В деревне Сусанино давящая и липкая тишина. В небе палящее солнце, на земле зной. Улицы безлюдны, будто мор свалился на деревеньку или ворог стоит у ворот, а если кто и покажется, тот тут же спешит скрыться за тесовым забором. Пришло еще одно послание патриарха Иоасафа. Писал такие же послания бывший патриарх Никон, новый шлет, увещевает и грозит потомкам Ивана Сусанина, чтобы они, белопашенцы и свободные люди, подчинились бы собору и молились бы по новопечатным книгам, тремя персты, совершали бы обряды по новым уложениям.

Никита Минин, он же Никон… Его Амвросий Бережнов хорошо знал по давним встречам. Ведь они погодки. Жил ладно, просвещал народ русский. Потом его судьба пошла по крутой тропинке: умерли дети, он уговорил супругу постричься в монахини и сам постригся в монахи, приняв имя Никона…

В доме наставника Амвросия совет, собрались мужики-раскольники, чтобы еще раз обрешить эту беду. В послании прямо сказано, что откажись белопашенцы от новой веры, то лишат их свобод, земель и званий мужицких. Амвросий грузно ходил по Горнице, поскрипывая половицами, ровно говорил:

– В расколе виноват не один Никон, виноват и царь, и иерусалимский патриарх Паисий, коий убедил царя и покойного патриарха Иоасафа, что по всей земле молятся тремя персты. Может, и так, но на Руси все должно остаться как было. Русь одна, а чужеземных земель много… Паисий прикинулся незнающим и говорил еще Никону, что праведное моление в три перста. А ведь греки, что увели наших от язычества, молились двумя персты. Тройное перстосложение придумали проклятые римляне. Потому я говорю, что мы будем молиться двумя персты, соблюдать старые обряды. Но кто слаб духом, тех не зову. Пусть каждый за себя решит. Мы же будем уходить на Выг-реку и ставить там свой острог. Там уже поставили скит братья Денисовы – потомки князей Мещерских, образовали пустынь. Они зело грамотны, один из них учился в Киевской коллегии. Я получил от них свиток, зовут к себе всех гонимых, не приемлющих ереси.

Вздохнул, потеребил бороду, снова заговорил:

– Можно ли верить в те книги, которые правил Никон с брандохлыстом Арсентием Греком. Ведь Арсентий Грек, коего приветил у себя еще Иоасаф, поначалу был иудеем, потом католиком, магометанином, польским униатом, принял у нас христианство. Но был опознан и заточен в монастырь. Пришел Никон, выволок этого прощелыгу, дал ему стило, и он начал править книги. Властолюбие Никона нам ведомо. Счас, сказывают, он бежал из заточения и бунтует с разбойником Степкой Разиным. Но не надо думать, что раскол начался с Никона. Он начался давно, еще с новгородцев, с Максима Грека, тоже ладный блудослов, хоша не без ума человек. Одно радует, что народ не шибко тянется к этой ереси, идут к ней властные или совсем забитые. Но с нами такие мужи, как протопоп Аввакум, коий давно боролся и борется за благочестие в церквах, ибо там все провоняло вином и псиной. С нами боярыня Морозова, многие бояре и князья. Все эти люди хотят видеть Русь чище, сильнее. Никон же все взъерошил и похерил. Все. По домам и думайте. Сяду писать письмо царю…

Амвросий остался один. Домочадцы замерли по своим закуткам, боялись нарушить покой сурового заговорщика.