ИЮНЬ
Ха! Бойфренд
3 июня, суббота
125 фунтов, порций алкоголя – 5, сигарет – 25, калорий – 600, минут, потраченных на изучение туристических буклетов: с рекламой дальних путешествий – 45, с рекламой мини-брейков – 87, звонков по 1471 – 7 (хор.).
В такой жаре совершенно невозможно сконцентрироваться на чем-либо, кроме фантазий о маленьких путешествиях с Даниелом. Перед глазами встают разные картины: мы лежим на поляне у реки (я в длинном белом платье, развевающемся на ветру); мы с Даниелом сидим возле древнего корнуэлского паба у моря и потягиваем пиво – одетые в подходящие к случаю полосатые майки, мы любуемся морским закатом; мы с Даниелом обедаем при свечах на внутреннем дворе древнего загородного отеля, а затем возвращаемся в нашу комнату, чтобы заниматься любовью всю жаркую летнюю ночь.
Ну, ладно. Сегодня вечером мы с Даниелом идем в гости к его другу Викси, а завтра, скорее всего, отправимся в парк или пообедаем в каком-нибудь уютном пабе за городом. Как чудесно иметь бойфренда!
* * *
4 июня, воскресенье
126 фунтов, порций алкоголя – 3 (хор.), минут, потраченных на просмотр буклетов: о дальних путешествиях – 30 (хор.), о мини-брейках – 52, звонков по 1471 – 3 (хор.).
19:00. Уф-ф-ф. Даниел только что ушел домой. По правде сказать, мне все это слегка поднадоело. Сегодня был прекрасный, жаркий воскресный день, а Даниел так и не пожелал куда-нибудь пойти, отказался обсуждать вопрос о путешествиях и настоял на том, чтобы провести весь день дома, с занавешенными окнами, и смотреть крикет. А вечеринка вчера была довольно славная, но в какой-то момент мы подошли к Викси, который разговаривал с очень хорошенькой девушкой. И тут по её виду мне показалось, что девушка как будто заняла оборону.
– Даниел, – обернулся Викси, – ты знаком с Ванессой?
– Нет, – и, изобразив свою самую обольстительную и соблазнительную ухмылку, Даниел протянул руку. – Рад с вами познакомиться.
– Даниел, – изумилась Ванесса, сложив руки на груди и приходя в ярость. – Мы же с тобой спали!
Боже, как жарко. Становится немного лучше, если высунуться из окна. Кто-то играет на саксофоне, пытаясь сделать вид, что мы все – герои фильма, действие которого происходит в Нью-Йорке; отовсюду до нас доносятся голоса, потому что открыты все окна, и мы вдыхаем ароматы ресторанов. Кажется, я была бы не прочь переехать в Нью-Йорк, хотя, если посмотреть на это с другой стороны, там не оч. хор. места для мини-брейков. Правда, это можно представить как мини-брейк в Нью-Йорке, но в нем не будет никакого смысла, если ты уже был когда-нибудь в Нью-Йорке.
Только позвоню Тому и сяду за работу.
20:00. Сейчас заскочу к Тому, мы с ним выпьем по стаканчику. Всего на полчасика.
* * *
6 июня, вторник
128 фунтов, порций алкоголя – 4, сигарет – 3 (оч. хор.), калорий – 1326, лотерейных билетов – 0 (отлично), звонков по 1471 – 12 (плохо), часов, потраченных на сон, – 15 (плохо, но здесь нет моей вины – просто очень жарко).
Ухитрилась уговорить Перпетую, чтобы она позволила мне поработать дома. Уверена: Перпетуя согласилась только потому, что ей самой хочется позагорать. Хм-м-м. Достала прекрасный новый туристический буклетик: «Гордость Британии: самые известные на Британских островах загородные отели». Чудесно. Тщательно штудирую его и представляю себе нас с Даниелом в разных сексуальных и романтических ситуациях во всех спальнях и обеденных залах.
10:00. Так. Мне надо сконцентрироваться.
11:25. Хм-м-м. Сломала ноготь.
11:35. Боже. Только что без всякой причины меня посетила параноидальная фантазия, в которой Даниел завел интрижку с другой женщиной, и теперь я репетирую гордые, но колкие речи, чтобы он устыдился. Но почему это должно произойти? Может, у меня женская интуиция, и я просто чувствую, что у него роман?
Налаживание серьезных отношений с возрастом влечет за собой все большее количество проблем. Когда тебе за тридцать и у тебя нет партнера, легкие неприятности, связанные с отсутствием личной жизни (нет секса, нет кого-нибудь, с кем можно было бы пошататься по воскресеньям, а из гостей каждый раз приходится возвращаться в одиночку), усугубляются устрашающими мыслями о том, что причина отсутствия личной жизни – в твоем возрасте, и что это был последний в твоей жизни роман и последний сексуальный опыт, и что ты сама во всем виновата, поскольку в юности вела слишком бурную жизнь и слишком многого хотела от жизни, чтобы вовремя остепениться.
Так в этом дело? Или, может быть, есть что-то неправильное в наших с Даниелом отношениях? Есть ли у Даниела кто-то?
11:50. Хм-м-м. Ноготь действительно за все цепляется. Если я сейчас же ничего с этим не сделаю, я начну его грызть, и вскоре у меня вообще не останется ногтя. Так, лучше я сразу пойду и поищу пилочку. Если уж начистоту, этот маникюр выглядит несколько запущенно. На самом деле, надо все стереть и начать заново. Пока я это обдумываю, могла бы уже десять раз все переделать.
Полдень. Что за скука – стоит такая жара, а твой так называемый бойфренд отказывается куда-либо идти с тобой. Кажется, он думает, что я пытаюсь заманить его на мини-брейк, как в ловушку, – вроде это не мини-брейк, а семья, трое детей и чистка туалета в деревянном доме в Стоук-Невингтоне. По-моему, все это начинает попахивать психологическим кризисом. Позвоню-ка я Тому (каталог для Перпетуи я всегда успею сделать вечером).
12:30. Хм-м-м. Том говорит, что если ехать в путешествие с партнером, тебе придется проводить с ним все время и волноваться по поводу ваших отношений, так что лучше уж поехать с хорошим другом.
И никакого секса, уточнила я. И никакого секса, подтвердил он. Сегодня вечером мы с Томом встречаемся – будем смотреть буклеты и планировать воображаемый, призрачный мини-брейк. Поэтому днем и в самом деле надо хорошенько потрудиться.
12:40. В этих шортах и топике мне будет неудобно при такой жаре. Лучше я переоденусь в длинное свободное платье.
О, боже, через это платье просвечивают трусы. Надо надеть телесные на случай, если кто-то придет. Интересно, где они?
12:45. А ведь надо, наверное, надеть для комплекта ещё и такой же лифчик. Если, конечно, я его найду.
12:55. Вот так уже лучше.
13:00. Скоро ланч! Осталось уже совсем недолго.
14:00. О'кей, итак – сегодня днем я действительно хорошо поработаю, до вечера сделаю все что нужно, а затем смогу со спокойной совестью идти веселиться. Хотя оч. хочется спать. Как же все-таки жарко. Может, просто посидеть с закрытыми глазами минут пять? Говорят, вздремнуть ненадолго – прекрасный способ восстановить силы. Отличного эффекта так добивались Маргарет Тэтчер и Уинстон Черчилль. Хорошая идея. Наверное, можно даже прилечь.
19:30. Вот черт!!!
* * *
9 июня, пятница
128 фунтов, порций алкоголя – 7, сигарет – 22, калорий – 2145, минут, потраченных на изучение лица в поисках морщин – 230.
9:00. Ура! Сегодня вечером я встречаюсь с подругами.
19:00. Ох, нет. Выяснилось, что Ребекка тоже придет. Проводить вечер с Ребеккой – все равно что плавать в море с медузами: ты получаешь кучу удовольствия, но внезапно ощущаешь жгучую боль, которая начисто разрушает твою уверенность в ситуации. Вся беда в том, что укусы своего ядовитого жала Ребекка с ювелирной точностью направляет тебе в самое больное место, и они летят, как снаряды во время войны в Заливе, которые носились – «вж-ж-ж-ж» – по коридорам багдадского отеля, и никто не мог предугадать их появление. Шерон говорит, что мне уже не двадцать четыре, поэтому я должна быть сдержанной и спокойно общаться с Ребеккой. Она права.
Полночь. Эт былужжасн. Я этовво невынесу. У мня рушиц-ца лицо.
* * *
10 июня, суббота
Уф. Утром я встала вполне счастливая (все ещё во хмелю после вчерашнего вечера), но потом вдруг с ужасом вспомнила, как все обернулось. После первой бутылки шардоне я уже собиралась было поднять тему постоянного крушения надежд на мини-брейк, когда Ребекка неожиданно поинтересовалась:
– А как поживает Магда?
– Прекрасно, – ответила я.
– Она невероятно привлекательна, правда же?
– М-м-м, – не нашлась я.
– И она поразительно молодо выглядит – я хочу сказать, ей запросто можно дать двадцать четыре – двадцать пять лет. Вы же учились вместе в школе – да, Бриджит? Кажется, она была года на три-четыре моложе?
– На шесть месяцев старше, – процедила я, ощущая первые приступы ужаса.
– Что ты говоришь? – изумилась Ребекка и выдержала длинную растерянную паузу. – Ну что ж, Магда счастливица. У неё очень хорошая кожа.
Услышав эту кошмарную правду, я почувствовала, как кровь отхлынула у меня от мозгов.
– По-моему, она не улыбается так часто, как ты. Видимо, поэтому у неё не так много морщин.
В поисках опоры я схватилась за край стола и постаралась восстановить дыхание. Я поняла, что преждевременно старею. Как в ускоренной съемке слива превращается в чернослив.
– А как проходит твоя диета, Ребекка? – вмешалась Шерон.
Вот так. Вместо того, чтобы все отрицать, Джуд и Шеззер принимают факт моего старения как должное и тактично стараются сменить тему, чтобы не ранить моих чувств. Я сидела, охваченная ужасом, вцепившись в свое перекошенное лицо.
– Схожу в туалет, – выдавила я, не разжимая губ, как чревовещатель, стараясь при этом не менять выражения лица, чтобы предотвратить появление новых морщин.
– С тобой все в порядке, Бриджит? – заботливо спросила Джуд.
– Всь пркрасн, – сухо процедила я.
Оказавшись перед зеркалом, я покачнулась от потрясения, когда яркая лампа грубо осветила сверху мою толстую, изуродованную временем, оплывшую плоть. Я вообразила, как подруги, оставшиеся за столом, журят Ребекку за то, что она растревожила меня, – хотя все давно уже это про меня говорят, мне таких вещей знать вовсе не обязательно.
Меня вдруг охватило дикое желание броситься обратно в зал и спросить всех там находящихся, сколько, по их мнению, мне лет: как когда-то в школе я была тайно убеждена в своей умственной неполноценности. Я тогда бегала по школьному двору и спрашивала у всех: «Я ненормальная?», и двадцать восемь моих однокашников ответили: «Да».
Если уж тебя начали обуревать мысли о старении, выхода нет. Жизнь неожиданно начинает казаться праздником, который, где-то с середины, стал неуклонно ускоряться по направлению к концу. Чувствую необходимость как-то действовать, чтобы остановить этот процесс, но как? Сделать подтяжку я не могу себе позволить. Я попала в отвратительное безвыходное положение – ведь как ожирение, так и диета сами по себе и есть признаки старости. Почему я так старо выгляжу? Почему? Я вглядываюсь в лица пожилых дам на улице, пытаясь проследить все эти мелкие процессы, из-за которых лица становятся не молодыми, а старыми. Штудирую газеты, выискивая возраст всех известных людей, и стараюсь определить, выглядят ли они старовато для своих лет.
11:00. Только что раздался телефонный звонок. Звонил Саймон, чтобы рассказать о новой девушке, на которую он положил глаз.
– Сколько ей лет? – подозрительно спросила я.
– Двадцать четыре.
Кошмар. Я дожила до тех лет, когда мужчины моего возраста больше не находят своих сверстниц привлекательными.
16:00. Собираюсь пойти с Томом выпить чаю. Решила, что надо больше внимания уделять внешности, и провела кучу времени, орудуя маскировочным карандашом под глазами, нанося румяна на щеки и подчеркивая расплывающиеся черты лица.
– Боже мой, – опешил Том, когда меня увидел.
– Что? – испугалась я. – Что?
– Твое лицо. Ты похожа на Барбару Картленд.
Я быстро заморгала, пытаясь переварить сообщение о том, что кошмарная бомба времени, заложенная у меня под кожей, неожиданно и окончательно сморщила мое лицо.
– Я действительно выгляжу старше своих лет? – уныло пролепетала я.
– Да нет, ты выглядишь, как пятилетняя девочка, которая раскрасилась маминой косметикой, – объяснил Том. – Гляди.
Я взглянула в зеркало, сделанное в викторианском стиле. С ярко-розовыми щеками, двумя дохлыми воронами вместо глаз и куском дуврской меловой скалы, размазанным под ними, смотрелась я как разукрашенный клоун. Я вдруг поняла, как это получается, когда пожилые женщины ходят с глыбами косметики на лице, а все хихикают над ними, – и решила никогда больше не хихикать.
– Что происходит? – выпытывал Том.
– У меня преждевременное старение, – призналась я.
– Ох, ради бога! Все из-за этой чертовой Ребекки, ведь так? – расхохотался Том. – Шеззер рассказала мне, как вы беседовали о Магде. Да это же смешно. Тебе на вид больше шестнадцати не дашь.
Обожаю Тома. Хотя я и подозреваю, что мой друг сказал это не совсем искренно, все же он невероятно меня подбодрил – ведь Том наверняка не стал бы говорить, что я выгляжу на шестнадцать, если бы на самом деле я выглядела на сорок пять.
* * *
11 июня, воскресенье
125 фунтов (оч. хор., слишком жарко, чтобы есть), порций алкоголя – 3, сигарет – 0 (оч. хор., слишком жарко, чтобы курить), калорий – 759 (мороженое).
Еще одно потерянное воскресенье. Кажется, мне светит провести все лето за занавешенными окнами, уставившись в экран телевизора, по которому передают крикет. У меня странное чувство недовольства этим летом, и не только из-за занавесок по воскресеньям и моратория на мини-брейки. Пока длинные жаркие дни мерзко повторяются, один за другим, я начинаю понимать: чем бы я ни занималась, на самом деле мне кажется, что должна я заниматься чем-то другим. Это очень похоже на чувство семьи, которое периодически заставляет людей считать, будто только из-за того, что они живут в центре Лондона, они должны ходить в Королевский научный центр / Альберт-Холл / Тауэр / Королевскую академию / музей Мадам Тюссо, вместо того чтобы шляться по барам и наслаждаться жизнью.
Чем ярче светит солнце, тем сильнее мне кажется, что другие извлекают из этого гораздо больше пользы, чем я, развлекаясь где-то в другом месте. Может быть, на гигантском матче по софтболу, куда приглашены все, кроме меня. А может, вдвоем с любимым человеком, на живописной полянке у водопада, где мирно пасутся бемби. Или на каком-нибудь большом празднике, в котором, вероятно, участвует и королева-мать, и один из «футбольных теноров» (а то и все трое) и где все отмечают прекрасное лето, из которого мне никак не удается извлечь толк. Вполне возможно, что виноват здесь наш климатический пояс. По всей видимости, наш английский менталитет ещё не приспособлен для того, чтобы наслаждаться солнцем и безоблачным небом, – и это не просто досадная случайность. Слишком силен ещё в нас инстинкт паниковать, выбегать из офиса, сбрасывать с себя почти всю одежду и мчаться, задыхаясь, загорать на крышу.
Однако не все так просто. Сейчас уже никто не дышит свежим воздухом, пропалывая заодно сорняки в саду. Так что же нам делать? Может быть, устраивать барбекю в тени деревьев? Морить друзей голодом, пока ты часами возишься с огнем, а затем травить их обугленными снаружи, но сырыми внутри кусками молочного поросенка? Или организовывать пикники в парке, чтобы в результате все женщины соскабливали с фольги расплющенные комки моццареллы и кричали на детей, преодолевая приступы озоновой астмы, пока мужчины потягивают теплое белое вино под свирепым полуденным солнцем, униженно поглядывая на группу, играющую неподалеку в софтбол?
Завидую летней жизни на Континенте. Там мужчины в легких модных костюмах и стильных темных очках спокойно скользят по улицам в элегантных машинах с кондиционерами. Могут и остановиться, чтобы выпить цитрусового сока в тенистом открытом кафе на старой площади. Они совершенно спокойно относятся к солнцу, просто игнорируют его, поскольку знают наверняка, что на выходных, когда им представится возможность пойти и тихо полежать на палубе яхты, оно все так же будет светить.
Я уверена, что именно это обстоятельство является причиной ослабления нашей национальной самоуверенности с тех пор, как мы начали путешествовать и заметили его. Но полагаю, что все могло бы измениться. Побольше столиков на тротуарах. Люди смогут спокойно сидеть за ними, лишь иногда вспоминая о солнце, поворачиваясь к нему с закрытыми глазами и расплываясь в широких насмешливых улыбках при виде прохожих: «Смотрите, смотрите, мы наслаждаемся освежительными напитками в открытых кафе – мы тоже так умеем». И лишь на мгновение могут омрачиться их лица: «А обязательно ли нам идти на эту постановку “Сна в летнюю ночь?”»
Где-то в глубине моего сознания рождается новое робкое мнение, что, возможно, Даниел прав: лучшее, что мы можем сделать в жару, – это заснуть под деревом или посмотреть крикет с задернутыми занавесками. Но все же, на мой взгляд, для того, чтобы заснуть со спокойной душой, ты должен быть уверен, что следующий день тоже будет жарким, да и последующий – и все эти жаркие дни лежат у тебя в запасе на всю жизнь, и ты успеешь совершить все мыслимые летние действия неторопливо, размеренно, без всякой спешки. У нас мало шансов.
* * *
12 июня, понедельник
127 фунтов, порций алкоголя – 3 (оч. хор.), 13 сигарет (хор.), минут, потраченных на попытки запрограммировать видео, – 21 (ужасно).
19:00. Только что позвонила мама.
– О, привет, дорогая. Знаешь что? Пенни Хазбендз-Босворт будут показывать в «Вечерних новостях»!!!
– Кого?
– Дорогая, ты же знаешь Хазбендз-Босвортов. Урсула училась в школе на год старше тебя. Герберт умер от лейкемии.
– Что?
– Не говори «что», Бриджит, надо говорить «извините». Дело в том, что меня не будет дома – Юна хочет сходить на показ слайдов с видами Нила. Так вот, мы с Пенни собираемся попросить, не могла бы ты записать ее... Ах, все, пока – мясник пришел.
20:00. Что ж. Это даже смешно – видео у меня уже два года и ни разу мне не удалось заставить его что-нибудь записать. А ещё есть чудесная видеоприставка. Уверена, это проще простого – надо лишь следовать инструкции, отыскать нужные кнопки и т.д.
20:15. Хм-м-м. Не могу отыскать инструкцию.
20:35. А! Нашла её под журналом «Хелло»! Так. «Запрограммировать видео так же просто, как позвонить по телефону». Отлично.
20:40. «Направьте пульт дистанционного управления на видеомагнитофон». Оч. просто. «Нажмите кнопку “Index”». Ох. Наводящие ужас фразы: «Одновременная запись звука HiFi с использованием таймера», «для использования закодированных программ необходим декодер» и т.д. Я хочу всего лишь записать речь Пенни Хазбендз-Босворт, а не проводить весь вечер за изучением издевательских шпионских приемов.
20:50. Ах. Диаграмма. «Кнопки, инициирующие функции IMC». Что такое функции IMC?
20:55. Решила пропустить эту страницу. Приступаю к «Записи на приставку ВидеоПлюс с использованием таймера»: «1. Выполните необходимые требования для ВидеоПлюс». Какие требования? Ненавижу это идиотское видео. У меня точь-в-точь такое же чувство, как когда я пытаюсь подчиняться дорожным знакам на дороге. В глубине души я догадываюсь, что дорожные знаки и инструкции для видео не имеют никакого смысла, но все ещё не решаюсь поверить, что власти настолько жестоки, чтобы намеренно дурачить нас всех. Чувствую себя некомпетентной дурой, как будто весь мир что-то понимает, но скрывает от меня.
21:10. «Для точности записи с использованием таймера необходимо при включении записи привести в соответствие часы и календарь (помните, что для переключения зимнего и летнего времени следует использовать специальные опции). Чтобы вызвать меню установки часов, следует использовать красную кнопку и кнопку с цифрой “6”».
Нажимаю красную кнопку, и ничего не происходит. Жму на все цифры – и снова ничего. Лучше бы это глупое видео никогда не изобретали.
21:25. Ах. На экране телевизора вдруг появилось главное меню и надпись «Нажмите кнопку “6”». Черт возьми. Поняла: я по ошибке орудовала дистанционным пультом от телека. Теперь уже начались новости.
Позвонила Тому и попросила его записать Пенни Хазбендз-Босворт. Но он сказал, что тоже не знает, как работает его видео.
Неожиданно в видео раздалось какое-то щелканье, и новости по непостижимой причине переключились на «Свидание с незнакомкой».
Я позвонила Джуд, и она тоже не знает, как оно работает. Ах. Ах. Уже 22:15. «Вечерние новости» начнутся через пятнадцать минут.
22:17. Кассета не пихается.
22:18. А, там внутри «Тельма и Луиза».
22:19. «Тельма и Луиза» не вытаскиваются.
22:21. Лихорадочно жму на все кнопки. Кассета вылезла и снова задвинулась внутрь.
22:25. Наконец поставила новую кассету. Хорошо. Нахожу раздел «Запись». «Запись начнется после включения режима тюнера, когда будет нажата любая кнопка (кроме кнопки Мет)». А что такое режим тюнера? «При записи с камеры или другого устройства нажмите АВ источник программы 3, во время перехода на другой язык нажмите 1/2 и держите в течение трех секунд, чтобы выбрать язык».
О, боже. Дурацкая инструкция напоминает мне нашего профессора лингвистики в Бангоре, который был настолько погружен в изучение языковых тонкостей, что в разговоре не мог не отвлекаться на анализ каждого слова в отдельности: «Сегодня утром я буду... слово “буду”, знаете ли, в 1570 году...»
Ай-яй. Начинаются «Вечерние новости».
22:31. О'кей. О'кей. Спокойно. Лейкемийная история Пенни Хазбендз-Босворт ещё не началась.
22:33. Йес-с-с, йес-с-с! ТЕКУЩАЯ ЗАПИСЬ. У меня получилось!
Ох. Все пошло наперекосяк. Сначала кассета начала перематываться, а теперь остановилась и вылезла. Почему? Черт! Черт! От волнения я села на дистанционный пульт.
22:35. Теперь я в цейтноте. Позвонила Шеззер, Ребекке, Саймону, Магде. Никто не знает, как программировать видео. Единственный из моих знакомых, кто знает, как это делать, – Даниел.
22:45. О, боже. Когда я созналась в том, что не умею программировать видео, Даниел расхохотался. Сказал, что сделает это для меня. Ну что ж, по крайней мере я выручила маму. Это ведь такое волнующее историческое событие, когда кого-нибудь из твоих друзей показывают по телевизору.
23:15. Уф-ф-ф. Только что позвонила мама. «Извини, дорогая. Я перепутала – не “Вечерние новости”, а “Новости за завтраком” завтра. Ты не могла бы запрограммировать запись на семь утра? Би-Би-Си-1».
23:30. Позвонил Даниел. «Э-э-э, извини, Бридж. Я не совсем понял, как это произошло. Записался Барри Норман».
* * *
18 июня, воскресенье
124 фунта, порций алкоголя – 3, сигарет – 17.
После того как третий уикенд подряд мы просидели в полутьме, причем Даниел шарил рукой у меня под лифчиком, поигрывая моими сосками, как какими-то бусинками, а я время от времени вяло спрашивала: «Это была партия?», я вдруг взорвалась:
– Почему мы не можем поехать на мини-брейк? Почему? Почему? Почему?
– Прекрасная идея, – мягко согласился Даниел, вытаскивая руку у меня из-под платья. – Почему бы тебе не заказать что-нибудь на следующие выходные? Какой-нибудь милый загородный отель. Я плачу.
* * *
21 июня, среда
123 фунта (оч. оч. хор.), порций алкоголя – 21, сигарет – 2, лотерейных билетов – 2 (оч. хор.), минут, потраченных на туристические буклеты, – 237 (плохо).
Даниел отказался далее обсуждать проблему мини-брейка и просматривать буклеты, даже запретил мне упоминать о ней до самой субботы, когда мы отправимся в путь. Неужели он думает, я не буду волноваться, когда я так долго ждала этого? Почему мужчины так и не научились с фантазией планировать отпуска и выходные, выбирать варианты из рекламных брошюр и проявлять такую же выдумку, которую они (или некоторые из них) проявляют в кулинарии или шитье? Я с трудом переживаю ответственность, которая на меня свалилась. Кажется, «Уовингем-Холл» будет идеальным вариантом – со вкусом, но не слишком формально, кровати с пологом, озеро и даже спортивный центр (туда можно и не ходить). Но что если Даниелу там не понравится?
* * *
25 июня, воскресенье
123 фунта, порций алкоголя – 7, сигарет – 2, калорий – 4587 (упс!).
О, боже. Сразу же после нашего приезда Даниел решил, что место это совсем новое, потому что около отеля было припарковано три «роллс-ройса», причем один из них желтый. Я гнала от себя мысль о том, что внезапно наступил пронизывающий холод, а я, собирая вещи, готовилась к девяностоградусной жаре. Вот что я привезла:
2 сплошных купальника;
1 бикини;
1 длинное свободное белое платье;
1 сарафан;
1 пару розовых мягких тапочек без задников;
1 замшевое мини-платье цвета чайной розы;
Черный шелковый тедди;
Лифчики, трусы, чулки, подвязки (разнообразные).
Под оглушительный звук грома я, вся дрожа от холода, просеменила вслед за Даниелом в фойе. Мы тут же обнаружили, что оно до отказа забито белоснежными невестами и женихами в кремовых костюмах, а также выяснили, что мы – единственные гости в отеле, приехавшие не венчаться.
– Ах! То, что творится в Сребренице, просто ужасно, правда? – я судорожно пыталась подобрать проблему примерно такого же масштаба. – Честно говоря, боюсь, я не очень в курсе происходящего в Боснии. Мне казалось, боснийцы жили в Сараево, а сербы на них нападали, но тогда кто же такие боснийские сербы?
– Ну, если бы ты меньше времени уделяла разглядыванию туристических буклетов и почаще читала бы газеты, ты, может, и знала бы, – ухмыльнулся Даниел.
– Но что все-таки там происходит?
– Боже мой, посмотри, какая грудь вон у той невесты.
– А кто такие боснийские мусульмане?
– А вон у того жениха лацканы совершенно немыслимых размеров.
Меня вдруг осенило, что Даниел пытается сменить тему.
– Боснийские сербы – это те самые, которые пытались захватить Сараево? – не унималась я. Молчание.
– А на чьей тогда территории находится Сребреница?
– Сребреница – безопасная территория, – сообщил Даниел глубоко назидательным тоном.
– И как же тогда выходит, что люди с безопасной территории до этого на кого-то нападали?
– Заткнись.
– Ну, скажи мне просто, боснийцы в Сребренице – они такие же, как в Сараево?
– Мусульмане, – торжественно объяснил Даниел.
– Сербы или боснийцы?
– Послушай, ты заткнешься или нет?
– Ты тоже не знаешь, что происходит в Боснии.
– Знаю.
– Не знаешь.
– Знаю.
– Не знаешь.
В этот момент швейцар в бриджах, белых носках, открытых кожаных туфлях с пряжками, в сюртуке и напудренном парике наклонился к нам и произнес:
– Думаю, вам будет интересно узнать, что бывшие жители и Сребреницы, и Сараево – боснийцы-мусульмане, сэр, – и многозначительно добавил: – Вы будете заказывать в номер утренние газеты?
Мне показалось, что Даниел готов его ударить. Я быстро схватила его за руку, пробормотав: «Все нормально, спокойно, спокойно», как будто он беговая лошадь, которую напугал грузовик.
17:30. Бр-р-р. Вместо того чтобы лежать в длинном свободном платье вместе с Даниелом под лучами солнца на берегу озера, я в результате оказалась в лодке, посиневшая от холода и завернутая в банное полотенце из отеля. Через какое-то время мы отказались от этого развлечения и удалились в номер, чтобы принять горячую ванну и аспирин. По дороге мы обнаружили, что вечером в «несвадебном» зале с нами будет обедать ещё одна пара, причем женская её половина оказалась девушкой по имени Эйлин, с которой Даниел два раза переспал, не рассчитав, слишком сильно укусил её за грудь, и с тех пор они никогда не разговаривали.
Когда я выползла из ванной, Даниел лежал на кровати и хихикал.
– Я придумал для тебя новую диету, – объявил он.
– Значит, ты все же считаешь, что я толстая.
– Вот, слушай. Это очень просто. Все, что ты должна делать, – не есть того, за что надо платить. В начале диеты ты несколько полна, поэтому никто не приглашает тебя на обед. Затем ты худеешь, становишься такой ногастой, приобретаешь соблазнительные контуры, и мужчины начинают приглашать тебя на разные трапезы. Тогда ты снова набираешь несколько фунтов, меценаты испаряются, и ты снова худеешь.
– Даниел! – выпалила я. – Это самые отвратительные из всех пошлых, мерзких, циничных слов, которые я когда-либо слышала.
– Не будь такой злюкой, Бридж, – рассмеялся он. – Это логическое продолжение твоих собственных мыслей. Я же повторяю тебе, никому не нужны ноги, как у насекомого. Все хотят такой зад, чтобы к нему можно было припарковать мотоцикл и поставить на него кружку пива.
Я разрывалась между вульгарными видениями себя самой с припаркованным к заду мотоциклом и кружкой пива сверху, злостью на Даниела за его вопиюще провокационный сексуальный юмор и внезапным интересом к возможной правильности такой концепции моего тела с точки зрения мужчин – стоит ли мне в таком случае съесть что-нибудь вкусненькое прямо сейчас и что бы это могло быть.
– Дай-ка я включу телек, – оживился Даниел, воспользовавшись моим временным безмолвием, нажал кнопку на дистанционном пульте и задернул занавески.
Это были глухие гостиничные занавески со специальной затемняющей подкладкой. Через несколько секунд в комнате воцарилась мгла, нарушаемая лишь тусклым светом телевизора, по которому шел крикет. Даниел закурил и начал звонить вниз, чтобы заказать шесть банок пива.
– Хочешь что-нибудь, Бридж? – усмехнулся он. – Может, чай со сливками? Я плачу.
