Глава 24

Полный ярости окрик и резкий рывок куда-то в сторону последовали почти одновременно, и не успела донна ничего осознать, как оказалась накрепко вжата в жесткую, угластую поверхность невидимой в темноте стены широкой мужской спиной.

Сгоряча Лиарена рванулась прочь, но тут же замерла, убедившись в невозможности сделать хоть один шаг. Она не могла даже пошевелиться, не то чтобы вырваться, и видны ей были только руки Экарда, неистово махавшие посохом, да яркие огненные всполохи, пробегающие по гладкому черному потолку. Попытавшись в постепенно светлеющем полумраке определить, куда они попали, Лиарена раздосадованно поморщилась: никогда раньше ей не приходилось бывать в подобных странных и неуютных помещениях.

Стены были из темного, грубо отесанного камня, довольно высокий потолок – тоже. И не видно вблизи ни окон, ни дверей.

Яростная вспышка огненной молнии ослепила девушку, потом противно завоняло паленой плотью, и Лиарена сначала почувствовала, как исчезла придавливающая ее спина. А затем уверенная рука бесцеремонно вытащила донну из ее уголка и, опутав воздушной плетью, потащила куда-то в темноту.

Сопротивляться юная магиня и не думала. За то время, пока она стояла за спиной незнакомца, которого язык не поворачивался звать отцом, донна очень отчетливо припомнила поразившее ее в замке зрелище и начала понимать, как безрассудно поступила, поддавшись сочувствию и ринувшись спасать Сайдена. Ведь неспроста же ни опытные маги, ни воины не решились противостоять Экарду. Значит, точно знали, насколько он сильнее, и нарочно молчали, не желая еще больше разъярить и так обозленного гостя.

Свет зажегся так резко, что Лиарена непроизвольно зажмурилась, а через несколько мгновений, когда отважилась понемногу разлепить веки, почувствовала, как ее опускают на что-то мягкое. Руки неожиданно окунулись в пышный мех, и донна моментально широко распахнула глаза. Нет, собак и котов девушка не опасалась, но пока еще помнила байки про воришек и негодяев, превращенных магами в различных животных.

Мех оказался не зверем или оборотнем, а шкурой снежного тигра, брошенной на просторное кресло, и Лиарена облегченно перевела дух. И тут же забыла про свои опасения, увидев садящегося напротив Экарда.

– Ну и зачем ты полезла за мной в портал? – сурово поинтересовался маг, хмуря густые брови, крыльями разлетающиеся к вискам. – Разве учителя не учили тебя сначала думать, потом действовать?

– Не знаю зачем, – честно призналась Лиарена. – А про «подумать» Сайден говорил, но я не успела. Просто почувствовала, что нужно идти, и схватилась за посох.

– Так он твой учитель? – приподнял бровь Экард. – Разве ты огневик?

– Я больше воздушник, – кротко улыбнулась донна. – А еще путница. Но об этом я узнала всего несколько дней назад, когда познакомилась с магами.

– А кто тебя до того учил? – продолжал суровый допрос маг, даже намеком не давая девушке понять, признал ли он в ней свою дочь.

Донне вдруг стало нестерпимо обидно и за себя, и за приемных родителей. Они отдали ей столько сил, внимания и душевного тепла, а она, едва узнав о родном отце, бросилась за ним, позабыв все сделанное ей добро.

– Я сама занималась, – опуская взгляд, тихо сообщила Лиарена. – Матушка подсказала как.

– Ты зовешь принявших тебя людей родителями? – сухо проскрежетал Экард, и донна невесело усмехнулась:

– Они меня не принимали. Двадцать лет назад они всем объявили о рождении ребенка. Немного преждевременном, но никто не сомневался. Я всю жизнь считала себя их родной дочерью и ни разу не почувствовала ни обиды, ни несправедливости.

– Зачем же тогда… – Маг не договорил, отвернулся к очагу и занялся помешиванием углей.

– Около года назад я случайно подслушала разговор и сделала свои выводы, – неторопливо, обдумывая каждое слово, произнесла донна. – А недавно рассказала свою историю магистрам, и они спросили меня, хочу ли я встретиться с отцом. Это было очень неожиданно, я ведь считала настоящих родителей давно погибшими. Или не желавшими меня знать, раз подбросили в башню батюшки и забыли. Но поскольку родной отец остался жив и просто не знал о моем существовании, то не сказать ему правды и не дать возможности познакомиться со мной было бы слишком жестоко.

– Ну вот сказала ты ему о себе, посмотрела – и что дальше? – горько и почти враждебно осведомился Экард. – О чем ему с тобой говорить, если для него ты даже никогда не рождалась? Если осталась в памяти давно погибшей мечтой о ребенке и счастливой семье? Как взять и в один миг зачеркнуть все прожитые годы, все муки и обращенные к богам проклятия? Как забыть тот проклятый день?

Он снова смолк и отвернулся, глотая боль, а Лиарена вдруг почувствовала себя невероятно уставшей и опустошенной.

– Если можешь, отправь меня в замок или в обитель, там дела ждут, – хмуро предложила она, надеясь немедленно распрощаться с непринявшим ее отцом. – А если нет, я тут немного посижу и уйду сама, сразу, как только наберусь сил. Сейчас просто не могу – вчера два раза ходила и сегодня привела в замок Ниверта.

Договорив, донна выпрямилась в ожидании решения мага и привычно откинула назад голову, как неосознанно делала лишь тогда, когда были задеты ее гордость или самолюбие.

– Ох, боги… – глянув на нее, проскрежетал Экард, вскочил и опрометью ринулся прочь.

Некоторое время Лиарена сидела, покорно сложив руки на коленях, и хмуро поглядывала на занавесь, за которой скрылся маг, потом принялась осматривать место, куда он ее принес. Трудно было назвать человеческим жильем это необычное помещение, и, тем не менее, по-видимому, именно тут Экард и жил. Больше всего оно походило на пещерный дом, какие строили жители западных ущелий, так как только внутренние стены были вырублены в скале, а наружные – сложены из неотесанных булыжников.

Скудная мебель тоже была под стать стенам, грубо сбитые из толстых жердей кресла и стол, накрытый вместо столешницы каменной плитой. Только одна вещь выделялась тонкостью работы и изящно отделанной рамой – висевший под светильником портрет.

Лиарена не выдержала и направилась к нему, начиная подозревать, кто именно может быть там нарисован.

Она сразу поняла, что угадала, едва подошла ближе. Так походить на нее могла бы лишь старшая сестра, слишком молода была изображенная на портрете женщина.

Светились живым лукавством карие глаза, спадали на грудь пышные локоны небрежно перевитых алой лентой волос, чуть сдвинулась с плеча вышитая серебром широкая оборка летнего платья. Но лучше всего удалась неизвестному художнику улыбка, шаловливая и кроткая одновременно, словно женщина секунду назад созорничала и теперь пытается придать своему лицу невинное выражение.

Донна смотрела на нее и пыталась представить, как они прожили бы эти годы, если бы матери удалось спастись. Какие бы песни пела ей в детстве эта светлая, словно пронизанная весенним солнцем магиня, какие платьица бы надевала. И о чем рассказывала по вечерам, укладывая в постельку.

Нет, донне даже в голову не приходило считать свое детство несчастливым или унылым, но и не чувствовать себя обиженной судьбой за то, что отняла такую мать, и не жалеть о не сбывшемся она тоже не могла.

Стояла, осторожно водя пальчиком по краю рамы, и смотрела на постепенно оживающий портрет, словно в волшебное зеркало, находя все больше и больше знакомых черт и не замечая катившихся по щекам ручейков.

– Не трогай! – грубо окрикнул внезапно вошедший в комнату маг и шагнул к незваной гостье, торопясь отодвинуть от своей святыни.

Плечи девушки вздрогнули, как от удара, она резко отдернула руку и повернула к отцу залитое слезами лицо. Посмотрела ему в глаза полным горькой укоризны взглядом и, отвернувшись, побрела к своему креслу.

Экард тихо скрипнул зубами и, подхватив донну под локоть, подтолкнул в сторону занавешенного прохода.

– Вторая комната справа, – угрюмо буркнул он и добавил вслед: – Еду принесу позже.

«Вряд ли кто-то, впервые увидев эту каморку, решился бы назвать ее спальней, да и вообще комнатой», – хмуро усмехнулась донна, оглядев тесноватую пещерку, где стояли лишь высокая кровать, узкий столик да вытертый до темного блеска чурбак, явно служивший магу стулом. Наверняка Экард отдал незваной гостье свое место, сообразила девушка, обнаружив висящую в углу одежду, а на полке какие-то книги и писчие принадлежности.

Дотрагиваться до вещей Лиарена не решилась, помня, как ревниво маг относится к своей собственности. Устроилась на краешке кровати и попыталась представить себе, как и чем живет маг в этом неуютном, холодном доме и откуда берет деньги на существование.

Картинка получалась удручающая. Если она права и этот дом действительно расположен на восточных холмах, то с деньгами у ее отца негусто. В тех местах из-за близости холодного моря и частых штормов селятся только рыбаки, да и те предпочитают на зиму бросать свои неказистые хижины и перебираться в глубь материка, в защищенные невысокими горами плодородные долины, принадлежащие центральным и западным дорантам.

И в таком случае магу негде не только заработать себе на жизнь, но и просто купить хлеба и соли. Если только он не имеет способности путника и не ходит в городские лавки или харчевни. Хотя… тут же огорченно сообразила донна, если бы Экард мог, то уже поспешил бы отправить невесть откуда взявшуюся дочь куда подальше, а не отдавал ей свою постель и не собирался кормить ужином.

Стало быть, придется сидеть тут до завтра, раньше не стоит и пытаться уходить, ведь приморские холмы в десятки раз дальше от замка, чем заречные поместья и даже Лодер. Не зря ведь Ильтар предупреждал о возможности оказаться в незнакомом месте.

Конечно, сутки – не так уж много, хмуро вздохнула Лиарена, но лишь когда не тянет душу невольная вина перед Кариком, которого она видит все реже, да не ноет сердце при воспоминании о прощальном взгляде Тайдира.

Мысли невольно свернули на дорина, потом на дерзкие слова Ниверта, и Лиарена засопела еще тяжелей. Разумеется, ей прекрасно известно, как она должна была поступить в тот раз. Нужно было оборвать советника еще резче и ничего не пояснять. Не положено домочадцам дорина так нахально высказывать свои домыслы и упреки знатным доннам, а тем более – названым матерям наследников. Однако сейчас она почему-то ничуть не жалела о своих словах, сорвавшихся в пылу обиды на несправедливые обвинения. Как ни странно, но после этого ей стало легче, и теперь Лиарена четче осознавала, почему ее так обижают категоричные команды Тайдира.

В доме приемных родителей девушка привыкла видеть абсолютно другие отношения. Хотя никто и никогда не решился бы назвать дорина Симорна подкаблучником или слабовольным размазней. Наоборот, каждый посмеялся бы над простаком, который так понял отношение дорина к его семье и в первую очередь к жене. Приемный отец Лиарены даже в шутку никогда не позволил себе прикрикнуть на свою обожаемую Майрену, но все его пожелания и заведенные им правила всегда выполнялись немедленно и беспрекословно.

И именно такой, без свирепого рыка и команд, без взаимных обид и недомолвок, донна хотела бы видеть и собственную семейную жизнь. Если та, конечно, когда-нибудь у нее будет…

Сбитая из грубо отесанных плах дверь распахнулась бесшумно, и возникший на пороге хозяин этого непритязательного жилища на несколько секунд замер в проеме, изучающе рассматривая витавшую где-то мыслями девушку, затем быстро вошел в комнату и поставил на столик миску с каким-то варевом и кувшинчик с водой.

– Ешь и ложись спать. Умывальня рядом, по коридору слева. Утром поговорим.

И так же стремительно покинул спальню, небрежно захлопнув за собой дверь.

Несколько минут донна сидела, глотая жгучие слезы, и в ее душе крепло намерение отказаться от этой еды и от самого Экарда. Но вовремя вспомнились слова магистра о необходимости хорошо поесть, чтобы магия восстановилась быстрее, и, кое-как взяв себя в руки, девушка подвинула миску поближе.

Сначала еда показалось ей обычной разваристой кашей из зерна грубого помола, какую частенько варят селяне. Такая хороша и в горячем виде, с маслом или мясом, и в холодном, политая молоком либо вареньем. Однако ни мяса, ни молока не было, и донна огорченно покосилась на прикрытую дверь: все-таки Экард очень плохо питается. Значит, не имеет ни денежных заказчиков, ни постоянного заработка. И вдруг в душе Лиарены вспыхнуло странное, неожиданное даже для нее самой чувство, невероятная смесь сострадания, гордости и уважения к этому мужественному человеку, сумевшему через столько лет пронести любовь к ее матери и верность.

Другие мужчины, давно забыв и погибшую жену, и ее имя, счастливо и покойно жили бы с какой-нибудь бойкой молодухой, множили состояние и растили детей. А Экард живет в глуши, в неуютном, нищем доме и, как единственную ценность, хранит портрет любимой.

Донна зачерпнула кашу ложкой, проглотила немного и, засомневавшись, присмотрелась к ней внимательнее. И только теперь сообразила, как ошиблась.

Перед ней стояла полная миска драгоценной икры северной белорыбицы, пробирающейся на нерест по каменистым речушкам в дальнюю часть проклятого болота.

Наверняка Экард собрал ее на продажу и, не найдя ничего другого, принес неожиданно навязавшейся дочке, сообразила Лиарена и немедленно отложила ложку. Если сейчас она съест икры на несколько золотых, отцу после не на что будет купить себе хлеба. Ведь не нашлось же у него даже кусочка?

Конечно, можно попытаться всучить ему денег, но Лиарена почему-то была уверена, что такое предложение скорее разозлит мага, чем обрадует. Не похож он на тех людей, которые готовы принимать помощь, даже если она идет от чистого сердца. Значит, сейчас лучше отказаться от его угощения, а после попросить совета у батюшки.

Девушка решительно встала с места, взяла миску и отправилась искать Экарда.

Маг нашелся в той же комнате, куда притащил Лиарену, – стоял под портретом жены и что-то шептал, прижавшись лбом к стене, и донна поторопилась потихоньку сбежать, оставив на столе злополучную миску.

– Пора вставать.

Почти незнакомый голос был сух и устал, и донна, не успев еще до конца проснуться, уже понимала, насколько не в духе хозяин этого неприютного жилища. Хотя постелью из отлично выделанных меховых шкур не побрезговал бы ни один из доринов.

Вылезать из-под этого меха в прохладу и сумрак пещеры донне не хотелось почти до отвращения, однако она все же поспешила встать и застелить за собой одеяла. Потом кое-как оправила прическу, разгладила ладонями подол платья и решительно распахнула дверь в узкий проход, который по привычке называла коридором, хотя он мало походил на светлые и широкие проходы в доме дорина.

– Иди умойся, – бросив на девушку беглый взгляд, приказал маг, и она покорно отправилась в умывальню.

Донна уже успела рассмотреть дорожную одежду и высокие сапоги Экарда и догадывалась, что сейчас ее выставят из этой пещеры так же решительно, как и притащили. Но теперь Лиарена ни о чем не жалела. Ночью ей снилось, как она гуляет под цветущими яблонями, а рядом идет женщина с солнечной улыбкой и печальным взглядом, крепко держа ее за руку. Лицо юной магини было до боли знакомым и родным, а взгляд – понимающим и добрым, как у матушки, и, проснувшись, донна вдруг ясно поняла, насколько за эти несколько дней соскучилась по дому и родителям и как сильно хочет их увидеть.

– Никогда не пытайся приходить сюда сама, – предупредил Экард, одной рукой крепко обхватив девушку за талию, а другой что-то поворачивая в пристегнутом к поясу посохе. – Мои охранники вмиг тебя сожрут.

– А ты не можешь дать им приказ? – понимая, что терять ей все равно уже нечего, дерзко вздернула носик Лиарена, но ответить маг не пожелал или не успел.

Вокруг них стремительно вспух туман пути, и донне тут же пришел на ум новый вопрос: «А как же отец ходит по темным тропам, если он не путник?»

Но задать его она не успела, обнаружив себя стоящей в центре загадочного, похожего на замысловатую звезду рисунка, в каждом луче которого горела высокая красная свеча. Рядом тихо и насмешливо фыркнул Экард, и девушке послышалось в этом звуке презрение, а в следующий момент она рассмотрела за пределом рисунка кольцо из фигур в таких знакомых плащах со звездами на плечах. Вот только широкие капюшоны были подняты, как во время дождя, и низко надвинуты на лица, делая магов непривычно одинаковыми.

– Лиарена, повернись налево и иди прямо на двойную свечу, – строго и уверенно приказал один из магов, и донна узнала голос Дзерна.

– А Экард?

– Он осмелился напасть на магов и увел тебя, – терпеливо объяснил магистр. – Но здесь он бессилен, и ты можешь ничего не бояться.

– А я ничего и не боюсь, – начиная понимать, что происходит нечто ужасное, уверенно заявила донна. – Но ты сейчас говоришь неправду. Никуда он меня не уводил, я сама схватилась за его посох. И он не сделал мне ничего плохого, накормил и устроил на ночлег. Утром я сама вернулась бы домой, вечером у меня не хватило сил. Ниверт уговорил привести его в замок.

– Лиарена! – резко откинул капюшон один из стоящих с левой стороны магов, и донна с изумлением узнала в нем Тайдира. – Не спорь, пожалуйста. Я сам был в том зале, когда он ворвался, и могу подтвердить – этот человек не собирался щадить никого из нас. Он зол и безумен, и сейчас его держит только сила пентаграммы.

– Но ты же не маг… – не могла поверить своим глазам донна. – Или я чего-то не знаю?

– Не знаешь, – сделав дорину знак молчать, ответил за него Дзерн. – Но позже мы все тебе объясним. А сейчас послушай меня, выходи оттуда и не мешай нам.

– Насколько хорошо я помню правила обители, которые успел объяснить мне Сайден, – не двигаясь с места, медленно произнесла донна, тщательно подбирая слова, которые помогли бы ей убедить магистров, – каждый маг имеет право в особых случаях действовать так, как считает правильным, и взять под защиту любого, в ком уверен. Так вот, в Экарде я уверена. Вернее, в том, что он не стал бы никому причинять серьезного вреда. Не спрашивайте, почему я так думаю, ничего объяснять я не стану. Но отсюда выйду только с ним.

– Спасибо… дочка, – еле слышно произнес Экард и громче добавил: – А за меня не бойся.

Взял донну за плечо, развернул лицом к дорожке из горящих свечей и подтолкнул так резко, что Лиарена вылетела из круга прямо в руки бросившегося к ней дорина.

Она тут же рванулась назад, но Тайдир и не подумал отпустить свою добычу, и донне удалось лишь повернуть голову. Однако ей хватило и этого, чтобы заметить тающий клок синеватого тумана.

– Силен, дьявол, – с восхищением выдохнул кто-то из магов. – Вырвался из сети и не заметил.

– Посох у него мощный, наверняка артефакт, – добавил второй. – Хотел бы я подержать в руках такую штучку.

– Они не всем даются, – разочарованно буркнул еще один маг, и в этом Лиарена узнала Витерна. – Да и все равно нам не удастся поймать злодея во второй раз.

– Он не злодей! – вскипев негодованием, возразила донна. – А глубоко несчастный, гордый и благородный человек! А вот вы все – черствые и бесчувственные… Думаю, не ошибусь, если предположу, что это именно вы его как-то разозлили, когда сообщали обо мне. Ведь раньше он к вам так не врывался?

Маги не торопились отвечать на ее обвинения, и недавняя тоска вдруг вспыхнула в душе Лиарены с новой силой. Всего пару секунд донна горько смотрела на хмурые лица окружавших ее мужчин, потом зажмурилась и рванулась туда, где ее всегда понимали и ждали.