В этом крыле Зимнего дворца мне приходилось бывать не часто. Ничего удивительного, если не считать личных покоев Анны и нескольких прилегающих помещений, здание бесконечно перестраивалось еще со времен Анны Иоанновны. Соседние дома сносили, новые корпуса пристраивались к уже существующим и оформлялись с ними в едином стиле. Создавались дополнительные служебные и караульные помещения, личная канцелярия и еще масса всего, в чем появлялась потребность.

К царствованию Анны II вроде бы все закончили, и тут выяснилась изумительная вещь: в богато отделанном огромных размеров дворце жить крайне неудобно. В залах предусматривались только парадные двери, без боковых и черных ходов, из-за чего прислуга с вениками, тряпками и ведрами мусора нередко выходила прямо навстречу богато одетым гостям, следовавшим на бал или прием. Последовал приказ Анны Карловны все исправить.

Естественно, отдать указание много проще, чем его исполнить. Зимний достраивали, расширяли и перепланировали лет десять, не меньше. Обошлось это в три с лишним миллиона рублей. Не то чтобы меня кто-то спрашивал, но в глубине души я искренне восхищался экономией. При блистательном виде на фасад империи в сравнении с Версалем широкий размах трат и строительства представлялся сущей скаредностью. Тамошние траты обошлись Франции много тяжелее. Версаль возводили лет пятьдесят и потратили десятки миллионов ливров.

Пышность, многочисленность и богатство двора после широкого размаха Людовиков превратились в своего рода мерило величия страны, ее значения и влияния. При Людовике XV на двор тратилось лишь в два с небольшим раза меньше, чем на армию, флот, заморские колонии и внешнюю политику, вместе взятые. В некоторых небольших германских государствах эта цифра достигала пятидесяти процентов, а в Баварии доходила до семидесяти пяти процентов. Так что Анна, умудрившись остаться в расходах на двор в пределах десятой части бюджета, была в высшей степени удивительна.

Впрочем, в личном быту она так и осталась навечно скромной немкой без склонности к излишествам. Собственные комнаты государыни были не особенно велики и отличались простотой отделки. Раз и навсегда утвердившись еще в детстве в апартаментах Зимнего дворца, уже не меняла их, отдавая предпочтение привычному комфорту.

А вот ее дети могли позволить себе достаточно многое. Суммы на содержание выделялись крупные, имелись и личные владения. Дмитрий, к примеру, ее подчеркнуто русским простым вкусам отказывался следовать. Ничего удивительного, что вокруг так и мелькают сегодняшние выдвиженцы, расфуфыренные, в расшитых золотом импортных камзолах и узких штанах.

Новое поколение подражает монарху во всем. Удивительно, но парики пока не напялили. Наверное, потому, что они и в Европе выходят из моды. Там многие, особенно женщины, переняли русский стиль фасонов платьев. Одна Франция героически держится за корсеты и кринолины под бдительным взором Людовика. Он категорически отказывается признавать хоть что-то хорошее, исходящее из России. Может, потому и ненавидит, что лишили звания законодателя мод.

— Михаил Васильевич! — вскричал вышедший мне навстречу из-за поворота Антон Ульрих.

За спиной его неизменной тенью торчал барон Мюнхаузен. Вот уж не думал не гадал, что герой советского фильма и враль состоял на русской службе. Или это уже в здешних реалиях произошло?

Пятый из скольких-то там детей саксонского полковника подался на службу к герцогу Брауншвейгскому и приехал в качестве пажа с Антоном Ульрихом в далекую снежную Россию. Будучи с тем хорошо знаком и служа в полку, шефом которого являлся принц, стремительно рос в чинах. Поучаствовал в обеих турецких и Силезской войне. Командовал не хуже и не лучше иных, ничем особо не выделяясь, но благодаря знакомству наверху стал личным адъютантом и генералом. Писать по-русски Карл Фридрих Иероним так и не обучился, предпочитая диктовать приказы писарю, зато говорил очень прилично.

Видать, неплохо устроился, раз в Германию не вернулся. Никакого особенного вранья (ну не серьезней, чем другие вояки под водку излагают) за ним не числилось, и рассказов не писал. Прямо спрашивать, не собирается ли описывать полет на ядре и как сам себя из болота вытащил за волосы, я не стал. Неудобно. Тем более использовать где-то. Может, еще издаст, или после смерти всплывет сборник баек.

— Рад вас видеть, ваше величество, — почтительно поклонился я.

Никогда с бывшим принцем-консортом не ссорился. Напротив, мы были в самых лучших отношениях. Он меня уважал в основном за прошлые подвиги ратные, я его сначала терпел чисто по необходимости. Затем незаметно обнаружилось, что, будучи абсолютным тюфяком в личной жизни, все же не дурак. Артиллерией его назначили руководить не зря. Обычно кроме распоряжений в данном ведомстве ничего не происходило после Брюса.

Антон Ульрих благодаря посту и настойчивости сумел многого добиться. Стандартизация, подвижность, простота системы и регулярные тренировки дали результат, хорошо заметный во Второй турецкой. Кое-что у нас даже тырили иностранные армии, взяв в качестве образца. Например, тот же Грибоваль, чем принц немало гордился.

— Иду вот с аудиенции, — с горечью сказал он. — К собственному сыну записываюсь на прием! А он меня поучает! А он меня выгоняет! А он не желает слушать отца!

Мюнхаузен шевельнулся, нависая над плечом.

— Да все я знаю, — понизив голос, перешел на немецкий язык Антон Ульрих. — Уши на макушке у любого. Чего уставился? — непривычно грубо спросил он у застывшего рядом вельможи. — С доносом побежал, — прокомментировал отступление того в боковой коридор. — Страшное дело дворец вообще, и нынешний в частности. Здесь должности ценятся выше полезных административных, потому что ближе к уху монаршему и кляузничать проще.

— Ваше величество, — просительно произнес Мюнхаузен.

Антон Ульрих резко отмахнулся, не дав ему закончить.

— И всего-то немного времени прошло, а как все изменилось! — сказал с тоской. — Ненужным себя почувствовал…

Похоже, действительно неприятная беседа вышла. Совсем расклеился. Голос дрожит. Сейчас в слезы ударится. Последний раз в таком состоянии был после смерти Анны. Привычная, удобная и налаженная жизнь, когда не имеешь отказа при условии невстревания в определенные дела, рухнула окончательно.

— Простите меня, — произнес он слабым голосом. — Вы же тоже на прием прибыли, а я задерживаю. Ступайте, Михаил Васильевич. И…

— Да?

— Не спорьте с Дмитрием. Ему это очень не нравится. Не возражайте. Отставка еще не повод для уныния. С иными царедворцами много худшее случалось. Да и лучше не сидеть над огнем по многу лет. Спокойней для здоровья.

Коридоры, видать, слухами полнятся. Вряд ли он нечто конкретное знает. Сам пожаловался, ни во что сын не ставит и совета не спросит. Но предупредил достаточно открыто. Дело на меня закроют, а самого на абшид. Что же, не худший вариант.

— Благодарю, — вновь поклонился я, гораздо ниже. Какой ни есть себялюбец, а старается для меня что-то сделать.

В приемной меня встретили на удивление приветливо. Правда, Алексея Михайловича Обрескова обнаружить там никак не ожидал. Только что вышел от императора. Любопытно, о чем говорили, вежливо приветствуя его, подумал я. Питомец Шляхетского корпуса с моей уж не знаю легкой ли руки попал в Стамбул совсем молодым человеком: ему шел двадцать второй год. Было это аж в 1740 году! А начал он дипломатическую службу под руководством Александра Румянцева, став его доверенным сотрудником.

За долгие годы, проведенные в Османской империи, Обресков выучил турецкий язык и неплохо изучил местные нравы. После смерти А. И. Неплюева в феврале 1751 года Алексей Михайлович был назначен поверенным в делах в Константинополе и произведен в чин надворного советника, а в ноябре 1752 года назначен резидентом.

Благодаря заслугам дипломата мирный договор после длительных проволочек заключили на наших условиях. Конечно, без побед армии и флота ничего бы не вышло, однако он хорошо изучил особенности султанского двора и умел найти подход к нужным людям. Воистину случайное назначение обернулось для России удачным приобретением. Иногда и так бывает.

Ровно в два часа — не зря я прибыл с легким запасом, мог и опоздать из-за Антона Ульриха, — двери распахнули лакеи в униформе, ну почти генералы. Тьфу, даже сердце забилось сильнее — занервничал. Тихо, Миша. Спокойствие. Раз, два, три, четыре, пять. Я абсолютно спокоен.

Объявили по всей форме, с длинным перечислением всех титулов и званий. Вроде признак хороший. Интересно, с чем призывал не спорить отец нынешнего императора. Прямо у входа я низко поклонился, выражая совершенно не испытываемое глубокое уважение.

— Садись, — показывая на кресло, приказным тоном повелел его императорское величество Дмитрий.

Полный, если не сказать толстый, в расстегнутой чуть не до пупа шелковой рубахе. Я бы подумал, что он решил принять по-простецки, если бы не подозревал головную боль и прочие сопутствующие вещи. Вид у нашего монарха несколько недовольный и сам смотрится не лучшим образом. Бледный, невыспавшийся, с мешками под глазами. Причем меня терзают сомнения насчет усталости от государственных трудов. Скорее опять у своей пассии загулял. Молодость — это хорошо, однако уже весь Петербург в курсе, как княжна изволила намедни туфелькой бросаться и недовольство проявлять. Отчего августейшая особа слегка перепила в компании близких друзей.

Вот принялся хлебать воду, налив из хрустального графинчика в стакан. Между прочим, саксонского производства посуда. Раньше мои изделия стояли. Намек? Да ну. Не столь глубоко плавает. Просто в сердцах избавился от прежнего набора, чтобы не видеть клейма. Да, не в самое удачное время я попал на прием. Настроение у него не ахти.

Я послушно сел у огромного пустого стола, на краю которого сиротливо лежит стопка папок толщиной в полсажени. Очень знакомого канцелярского вида. Как бы сверху на обложке не написано что-то на манер «Дело М. В. Ломоносова». Правда, не думаю, чтобы читал все эти увесистые тома с фактами и комментариями по моей многолетней деятельности. Скорее обошелся экстрактом из нескольких страниц, валяющихся прямо перед ним. Ничего ужасного в том нет, сам пользовался подобным методом неоднократно. Напротив, хорошо, что не мотали мне душу несколько лет, как в свое время Татищеву и еще многим. Раз-два — и приговор. Любопытно какой.

Новая власть всегда означает перемены в прежних расстановках и вызывает трепет в душах чиновников. Хорошо, если метла, а то ведь и топор может сработать. Всегда начинают с нагнетания страха, чтобы больше радовались незатронутые. А царствование очень полезно начинать с поиска виноватых за прежние просчеты. Непопулярных в определенных кругах мер было более чем достаточно, чтобы ткнуть пальцем в меня и свалить множество реальных и выдуманных грехов на прежнего фаворита.

— За что ты, — это обращение совсем не задевает, любой начальник привык тыкать подчиненному, — так не любишь поляков? — со стуком ставя пустой стакан на стол, спросил Дмитрий.

Вот уж не думал, что с этого начнет. Правду говорят, не успели Анну похоронить, слетелись стервятники, прося о пересмотре конфискованных и взятых под опеку имений. По высокому начальству бегают, щедрые взятки раздают. Польские помещики вызывали у русских смешанное чувство — одновременно восхищение и ненависть. Многие ляхи пользовались у дворян авторитетом как люди высокой культуры. Учились за границей, кое-кто и в известнейших старинных университетах Европы, общались на нескольких языках, рассуждали о вольностях и знали французскую литературу.

— Ко всем подданным великой Российской империи я отношусь одинаково. Меня не интересует их расовая и национальная принадлежность. — Это такая мелкая шпилька насчет Абрама Петровича Ганнибала с его черной рожей, числившегося по инженерной части, а фактически несколько лет обучавшего Дмитрия в качестве наставника. — Все обязаны служить державе, если являются ее подданными. Посылать сыновей, достигших восемнадцати лет, отдать долг Отчизне.

Кроме всего прочего, таким образом отрывают молодых людей от определенного круга и погружают в совсем иную среду. Конечно, случалось всякое, и можно было получить и заклятых врагов России, но большинство прошедших через армию рано или поздно начинали жить общими интересами с сослуживцами и невольно принимать их точку зрения. Или хотя бы не отрицали с порога.

— И ежели родители имели дурость не обучать их в народных школах и гимназиях и отроки не способны объясняться, то отдача в солдаты наименьшее из наказаний.

Надо сказать, мера применялась отнюдь не только в отношении поляков. В 1761 году из четырехсот тридцати пяти недорослей, явившихся в Герольдию на смотр, семьдесят четыре человека не умели читать и писать. Приходилось заставлять. Есть вещи элементарные, известные любому дворянину. Согласно закону от 1736 года «всем шляхтичам от семи до двадцати лет возраста их быть в науках», а после двадцати лет идти на военную службу и служить двадцать пять лет.

С 1746 года имениями могут владеть только в случае прохождения службы. Для этого родители обязаны представить герольдмейстеру в Петербурге и губернаторам в других губерниях сыновей в семь, двенадцать и шестнадцать лет. Там подростки и юноши демонстрируют знание определенных предметов. К двенадцати годам им следовало уметь читать и писать. К шестнадцати годам знать Закон Божий, обучиться арифметике и геометрии.

Проявившие «основательные» познания в арифметике и геометрии, для продолжения учебы могли поступить в университет. Эти при желании и на гражданскую службу устраивались, а в случае поступления на военную с учетом успехов в учебе получали преимущества в чинах. С 1748 года чиновников готовил и Шляхетский сухопутный корпус. Кадеты обучались грамоте — чтению и письму, арифметике, геометрии, французскому и немецкому языкам, истории, географии и верховой езде. Тот, кто специализировался по гражданской части, изучал юриспруденцию и освобождался от военных занятий.

— И все же, вопреки твоим утверждениям, есть в Российской империи менее равные?

Оказывается, в детстве и меня читал. В Англии пасквиль на демократию запретили. Уж больно хорошо прозвучало: «Хотя все вопросы должны решаться большинством голосов, генеральную линию определяли умнейшие обитатели фермы — свиньи».

— У нашей, Австрийской и Османской империи есть общие границы, — мысленно тяжело вздохнув, принялся я излагать доступные любому дебилу сведения. — Они довольно интенсивно движутся, и нет никаких гарантий отсутствия войн и соответственно изменений принадлежащих той или иной державе территорий. Очень многие районы пограничья рассматриваются как зоны оспариваемые. Габсбурги католики и католикам покровительствуют, а граница разделяет поляков, живущих в России, и тамошних. Они паписты, и это крайне важно в нашей ситуации. Поддержка таких извне была и будет, даже при наличии дружественных отношений между державами.

Это такой увесистый камешек в его огород. Если пойдет на разрыв с Австрией, непременно примутся гадить из Вены оружием, людьми, идеями и деньгами, играя на автономии коренной Польши.

— Все шаги по последовательной русификации края, начиная от запрещения польского и немецкого языков в администрации и признание официальным русского…

Для местного населения огромный переворот в сознании. Потому что впервые вдруг обнаружилось, что владение русским и даже местными диалектами может быть очень существенным, карьерным в том числе, плюсом.

— …и заканчивая конфискацией имений мятежников, переход в государственное управление бывших иезуитских владений…

Кстати, были переданы Комиссией национального просвещения в аренду под четыре процента годовых в пользу учебных заведений. Идея была хорошая, результат не очень. Часть земель незаконно присвоена другими владельцами, а аренда зачастую не выплачивалась. Но все же курс на сознательный подрыв польского влияния принес некий достаточно заметный итог. Если сразу после присоединения в собственности примерно семи тысяч польских помещиков, не считая немногих русских землевладельцев, находилось три миллиона душ, при этом двести семей владели пятьюстами шестьюдесятью восемью тысячами крепостных, то под конец моего генерал-губернаторства почти половина крестьян перешла в другие руки или числились государственными. Меньше чем хотелось бы, тем более крупные помещики серьезно не пострадали. Этим хватало денег и влияния обращаться через мою голову, и взять их за глотку оказалось непросто.

— …приобщение почти полтораста тысяч униатов в лоно православной церкви…

А еще не меньше ушли к раскольникам. Это уж точно педалировать не нужно. Скорее всего, все имеется в тех папках в качестве очередной хулы на мою деятельность генерал-губернатора.

— …происходило с полного одобрения Петербурга, — имя Анны лучше не произносить, чтобы не раздражался, — и направлено в конечном счете на политическую цель: следовало уничтожить саму мысль о государстве польском и его возрождении.

С этим прицелом максимально использовались для карательных мер случаи злоупотреблений землевладельцев в отношении крепостных. Украинцев и белорусов требовалось прочно привязать к Российской империи, причем без освобождения. Кто бы мне позволил… По той же причине воспрещалось лицам польского происхождения вновь приобретать конфискованные или продаваемые по банкротству помещичьи имения. Католическое влияние и через них австрийское требовалось максимально уменьшить.

— Ну а разборы шляхты? — спросил он без особого интереса.

Зачем морочит голову? В справке не могло не быть подробного изложения. Не по злобе душевной, а обнаружив рост численности дворянства, вынужденно задумались. В 1700 году насчитывалось двадцать две — двадцать три тысячи дворян, владеющих поместьями, к 1737 году их число увеличилось примерно до сорока шести тысяч. Число владений возросло с двадцати девяти тысяч до шестидесяти трех тысяч (некоторые помещики имели несколько владений). Такими темпами очень скоро многие останутся и вовсе без земли, и тогда появится огромное количество нищих дворян. Для пополнения чиновничества вроде бы хорошо, но к чему иметь сотни тысяч дополнительных выходцев из шляхты в лице поляков, украинцев или кавказцев? Эдак скоро ни одного русского не останется. Поневоле задумаешься, так ли уж не прав был Петр Алексеевич, пытаясь ввести майоратное владение.

С максимально неподвижным лицом я принялся объяснять:

— Сенат издал несколько указов с подробными разъяснениями и требованием представить документы о происхождении, удовлетворяющие российским юридическим нормам. На это отводилось три года. Сначала они должны были выслать доказательства принадлежности к привилегированному сословию в Герольдию, а затем ожидать подтверждения из императорской канцелярии…

Жалованная грамота определила двадцать одно доказательство «неопровергаемого благородства». В грамоте шла речь о подтвержденных гербах, указах на дачу земель или деревень, патентах на чины, свидетельствах о получении звания обер-офицера и так далее. Не моя вина, что среди безземельной шляхты, не имеющей благодетеля, есть настолько бедные люди, что невозможно их отличить от крестьян. Были целые деревни, населенные такими.

— …пока же вопрос находится на рассмотрении, не должны были засыпать административные органы жалобами. Шляхтичи, не предоставившие доказательств своего благородного происхождения, должны были быть записаны в сословие мещан или государственных крестьян.

Фактически они все дружно регистрировались мещанами, в массе продолжая проживать в деревне. Количество привилегий, подтвержденных бумагами, не превысило десяти процентов от общего количества называющих себя шляхтой. Причем все эти записи и грамоты тщательно рассматривались. Нередко на основании доносов соседей. Люди сводили счеты, но для меня закладывающие недруга оказались сущим благословением.

Умело пользуясь, в иных случаях можно было не только получить крючок на того или иного господина, еще и раскол польского шляхетства. Часть из них пошла на сотрудничество с властью. Может, они ее и не возлюбили по щелчку пальцев, но оказались замазанными в глазах остальных. А иные в стремлении сохранить земли, вроде Чарторыйского со ста девяноста четырьмя местечками и селами и Потоцкого с тремястами двенадцатью населенными пунктами и сами принялись давить излишне горячих поляков, выслуживаясь.

— Ничего в присоединенных западных губерниях отличающегося от бывшей Российской Украины не происходило, — продолжил я. — С ликвидацией гетманщины и слобожанщины правовое положение других сословий тамошнего общества было приведено в соответствие с общеимперскими нормами. Казацкая старшúна получила чины русской армии. Казаки были превращены в казенных земледельцев и должны были давать рекрутов, если не соглашались на переселение.

И все бумаги украинцев, заявляющих о благородном происхождении, подверглись тщательной ревизии. Откуда было взяться на Правобережье шляхетству после Богдана Хмельницкого. Только гетманские офицеры имели право претендовать на дворянство. И о них же — или их потомках — сохранились записи в полковых книгах. А все прочие получали справедливый отлуп.

— Право иметь привилегии шляхетские надо заслужить кровью! — патетически провозгласил я и отметил, как Дмитрий машинально кивает.

Перевел дух после длинного монолога и продолжил тем же монотонным и скучным тоном:

— То же и на прочих землях происходило. Любые проявления нелояльности мусульманского населения должны пресекать заранее. С этой целью Российская империя строила иерархию исламского духовенства, потому что для мусульман таковая иерархия чужда. Русский же вариант ислама организовывается по признаку русскоцентричности. Если угодно, высшая роль у императора, как султан османский одновременно и халиф, глава религиозный.

— Вот здесь, — хлопнув рукой по папкам, отчего они чуть не рухнули, и пришлось, теряя лицо, поправлять, заявил Дмитрий, — описана масса случаев разворовывания средств чиновниками и содержатся сведения о фальсификациях при оценке стоимости имений, позволявших присвоить разницу!

Похоже, все мои разглагольствования он пропустил мимо ушей.

— Будет ли позволено изучить списки и фамилии? Я практически уверен, что по ним велось следствие.

— Твое? — иронически осведомился Дмитрий.

Можно подумать, есть возможность в таких обстоятельствах обойтись без злоупотреблений и коррупции. Тем паче близких и полезных людей надо вознаграждать. Большинство высокопоставленных чиновников оказались первыми на очереди и получили лучшие куски. Лично я после восстания удовлетворился тремя тысячами десятин имения Юзефовка неподалеку от Бердичева. Помнится, и семейство Менгденов неплохо получило в полном составе, а также вице-канцлеры и лично канцлеры. И Волынский, и Бестужев. Да и у самого царевича в собственности пара деревенек появилась. Лисянка и Ерчики — имения князя Вильгельма Радзивилла. И ведь раньше не возмущался.

— Наверное, можно найти в тех временах отдельные недочеты, — покорно согласился я и умолк. Ежели хочет о чем конкретном побеседовать, пусть упоминает названия. Кто там настолько влиятельный, чтобы с такими просьбами прямо к государю лезть? Не назову навскидку. Плохо. Теряю контроль над происходящим.

— И даже не сомневайся! — воскликнул мой собеседник. — Но ведь я в курсе, себе сущую мелочь взял и исключительно для порядка, чтобы не удивлялись. Не в земле и не в крепостных ключ твоего богатства. Три четверти доходов от прибыли заводов и прочих производств!

Очень приблизительно семьсот тысяч чистого дохода в год, что безусловно много выше оброка и барщины. На самом деле это исключительно российские деньги. Имущество и дополнительные суммы в Великобритании вроде дивидендов Карроновского завода и парочки предприятий поменьше, тот самый банк во Франции и несколько десятков кораблей в этих странах, а также Голландии, Дании в счет не идут, как и российская недвижимость.

— Зачем тебе еще пачкаться банковской деятельностью? Ростовщичество противно Божьим заповедям! Финансовые дельцы приносят вред государству, выкачивая деньги из населения! Это абсолютное зло! — вскричал он страстно. — Не имеет права существовать система, существующая за счет выдачи денег под проценты и ничего не производящая!

— Не может быть и речи о здоровом развитии промышленности и торговли там, — в легкой растерянности сказал я, — где не существует возможность взять необходимую сумму в долг. И вновь созданные банки своим существованием сбили намного ростовщический процент.

— Вполне достаточно будет и государственного кредита, — как о чем-то решенном, провозгласил он.

Мысленно я застонал. Ну конечно, а почему раньше это было невозможно?

— Зачем, собственно, правительства многих стран, включая Англию, берут кредиты у частников, расплачиваясь привилегиями и откупами?

— В казне денег хватает, — небрежно ответил Дмитрий.

Жуть. Они там присутствуют, потому что я разогнал экономику и та пока функционирует вполне эффективно. Она была основана на торговых отношениях, которые были выгодны всем. Этот деятель вознамерился устроить большой рукотворный кризис, прибрав финансовые потоки. Перенаправить их через Государственный банк, подорвав деловую активность, — лучше не придумаешь.

— Начнись война, и казна быстро опустеет.

Кто такой «умный» с советами? Часом, не посланник Великобритании?

Мы уже стояли на краю банкротства в результате последней войны. Только благодаря победе, давшей выход к Черному и Средиземному морям, с деньгами кое-как удалось выкрутиться.

— Да, ты прав. И потому не мешает пересмотреть налоги по части приведения их к изменившимся ценам…

Налогообложение — это искусство ощипывать гуся так, чтобы получить максимум перьев с минимумом писка, сказал когда-то Кольбер, министр финансов при Людовике XIV. Страну, похоже, в ближайшее время ожидают изрядные потрясения.

— Увеличить косвенные налоги, в первую очередь питейный и соляной. Ведь налоги и платежи государственных крестьян в пользу казны возросли номинально в три целых и шесть десятых раза, а хлебные цены — более чем в пять раз.

Кто все-таки у него экономический советник? Не Панин, случаем? Где-то так и будет, то есть пользовались моими же статистическими сводками.

— Не мешает и евреев потрясти за мошну. Эти христопродавцы должны платить двойную подать!

Ну не зря те зашевелились и ко мне представителя с денежкой подогнали. В воздухе носится.

— Национальные подразделения расформировать и распределить по обычным полкам!

Уничтожив заодно тщательно лелеемую лояльность и вызвав глухое недовольство.

— Шведские тоже? — невинно поинтересовался я.

— Уния остается унией, и я не собираюсь что-либо менять в законах. А вот Ирландский и Шотландский егерские полки являются скорее гвардией Ломоносова, а не воинской частью!

Есть такой грех. Но ведь я сам привозил жителей Зеленого острова и на собственных землях селил. Почему не воспользоваться оказией и не создать личную охрану? Для многих из них я вполне себе руководитель клана, обязанный заботиться, но одновременно и рассчитывающий на военную помощь в случае сложностей. И они ее окажут, а тысяч двадцать арендаторов легко дают пару сотен охранников. Тем более не бесплатно.

— Пока что, — удовлетворенный смущенным молчанием, продолжил государь, — нам необходимо ввести новые либеральные таможенные сборы.

Это, похоже, убрать заградительные пошлины для иностранных товаров, придушив собственную не так давно родившуюся промышленность. Вот радость-то! Уж точно на фоне повышения налогов станет замечательно для народа.

— Я тебя очень уважаю за экономические знания и неплохой результат хозяйственной деятельности, — сказал он после паузы, не дождавшись возражений. А в чем их смысл? Все равно дело решенное. Не ясно пока единственное — где при подобном раскладе мое место. На прежнюю должность явно не вернет. Слишком много там было власти. — Сейчас первую строчку в российском экспорте заняли зерновые, это направление и необходимо расширять. Англия уже зависит от наших поставок и не может без них обойтись. Франция вынуждена покупать тоже в немалом количестве.

И это действительно так. Местечко Гаджибей в семьсот дворов превратилось в процветающий город-порт с населением тридцать пять тысяч человек. Внутренние провинции России, прежде отправляющие на экспорт и выписывавшие иностранные товары через север, начинают работать через Черное море. Я сознательно развивал порты и Феодосию, Херсон, Таганрог. Благодаря увеличивающемуся населению Европы и более низким российским ценам поднимался и спрос в странах Средиземноморья на множество наших товаров. Но ведь все это прекратится после заключения договора с Лондоном. Людовик сразу толкнет турок на новую конфронтацию, посулив помощь и предоставив денежные средства. Нам пока никто компенсацию за утерянные выгоды не обещал.

— Но твои идеи о просвещении народа отнюдь не содействуют спокойствию. Если бы все жители стали образованны, вместо послушания они преисполнились бы гордости и тщеславия. Всеобщее обучение привело бы к тому, что число сеющих сомнения намного превысило бы число способных их развеять.

И ведь в корень смотрит! От образования появляются мысли и заводятся декабристы. Но это уже предел. Он собирается ломать устоявшиеся полезные формы и в очередной раз превратить страну в сырьевой придаток для иностранцев. Конечно, помещикам так приятнее и удобнее, но когда начнут дербанить Россию развитые государства или грянет революция, поздно станет искать виноватого. Неужели страна обречена наступать на грабли постоянно? Все мои усилия бессмысленны и пойдут прахом после смерти и история вернется на круги своя? Вечно догонять и никогда не достичь уровня передовых держав?

Грязь на мне все равно повиснет, и не важно, черная на светлом фоне или белая на темном. Терять особо нечего, и я обязан в последний раз попытаться. Мысленно безнадежно махнул рукой, ни на что не рассчитывая всерьез, и исполнил «лебединую песню». Выдал краткую квинтэссенцию экономической теории и резюме по всем своим практическим начинаниям. На удивление, император ни разу не попытался перебить и выслушал внимательно. Все-таки порода хорошая и не безнадежен. Может быть, набив пару крупных шишек, всерьез задумается о последствиях действий.

— Не знал, — сказал после паузы Дмитрий, когда я окончательно иссяк, — что ты такой англоман. Эдак и до конституционной монархии недолго. — Он рассмеялся. — То есть работы твои на эту тему читал, — уже серьезно заявил, — но ведь нигде не мелькало вот это неприятное — освобождение крестьян без земли. Нельзя с мужиками так обращаться! — отчеканил он. — Брошенные на произвол судьбы, без отеческой заботы дворянина они быстро скатятся в скудость и погибнут от голода. Многие не способны сами о себе позаботиться…

Кажется, он в это реально верит! Ужас. Почему бы не пообщаться с простыми людьми и прямо не спросить их о нуждах и мечтах. Сегодня дети государственного крестьянина вовсе не обязаны становиться также земледельцами, но вольны выбирать себе занятие по душе сообразно со своими способностями и наклонностями. И в подавляющем большинстве не собираются помирать. Напротив, городское население увеличилось на миллион, и только половина за счет прежних жителей. А сколько ушли на Кавказ, в Причерноморье и Сибирь!

При разрешении свободной торговли на землю найдутся очень быстро вытеснившие помещиков. Уже имеется парочка примеров ну очень зажиточных мужиков, и солидные купцы из бывших выкупившихся не редкость. А главное, император обязан думать о стране в целом и не считать часть ее граждан дебилами, не способными жить без указаний. Если это так, России ничто не поможет.

— Ну что же. Мы, — это в смысле Дмитрий I, — умеем ценить и чужие убеждения. Однако направление политики внутренней и внешней видим несколько иначе. Более снисходительным к православным подданным.

К остальным вроде не требуется. Своими руками выращивать революционеров и создавать на пустом месте национальные вопросы собирается.

— Пора переходить к делу. Это, — он показал на папки, — забудем как дурной сон. Ты еще пользу принесешь немалую.

Он протянул листок из-под справки. Высочайший Указ Правительствующему Сенату о назначении. Хм… Титул полностью… всемилостивейше повелеваем быть генерал-губернатором Дальнего Востока и русской Америки, включая острова и Камчатку. На подлинном подписано собственною Его Императорского Величества рукою: Дмитрий.

— Будешь сам решать на месте любые вопросы по собственному разумению, докладывая лично мне о проблемах. Я верю — справишься!

Оставалось лишь вскочить и, низко кланяясь, заверить в желании служить вечно всеми силами.