22

Хрупкий ледок покрывал дворы и улицы Дорчестера, заключив мир в сверкающий панцирь. Январское небо, серое накануне, стало чистым и голубым, но температура опустилась ниже нуля.

В воскресенье утром, на следующий день после визита в салон, Эрин посмотрела в унитаз после того, как помочилась, и увидела немного крови. Почка все еще пульсировала болью, спину простреливало вверх до лопаток и вниз до крестца. Боль не давала заснуть несколько часов, пока Кевин храпел рядом, но, к счастью, все оказалось не так серьезно, как могло быть. Прикрыв за собой дверь спальни, Эрин поковыляла в кухню, утешая себя, что всего через пару дней все закончится. Нужно быть осторожной и не вызвать у Кевина подозрений, нужно разыграть свою карту точно и верно. Если она не скажет ни слова о вчерашних побоях, у него возникнут подозрения. Если она переиграет, у него тоже возникнут подозрения. За четыре года ада Эрин усвоила правила.

Кевину нужно выехать в полдень, хотя сегодня и воскресенье. Эрин знала, что он скоро поднимется. В доме было холодно. Она натянула фуфайку поверх пижамы — по утрам Кевин против этого не возражал, слишком мучимый похмельем, чтобы обращать внимание, как она выглядит. Эрин начала варить кофе, выставив на стол молоко, сахар, масло и джем. Она разложила серебряные приборы и поставила возле вилки бокал ледяной воды. Потом опустила в тостер два ломтика хлеба, не собираясь, однако, поджаривать их прямо сейчас. Пристроила на кухонном столе три яйца, чтобы были под рукой, и выложила на сковородку несколько полосок бекона. Они шипели, а концы подпрыгивали, когда в кухню приплелся Кевин. Он присел к столу и выпил свою воду в ожидании чашки кофе.

— Спал как убитый, — сообщил он. — Когда мы вчера пошли спать?

— Часов в десять, наверное, — ответила Эрин, ставя кофе рядом с опустевшим бокалом. — Время было не позднее. Ты много работал, и я поняла, что ты устал.

Его глаза были в красных прожилках.

— Извини за вчерашнее. Я не хотел. На работе очень напряженная ситуация. После инфаркта Терри я вкалываю за двоих, а на этой неделе начинаются слушания по делу Престон.

— Ладно, — ответила она. Пока Кевин говорил, в кухне запахло перегаром. — Завтрак будет готов через несколько минут.

Когда она переворачивала бекон вилкой, кипящий жир брызнул ей на руку, и на какое-то время Эрин забыла о боли в спине.

Когда бекон покрылся хрустящей корочкой, Эрин положила четыре полоски на тарелку Кевина и две себе. Вылив жир в жестяную банку из-под супа, она вытерла сковородку бумажным полотенцем и побрызгала маслом. Действовать приходилось быстро, бекон не должен остыть. Эрин включила тостер и выпустила на сковородку яйца. Кевин любил среднепрожаренную яичницу, обязательно с целым желтком, и Эрин стала настоящим экспертом в ее приготовлении. Сковорода была еще горячей, и яичница сразу поджарилась.

Она выложила два яйца Кевину и одно себе. Выскочили тосты. Эрин положила оба куска на тарелку Кевина.

Она тоже присела за стол, потому что муж любил, чтобы они завтракали вместе. Кевин намазал тост маслом и положил сверху виноградного желе. Разболтав вилкой желтки, которые потекли, как желтая кровь из струпьев, Кевин принялся подбирать их тостом.

— Что ты будешь сегодня делать? — спросил он, отрезая ребром вилки белок и принимаясь жевать.

— Думала помыть окна и заняться стиркой, — ответила Эрин.

— Постельное тоже надо бы постирать, после нашего-то кувырканья вчера вечером, — приподнял он брови. Волосы Кевина торчали во все стороны, в уголке рта остался кусочек белка.

Эрин подавила отвращение и сменила тему.

— Как ты считаешь, Престон осудят?

Он откинулся на спинку стула и потянулся, расправив плечи, после чего снова сгорбился над тарелкой:

— От обвинителя зависит. Хиггинс, конечно, грамотный, но у Престон ловкий адвокатишка. Вывернет все факты наизнанку.

— Ничего, ты его переиграешь. Ты же умнее того адвоката.

— Посмотрим. Меня бесит, что суд будет в Марлборо. Хиггинс хочет меня подготовить во вторник после заседания.

Эрин все это уже знала и привычно кивала. Дело Престон широко освещалось в печати. Суд начнется в понедельник в Марлборо, а не в Бостоне. Лоррейн Престон обвиняли в том, что она, якобы, наняла человека убить своего мужа. Дуглас Престон был миллиардером и главой хеджевого фонда; его аристократка супруга широко занималась благотворительностью, помогая всем — от музеев и симфонических залов до престижных городских школ. Освещение сенсационного процесса поражало воображение: дня не проходило без статей на первой полосе и отдельного упоминания в вечерних новостях об огромном состоянии, страстном сексе, наркотиках, предательстве, супружеской неверности, организации убийства и внебрачном ребенке. Из-за этой прямо-таки рекламной шумихи суд перенесли в Марлборо. Кевин участвовал в расследовании и вместе с другими детективами в среду должен был выступить на суде. Эрин следила за новостями, но Кевину льстило, когда его расспрашивали.

— Знаешь, что тебе нужно после процесса? — спросила она. — Сходить куда-нибудь развеяться. Одеться получше и поехать в ресторан. Со мной. У тебя ведь в пятницу выходной?

— Мы же ходили в ресторан на Новый год, — недовольно буркнул Кевин, размазывая желток по тарелке. Его пальцы были испачканы джемом.

— Не хочешь в ресторан, давай я приготовлю что-нибудь особенное дома. Что хочешь. Выпьем вина, разожжем камин, я могу надеть что-нибудь сексуальное. Можно устроить романтический вечер. — Кевин поднял глаза от тарелки, а Эрин продолжала: — Я готова к экспериментам, — промурлыкала она, — а тебе нужно отдохнуть. Мне не нравится, когда ты так много работаешь. Скоро тебя все преступления раскрывать заставят.

Он постукивал вилкой по тарелке, пристально глядя на жену.

— Что это ты подлизываешься, строишь из себя пусю-мусю? В чем дело?

Придерживаясь своего сценария, Эрин резко встала:

— Ладно, забудь. — Она схватила тарелку, и вилка брякнулась на стол, а потом на пол. — Я пытаюсь быть нежнее, раз уж ты уезжаешь, но если тебе не нравится — прекрасно. Я тебе вот что скажу — ты разберись, чего тебе надо, и говори мне иногда, о’кей?

Эрин подошла к раковине и с силой отвернула кран. Она знала, что удивила его, чувствовала, как в нем борются гнев и замешательство. Она подержала руки под струей воды и поднесла к лицу. Часто задышав, пряча лицо, она изобразила подавленное рыдание и шевельнула плечами.

— Ты что, плачешь? — спросил Кевин. Она слышала, как отъехал по кафелю стул. — Какого черта ты плачешь?

Она прерывисто ответила, очень стараясь, чтобы голос звучал расстроенно:

— Я уже не знаю, как быть. Я не знаю, чего ты хочешь. Такой важный процесс, на виду у общественности, на тебя оказывается огромное давление…

Она почти прорыдала последние слова, чувствуя, что он подошел вплотную. От его прикосновения она вздрогнула.

— Да ладно, чего ты, — ворчливо сказал он. — Тебе не о чем плакать.

Эрин порывисто обернулась и уткнулась лицом в его грудь.

— Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, — заикаясь, проговорила она, вытирая мокрое лицо о рубашку Кевина.

— Ладно, что-нибудь придумаем. Будут у нас выходные, обещаю.

B качестве извинения за вчерашнее. Она обняла его и прижала к себе, шмыгая носом и судорожно вздыхая.

— Извини, что я с утра пораньше… Вечно я брюзжу из-за ерунды. На тебя и так столько навалилось…

— Ничего, справлюсь, — сказал Кевин.

Эрин, не открывая глаз, потянулась его поцеловать, отстранилась, вытерла ладонями мокрые щеки и снова прижалась к нему, чувствуя, что он начинает возбуждаться. Она знала, что демонстрация слабости всегда вызывает в нем желание.

— Знаешь, у меня еще есть немного времени… — сказал Кевин.

— Но мне надо прибраться в кухне…

— Потом приберешь, — сказал он.

Через несколько минут, лежа под Кевином, Эрин издавала звуки, которые он хотел слышать, но, глядя в окно спальни, думала о другом.

Она научилась ненавидеть зиму с ее бесконечным холодом и погребенным под снегом двором, потому что не могла выйти из дома. Кевин не любил, чтобы она выходила на улицу, но выпускал ее во внутренний дворик, потому что там был забор. Весной Эрин высаживала цветы в вазоны и овощи на маленькую грядку за гаражом, где клены не загораживали солнце. Осенью она надевала свитер и читала взятые в библиотеке книги, а ветер гнал по двору опавшие листья, коричневые и сморщенные. Зимой ее жизнь превращалась почти в тюремное затворничество, холодное, серое и мрачное. Жалкое. Она буквально не переступала порог дома, зная, что Кевин в любую минуту может без предупреждения проехать мимо.

Она была знакома только с Фелдманами, которые жили через улицу. В первый год брака Кевин редко ее избивал, и она отваживалась выходить из дома в его отсутствие. Фелдманы, пожилая чета, любили работать в саду, и в первый год жизни в Дорчестере Эрин часто останавливалась поболтать. Постепенно Кевин свел на нет эти дружеские разговоры. Теперь она видела соседей, только когда муж был занят на работе и Эрин точно знала, что он не позвонит. Убедившись, что никто не смотрит, она стремглав перебегала через улицу к двери Фелдманов, чувствуя себя шпионкой из фильмов, и заходила в гости. Они показывали ей фотографии своих дочерей, рассказывали, как те взрослели. Младшая дочь трагически погибла, вторая переехала, и Кэти казалось, что Фелдманы такие же одинокие, как она сама. Летом она пекла им черничные пироги, после чего по полдня отмывала кухню, чтобы Кевин ничего не узнал.

Когда Кевин уехал на работу, Эрин вымыла окна и застелила кровать свежим бельем. Она пропылесосила, вытерла пыль и вымыла кухню. Убирая, она практиковалась говорить низким голосом, который можно принять за мужской. Она старалась не думать о сотовом телефоне, который ночью зарядила и убрала под раковину. Понимая, что шанса больше может не представиться, Эрин все равно дрожала от страха, потому что затея была чистой авантюрой.

Утром в понедельник она, как всегда, приготовила Кевину завтрак: четыре полоски бекона, среднепрожаренная яичница и два тоста. Он был не в духе, рассеян и читал газету, мало разговаривая с женой. Когда в прихожей он надевал пальто, Эрин между прочим сказала, что сейчас пойдет в душ.

— Приятно, наверное, каждый день просыпаться и знать, что можешь позволить все, что в башку стукнет, любую блажь, — буркнул он.

— Что ты хочешь на ужин? — спросила она, притворившись, что не слышала последних слов.

Он подумал:

— Лазанью и чесночный хлеб. И салат.

Когда он ушел, Эрин постояла у окна, глядя, как машина сворачивает за угол. Едва Кевин скрылся за поворотом, она подошла к телефону, чувствуя себя как в угаре от того, что собиралась сделать.

Она позвонила в телефонную компанию, и ее соединили с отделом обслуживания клиентов. Она ждала пять минут, шесть. Кевину ехать до работы двадцать минут. Добравшись, он сразу позвонит.

Время еще есть. Наконец трубку снял сотрудник компании, спросил имя, адрес счета и, для проверки, девичью фамилию матери. Счет был открыт на имя Кевина, поэтому на вопросы Эрин отвечала низким голосом, который начал у нее получаться. На Кевина не похоже, может даже на мужчину не очень смахивает, но оператор торопился и не обратил внимания.

— Я хочу домашние звонки переадресовывать на сотовый, — сказала она.

— Это только за дополнительную плату. Но вы сразу получаете и удержание звонков в режиме ожидания, и автоответчик. Это стоит всего…

— Сойдет. Возможно подключить эту услугу сегодня?

— Да, — ответил оператор, и в трубке послышался шелест клавиш. Прошло довольно много времени, прежде чем он снова заговорил. Он сообщил Эрин, что счет за дополнительную услугу придет на следующей неделе, но заплатить придется за весь месяц, даже если услугу активировать сегодня. Эрин согласилась. Он спросил еще кое-какие данные и вскоре сказал, что все сделано и переадресовывать звонки можно хоть сейчас. Положив трубку, Эрин взглянула на часы. Разговор и подключение заняли восемнадцать минут.

Кевин позвонил из участка через три минуты.

Сразу по окончании разговора Кэти позвонила в «Супершаттл», службу такси, возивших людей в аэропорт и на автовокзал, и заказала машину на завтра. Достав сотовый, Эрин активировала, наконец, карту и позвонила в местный кинотеатр, где был автоответчик, — просто убедиться, что сотовый работает. Затем она включила переадресовку домашних звонков, послав входящий вызов на номер кинотеатра. Для проверки она набрала домашний телефон со своего сотового. Сердце тяжело забилось, когда зазвонил телефон на тумбочке. На втором звонке гудки прекратились, и Эрин услышала, как механический голос перечисляет репертуар кинотеатра. Внутри нее словно лопнула невидимая струна. Дрожащими руками Эрин выключила сотовый и снова спрятала его в коробке с губками для посуды. Домашний телефон она отключила и включила снова.

Через сорок минут Кевин опять позвонил.

Остаток дня Эрин провела как в тумане, работая не присев, чтобы отогнать волнение. Она погладила две рубашки мужа и принесла из гаража чехол для одежды и дорожную сумку. Она выложила чистые носки и начистила вторую пару черных туфель Кевина. Она почистила липкой щеткой черный костюм, в котором он пойдет в суд, и выложила три галстука. Она убирала ванную, пока все не засверкало, вымыла с уксусом плинтусы, перетерла каждую безделушку в серванте с фарфором и начала готовить лазанью. Сварила пасту, сделала мясной соус и уложила все слоями, пересыпая сыром. Намазала четыре куска дрожжевого хлеба маслом, сдобрила чесноком и орегано и нарезала все, что нужно, для салата. Она приняла душ и соблазнительно оделась. В пять часов вечера лазанья торжественно въехала в духовку.

Когда Кевин пришел домой, ужин был готов. Он ел лазанью и говорил о том, как прошел день. Когда он попросил вторую порцию, Эрин встала из-за стола и принесла ему. После ужина он пил водку, и они вместе смотрели «Сенфилд» и «Короля Квинса». Потом «Келтикс» играли с «Тимбервулвз», и Эрин сидела рядом с Кевином, положив голову ему на плечо, и смотрела игру. Он заснул перед телевизором, и она тихо ушла в спальню. Лежала, глядя в потолок, пока он не проснулся и, шатаясь, ввалился в комнату и рухнул на кровать.

Он заснул мгновенно, перекинув через жену руку, и его храп звучал как предупреждение.

Во вторник утром она сделала ему завтрак. В Марлборо Кевин брал кое-что из вещей и несессер. Он отнес сумку и чехол с костюмом в машину, вернулся на порог, где ждала Эрин, и поцеловал ее.

— Я вернусь завтра вечером, — сказал он.

— Я буду скучать. — Она прильнула к нему, обнимая за шею.

— Дома буду в районе восьми.

— Я приготовлю то, что можно разогреть, когда ты подъедешь. Хочешь чили? — предложила она.

— По дороге поем.

— Как, неужели ты будешь питаться в фастфуде? Это же очень вредно!

— Посмотрим, — сказал он.

— Я все равно приготовлю… На всякий случай.

Кевин еще раз поцеловал ее, и Эрин опять прижалась к нему.

— Я позвоню. — Он заскользил рукой по ее телу, лаская ее.

— Я знаю, — сказала она.

В ванной Кэти разделась, сложив одежду на бачок, и раскатала коврик. Она поставила в раковину мусорное ведро и, обнаженная, смотрела на себя в зеркало, ощупывая синяки на ребрах и запястье. Ребра выпирали, темные круги под глазами придавали лицу выражение опустошенности. Эрин захлестнула ярость, смешанная с печалью, когда она представила, как Кевин зовет ее, войдя в дом. Он зовет ее по имени и идет на кухню. Он ищет ее в спальне. Он смотрит в гараже, и на заднем крыльце, и в подвале. «Ты где? — зовет он. — Что на ужин?»

Взяв ножницы, она отстригла первую прядь. Четыре дюйма светлых волос упали в мусорное ведро. Эрин ухватила оставшийся клок, крепко сжимая его пальцами и борясь с болезненным стеснением в груди. Второй раз щелкнула ножницами.

— Ненавижу тебя! — выдохнула она дрожащим голосом. — Унижать меня столько времени! — Она отрезала очередную прядь. Глаза наполнились яростными слезами. — Бить меня, потому что мне пришлось выйти в магазин! — Еще одна прядь полетела в мусорное ведро. — Вынуждать меня красть деньги из твоего бумажника. Топтать меня, напившись пьяным!

Ее трясло, руки плохо слушались. Состриженные пряди лежали теперь и у ног.

— Заставлять меня прятаться от тебя! Избивать так, что меня рвало!

Ножницы щелкали.

— Я любила тебя! — всхлипнула она. — Ты обещал, что никогда не ударишь меня снова, и я поверила! Мне хотелось тебе верить!

Плача, она кое-как подровняла волосы и достала из тайника под раковиной краску для волос. Цвет «темный каштан». Эрин наклонила флакон и начала втирать краску. Давая красителю время подействовать, она стояла перед зеркалом и плакала, не в силах успокоиться. Под душем она смыла краску и вымыла голову шампунем с кондиционером. Снова встав перед зеркалом, Эрин немного подкрасила тушью брови и ресницы, сделав их темнее, и нанесла автозагар. Одевшись в джинсы и свитер, она взглянула в зеркало.

На нее смотрела незнакомая смуглая брюнетка с короткой стрижкой.

Эрин тщательно вымыла ванную, следя, чтобы ни один волосок не остался в сливе или на полу. Подобранные пряди были брошены в мусорное ведро вместе с коробкой от красителя. Она вытерла раковину и стойку и завязала пакет с мусором. Напоследок Эрин закапала глазные капли, чтобы не было заметно, что она плакала.

Надо было спешить. Она побросала в спортивную сумку три пары джинсов, две фуфайки. Блузку. Трусики и лифчик. Носки. Зубную щетку и пасту. Щетку для волос. Тушь. Кольцо и цепочку. Сыр, крекеры, орехи и изюм. Нож и вилку. Выйдя на заднее крыльцо, Эрин достала деньги из вазона. Сотовый из кухни. И, наконец, удостоверение личности, чтобы начать новую жизнь. Эрин украла его у людей, которые ей доверяли. Она ненавидела себя за это, сознавала, что так не делают, но выбора у нее не было, и она лишь попросила прощения у Бога.

Эрин тысячу раз прокручивала в голове план побега, поэтому действовала быстро. Большинство соседей сейчас на работе. Она наблюдала за ними по утрам и знала, кто во сколько уезжает. Нельзя, чтобы ее видели, узнали.

Она натянула шапку, жакет, повязала шарф и взяла перчатки. Свернула спортивную сумку и затолкала под свитер, комкая и давя руками, пока сверток не принял округлую форму. Теперь Эрин выглядела беременной. Она надела длинное пальто, достаточно просторное, чтобы скрыть живот, и посмотрела в зеркало.

Короткие темные волосы. Кожа цвета бронзы. Беременная.

Она надела темные очки и на пути к двери достала сотовый и включила переадресовку домашних звонков. Со двора она вышла через боковую калитку и, пройдя между своим и соседним домом вдоль забора, бросила пакет с мусором в контейнер соседнего дома. Она знала, что его жильцы, муж и жена, сейчас на работе. Следующий дом тоже пуст. Она прошла чужим двором вдоль торца дома и вышла на обледенелый тротуар.

Снова пошел снег. К завтрашнему дню ее следов не будет видно.

Эрин предстояло пройти шесть кварталов. Низко нагнув голову, она шагала, борясь с ледяным ветром и головокружением от собственной смелости и ощущая себя восхитительно свободной. Но и едва сдерживая ужас: завтра вечером Кевин будет искать ее и не найдет, потому что в доме ее не будет. Завтра вечером он начнет погоню.

Под кружащимися снежными хлопьями Эрин стояла на перекрестке у кафе. Далеко впереди из-за угла выехало синее такси «Супершаттла», и в этот момент сотовый зазвонил.

Она побледнела. Машины с ревом проносились мимо, с шумом разбрызгивая ледяную грязь. Вызванное такси поменяло полосу, свернув к тротуару. Надо ответить. Выбора нет, надо ответить. Но на улице шумно. Если она ответит, Кевин поймет, что она на улице. Он поймет, что она ушла от него.

Телефон зазвонил в третий раз. Синее такси остановилось на красный свет, ехать ему оставалось один квартал.

Она повернулась и вошла в кафе. Здесь было тише, но все равно слышалось звякание тарелок и гул голосов. Напротив входа на ресепшене какой-то мужчина спрашивал столик. Эрин стало плохо. Она прикрыла телефон ладонью и отвернулась к окну, молясь, чтобы Кевин не расслышал сутолоки у нее за спиной. Колени стали ватными, когда она нажала кнопку «Ответить».

— Почему так долго не берешь трубку? — требовательно спросил он.

— В душе была, — ответила она. — Что случилось?

— Я вышел из зала на десять минут, — сказал он. — Как дела?

— Хорошо, — сказала Эрин.

Он помолчал.

— Тебя как-то странно слышно, — удивился он. — Что-нибудь с телефоном?

На светофоре загорелся зеленый. «Супершаттл» замигал, показывая, что останавливается. Только бы он подождал. За ее спиной в кафе вдруг стало неожиданно тихо.

— Не знаю. Мне тебя прекрасно слышно, — сказала Эрин. — Наверное, там, где ты стоишь, плохой прием. Как ты добрался?

— Когда выехал из города, дорога стала нормальная, но все равно местами скользко.

— Ты все-таки не рискуй. Веди осторожнее.

— Ничего мне не сделается, — сказал он.

— Боже упаси! — воскликнула Эрин.

Такси уже стояло у обочины. Водитель, вытянув шею, высматривал пассажирку.

— Прости, ты не перезвонишь через пару минут? У меня на волосах кондиционер, его нужно смыть.

— Да пожалуйста, — проворчал Кевин. — Ладно, я перезвоню.

— Я тебя люблю, — сказала она.

— Я тебя тоже.

Она дождалась, пока он повесит трубку, и нажала отбой. Затем вышла из кафе и поспешила к такси.

На автовокзале Эрин купила билет до Филадельфии, с отвращением отнесясь к попыткам кассира завязать с ней разговор.

Не желая ждать в терминале, она отправилась в кафе напротив. Деньги за такси и автобусный билет съели больше половины ее годовых сбережений, но она проголодалась и заказала блины, сосиски и молоко. На столике кто-то оставил газету, и Эрин заставила себя читать. Кевин позвонил, пока она ела, и снова сказал, что ее голос звучит как-то странно. Эрин предположила, что виноваты атмосферные явления.

Через двадцать минут она села в автобус. Пожилая женщина взглянула на ее живот, когда Эрин шла между креслами.

— Сколько еще ждать? — спросила она.

— Еще месяц.

— Это у вас первенький?

— Да, — ответила Эрин. Во рту так пересохло, что трудно было говорить. Она прошла ближе к концу автобуса и села. Люди рассаживались впереди и сзади. Рядом через проход уселась юная пара — подростки, обнимавшие друг друга, оба в наушниках. Их головы ритмично подергивались вверх-вниз.

Эрин, как во сне, смотрела в окно, когда автобус отъехал от остановки. Бостон постепенно исчез вдали, затянутый холодной серой дымкой. В автобусе у нее заболела почка — за много миль от дома. Снег продолжал падать. Из-под колес обгонявших автобус машин летела слякоть.

Ей хотелось с кем-нибудь поговорить. Ей хотелось рассказать, что она сбежала, потому что ее бил муж, а в полицию она обратиться не могла, потому что он сам полицейский. Она хотела рассказать, что у нее мало денег и она не может жить под своим именем, иначе он найдет ее и снова начнет избивать, причем на этот раз вряд ли остановится. Она хотела признаться, что ей очень страшно — она не знает, где будет ночевать и что будет есть, когда кончатся деньги.

От окна веяло холодом. Мимо проносились города. Временами шоссе пустело, затем движение снова становилось плотным. Что делать дальше? Ее план побега кончался на автобусе. Ей не у кого было попросить помощи. Она была одна, и у нее не было ничего, кроме взятых с собой вещей.

За час до Филадельфии сотовый снова зазвонил. Она прикрыла телефон и поговорила с Кевином. Прежде чем повесить трубку, он пообещал позвонить перед сном.

В Филадельфию она приехала к концу дня. Было холодно, но ясно. Пассажиры выходили. Эрин задержалась, ожидая, пока выйдут все. В туалете она вытащила из-под свитера спортивную сумку и пошла в зал ожидания, где присела на скамью. В желудке урчало. Она отрезала тонкий ломтик сыра и съела его с крекерами. Понимая, что еду надо растянуть надолго, она убрала остальное, хотя и не наелась. Купив карту города, Эрин вышла на улицу.

Терминал был расположен в центральной части Филадельфии. Эрин увидела конференц-центр и театр Трокадеро, отчего ей стало спокойнее. Однако это означало, что она не сможет снять номер где-нибудь здесь. По карте она узнала, что неподалеку находится китайский квартал, и за неимением лучшего направилась туда.

Три часа спустя она наконец нашла ночлег. Мотель был обшарпанный и прокуренный, комнату целиком занимала узкая кровать, втиснутая сюда каким-то чудом. Люстры не было — с потолка свисала голая лампочка. Туалет на этаже. Серые стены в потеках, зарешеченное окно. Отличная слышимость. В соседних номерах говорили на языках, которых Эрин не знала. Но это все, что она могла себе позволить. Денег хватит на трое суток, а если продержаться на еде, захваченной из дома, то и на четверо.

Она сидела на краешке кровати, дрожа, боясь этого места, боясь будущего. В голове царил хаос. Ей надо было в туалет, но она не могла заставить себя выйти из комнаты. Эрин уговаривала себя, что это просто приключение и все будет в порядке. У нее даже зародилось безумное сомнение: правильно ли она поступила, уехав из Дорчестера. Она старалась не думать о своей кухне и спальне и обо всем, что бросила. Денег хватило бы на обратный билет до Бостона, она успела бы вернуться прежде, чем Кевин заподозрит неладное, но ее волосы были острижены и выкрашены, и она не смогла бы это объяснить.

Солнце село, но уличные фонари освещали комнату сквозь грязное окно. Доносились автомобильные гудки. Эрин осторожно выглянула. Все вывески на улице были на китайском, некоторые магазинчики еще работали. Она слушала разговоры, звучавшие в сумерках, рассматривала пластиковые пакеты с мусором, грудами сложенные на тротуаре. Она была в незнакомом городе, полном чужих людей. «Я не справлюсь, — подумала она. — Я не железная». Через три дня ей негде будет жить, если не найдет работу. Продав украшения, можно купить пятый день под крышей над головой, но что потом?

Она очень устала. Снова разболелась почка. Эрин легла на кровать и провалилась в сон. Вскоре позвонил Кевин. Проснувшейся от блеяния сотового Эрин понадобилась вся сила воли, чтобы голос не дрогнул и не выдал ее, зато сонливость разыгрывать не пришлось. Кевин поверил, что жена мирно спит на супружеском ложе, и повесил трубку. Через несколько минут Эрин уже снова спала.

Утром ее разбудил шум в коридоре — постояльцы выходили из номеров и шли в туалет. У раковин стояли две китаянки, бетонную стену покрывала зеленая плесень, на полу была набросана влажная туалетная бумага. Дверь в кабинку не запиралась, Эрин пришлось придерживать ее за ручку.

В номере она позавтракала сыром с крекерами. Ей хотелось принять душ, но она спохватилась, что забыла положить шампунь и мыло, а просто стоять под водой смысла не было. Она переоделась, почистила зубы и причесалась. Сложив вещи в сумку, которую не хотелось оставлять в номере, Эрин повесила ее на плечо и сошла вниз. На ресепшене сидел тот же служащий, который выдал ей ключ. Интересно, он вообще не уходит, что ли? Она заплатила еще за сутки и попросила оставить комнату за ней.

Небо оказалось чистым, улицы — сухими. Боль в спине практически прошла. Было холодно, но не промозгло, как в Бостоне, и, несмотря на свои страхи, Эрин улыбнулась. Она осуществила задуманное, вырвалась из ада, а Кевин в сотнях миль отсюда и не знает, где она. Еще даже не знает, что жена ушла. Он позвонит еще пару раз, а потом она выбросит сотовый и никогда не заговорит с этим человеком снова.

Она выпрямилась и вдохнула чистый морозный воздух. Новый день, новые возможности. Сегодня, сказала она себе, я найду работу. Сегодня, решила Эрин, я начну жизнь заново.

Это был третий побег, и ей хотелось верить, что она научилась на своих ошибках. Первый раз она убежала примерно через год после свадьбы, когда он избил ее, скорчившуюся в углу спальни. Пришли счета, и Кевин рассердился, что жена посмела прибавить температуру отопления, чтобы в доме было теплее. Устав бить ее ногами, он схватил ключи и ушел купить еще водки. Не думая ни о чем, Эрин схватила жакет и, прихрамывая, выбежала из дома. Через несколько часов, стоя под дождем со снегом, не зная, куда идти, она позвонила Кевину. Он приехал и забрал ее домой.

В следующий раз она добралась до самого Атлантик-сити. Она украла деньги из бумажника Кевина и села на автобус, но муж нашел ее в течение часа после приезда. Он гнал машину как сумасшедший, зная, что она сбежит в единственный город, где у нее оставались знакомые. Кевин приковал ее наручниками к заднему сиденью и повез назад. Остановившись у какого-то закрытого офисного здания, он избил ее, а ночью на сцене появился пистолет.

После этого он начал делать все, чтобы исключить возможность побега: держал деньги под замком и с маниакальной настойчивостью отслеживал, где сейчас жена. Эрин знала, что Кевин пойдет на все, чтобы найти ее. Неуравновешенный психопат, он тем не менее был настойчив, методичен и обладал хорошей интуицией. Он выяснит, куда она уехала, он приедет в Филадельфию ее искать. Эрин оторвалась на старте, но без денег ей остается лишь испуганно оглядываться на каждом шагу. Надолго в Филадельфии задерживаться нельзя.

На третий день она нашла работу официантки, назвавшись вымышленным именем и придумав номер социальной страховки. Рано или поздно обман раскроется, но ее к тому времени здесь уже не будет. Одновременно она переехала на другой конец китайского квартала. Проработав две недели и подсобрав чаевых, Эрин без предупреждения ушла, не взяв чека за работу. В этом не было смысла: без документов его все равно не обналичить. Проработав три недели в маленькой закусочной, она переехала из Чайна-тауна в захудалый мотель, где прожила неделю. Район был хуже, а комната дороже, зато с отдельным душем и туалетом, а это немало для того, кто ценит уединение и возможность оставить вещи в номере. Эрин скопила несколько сотен долларов — больше, чем у нее было, когда она бежала из Дорчестера, но недостаточно, чтобы начать новую жизнь. И снова она ушла, не взяв чека, даже не сказав, что уходит. Спустя несколько дней она поступила в очередное кафе, назвавшись Эрикой.

Постоянная смена работы и переезды заставляли ее быть бдительной. Всего через четыре дня по дороге на работу она заметила стоящую машину, в которой чудилась какая-то странность. Эрин остановилась.

Даже сейчас она не знала, каким образом сразу все поняла. Может, потому, что дорогая машина в плохоньком квартале сверкала, отражая яркое утреннее солнце. Или потому, что заметила движение на водительском сиденье. Мотор не работал, и Эрин безотчетно удивилась, с какой стати человек сидит в холодной машине. Ждет кого-то, что ли? Или следит за кем-то…

«Кевин».

Она поняла это со странной уверенностью и попятилась за угол, молясь, чтобы он не взглянул в зеркало. Чтобы не увидел ее. Отойдя достаточно, Эрин бегом кинулась в мотель, слыша только оглушительный стук своего сердца. Она не бегала уже четыре года, но после долгих смен мышцы ног успели окрепнуть. Эрин, не останавливаясь, пробежала несколько кварталов, то и дело оглядываясь. Кевин не появлялся.

Неважно. Он знает, где она. Он знает, где она работает. Он узнает, что она не вышла на работу. Найти, где она живет, — вопрос нескольких часов.

В номере Эрин сгребла вещи в сумку, выскочила за дверь и пошла к автобусной станции, но спохватилась, что идти туда не меньше часа. Так рисковать она не могла. Именно туда Кевин поедет первым делом, когда поймет, что она снова сбежала. Эрин вернулась в мотель и попросила служащего с ресепшена вызвать ей такси. Машина приехала через десять минут — самые долгие десять минут в ее жизни.

На автобусной станции Эрин лихорадочно пробежала расписание и выбрала рейсовый автобус до Нью-Йорка, который отходил через полчаса. До начала посадки она пряталась в дамской комнате, а в салоне низко пригнулась. Доехав до Нью-Йорка, она снова изучила расписание и купила билет до Омахи.

Вечером она вышла из автобуса где-то в штате Огайо. Переночевав в терминале, утром она пошла на стоянку грузовиков и договорилась с водителем, который вез строительные материалы в Уилмингтон, Северная Каролина.

Через несколько дней, продав украшения, она пешком дошла до Саутпорта и сняла коттедж. Когда она заплатила за первый месяц, у нее не осталось денег на еду.