблем биоценоза на сам биоценоз. Или, говоря словами Володи Левдикова, – умелое дирижирование.

Ниже рассказывается, к примеру, как играючи можно поддерживать маточники и связывать верхушки вигвамов. Это пример работ, которые можно поручить детям с прицелом на то, чтобы зазвать их (без принуждения!) в огород. Реализация подобных уловок и поиск новых – вполне достойное занятие, а для юных еще и привлекательное, точнее, привлекающее их в огород, побуждающее к поиску.

Ускорить переманивание на нашу сторону тех, кто еще не стряхнул с себя одежды фирмы «за деда-прадеда так делали», могут уловки, специально ориентированные на серьезный возраст. Опишу одну из них.

Выходит почтенный огородник, отягощенный приличествующими возрасту радикулитом, остеохондрозом позвоночника или гипертонией, на грядки с ведром (к примеру, чтобы нарвать листьев капусты курам). Можно, конечно, справиться с заданием в позиции буквой Г. Все бы ничего, да при этом надо дышать. А после, нарвав листьев, – выпрямиться. Но… дышать свободно мешает одышка, а выпрямиться – радикулит и мгновенно подскочившее давление. Значительно легче ломать листья, стоя на одном колене, но тогда проблематично подняться…

Стоит, однако, прихватить с собой брусок – и проблем нет. И нагнуться, опираясь на брусок, лежащий на ведре, легко, и подняться молодцевато нетрудно. Ни тебе одышки, ни приступа радикулита, ни потешного перекатывания на четвереньки. Знаю об этом из собственного опыта.

Но не следует думать, что рассказ только для немолодых огородников. Тот, кому 20, 30, 40, способен работать понизу на корточках и при этом не чувствовать дискомфорта. Но способность и обязанность – это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Во время работы на корточках пережимаются вены, и их эластичности хватает, чтобы пребывание на корточках и в 20, и в 30 прошло вроде бы бесследно. Однако после 30 может наступить момент, когда огородник, проводящий достаточно много времени на корточках, познакомится с варикозом, потом – с тромбофлебитом… Не буду запугивать читателя – замечу лишь, что и в юности не надо щеголять и злоупотреблять. Щадить (и даже любить) себя – не за чужой счет, естественно, не грешно.

Не буду больше утомлять читателей моими хоть и незначительными, но уместными мелочами – собственные находки будут для вас намного милее.

Справедливости ради надо заметить, что не следует понимать совсем уж буквально слова о ничего-не-делании, об очень нужных в огороде наручниках, о том, что, встретившись с какой-то проблемой, надо сначала полежать на траве. Работа в природосообразном огороде постоянно находится, но она не носит изматывающего характера, делается, говоря словами Игоря Губермана, «легкою, искрящейся игрой», так что даже неловко называть эти забавы трудом. К тому же отсутствует надрыв, нет чувства неизбывности вкалывания, предвидятся – не по затратам – результаты, и это придает долгому летнему дню легкость, а вечеру – ощущение, что стал не старше на день, а моложе, что был занят работой, достойной сына Творца, а не беспросветным трудом, который (вопреки Энгельсу) способен из человека сделать обезьяну.

Эти строки пишутся в субботу 30 июня 2012 года, в последний выходной (на Евро – 2012) день. Я на даче с Тамарой Федоровной. Это случается, надо сказать, нечасто. В одном из писем Н. И. Курдюмов метко (как всегда) пошутил: «Передавайте привет Тамаре Федоровне, если вы ее хотя бы изредка видите».

Подопечные огороды (от Карпат до Подмосковья), хлопоты в издательствах о книгах (сразу о четырех), лекции и семинары от Челябинска и Орска до Львова и Черновцов, строительство «Школы природосообразного земледелия» в селе Отрадном (Николаевская область) – все это не позволяет мне расслабиться. И выпавший мне вольный день стоит того, чтобы рассмотреть его пристальнее.

В этот долгий-долгий июньский день я успел:

● погулять с огромной юной и еще не остепенившейся овчаркой Гераклом (отличная физзарядка!);

● нажать тачку молочая и верхушек чернощира у одной из соседок, нарубить их (сочные части – для ЭМ-силоса, а жесткие – для мульчи);

● привезти пару тачек выдернутых осота и портулака (в качестве сырья для ЭМ-силоса) от другой соседки;

● написать и отправить в газету небольшую (5 тыс. знаков) статью;

● предвкушая, как в считаные дни взбодрятся баклажаны, разложить на грядке созревший в трех бочках ЭМ-силос (подробнее о нем ниже);

● заложить в освободившиеся бочки очередную порцию зелени для силосования (осот, портулак, молочай и чернощир);

● принять гостя-экскурсанта (всего лишь одного, что случается нечасто);

● условиться о клубных экскурсиях с Геннадием Букачем – организатором клуба природного земледелия в Богодухове и Мариной Кучеренко – координатором клубов Донбасса;

● сладко вздремнуть в жаркий полдень;

● нарезать колец из ПЭТ-бутылок разного диаметра для поддержки растений;

● ответить на десяток звонков читателей;

● посадить с Тамарой Федоровной пару десятков саженцев капусты;

● замульчировать почву на свежей капустной грядке;

● накосить охапку цветущей люцерны, нарубить ее и притрусить сверху саженцы капусты, чтобы они легче перенесли пересадочный стресс;

● проиграть бабульке пару партий в подкидного дурака;

● обрадоваться первому бутону на картошке второй очереди и вечером «уговорить» по этому поводу чекушку с соседом Виктором Леницким (ниже я еще вспомню его добрым словом);

● а ночью проснуться и написать вот эти самые строки.

Нетрудно заметить, что день был нескучным, насыщенным, рабочим… Но все дела были короткими, необременительными, разнообразными. Есть все основания утверждать, что я на самом деле не работал (в расхожем понимании этого слова), а перемежал физические, умственные и чисто эмоциональные забавы. Можно сказать, вкушал жизнь во всей ее красе, просто жил… Счастливо, полнокровно, каждую минуту – жил.

«…Мне все дорого в жизни. Экая славная – с комарами, кукушками, грибами, цветами! Прелесть!» – писал Афанасий Фет Льву Толстому. Лучше про жизнь в согласии с Природой не скажешь. А хуже – не хочется.

У огородника, дружащего с Природой, есть еще одно большое преимущество: он в силах обеспечить естественное питание, у него всегда богатый выбор овощей и трав, абсолютно чистых. К примеру, за счет сева вразброс разнообразнее становятся формы использования однажды посеянных овощей. Совместно посеянные, скажем, морковь и лук-чернушка дают (сверх «штатных» корнеплодов моркови, лука-репки и лука-севка) луковое перо осенью первого года, лук на зелень следующей весной, приправу из цветущих морковных зонтиков летом, а также свежие, надежные семена моркови и лука осенью. Сорняки (и за что их так обзывают?) и ЭМ-силос могут продлить безбедную жизнь баклажанов до самых морозов, а с помощью вигвамов можно удвоить вегетационный период спаржевой фасоли, протянуть его за первые заморозки.

Эти примеры показывают, что природосообразный огород позволяет избавиться от потребления промышленных овощей, о которых Фукуока говорил, что они получены с некоторым участием семян. Какая по-японски тонкая ирония: «с некоторым участием семян»…

Михаил Жванецкий лаконично и, как всегда, точно сказал однажды об импортных израильских и турецких помидорах: «Они все одинаковы, как шарикоподшипники. Вкус тот же».

В природосообразном огороде и кур можно кормить так, что они несут совсем другие яйца. О яйцах Фукуока писал так: «… коммерческие куриные яйца – это не что иное, как смесь синтетической пищи, химикатов и гормонов. Это не природный продукт, но сделанная людьми синтетика в форме яйца».

К сожалению, огородники и дачники не всегда ценят возможность выращивать у себя чистые овощи и травы. Ссылаясь на занятость (я бы сказал, спекулируя ею), игнорируя возможность защищать растения от болезней и вредителей биологическими методами и биопрепаратами, они превращают домашние овощи в подобие промышленных. Внимая сладкоголосой рекламе, они воспроизводят на даче кусочек промышленного поля с соответствующими овощами: смесью селитры, суперфосфата, калийной соли, «престижа», «тату», «тотто» и прочих «деликатесов», упакованных в форму помидоров, огурцов, клубники, картофеля… А могли бы создать меланжевый оазис с настоящими овощами, а не их муляжами.

Всегда поражает меня, как легкомысленно относятся многие огородники к «химии», воспринимая ее не умом, а глазами, пробежав этикетку, содержание которой не имеет зачастую никакого отношения к содержимому упаковки.

Я был свидетелем того, как один доброхот, увидев люцерну в саду, со всей сердечностью советовал хозяйке протравить почву. Дескать, корни люцерны мешают корням яблонь. Даже если бы это было правдой, доброхот должен был бы понимать, что говорить о протраве в саду, где растут деликатесы для внуков, гораздо непристойнее, чем разглагольствовать, скажем, о геморрое во время застолья. По-хорошему, в саду даже с уст не должно было сорваться такое слово.

Впрочем, есть и в «промышленной зоне» благословенные оазисы.

У С. С. Антонца в «Агроэкологии» на 8200 га выращивается абсолютно чистая продукция, за которой к Семену Свиридоновичу едут со всех уголков Украины.

В. Б. Фалилеев на своем маслозаводе просто давит семечки подсолнечника и не сдабривает масло остатками, вытягиваемыми обычно из шрота с помощью фенола и прочих добавок. А яблоневый сад Валерий Борисович позволил себе обработать лишь гаупсином, и под яблонями – ни одного яблочка. Зато на яблонях их множество.

Священник села Янив Теплицкого района Винницкой области отец Алексей наряду с возрождением разрушенного храма возделывает свой пай. На 200 га без пахоты, минеральных удобрений и прочих гербицидов отец Алексей (в миру Алексей Филиппович Дон, агроном) выращивает чистые пшеницу, ячмень, нут. Особенно хороша у отца Алексея соя: ее урожай достигает 30 ц/га (по области в среднем собирают в 1,5–2 раза меньше).

Во всех этих примерах речь идет о больших площадях, но, к сожалению, это пока лишь оазисы. Не стало повсеместным такое отношение людей к пище, о котором Фукуока говорил: «Существует глубокий аспект взаимосвязи между пищей и духовной жизнью человека. Для животного достаточно просто есть, играть и спать, тогда как для человека очень важно наслаждаться здоровой пищей, простой повседневной жизнью и спокойным сном».

Дорогие читатели! Не относитесь к пище так небрежно, непереборчиво, когда даже продукция макдональдсов, чипсы и прочие фастфуды (подумать только – в Украине!) считаются едой, а фанта с пепси-колой – напитками. Цените здоровую и вкусную пищу, и – согласно Фукуоке – будет богаче ваша духовная жизнь. У вас есть возможность создать меланжевый оазис, где одни растения защищают другие и где растут овощи, возвращающие нас памятью в детство.