ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Зашел Александр Гулов в магазин как раз перед закрытием. Папирос купить. Дело было, конечно, не в папиросах. Хотелось ему с глазу на глаз поговорить с продавщицей об Илье. Но торчала у прилавка Андрониха, не уходила. Чуяла бабка: тут кое-что разузнать можно. Однако молчал председатель, ждал. Наконец, воровато куснув взглядом Александра, затолкала бабка в потертую клеенчатую сумку мешочек с сахаром, засеменила к дверям. Проводил ее глазами Гулов и повернулся к прилавку.

– Слушай, Соня, зачем ты хороших людей оговариваешь?.. – начал он спокойно.

– Кого бы это?.. – взвилась на дыбы та.

Накипела на Сонином сердце злоба на председателя. Засудили Костю на три года в исправительный лагерь, так теперь Илья не отходит от Тани. Дров ей напилил на всю зиму, березовых, жарких. Накосил сена для коровы. И на звероферме они всегда рядом, помогают друг дружке. Бунтует Сонина душа от ревности. Провела Соня с Ильей всего-навсего две вороватые ночки. Прячется Илья от Сони, трудно его залучить, а на веревке милого не приведешь в дом. Но считает Соня Илью своим и отдавать его никому не намерена.

– Верни Илье деньги, которые с книжки сняты! – Напирает она на председателя. – Чужими деньгами решил артельные дыры заткнуть. Дружку-то небось за колючую проволоку переводики шлешь из Илюхиных Денег. Не свои выкладываешь!..

– Ты-то чего в чужих карманах считаешь? – мрачно возражает Гулов. Сам он при большой семье своей и артельных заботах никак не мог скопить денег на заветную дюралевую лодку с подвесным десятисильным мотором.

– Костины деньги, если хочешь знать, получит Таня. Илье вернем долг после отчетного года, да и то, если будут лишние. Илья против ничего не имеет. А чего бы тебе целить на Кучумовы доходы?..

– Не суйся в нашу семейную жизнь. Знаю, для чего отправил Илью с Танькой на Соболиный… Знаю…

Гулов усмехнулся и возразил:

– Семьи у вас с Ильей нету. Да и получится ли – вопрос. Прошу тебя, не губи жизнь парню…

– А о моей жизни ты подумал? – вдруг заплакала Соня. – Кто мне поможет?

– Найдешь себе мужика. Баба ты красивая, в соку… – утешительно начал председатель, но Соня перебила его.

– Найдешь… Будь мужики грибами, нашла бы. Кто меня подберет с Илюхиным привеском? Второй месяц брюхатая от него. – Она вытерла халатом глаза и совсем спокойно продолжала: – Саша, ты умный мужик, загляни в мое нутро… Мне тридцать лет. Я жить хочу, как все бабы. Красивая, здоровая… А ничего не получается… Мужики на меня засматриваются, да все по-кобелиному. Противно мне это. И ты такой же! Вот скажу сейчас: пройди в горницу, за эту занавеску – пойдешь ведь, не откажешься…

Гулов смешался. Зарозовели кончики ушей.

– Одно тебе, Соня, скажу. Таня дорогу твою не переходила. Чего ты ненавидишь ее? – перевел он разговор.

– Боюсь, Сашенька, за Илью. Соперница она моя страшная. Я, может быть, за это себя ненавижу. А что поделаешь… На мой роток не накинешь платок… Оставлю Таньку в покое, когда вернешь Илье деньги и мы с ним распишемся, свадьбу сгуляем. Скоро он должен возвратиться из тайги…

– Соня, а если уехать в город? – продолжал Гулов. – Илью ты не любишь. Он тебе и деньги отдаст. Купишь дом, легковую машину, найдешь мужа городского, образованного.

– Вон ты о чем! А еще коммунист…

– Тьфу ты! Баба, она баба и есть!.. – не выдержал председатель, хлопнул дверью и ушел из магазина, дав слово не ввязываться никогда посредником ни в какие любовные истории.

Югана придирчиво осматривала жениха и невесту, перед тем как сказать Кедру-богу важные слова.

– Гляди, Дух великих юганских урманов! Это молодой вождь племени Кедра. За его спиной – тугой охотничий лук. Колчан из выдровой шкуры полон метких стрел. На ремне – нож из крепкой русской стали в берестяных ножнах. На голове молодого Шамана – корона из самых счастливых и самых сильных перьев таежных птиц. Ноги вождя быстрее лосиных. Вышиты бисером узоры на голенищах летних унтов. Ты, Кедр-бог, дай ему свою мудрость…

Югана разговаривала с кедром. Андрей тихо переводил Лене слова старой эвенкийки.

– Сейчас Югана будет воспевать твою красоту.

– Ты, Кедр, знаешь невесту. Я тебе рассказывала о ней. Вот она! Ноги ее не топтали охотничьих троп. Она не умеет поставить чум и сварить в берестяной посуде еду на костре. Она не умеет добывать в тайге пищу для мужа. Не натянуть ей тетиву лука и не пустить стрелу в зверя. Но всему этому ее научит Югана. Смотри, Кедр, какой хороший на ней свадебный эвенкийский наряд. На русской женщине платье бархата утреннего солнца. Белый замшевый пояс шит бисером, что ночное небо звездами. На поясе – нож, кованный парусным цыганом. Красивая голова у невесты, красивей белых перьев лебедя… Югана все сказала.

Андрей с Леной обменялись ножами. Югана вытащила из кармана кусочек замши с двумя завернутыми кольцами. Одно – золотое, женское, другое – бронзовое, мужское.

– Даша, мать Андрея, просила Югану передать кольцо девушке, которая станет любить Андрея. Кольцо Орлана будет носить сын вождя.

Волосы Лены распущены. Югана отрезала ножом маленькую прядь, вытащила из колчана тупоконечную беличью стрелу, привязала прядь оленьей жилкой. Андрею не нужно подсказывать. Он знает, что делать.

Стрела умчится высоко в небо, воспоет девичью красоту и оповестит всю белую тайгу о свадебном костре. Стрела пригласит всех добрых духов на пир.

Тугой лук натянут сильной мужской рукой. Тетива всхлипнула – стрела ушла вертикально в небо.

– Выбери самое красивое место и самое счастливое на земле, – сказала Югана улетевшей стреле.

– Вот она! – радостно крикнула Тамила, увидев падающую стрелу.

– Лена, разводи на этом месте свадебный костер, – велит Югана невесте…

Прошел день. Солнце легло на закат. Югана веселая. Андрей с Леной счастливые. Тамиле немного грустно: почему ей всего шестнадцать, а не восемнадцать лет?.. Но придет день, когда загорится и от руки Тамилы свадебный костер.

На берегу стоят две палатки с марлевыми пологами внутри. Комаров и мошки нынче много в тайге. Однако Югану гнус совсем не трогает. Облетает мошка Андрея, Лену и Тамилу. Если бы сейчас посторонний человек сел рядом с Юганой на замшелую дерновину осевшего берега, его бы сразу доняли комарье и мошка. А Югана сидела бы, посмеивалась. В старину спасала от гнуса сетка из дели, пропитанная дегтем, которую накидывали на голову. Дегтярная сетка пачкала одежду. А Югана свое сделала открытие: одеколон и духи «Кармен», которые она окрестила «Цыганка», прогоняют комарье и мошку. Теперь, уходя в тайгу, Югана вместе с порохом и дробью берет с собой запас духов. Очень удобно: волшебный дух освежает лицо, молодит сердце, а гнуса пугает.

Свадебный костер позади. Была вкусная еда. Пила Югана винку. Андрей с Леной тоже маленько пили. Тамила шампанское пробовала. И вот перед закатом солнца надо Югане с Леной сходить к Березе-Матери.

Береза-Мать считалась у эвенков племени Кедра добрым духом материнства, помогающим при родах и бесплодии. Мужчинам нельзя подходить, когда женщины разговаривают с Березой. Женщина просит у духа материнства легких родов, просит, чтобы бесплодие не коснулось ее живота.

Духом материнства выбрали эвенки не простую березу. Толстый низкорослый ствол с пышной кудрявой кроной изогнут полукоромыслом. Дерево своими очертаниями очень напоминает беременную женщину. С утра нарядила Югана березу в бархатное платье. Легкий ветер прижимает бархат к стволу, плещутся концы большого шелкового платка, повязанного пониже первого сука. Стоит береза в праздничном платье.

На этот раз Югана разговаривала с духом по-русски, чтобы могла понять Лена: нет рядом Андрея, некому переводить.

– По всей тайге живут твои дети. Все женщины на земле – твои сестры. Югана просит, чтоб у жены Шамана был всегда такой же крепкий и большой живот, как у тебя, чтобы всегда она рожала парней и маленько девочек…

– Сколько детей выпросила Югана у духа материнства? – полюбопытствовал Андрей, когда женщины вернулись на стоянку.

– Югана просила у березы дать мне столько детей, сколько на ветвях листьев, – улыбнулась Лена, присаживаясь к вечернему костру.

Старуха закурила трубку, подкинула в костер смолевые корни. Ожил огонь – распустил длинные языки.

– Тамила спит?

– Да, Югана, пусть отдыхает.

– Расскажи нам легенду про березу, – попросила Лена.

– Маленько язык присох. Мочить надо.

Лена плеснула в стакан спирт, развела шампанским. Югана отпила глоток, поставила стакан на берестяной лист, служивший столиком.

На берегу Алтымигая сидел Илья у костра, прижавшись спиной к низкому осиновому пню, и курил красивую лакированную трубку. В трубке, подаренной Соней, хрипело, как в простуженном горле. Прокопченным пальцем привычно осадил махорку, неторопливо затянулся крепким дымом. По другую сторону костра Таня склонилась над толстой тетрадью. Илья грустно вздохнул. Да и как ему не вздыхать: не насмотрится на Таню, одетую в костюм шайтанки – спортивные брюки и кофточка плотно обтягивают стройный стан.

«Совсем как нагишом, – думает Илья. – Хорошо бы иметь жену такую, как Таня…»

Скоро месяц Таня с Ильей ведут наблюдения за соболями близ Ледового озера, делают примерный подсчет количества зверьков, которых можно отловить осенью и пополнить поголовье зверофермы. Обнаружили они еще семейство бобров, недавно поселившееся в верховье Алтымигая.

Таня делала записи в дневнике, слышала редкие тяжелые вздохи Ильи.

– Что с тобой? – оторвалась Таня от тетради.

– Трубка хрипит, к дождю, верно, – ответил Илья, а про себя подумал: «Будь ты на моем месте, не так вздыхала бы. Сонька родить хочет. Женить меня на себе хочет. Требует с ней отметину на паспорте ставить».

– Ты не заболел случайно? – встревожилась Таня.

Илья отрицательно замотал головой и спросил в свою очередь:

– Какой след на бумаге бросала?

– Ваши с Костей данные, Илья, точнейшие! Получается, что за один весенний месяц можно забрать щенят из нескольких сотен гнезд. Вот здорово!..

– На бумаге… – мрачно бросает Илья.

– Что на бумаге? – недоумевает Таня. Костер не дает ей разглядеть получше выражение лица говорившего.

– Останемся с пустыми руками, – поясняет Илья. – Самолета нет.

– Да, ты прав… – озабоченно соглашается Таня, и сразу перед глазами ее встает картина: Костя в самодельном шлеме улыбается ей из кабины старенького «У-2».

Илья видит: задумалась Таня. Глаза молодой женщины смотрят выше пихтовых вершин. Дым, стелясь по земле, изредка тянул в сторону Тани, обтекал грудь ее и плечи. Лицо Танино в такие минуты казалось Илье прекрасным духом Огня.

В десятке шагов от костра-дымокура плещется Алтымигай. Солнце щупает скользящими лучами землю, собираясь уйти на ночлег в далекую тундру. Подползли чуткие сумерки. Таня присолила только что пойманную рыбу, уложила в берестяной кузов и ушла в палатку спать.

Немного в стороне от костра и палаток берестяном навес. Под ним натянут из цветастого ситца защитный полог от комаров. Спать Илье не хочется. В вечерние часы любит он сидеть у костра и слушать голос дремлющей тайги. Лепечет говорливая листва осин. Комариные облака еще звонче титинькают в вечернем влажном воздухе. Совсем недалеко от стоянки, метрах в трехстах, – бобровая плотина. Грибами торчат из воды бобровые хатки. Ухо Ильи ловит тихий скрежет – это бобр подрезает молодую осинку. Ждет Илья, когда раздастся всплеск упавшего дерева. А затем снова наступит тишина. Бобр обычно, свалив дерево, прекращает работу, прислушивается, прощупывает лесные шорохи – нет ли опасности.

Бесшумно подплыл крупный самец к самому берегу, высунул из воды усатую голову. Рассматривает угасающий костер и неподвижно сидящего человека.

Илья стукнул потухшей трубкой о полено, выбил пепел. Испуганный бобр сильно ударил мускулистым хвостом по воде и нырнул. Илья вздрогнул от неожиданности, выругался.

– Дурак, зачем стреляешь?..

Подкинул таежник к тлевшим головешкам несколько поленьев. Снова заплясало веселое яркое пламя.

В эту ночь не тянуло Илью в полог. Там он один, а здесь его вечный друг – огонь. Дашь хорошую еду огню, он от радости весело пляшет. Человеку рядом с ним тепло и приятно в бессонные ночи.

Встретил утро Илья с открытыми глазами. Подновил притухший костер, повесил на таган медный чайник. Солнце с потягом, лениво забралось на макушки деревьев. Спросонья купалось в тумане. Не спеша, расплескав дымку, гляделось в речушки и озера. Подсушивало росы на луговых травах. Полыхало разноцветьем на влажной хвое. Такими утрами на гарях клохчут глухари, пурхаются в золе. Близ порхалищ устраивают засады соболи.

Чай вскипел. Илья налил в кружку, кинул заварки. Преет, томится чай. Видит Илья солнечный янтарь в кружке. Прихлебывает чай, и бежит по жилам солнечная кровь, приятной волной бьет в сердце, поет: «Хорошо жить!»

Пришла к костру Таня, позавтракали на скорую руку. И снова она, расположившись у огня, занялась тетрадными записями.

– Когда кедр был орехом и лежал в материнской шишке, – неторопливо начинает Югана легенду, – на земле случилось горе. Злой дух болот прикуривал трубку от молнии. Упала искра в мох, и загорелась тайга. Все лето стоял дым над Юганом. Гуще густого тумана стоял. Жарко горела тайга. Сосны и кедры ложились на землю пеплом. Сухой, горячий ветер развеивал его. И попросил вождь племени Кедра, которого звали Вах, потушить огонь и наказать злого духа болот. Но требовало небо в жертву самую юную и красивую девушку племени. Ее звали Ланки. По-русски значит Белочка. Ответил Вах небу: не дают в жертву девушек и женщин эвенки племени Кедра. Тогда небо согласилось взять в жертву оленя. Пришел сильный дождь. Земля стала черной и ровной. По ней не ходили звери, не летали птицы. Привел своих людей Вах на место, где мы сидим сейчас. Приказал вытащить из лодок мешки с кедровым орехом. Женщины вытащили на берег мешки. Попросил вождь Ланку высыпать из мешков орехи на шкуры и выбрать из них самый крупный. Пять дней Ланки выбирала крупные орехи из крупных. Наконец нашла единственный, больше которого не было. И сказал тогда Вах: «Из этого ореха вырастет Царь-Кедр. Пусть Ланки закопает орех в золу недалеко от берега».

Югана умолкла, потянулась к стакану, отпила два маленьких глотка разведенного спирта.

– Это похоже на правду, а не на легенду, – шепнула Лена Андрею, а старая эвенкийка поглядела на них и снова перенесла взгляд на огонь костра.

– Эвенки разбросали по пустой земле все крупные орехи, – продолжала Югана. – Вах сказал: «Люди моего племени, эту землю не должен больше трогать огонь. Огонь любит хвойный лес. Мы сильнее огня. Березы будут беречь кедры. Пусть живут рядом.» И Вах послал женщин на далекую березовую гриву, и они привезли оттуда в обласах маленькие березки и рассадили белоствольные деревца на выжженной земле.

Все привезли стройные молоденькие березки. А Ланки выкопала дерево длиной в облас, изогнутое коромыслом. Долго смотрел на Ланки и березу вождь. Потом сказал девушке: «Когда я умру, ты станешь женой молодого вождя. Посади эту березу и вырастет дух Материнства эвенкийских женщин». Ланки взял в жены молодой вождь. Но не рожала она детей и молила березу Материнства дать ей сына. Береза молчала. Пять раз приходила жена вождя к березе, пять лет просила. На шестой год, весной, Ланки пришла к березе, ножом ударила по стволу, брызнул сладкий сок. Жена вождя поставила туес. Наполнился туес до краев соковицей. Сказала Ланки: «Я взяла твою кровь. Возьми и ты мою». Ножом разрубила она свой палец. Кровью облился ствол. Сказала тогда береза жене вождя: «Обмой моим соком рану, и заживет палец». Еще велела женщине береза выкупать живот соковицей и идти спать в чум мужа. И тогда у Ланки родился сын.

Югана затянулась трубкой так, что сразу окуталась клубами сизого дыма.

– Позднее вошло в обычай, – пояснил Андрей тихонько, – обязательно сажать на этой земле молоденький кедр, когда у эвенка рождается сын. Родится дочь – женщина привозит сюда березку. Здесь растет кедр моего отчима. А рядом с березой Материнства…

– Югана показывала, мне свою березу. Унга, ее бабка, сажала деревцо, – тоже шепотом говорила Лена.

Плещутся тихо о берег вечерние волны. Тихие думы у Юганы о далекой юности на этой земле. Пусть вспоминает Югана. Не нужно тревожить ее. Сегодня она переговорила со всеми духами урмана. У всех просила счастья Андрею и Лене.

Восходящее солнце хлынуло на землю. Умирал утренний костер на берегу маленького озера Ащал. Об этом озере ходили у эвенков разные легенды: что оно без дна, что в нем живет злой дух, который пенит и волнует озеро даже в безветренную погоду. На этих-то берегах прошлой осенью выпустили Костя с Ильей около двадцати соболей с меткой на ушах. Нужно выяснить, прижились ли на берегах Ащала щенята, вскормленные кошками, не потянуло ли их обратно, к дармовым кормам Соболиного острова.

Вечером положил Илья в клетки-ловушки духмяную паргу с мясом. Не пустыми оказались на утро ловушки. Восемь соболей метались и урчали в них. Тане нужно знать, как себя чувствуют зверьки на воле, вдоволь ли добывают корма, не страдают ли болезнями, охотно ли пойдут на подкормку в летнее время. Все наблюдения она подробно записывала в дневник.

После завтрака собрались Андрей с Леной в священный лес кедров и берез. Югана, проводив их немного, вернулась, закурила трубку и все поглядывала на реку.

– Что ты рассматриваешь там, мама? – спросила ее Тамила.

– Уши молодые разве не слышат? Мотор стучит, люди едут к нам, – ворчливо сообщает цыганочке Югана.

Действительно, через час к берегу причалила мотолодка.

– Петка-журналист приехал на Березовую речку, – приветливо сказала Югана, пожимая Петкину руку.

– Он самый, Югана!

– Это Тамила. Дочь Юганы, – указав трубкой на цыганочку, добавила старуха: мол, знакомься. – Садись, пей маленько винки. Потом плохие известия говорить станешь Югане, – наливая в стакан разведенный спирт и ставя его на берестяной лист, говорила старая эвенкийка.

– Почему ты, мама, думаешь, что он привез плохие известия?

– Хорошие новости по Югану сами летят. Плохие – люди везут.

– Костю осудили на три года, – сказал Петка, когда выпил спирт и закусил вареным язем.

– Дробью медведя не стреляют. На честного человека ловушку не ставят. Пошто Костю посадили в каталажку? – удивилась Югана.

– Я был на суде. Костя маленько сглупил: от защитника отказался…

– Кто таки щиты? – спросила Югана, не понимая слова «защитник».

– Это человек, который защищает подсудимого, – пояснил, как мог, Петка.

– От закона щит не нужен честному человеку. Правильно сделал Костя… Югана слушает Петку-журналиста.

– Обвинили Костю вот в чем: незаконно пользовался самолетом, занимался отловом соболей в запретное для охоты время, отстреливал лосей без разрешения…

– Хо! Слепой суд ругал зрячего человека. Пошто охотники, рыбаки Югана молчали?..

– Те, кто был на суде, не молчали…

– Костя в каталажке сидит?

– Да, Югана.

– Гул-Сашка, председатель, писал бумагу?

– Есть у меня от председателя подробный материал. Но главным защитником Кости будешь ты, Югана…

– Понимает Югана журналиста-Петку.

– Я напишу о тебе, Косте, Илье и самолете в газету…

– Петкино перо – дух правды. Оно имеет сильный голос, его должны слышать люди Югана, – убежденно говорит старая эвенкийка.