Глава двадцать шестая
Мир внутри иного мира
Но нас вдруг окликнула пожилая женщина из окна второго этажа. Причем строго так окрикнула, повелительно, с явным недовольством. У меня даже сжалось что-то внутри от предчувствия неприятностей. Естественно, что обратились к нам на местном подобии «иранского», в котором я успел выучить лишь три десятка слов.
Мой спутник-то понял. Но вначале пожал плечами, потом стал переспрашивать и уточнять и наконец расслабленно рассмеялся:
– Нет, у нас другая работа! И мы спешим! – Уже потом он мне перевел все, в том числе и претензии дамы: – У нее какие-то проблемы с водой в доме, и она ждет наших «коллег». Те запаздывают, и нас приняли за них.
– Понятно. – На мое лицо наползла непроизвольная ухмылка. – Есть сходство с моим миром. Там тоже слесаря не сильно торопятся на вызов. Но примерный уровень жизни становится понятен. Есть телефоны – для связи. Полная система водоснабжения и канализации. Централизованные поставки. Теперь бы еще строй выяснить да в системе политической разобраться… Ну и попутно поесть, попить, устроиться на ночь и отыскать след моего друга.
– Приоритеты ты правильно расставил, – негромко согласился со мной магистр. Мы уже стояли на перекрестке, рассматривали во все глаза прохожих и выбирали место для ужина. – Но что ты имел в виду, упоминая строй? Здесь явно не феодально-общинный и тем более не рабовладельческий.
– О! Не думай, что на монархии все развитие цивилизаций заканчивается. Бывает: оголтелый капитализм, военная диктатура, социализм, коммунистическая диктатура, теократия, демократия, толерастия… и многое, многое другое. А уж всяких революций, сотрясающих общество, и не перечислить. Но уже радует, что здесь не ходят строем, нет единой формы, и на каждом углу не стоит жандарм или городовой. Ну и нет на стенах портретов царей, вождей или диктаторов. И засилья рекламных баннеров нет. Значит, нечто в виде умеренного капитализма или стадия застойного социализма.
Кабан Свонх косил на меня уважительно глазами, хмыкал, но в дискуссию не вступал. Видимо, пытался переварить новые для себя термины и понятия. Я же больше увлекся разглядыванием выставленного прямо на улицу прилавка. И продавали на нем очень яркие для подземелья фрукты, овощи и все им сопутствующее. Повнимательнее я присматривался к деньгам и благодаря своему зрению четко зафиксировал: в ходу здесь монеты самого разного достоинства и производства. Такие, как у нас имелись с собой, тоже были в ходу, и я решил испытать наши покупательские способности, не отходя, так сказать, от кассы.
– Давай купим фруктов, – потянул я задумавшегося спутника за рукав. – Что это и с чем его едят?
Сам узнал только картофель, лук, в том числе и репчатый, красный болгарский перец и симпатичные на вид красные яблоки. Магистр узнал большинство. Но и он немало удивился, шепча мне краем губ:
– Эти груши еще и в южных королевствах не поспели. Как и эти яблоки с райской алычой. А вот те зеленые полумесяцы и оранжевые оладьи сам первый раз вижу.
– Бери что знаешь, иначе палимся! – последовал от меня совет. – И пусть помоют! – Я заметил, что по желанию клиента помощница продавца тут же моет, что попросят.
Получалось, здесь отлично развито парниковое садоводство и огородничество, производство вощеной бумаги и полиэтиленовых пакетов. Если честно, сталкиваться с местными властями мне хотелось все меньше и меньше. Но, раз они тесно сотрудничают с такими, как маркиз Вайно, проблемы ждут нас впереди очень большие. Точнее, могут ждать.
Кабан тем временем рассмотрел еще одну диковинку на прилавке, прямо под рукой продавца, и спросил, сколько стоит. Услышал ответ, чуть смутился и шепнул мне с явной досадой:
– И здесь шулячи чуть ли не на вес золота!
– И чем же они так знамениты? – поразился я, разглядывая этакие кукурузины среднего формата, покрытые тонкой коричневой кожицей.
– Шулячи – магический плод. Излечивает многие внутренние болячки, в первую очередь болезни желудочно-кишечного тракта. Его соки и мякоть выводят камни и песок из почек, сильно повышают потенцию. Побочное действие – вызывают непомерный аппетит и повышают либидо. Но самое главное – вкус: божественный и незабываемый. Мне три раза довелось попробовать по дольке на больших пирах, и раз сам гульнул, купив целую себе и по половинке племянникам.
– Хочу, хочу, хочу! – зачастил я. – Бери по две, наверняка здесь дешевле, раз на улице прямо продают. Гулять так гулять!
Облизывающийся магистр не решился спорить, взял четыре штуки, попросил помыть и заплатил две с половиной золотые монеты. Я так быстренько прикинул соотношение цен и золота: получалось, что мы приобрели по две баночки высокосортной черной икры. Ну да ладно, деньги не последние, да и все равно не дороже они тех самых денег.
И отошли-то мы недалеко, как начали есть. Прямо с корочкой. Благо поступило пояснение, что и она полезна. Стояли, ели… Ели!.. Ну что сказать… Воистину блаженство! Минут на десять я выпал из жизни, поглощая удивительный фрукт со вкусом резко горчащего шоколада, смеси манго со сливочным мороженым и привкусом черемойи с бананами Канарских островов. И еще много чего там было, не поддающегося классификации.
На нас оборачивались. На нас откровенно пялились. Даже посмеивались. И я только потом понял, как мы выглядели со стороны: словно два слесаря-водопроводчика, прямо на улице уминающие черную икру, причем достающие ее из баночек алюминиевыми ложками. То ли украли, то ли… Но за воров нас не приняли по причине близко расположенного прилавка и пораженно пялящегося на нас продавца. Наверное, он впервые в своей трудовой деятельности видел таких покупателей.
Еще минут десять мы после еды стояли с блаженными улыбками, облизывались и мысленно прикидывали: осилим мы еще по одной шулячи или брать сразу две? По крайней мере, у меня так шел мысленный процесс. А вот мой попутчик, видимо, уже знал о грозящих нам последствиях. Потому что резко выдохнул, волевым усилием мотнул головой и ткнул рукой в уже заранее нами замеченный трактир:
– Пошли туда! Пахло вроде аппетитно, так что в самый раз.
– А может…
– Нельзя! – резко и даже сердито оборвал меня Кабан. – Позже сам поймешь – почему. Половинка плода – уже перебор. А мы с тобой словно перед последней битвой налопались.
И устремился к точке местного общепита. Я тащился с некоторым удивлением, пока за собой ничего не чувствуя. Обещанное побочное действие, наоборот, почти угасло, не желая какой-то банальной пищей портить божественное послевкусие. Заинтересовало меня другое:
– Ты про битву раньше ничего не говорил. А получается, что эти шулячи доводят воина в сражении до бешенства?
– Это просто неудачное сравнение. Хотя посмеиваются иногда: если угостить героя таким плодом, а потом его час к еде не подпускать, то он врагов начнет рвать голыми руками и пить горячую кровь. На самом деле – аппетит зверский. И лучше себе ни в чем не отказывать. Ну… разве что шулячи не магические и нам подсунули их искусную имитацию. Но нет! Вкус идентичный, я его ни с чем не спутаю!
Прямо с порога он стал выкрикивать здешним официантам, чтобы те несли на стол все, что есть готового, а потом еще и подавали все, что будет поспевать в печи и на плите, по мере готовности.
Только присев за стол и осмотревшись, я пожалел, что мы не сменили свои обманки. Скорей не корчма или таверна, а вполне приличный, домашний ресторан. На небольшом возвышении – местный аналог пианино. Столов немного. Посетителей человек пятнадцать, но все одеты более чем прилично, скорей даже изысканно. На наши жилеты смотрят не с презрением, а скорей с нескрываемым недоумением. Даже здешний метрдотель – а может, и хозяин заведения? – поспешил к нам не платежеспособность проверять, а выяснить причины такого непомерного заказа.
– Господа сегодня празднуют день рождения? – Похоже, это был повод оправдать любые безумства. И мой помощник этим воспользовался:
– Да, мой племянник сегодня не только это празднует. Совпала еще одна знаменательная дата, и мы по этому поводу не удержались и съели по шулячи.
Брови метрдотеля встали домиком, и он, уже разворачиваясь, на ходу обронил:
– Понял! Приятного аппетита! – объяснения ему хватило с лихвой.
После чего стал подгонять официантов, сам чуть ли не подавая на стол и зорко следя, чтобы наши тарелки ни в коей мере не стали пустыми. А это оказалось ой как сложно.
Хотя вначале я посмеивался над потирающим ладони Кабаном. Еще смешней он выглядел, когда подхватил бокал вина с подноса и успел посоветовать:
– Пей! Это здорово собьет аппетит! – Выпил, крякнул и уже тише добавил: – И это… как приспичит в туалет, в себе не держи. Иначе мочевой пузырь лопнет. Какое-то время будем через каждые пять минут гонять.
– И об этом ты не говорил, – все еще веселился я, только принюхиваясь к вину.
– Ну уж про скачущую потенцию говорил точно! – повысил голос мой проводник по местным чудесам. – Так что три часа отводим на ужин, а потом – по бабам!
И с рычанием набросился на первую же поданную тарелку с мясной нарезкой. Глядя на него, и я вдруг ощутил просыпающегося во мне зверя. Причем очень знакомого зверя. Со мной уже было нечто подобное, когда я выздоравливал на Дне после смертельной болезни. Тогда я съел все, что наша повариха приготовила на пятнадцать человек на завтрак и на обед.
Также несколько запоздало я вспомнил о живущих во мне симбионтах. Три Первых Щита и груан – это не какие-то протезы или вставленные внутрь моего тела нейрокардиостимуляторы. Это отдельные, почти разумные личности, невероятным чудом ужившиеся вместе. Они могут только косвенным своим недовольством убить меня жуткой болью. Конечно, шулячи – это не симбионты, но они все-таки магические. И нельзя было так резко набивать свои внутренности этой экзотической, пусть и божественной на вкус пищей. Надо было половинку съесть, а то и четверть всего лишь, подождать, вникнуть в ощущения…
Согласно здравому смыслу, мне вообще не стоило усердствовать с плодами. У меня что, болен кишечно-желудочный тракт? Или тяготят камни в почках? Или, может, у меня проблемы с потенцией? Конечно, они могут возникнуть, если Машка узнает про мои остальные грехи (тут я даже обрадовался на момент, вспомнив о состоявшемся разводе). Но во всем остальном мои симбионты – лучшие врачи, лучшее лекарство и лучшие настройщики моего идеально здорового организма.
«А что будет сейчас? – это я уже думал со страхом, поглощая третью салатницу с… эх, да без разницы, с чем! Главное, чтобы много. – Как бы не лопнуть… Или все-таки выпить вина?»
Честно говоря, я старался изо всех сил вести себя достойно и красиво. Удерживал в себе зверя, не давал ему затмить навыки интеллигентного, приличного человека. И был рад, что у меня это пусть и частично, но получалось. Чувствую, что меня в этом вопросе весьма и весьма выручили мои симбионты. Все-таки они у меня молодцы. Как-то особенно, совсем нетрадиционно подошли к переработке местной знаменитости.
А вот дядя Кабан, будучи в образе престарелого, опытного и прожженного слесаря, шокировал всех присутствующих. Бегал в туалет, раза в четыре чаще, чем я. Ел – раза в два больше. Пил – втройне. Ну и уже на втором часу нашей исторической трапезы стал масленым взглядом обводить присутствующих дам. А так как на самом деле ему было не семьдесят лет, как Назару Аверьяновичу, а сорок восемь, то и поглядывал осанистый дедок лишь на тех, кому за двадцать, но не более тридцати.
И в данном случае я забыл о пословице: «Хорошо смеется тот, кто смеется последним». Каюсь, хихикал над напарником по слесарному цеху:
– Ты что, в самом деле не сможешь удержаться от фривольных отношений? Ха-ха! Я вот насколько тебя моложе, а держу себя в стальном кулаке.
– Ладно, ладно, – прозвучало одно из редких нравоучений за сегодняшний ужин. – Лучше сразу признаться в своих слабостях, чем потом раскаиваться в своих глупостях! Эй, дружище! – Это он уже подскочившему метрдотелю. – А что у вас тут с отдельными комнатами?
– У нас такого нет, к огромному сожалению. Но сзади нашего здания есть иной вход, ведущий на второй этаж. Хозяйка, вдова Нюша, сдает по часам квартирку на любое время. Две комнаты, все удобства, две ванные комнаты. Договориться?
– Да. До утра. Вот деньги, хватит?
– Конечно! Что-нибудь еще?
– Ну, как тут у вас?.. – Дедуля воинственно обвел бородкой зал ресторана. – С доступными женщинами?
– Никак. Все наши посетительницы – дамы семейные, почтенные…
– Это вам за содействие! – и золотая монета незаметно легла на край стола.
Так же незаметно она исчезла.
– Попытаюсь переговорить, с кем надо. Сколько вам и какого возраста?
– Четверо. Две – не старше тридцати. Две – не старше двадцати. На всю ночь.
– Хорошо. Они вас будут ждать уже в квартире. Но рассчитываться с дамами будете сами.
– Несомненно! – расцвел старикашка в улыбке и тут же набросился на поданного запеченного в духовке гуся.
Переводить он мне ничего не стал, но я, как та наша люлька на монорельсе, уже стал улавливать чужой язык на эмоциональном фоне. И о многом догадался:
– Ты что, говорил о женщинах? И кто такая Нюша? – Ведь истинно русское имя!
– Не, она не по тем делам! – успокоил меня напарник, рискуя подавиться кусищем истекающего соком мяса. И ошарашил: – Мы у нее квартирку с другой стороны дома сняли, дабы переночевать было где.
– А-а-а…
– И бабы нас там уже через часик ждать будут. Я нам по две заказал, одна никак не выдержит.
– Да нет, благодарю, дядюшка! – жестко обозначил я свою позицию. – Ты уж как-нибудь сам их ублажай. Я и так усну.
Тот на минуту отвлекся от стола и посмотрел на меня с искренней жалостью:
– Эх, Бармалей, Бармалей! А еще и Дубровский! – После чего магистр совсем пал в моих глазах, опустившись до глупых пророчеств: – Вот придет к тебе нужда, вспомнишь родного дядю. На коленях будешь под дверью стоять, лбом биться и слезно каяться, а я еще и подумаю: поделиться с тобой излишними запасами или нет. Ну а пока… Приятного аппетита! – И вновь деловито предался обжорству.
Нет, я не ханжа какой-нибудь. Да и человек теперь холостой. Получил развод от Машки (слово императрицы больше весит, чем какие-то там бумажки из загса), все чин по чину. Но так меня бесит, когда меня ставят перед фактом и заявляют: «А куда ты денешься!» Вот не люблю я этого, страшно не люблю. И во мне вскипает, начинает бурлить раскаленной лавой дикий дух противоречия. Он орет и корчит рожи, обзывается, говорит ругательные слова нашим оппонентам. Ну и меня, конечно, дух взбадривает, растит мою силу воли, укрепляет уверенность в себе, лелеет чувство гордости и собственного достоинства и т. д. и т. п.
Короче, мой дух противоречия – он такой. Я с ним хорошо знаком.
Да и в тот момент нашего разговора я был уверен в себе на все сто:
«Продержусь, чего бы это мне ни стоило! Иль я, презренный, своим разумом не проконтролирую собственное тело? Тьфу! Раз плюнуть! И симбионты помогут. Они мне уже помогли: не выгляжу свиньей, до корыта дорвавшейся!.. Мм!.. А гусь и в самом деле превосходный! Надо еще одного заказать».
На ужин у нас ушло три с половиной часа и уж не знаю, сколько денег. Мой «дядюшка» сам расплачивался. У того же дружка-метрдотеля взял ключи от квартиры (где кровати стоят), и мы отправились на ночлег.
Но уже тогда мне поплохело. Не в том смысле, что стало тошнить, а гораздо хуже. Я вдруг с ужасом понял (или вспомнил?), что Машку-то я потерял! Возможно, что и навсегда потерял. И такое может быть, что сам навсегда в этом мире застряну. Сам! Без любимой, без желанной, без единственной!
И теперь совсем один лягу в холодную чужую постель… И умру от тоски!
Ну улице, правда, пришлось отвлечься и немножко поработать своими магическими умениями. Кабан чуть не задавил меня, напирая всем телом:
– Снимай с меня эту обманку! Хочу выглядеть нормальным мужчиной, а не старым перделем! Самим собой. Давай, давай!
Освободил его от чужой иллюзии. Да и сам свой нормальный вид приобрел. Правда, сразу в глаза бросилась наша совсем несвежая одежда, пыльная и даже порванная местами. Но сюртуки мы сняли, а все остальное я почистил двумя порциями «пошки».
На пороге дома нас встречала довольно симпатичная женщина лет двадцати пяти. И отнеслась она к нам вначале несколько с подозрением:
– А мне вас описали несколько иначе…
– Да мы это, мы! – Магистр потряс ключами перед отшатнувшимся личиком и оскалился, как очень, ну очень озабоченный мужлан: – Нюшенька? Хм! А ты дивно хороша! Приглашаю тебя на бокал вина!
И совсем уж вульгарно, проходя мимо, ущипнул хозяйку квартиры за упругое, соблазнительное, манящее бедро. Вдова взвизгнула и чуть не упала с крыльца. Тогда как я, словно истинный джентльмен, ловко ее подхватил, поставил на место и… ущипнул за второе бедро.
За что получил вполне справедливую пощечину и соответствующую характеристику:
– Хам! Мерзкий, свиноподобный хам! Оба хамы!
Мой «дядя» уже с хохотом поднимался по лестнице и восклицал:
– Приходи, красотка, не пожалеешь!
И опять мне перевод не понадобился. Наверное, поэтому я замер на несколько мгновений внизу, смутился и даже попытался извиниться:
– Простите… Устал… Праздник, победа…
Дамочка уже и второй раз примерилась дать мне пощечину, но сдержалась. Только гневно фыркнула и ушла. На меня опять навалилась такая тоска предстоящего одиночества, что я чуть не завыл. Но тут до меня донеслись голоса сверху, из квартиры и женский смех. Ух, как я быстро взлетел по лестнице наверх. Но успел лишь к последнему моменту Марлезонского балета: Кабан хлопает последнюю девушку по попке. Тем самым заталкивая ее в уже выбранную комнату и утверждая:
– Все, все вы – для меня! И не волнуйтесь, справлюсь! – после чего нагло, с вызовом закрывает дверь своей комнаты у меня перед носом и запирает изнутри на засов.
И вот кто он после этого? Я ведь только посмотреть на девушек хотел, поздороваться. Вежливость надо соблюдать или нет? А потом уже идти к себе спать. Но раздражение все-таки выплеснул, крикнув в дверную щель:
– Спокойной ночи! И не смейте там шуметь!
Веселый хохот был мне ответом.
И если бы только один раз хохотнули и уснули! Комнаты расходились в стороны из гостиной, по идее ко мне шум доноситься не должен. Но, пока принимал ванну (думал горячей водой отпарить раздражение), уже слышал какие-то визги, смех и восторженные вопли. А когда улегся на кровать (большую, просторную!), в полной тишине стали отчетливо доноситься стоны и прочие вульгарности бурного соития.
А меня уже и так колотило от распирающей злобы и какого-то странного, полного зависти желания. И опять взбунтовался во мне дух противоречия: «Чего это я тут страдаю в одиночестве, а они там хохочут надо мной? Издеваться надумали? Нет, так не пойдет! Подобное терпеть – себя не уважать! Надо пойти и как следует с ними поругаться!»
Как был голым, так и пошел. Когда я становлюсь настолько решительным, мне не до приличий. Тем более мне хотелось только постучать ногою в дверь и потребовать прекратить безобразия. Правда, сознание как-то странно заволокло какой-то вуалью не то сна, не то последствиями изрядно принятого на грудь алкоголя. Вроде все понимал, отлично соображал, но все виделось словно со стороны или сквозь толстый слой ваты.
Вот я выхожу в гостиную, прохожу деловито ко второй спальне и начинаю грубо колотить в дверь ногой. Понятно, что и молчать я не собирался:
– Эй, старый развратник! Прекращай вакханалию, ты тут не один!
– А-а! Ведь я предрекал, что будешь головой в дверь стучаться, проситься и каяться! – орал в ответ явно довольный Кабан. – Пришел требовать свою долю удовольствий?
– Никто тут не кается! – вопил я, уязвленный до глубины души. – Просто это настоящее свинство! Так поступать некрасиво и… нечестно! Порядочные люди так не шумят!
И еще с большей злостью ударил ногой по невинной двери. До меня донеслось:
– Правильно! Они должны шуметь одинаково! – И новый хохот.
Следующий мой удар чуть вообще дверь не вывалил, но тут же рядом со мной раздалось возмущенное:
– Что вы творите?! Вы так весь дом разрушите и весь квартал разбудите!
Это странно, но я прекрасно понял все, что говорила в праведном гневе стоящая рядом хозяйка квартиры. Резко к ней развернувшись, застыл с открытым ртом, не зная, что сказать и чем оправдывать собственное хулиганство. И как только сразу ее не заметил? Пряталась, что ли? Да и как она сюда попала? Ах да, хозяйка ведь, наверняка не одни ключи имеет.
Но все это проносилось в сознании на очень дальнем, неосознанном уровне. На передний план уже рвалось, затапливая все каньоны здравого смысла, огромное, ничем не удержимое желание. В этом потоке куда-то запропастился мой дух противоречия (подлый и двуличный!), захлебнулась гордость, пошла на дно высокая самооценка. Зато всплыло желание хоть какой-то ласки и сочувствия, могущих скрасить темень безрадостного одиночества.
Ощущая, как все тело превращается в единую натянутую струну, я шагнул к Нюше, протягивая руки, и прошептал:
– Пошли со мной!
И она шагнула мне навстречу.
– А ты себя контролируешь? – последовал вопрос, вместе со вторым шагом навстречу.
– Несомненно! – Я ее обнял, прижимая к себе и приподнимая над полом.
– Ну смотри, ты пообещал… – И ее губы потянулись мне навстречу.
Дальше уже все было не важно. И плевать, что там подумал Кабан, обеспокоенно стучавший несколько раз в дверь. Нам было хорошо и уж никак не одиноко.
