20

В палатах госпиталя было удивительно свежо. Даже неприятный запах хлорки не чувствовался так остро.

– Ждут, наверное, кого-то, – предположил капитан Фролов, обращаясь к соседям по палате. – Полы вон вылизали, в палатах прибрались, простыни с наволочками и то заменили. Санитарки как бешеные туда-сюда по коридорам носятся.

Минут через тридцать суета в госпитале прекратилась. В помещениях установилась «стерильная» тишина, и все замерло в ожидании высокопоставленного обхода.

Вскоре в дверях палаты, в сопровождении всего врачебного персонала госпиталя, показался высокий генерал с каменным лицом и строгим взглядом. Увидев его, раненые почувствовали себя неуютно и съежились на кроватях.

– Где здесь майор Степан Калачев? – прогремело на всю палату.

Раненый, который читал газету, пошевелился и приподнял руку.

– А-а-а, вот ты где, Степан Аверьянович, – скупо улыбнулся гость, подходя к его кровати. – А ты изменился. Едва узнал, ей-богу.

– Да я как-то и не стремился к этому, – улыбнулся Степан.

– Каково его состояние? – обратился генерал к начальнику госпиталя.

– Как вам сказать… – замялся тот. – Сейчас стабильное. Когда привезли, очень плох был. Думали, не выкарабкается.

– Как уход? – поинтересовался гость у раненого.

– Не жалуюсь. И кормят, и ухаживают хорошо.

– Ходить скоро будет? – последовал вопрос лечащему врачу.

– А куда денется, – ответил тот. – Уже ходит, правда, пока понемногу.

– И позвоночник цел?

– Цел… Ушиб сильный был, небольшое смещение позвонков и временная парализация нижних конечностей. В рубашке он родился, товарищ генерал!

– Тимофей? – позвал генерал офицера из группы сопровождения. – Давай-ка сюда что принесли…

Протиснувшись между врачей, офицер распахнул портфель и протянул генералу листок.

– Чего это? – нахмурился тот.

– Наградной лист, товарищ генерал.

– Да он и сам знает, за что ему награда…

Генерал выхватил из рук офицера коробочку с орденом и протянул ее Степану.

– Награждаешься орденом боевого Красного Знамени, майор Калачев! – сказал он громко и торжественно. – За героический подвиг награждаешься, всегда помни об этом!

Калачев взял орден и растроганно прошептал:

– Служу Советскому Союзу!

– Вот и служи, а не бока отлеживай в госпитале, – ухмыльнулся генерал, пожимая ему руку.

– Да я… – Степан замолчал, будучи не в силах продолжить. Сильнейшее волнение распирало грудь, а слезы застилали глаза.

– Ладно, выздоравливай, – сказал генерал, собираясь уходить. – Он взял из рук офицера наградной лист и протянул его Калачеву: – Вот, возьми, почитаешь на досуге.

Когда врачи и важный гость покинули палату, раненые принялись поздравлять соседа. Все они были бойцами и знали цену наградам.

Наконец все пожелания иссякли, и капитан Фролов обратился к Калачеву:

– Степан, а кто это приходил награждать тебя, ты не знаешь?

Орденоносец пожал плечами.

– Когда он отправлял меня на задание в тыл врага, числился начальником отдела Смерш полковником Бобылевым, – ответил он задумчиво. – А сейчас он уже генерал… Надеюсь, что фамилия прежней осталась.

Партизаны шли молча, стараясь не поднимать шума. Чередуясь по двое, они несли тяжелые носилки. Приближался вечер, и под сводами леса все больше и больше сгущалась темнота. Одуряюще пахло сыростью, смолой и прелыми травами.

Остаток дня бойцы ожидали прилет самолета. Они сложили в четырех местах большой поляны поленья, под которые подложили хворост.

– Если сегодня транспорта не будет, помрет он, товарищ командир, – произнес фельдшер, указывая рукой на носилки. – Очень слаб, очень…

Командир усмехнулся:

– И самолет прилетит, и он выживет. В реке не утонул с парализованными ногами, значит, жить долго будет.

Наконец стемнело. Партизаны тоже не находили себе места. Прибытие авиамашин с Большой земли для отряда всегда важное событие, ведь они везут остро необходимые грузы для деятельности в тылу врага, забирают раненых и тяжелобольных. Сегодня ожидали также оружие, боеприпасы, батареи для радиостанции и многое другое. А вот улететь обратно должен был всего лишь один человек – раненый, о котором руководство Смерш проявляло особую заботу.

Время тянулось медленно. Командир отряда Дед Фома без конца подносил к лицу руку с часами, нервничая все больше и больше. Наконец звук моторов послышался в ночи.

– Зажигайте! – крикнул командир, и сам поспешил к ближайшей поленнице.

Через несколько минут на поляне сделалось светло как днем. Самолет приближался к месту посадки. Звук его двигателей становился все мощнее и громче. Партизаны, затаив дыхание, всматривались в звездное небо.

Машина, сделав круг, начала снижаться над верхушками деревьев. Погода стояла безветренная, и летчикам было легко справляться с управлением. Партизаны, радостно крича, бежали к ней.

Командир отряда отвел в сторону человека в комбинезоне летчика и сказал:

– Раненого доставили, как было приказано.

– Как он себя чувствует? – спросил тот заинтересованно.

– Едва живой.

– Перелет выдержит?

– Трудно сказать… Но и у нас, в наших условиях, он не жилец.

– Ладно, у меня врач на борту. Сказали, что посылают опытного.

– Ничего, этот парень крепкий, – заверил командир. – Мы его полумертвого в реке выловили, полуживого в отряд доставили. Вот уже неделю он между жизнью и смертью, но помирать, видать, не торопится.

– Вы его раньше видели? – неожиданно поинтересовался человек в комбинезоне.

– Конечно. С ним было еще двое Их к нам перебросили с Большой земли для выполнения какого-то очень важного задания.

– Цель задания знаете?

– Приказано было только сопроводить их группу к поселку Большой Ручей.

– Как зовут раненого?

– Охотник.

– Псевдоним?

– Так точно.

– А о тех, кто с ним прибыл и ушел на задание, какие-нибудь сведения есть?

– Нет, о них ничего не известно. Да и у этого невозможно было спросить. Сами посмотрите, какой он…

Как только разгрузка закончилась, Охотника занесли в самолет и уложили на специально приготовленное ложе. Самолет запустил двигатель, развернулся на поляне, разогнался и взмыл в ночное небо.

Раненый оставался без сознания. Лицо и губы словно мраморные, на лбу холодные капли пота, дыхание еле ощутимо.

– Положение очень серьезное, товарищ полковник, – сообщил врач, осмотрев его и ощупав.

Горовой тоже осмотрел раненого, как будто не поверил словам врача. Забинтованная голова, глаза закрыты, на скулах ссадины. Узнать Степана Калачева было нелегко.

– Его можно привести в чувство, чтобы задать несколько вопросов? – спросил полковник, не отводя тревожного взгляда.

– Даже не думайте! – возразил врач категорично. – Его жизнь, скажу прямо, едва держится на волоске. Мне придется очень постараться, чтобы он не помер за время полета.

– Что ж старайся, только не переборщи, – вздохнул Горовой. – Учти, за его жизнь головой отвечаешь, так что…

Он посмотрел на часы. До линии фронта лететь приблизительно четверть часа.

Ничего не предвещало беды, и вдруг самолет вздрогнул, словно натолкнулся в воздухе на какую-то невидимую преграду. Очевидно, машину заметили с земли и открыли по ней огонь из зениток – она подпрыгнула и заскрипела, явно собираясь рассыпаться на куски прямо в воздухе.

Затем последовал еще более мощный удар, после чего погасло освещение на борту, заглохли оба мотора, и самолет стал стремительно терять высоту.

– Растудыт твою мать! – в сердцах выругался полковник.

Включив большой бортовой фонарь, он поспешил в кабину летчика. Тот, едва не выпадая из кресла, пытался выровнять подбитую машину.

– Тарас, как наши дела? – спросил Горовой, едва держась на ногах.

– Хреново, товарищ полковник! – крикнул летчик. – Второй пилот мертв, а я… Держитесь покрепче, попробуем приземлиться в поле!

Дальше все произошло стремительно. Самолет коснулся колесами шасси поверхности земли и помчался как сумасшедший. Когда оторвалось шасси, он продолжал еще нестись вперед на брюхе, сравнивая, будто утюгом, все, попадающееся на пути. Полковника, врача и раненого разбросало по салону, как игрушки.

Выбираясь из-под обломков, Горовой крикнул:

– Военврач Миронов, ты жив?

– Жив я, товарищ полковник, – отозвался тот откуда-то из темноты.

– А раненый? Раненый Калачев жив?

– Сейчас посмотрю, товарищ полковник. Он рядом, точнее, на мне лежит!

Горовой, пробираясь через препятствия, снова прошел в кабину пилотов. Летчик сидел в кресле, его руки лежали на штурвале, а голова свесилась на бок. Полковник приподнял ему голову.

– Мы перелетели через линию фронта, Дмитрий Андреевич, – прошептал летчик. – Здесь недалеко поселок. Чуток не долетели. Держитесь на восток. Я… я…

Он потерял сознание. Долго раздумывать не имелось времени, и потому Горовой принял решение сразу.

– Миронов? – крикнул он, повернув голову в направлении салона.

– Тут я, Дмитрий Андреевич.

– Калачев как?

– Не поверите, но и он пока жив, чертяка!

Не теряя ни минуты, полковник вытащил из-за штурвала раненого летчика и вынес на руках из салона. Затем он помог Миронову вытащить из самолета Калачева.

– Что теперь делать будем, товарищ полковник? – спросил военврач растерянно.

– Ныряй обратно, отыщи носилки, – сказал Горовой. – Только поспеши, а то машина взорваться может!

Миронов быстро нашел носилки и сбросил их из самолета на землю. К ним привязали раненых, чтобы не выпали по дороге, после чего Горовой выбрал те, что со Степаном, а со стороны его головы прикрепил к ручкам носилок ремень.

– Это волокуша, – объяснил он военврачу. – Будет тяжело волочь её по земле, но ничего не поделаешь. Бросить ребят мы не можем.

Хуже всего была неопределенность, в каком направлении двигаться. Решили придерживаться совета летчика и идти на восток.

Через пару километров они выбились из сил, таща за собой носилки с ранеными, как лошади на поле тянут плуги и бороны. Отдыхать приходилось все чаще и чаще, но силы их убывали.

Прошли еще несколько километров, и наконец где-то впереди, среди деревьев замелькали огоньки…

После того как госпиталь посетил генерал Бобылев и наградил Степана орденом, Калачев для всех стал и вовсе каким-то необычным, загадочным.

После «командировки» за линию фронта и лечения он изменился во всем. Выражение глаз стало холодным, лицо сосредоточенным и чрезмерно спокойным. Походка после травмы позвоночника тоже изменилась: опираясь на трость, Степан шагал осторожно и неуверенно.

Но полковник Горовой, встречавший его при выписке из госпиталя, этих перемен не заметил. Он хмурил брови и морщил лоб.

– Как чувствуешь себя? – поинтересовался Горовой, когда Калачев сел в машину.

– Так, как чувствовал бы себя любой с моим диагнозом.

– Прости, что по моему настоянию тебя раньше времени из госпиталя выписали. Увы, дело не терпит отлагательств.

– К новой командировке я не гожусь, – заверил Степан рассеянно. – Сам видишь, еле ноги за собой таскаю. Если только полегче, бумаги там перекладывать за столом, или ещё чего…

Как удивительна человеческая жизнь! Еще недавно эти два человека отстояли друг от друга на немыслимом расстоянии. Слишком остры и тягостны были воспоминания у Степана о прошлом, когда при прямом участии Горового рухнула его жизнь. Но Дмитрий Андреевич принял участие и в спасении его, вынеся полуживым из подбитого самолета и протащив на волокуше несколько километров до населенного пункта. Об этом и размышлял Степан, сидя рядом с полковником в машине.

Горовой тоже чувствовал налет отчуждения, а потому старался быть предельно искренним.

– Слушай, Степан, – доверительно начал он, коснувшись локтем Калачева. – Не буду лукавить и ходить вокруг да около. Дела наши плохи.

– Ты имеешь в виду хуже тех, которые у меня уже были до сегодняшнего дня? – ухмыльнулся тот встревоженно. – Мне снова пора сушить сухари или мазать лоб зеленкой? [12]

– Останови машину и погуляй, – приказал вдруг Дмитрий Андреевич водителю.

– Так вот, Степан, – продолжил Горовой, когда они остались одни, – насчет сухарей ты прав однозначно. Но хуже всего, если ты окажешься прав и относительно зеленки. Как раз сегодня на тебя возбуждают уголовное дело, а завтра должны уже были приехать за тобой прямо в госпиталь!

– Понятно, – вздохнул Степан. – Вытащили из задницы, использовали и снова затолкать обратно собираются. Ну? Какое на этот раз обвинение мне пришить планируют?

– У нас в стране всегда можно любого в чем-либо обвинить. Не мне тебе говорить об этом.

– А я прям магнит для обвинений, – усмехнулся Степан. – Что ни сделаю, так сразу «рыло в пуху».

– На этот раз и у меня оно «в пуху», – признался Горовой. – Сейчас статью подходящую подыскивают, так что…

– А тебя за какой бок цепляют? – удивился Степан. – Ты же из этих… из «непотопляемых», как говорят. Так какая в тебя торпеда угодила?

– Ты не справился с заданием, Степан… Вот ответ на все твои вопросы!

– Как же не справился? А орден за что дали?

– Орден дали, а жизнь или свободу заберут.

Они замолчали.

– Ты очень много в рапорте понаписал такого, о чем следовало умолчать. Я читал его и, признаюсь, пребывал в полном недоумении.

– И чего же я написал, что вам всем не понравилось?

– Ты был не в меру честен, – ответил Горовой. – Ну для чего ты расписал свою беседу с братом так подробно? Тебя послали уговорить его вернуться или доставить силой! Я понимаю, что Василий погиб по не зависящим от тебя обстоятельствам, и все же…

– Я написал, как мне было приказано. Только правду! – Степан начинал заметно нервничать. – Тот тип, с погонами капитана, которого присылал ко мне генерал Бобылев, настойчиво требовал написать все, что я помню!

– «Читатели» нашли, так сказать, между строк то, что им хотелось найти, – объяснил Дмитрий Андреевич. – Они посчитали, что брат тебе сказал гораздо больше, чем ты написал.

– Я что-то ничего не понимаю… – удивился Степан. – Разъясни мне, пожалуйста.

– Из твоего рапорта «некто» понял, что Василий был с тобой чрезмерно откровенен и поведал тебе то, о чем ты якобы намеренно умолчал.

– Но я ничего не умалчивал!

– Этого теперь не докажешь.

– Но почему?

– Рапорт твой немедленно засекретили и спрятали далеко-далеко, если вообще не уничтожили. А тот тип с погонами капитана, который заставлял тебя излагать только правду, найден мертвым у подъезда своего дома…

– И все же я никак в толк не возьму, чего в моем рапорте такого крамольного?

Дмитрий Андреевич поскреб в задумчивости подбородок.

– Генерал Бобылев был близким другом твоего брата, – нехотя сообщил он. – Тебе известно об этом?

– Конечно нет! – Степан был поражен.

– Раньше они всегда работали вместе, – продолжил Горовой. – И дружили – не разлей вода.

– Но мне Василий ничего об этом не рассказывал. – недоумевал Степан. – Даже намека про дружбу в разговоре не было.

– Генерал так не считает. Он уверен, что брат выложил тебе все!

– Не пойму, что именно?

– Ну, наверное, о том, что именно Бобылев предупредил Василия о его «опале». Он же помог благополучно перебраться в Финляндию и Швецию. Только вот…

Горовой замолчал и как-то странно повел себя. Он нервно хмыкнул, словно сболтнул лишнее, и стал озабоченно тереть ладони.

– Договаривай, Дмитрий Андреевич! – попросил Калачев. – Все равно мы уже столько наболтали лишнего, что подслушай нас кто-нибудь…

– Да, ты прав, – согласился полковник. – Причин что-то скрывать друг от друга у нас уже нет… В общем, дела они вместе делали. Об их дружбе знали все, а вот об общих интересах… Эту тайну друзья хранили очень строго.

– Наверное, они часть сокровищ от разысканных кладов оставляли себе? – предположил Калачев.

– Именно, – кивнул Дмитрий Андреевич. – Затем все зашло так далеко, что они друг для друга стали опасны. Любой из них мог «капнуть» на другого и… Одним словом, не спрашивай, откуда я почерпнул эти сведения, но это Бобылев первым донес на твоего брата. А затем он же предупредил Василия об его опале и предложил свою помощь.

– Постой, но почему он это сделал? – напрягся Степан.

– А ты не догадался?

– Нет.

– Он просто избавился от твоего брата, заимев возможность легко распорядиться его «кубышками», которые Василий при спешном бегстве не мог забрать с собой.

Степан был потрясен. Он сидел с открытым ртом и, как рыба на берегу, глотал ртом воздух.

– Ты забыл добавить, что, спровадив Василия за границу, Бобылев добился еще и того, что, ничего не зная об интриге, брат до конца считал мерзавца своим другом.

– Да, правильно, – согласился Горовой. – Кстати, ты тоже пострадал по вине этих двух «друганов»! Твой брат придумал план, а Бобылев его одобрил!

– Пусть это останется на их совести, – вздохнул Степан озабоченно. – Теперь мне не понятно поведение Бобылева. Почему он, чтобы заманить Василия на советскую территорию, выбрал именно меня?

– Всему виною клад скопцов! – сразил его наповал Дмитрий Андреевич. – Лично у меня остаются подозрения, что друзья, расставшись, вовсе не теряли из виду друг друга. А еще, полковник Бобылев был посвящен твоим братом в тайну клада скопцов. Он знал про Ваську Носова и приглядывал за ним при помощи старосты поселка Большой Ручей. Позднее твой брат поменял надзирателя на своего человека, но как бы то ни было… Это по приказу Бобылева партизаны не трогали Носова и вообще редко наведывались в поселок. Это…

– Подожди, постой, дай осмыслить! – взмолился Степан. – Все, что ты сейчас говоришь, у меня в голове не укладывается.

Полковник посмотрел на часы:

– У нас остается очень мало времени. Ты сейчас слушай, что я говорю, а осмысливать потом без меня будешь.

– Но-о-о…

– Одним словом, пока твой брат занимался вывозом ценностей для рейха из других оккупированных территорий, – продолжил Горовой, – он не интересовал Бобылева, и тот не отправлял за Василием никого. А вот когда ему доложили из надежных источников, что твой брат собирается в Брянск, тут полковник занервничал. Он конечно же при желании много раз мог убить Василия, выслав за его жизнью сотни людей, но не делал этого. А почему?

– Почему? – Степан повторил вопрос одними губами.

– Потому, что Василий был нужен ему живым, так как мог привести его к кладу скопцов.

– Василий никогда бы так не поступил, – возразил Калачев – Он считал клад скопцов только своим.

– Это знал и Бобылев, – не дав ему договорить, продолжил Дмитрий Андреевич. – Вот потому и пал на тебя со всех сторон странный выбор. Про тебя вдруг вспомнили, вытащили из мест не столь отдаленных, вернули на службу и… дали такое задание, которое мог выполнить только ты один!

– Меня как приманку подослали к брату…

– Совершенно верно, – усмехнулся Горовой. – Тебе дали задание заведомо невыполнимое, Степан. Бобылеву было известно, что Василий никогда не вернется обратно на родину и никого не подпустит к себе близко, кроме…

– Кроме меня!

– Вот именно. На то и был расчет. Отдав Бобылеву должное, психолог он превосходный. Он знал, как мучительно Василий переживал и проклинал их совместную затею относительно твоего осуждения. А вот отправив тебя к нему… Бобылев конечно же был убежден, что твой брат не поверит лепету насчет счастливого возврата на родину и что ему за предательство ничего не будет! Но он так же знал, что Василий больше не отпустит тебя от себя: увидев тебя живого и невредимого, он станет просто счастлив. Василий должен был уговорить тебя остаться с ним и привести к кладу. Вот тогда бы заработал основной план, и в дело вступил бы тот, кто…

– Тот, кто должен был нас с братом ликвидировать, – продолжил за него Калачев. – И этим человеком конечно же…

– Им был Стрелец, известный тебе проходимец Яшка-хромой, – продолжил полковник. – Только вот все сложилось иначе: ты вернулся, Василий погиб, деньги уничтожены, а генерал Бобылев зол на весь мир!

– Но мне обо всех этих интригах ничего не было известно! – воскликнул Степан, теряя выдержку и терпение.

– Я же сказал: Бобылев так не считает, – ухмыльнулся Дмитрий Андреевич. – А потому ты обречен, Степан Аверьянович.

– Вот проклятье! – возмутился Степан. – Так почему этот, гм-м-м… – даже не знаю, как назвать этого борова – почему он вручил мне орден?

– А ему нельзя было поступить иначе, – ответил Горовой. – Ты был отправлен на задание официально и очень большие чины знали об этом. Бобылев поставил перед тобой вполне конкретные задачи, о чем и было доложено руководству. А вот основную подоплеку твоего задания не знал никто, поверь мне!

– То, что все получилось не так, как было им задумано, Бобылев, естественно, умолчал, и фактический провал он умудрился преподнести начальству как успешно проведенную акцию по ликвидации крупного предателя? – предположил Калачев.

– Ты абсолютно прав, – ухмыльнулся Дмитрий Андреевич. – О каком провале можно говорить, когда цель достигнута? Тебя официально посылали в тыл врага за братом-предателем. Ты должен был убедить его вернуться или уничтожить! Так вот, убедить его вернуться ты не смог, а потому и ликвидировал! За что и получил орден!

Генерал Бобылев с твоим возвращением потерял покой. Он считает, что теперь ты знаешь о нем все, а его карьера и жизнь зависли на волоске. Если ты раскроешь рот, то ему конец – вот чего боится генерал Бобылев, понял? А еще у него есть мысль, что смерть Василия вами разыграна, тот жив и здоров, а тебя послал обратно, дабы уничтожить своего бывшего друга и соратника подлым доносом!

– Одним словом, я влип еще крепче, чем прежде, – признал свою беспомощность Степан. – Если раньше вопрос стоял относительно моей свободы, то сейчас я фактически приговорен к смерти!

– И я на этот раз составлю тебе компанию, – подтвердил Дмитрий Андреевич. – став очень опасным для Александра Владимировича Бобылева. Так что… – он развел руками и горько ухмыльнулся.

– Ты, наверное, что-то придумал, раз выписал меня из госпиталя раньше времени? – предположил Степан.

– Да, держи вот, – полковник Горовой протянул ему пакет – Здесь твое новое назначение, подписанное мною сегодняшним числом, пока я еще не смещен с должности и не заключен под стражу.

– Считаешь, это выход? – усомнился Калачев. – Если захотят меня устранить, то из-под земли достанут.

– Во всяком случае, я сделал все что смог, – ответил Дмитрий Андреевич, пожимая плечами. – Прощай, Степан, и не держи зла на меня. Если раньше я был игрушкой в чужих руках, то сегодня я постарался искупить свою вину перед тобой, насколько позволяли мои возможности.

Они пожали друг другу руки, Горовой позвал водителя, и машина продолжила свой путь.