20

В День памяти за сотни миль к северу от Саутпорта Кевин Тьерни стоял на заднем дворе дома в Дорчестере в шортах и гавайке, которую купил на Оаху, где они с Эрин провели медовый месяц.

— Эрин в Манчестере, — сказал он.

Капитан Билл Робинсон переворачивал на гриле бургеры.

— Опять?

— Я же говорил, у ее подруги рак. Эрин считает своим долгом быть рядом.

— Да, рак — та еще зараза… — сказал Билл. — Как Эрин держится?

— Нормально. Хотя, по-моему, устала. Тяжело мотаться отсюда в Манчестер и обратно.

— Могу себе представить, — согласился Билл. — Эмили тоже пришлось несладко, когда у ее сестры нашли волчанку. Зимой они провели два месяца в Берлингтоне, взаперти в крошечной квартире. Они там обе опсихели. Под-конец сеструха выставила за дверь чемоданы Эм, сказав, что как-нибудь проживет одна. И я ее не виню.

Кевин отпил пива и заученно улыбнулся шутке. Эмили была женой Билла вот уже тридцать лет, и Билл любил повторять, что это шесть лучших лет его жизни. Все в отделении знали эту остроту, слышали ее раз пятьдесят за последние восемь лет и почти все присутствовали сегодня на барбекю. В День памяти Билл традиционно приглашал отдел к себе, и практически все, кто не был на дежурстве, приходили. Не только из подхалимажа, но и потому, что брат Билла торговал пивом и щедро снабжал им барбекю. Жены, мужья, подружки, бойфренды, дети собирались компаниями, одни в кухне, другие в патио. Четверо детективов играли в подковки — песок взлетал вокруг колышков.

— В следующий раз, когда она приедет, — добавил Билл, — приводи ее на ужин. Эм все о ней спрашивает. Если, конечно, вы не приметесь нагонять упущенное, — подмигнул он.

Кевин задался вопросом, искренне ли Билл их приглашает. В неформальной обстановке капитан любил прикинуться свойским парнем, будучи на самом деле жестким, хитрым и властным, скорее политиком, чем ищейкой.

— Я ей передам.

— Когда она уехала?

— Сегодня утром. Она уже в Манчестере.

Бургеры шипели на гриле. Капли сока падали в огонь, и языки пламени разлетались в стороны.

Билл прижал к решетке мясную лепешку, выдавливая сок. «Он же ничего не смыслит в готовке, — подумал Кевин. — Без сока мясо будет как камень — сухое, жесткое и без запаха. Несъедобное».

— Помнишь дело Эшли Хендерсон? — спросил Билл, меняя тему. — По-моему, наконец-то можно предъявлять обвинение. Хорошо поработал, молодец.

— Давно можно было, — удивился Кевин. — Я думаю, мы собрали достаточно улик.

— Я тоже, но я не окружной прокурор. — Билл прижал вторую лепешку. — Я хотел поговорить с тобой о Терри.

Терри Кентон, напарник Кевина уже три года, слег в декабре с инфарктом, и все это время Кевин работал один.

— А что с Терри?

— Он не собирается возвращаться. Я был у него сегодня. Врачи рекомендовали ему уйти с работы, и он сразу согласился. Говорит, и так двадцать лет в полиции отпахал, пенсия в любом случае обеспечена.

— Так. И?

Билл пожал плечами:

— Мы дадим тебе нового напарника, но не сейчас. Город заморозил нам бюджет. Попробуем дать после утверждения нового бюджета.

— Попробуете или дадите?

— Да будет у тебя напарник, будет. Но не раньше июля. Уж извини, придется тебе работать за двоих, но тут я ничем не могу помочь. Обещаю поменьше тебя нагружать.

— Спасибо за заботу.

Чьи-то перемазанные дети пробежали через двор. Из дома с мисками чипсов вышли две женщины, занятые оживленным разговором. Сплетничают, наверное. Кевин органически не переносил сплетни.

Билл указал лопаткой на перила:

— Слушай, подай мне вон ту тарелку. Мясо, по-моему, готово.

Кевин взял блюдо, то самое, на котором к грилю принесли сырые мясные лепешки. На нем еще виднелись неаппетитные потеки и частицы сырого мяса. Отвратительно. Эрин достала бы чистую тарелку, без следов сырых бургеров и жира.

Кевин поставил блюдо возле гриля.

— Хочу еще пива, — показал он свою бутылку. — Вам принести?

Билл покачал головой и испортил еще один бургер.

— Я еще это не допил.

Кевин пошел в дом, ощущая на кончиках пальцев жир с грязной тарелки. Ему казалось, он буквально пропитан этим жиром.

— Эй, ты что? — окликнул его Билл. Кевин обернулся. — Забыл, где холодильник? — Билл показал в угол террасы.

— Нет, я руки вымыть хотел перед едой.

— Не задерживайся. Я поставлю мясо на стол, и тут уж кто успел, тот и съел.

Кевин задержался у задней двери, вытирая ноги о коврик. В кухне на пути к раковине он обошел компанию чьих-то жен-болтушек и дважды вымыл руки с мылом. В окно он видел, как на стол для пикника Билл ставит блюдо хот-догов и бургеров рядом с булочками, приправами и мисками чипсов. На запах сразу налетели мухи, жужжали и садились на еду. Никто не обращал на это внимания — у стола образовалась нетерпеливая очередь, и все просто отгоняли мух и клали мясо себе на тарелки, делая вид, что мушиный рой их не беспокоит.

Пересушенные бургеры и туча мух.

Они с Эрин сделали бы все по-другому. Отделив мух от котлет. Он не выжимал бы бургеры лопаткой, а Эрин поставила бы приправы, чипсы и соленья в кухне, чтобы люди могли положить себе еду в чистоте. К мухам Кевин относился с омерзением, а мысль попробовать каменные бургеры вызывала тошноту.

Дождавшись, пока блюдо опустеет, он вышел во двор и оглядел стол, притворяясь расстроенным.

— Я тебе говорил не щелкать клювом, — просиял Билл. — Ничего, у Эмили в холодильнике еще миска, скоро будет второй заход. Принесешь мне пива, пока я в дом схожу?

— Конечно, — сказал Кевин.

Когда поспели новые бургеры, Кевин положил себе полную тарелку еды, нахваливая Билла и его кулинарный талант. Мухи летали тучами, мясо было жестким, как подошва, и когда Билл отвернулся, Кевин вывалил содержимое тарелки в металлический бак для мусора возле дома, сказав капитану, что просто язык проглотил.

Он пробыл на барбекю еще пару часов, разговаривая с Коффи и Рамиресом, тоже детективами, как и он, с той лишь разницей, что они ели бургеры, не обращая внимания на мух. Кевин не хотел уходить первым и даже вторым, потому что капитан сегодня разыгрывал своего в доску, а задевать начальство себе дороже. Кевин не любил Коффи и Рамиреса. Стоило ему подойти, как они обрывали разговор, и Кевин думал, что говорили о нем. Вечные сплетни.

Но Кевин был хорошим детективом и знал это. Билл это тоже знал, и Коффи и Рамирес не стали бы с этим спорить. Он раскрывал убийства и умел разговаривать со свидетелями и подозреваемыми. Он знал, когда задавать вопросы и когда слушать. Он знал, когда люди ему лгут, и сажал убийц, потому что в Библии сказано: «Не убий», а в Бога он верил и исполнял Божий завет, отправляя виновных за решетку.

Вернувшись домой, Кевин прошел в гостиную, подавив желание позвать Эрин. Будь она дома, на каминной полке не было бы пыли, журналы были бы разложены веером на прикроватной тумбочке, а на диване не валялась бы пустая водочная бутылка. Будь Эрин дома, жалюзи были бы подняты и солнечные квадраты лежали бы на половицах. Будь Эрин дома, посуда была бы вымыта и убрана, а обед ждал бы на столе и она с улыбкой спросила бы, как прошел день. А после они бы занялись любовью, потому что он любил ее, а она его.

На втором этаже, в спальне, Кевин остановился у дверцы шкафа, где до сих пор ощущался аромат духов, которые он подарил ей на Рождество. Он видел, как Эрин оторвала фольгу с рекламной страницы одного из ее журналов и вдыхала аромат. Когда она пошла спать, он вырвал страницу из журнала и положил в бумажник, чтобы точно знать, какие духи покупать. Он помнил, как она нежно наносила по капле за уши и на запястья, когда он водил ее в ресторан под Новый год, и как красива была Эрин в черном коктейльном платье. Кевин видел, как другие мужчины, даже с дамами, смотрели на Эрин, пока она шла мимо них к столику. Потом они вернулись домой, занялись любовью и не заметили, как наступил Новый год.

Платье висело в шкафу, навевая воспоминания. Неделю назад Кевин снимал его с вешалки, обнимал и плакал, присев на край кровати.

Снаружи доносился ровный хор сверчков, но это не приносило ему успокоения. Сегодня праздник, но Кевин чувствовал себя уставшим. Утром он не хотел идти на барбекю, не хотел отвечать на вопросы о Эрин, не хотел лгать. Не потому, что лгать ему было неловко, просто все труднее становилось делать вид, что Эрин его не бросила. Он придумал историю и придерживался ее уже несколько месяцев — что Эрин звонит каждый вечер, что последние несколько дней она была дома, но уехала в Нью-Хэмпшир, что ее подруга проходит курс химиотерапии и нуждается в уходе. Кевин понимал, что вечно в отъезде Эрин быть не может и вскоре версия «больной подруги» перестанет быть убедительной; люди начнут интересоваться, почему они не видят Эрин в церкви, магазине или просто на улице и сколько она собирается нянчиться с несчастной. Начнутся разговоры, будут звучать фразы: «Эрин его наверняка бросила» и «Видимо, их брак вовсе не был идеальным». При этой мысли у Кевина свело под ложечкой, и он вдруг вспомнил, что давно ничего не ел.

В холодильнике было пусто. Эрин всегда держала дома мясо индейки, ветчину, дижонскую горчицу и свежий пшеничный хлеб из булочной, а сейчас Кевин мог лишь выбирать, разогревать или нет монгольский бифштекс, купленный в китайском ресторане пару дней назад. На нижней полке он заметил жирные следы и чуть не заплакал снова, вспомнив крики Эрин и звук, с которым ее голова стукнулась о край стола, когда он швырнул ее через кухню. Он бил ее ногами, перемежая пинки с оплеухами, когда заметил на полке холодильника следы каких-то продуктов, а теперь сам не понимал, что это он так разошелся из-за подобной мелочи.

Кевин подошел к кровати и лег. Когда он вновь открыл глаза, была полночь. Снаружи царила тишина. Он увидел свет в доме Фелдманов, живших через улицу. Эту семью он не любил. В отличие от других, Ларри Фелдман игнорировал соседа напротив, а жена Фелдмана Глэдис при виде Кевина отворачивалась и уходила в дом. Фелдманам было под шестьдесят. Они могли выйти на улицу и отругать мальчишку, забежавшего к ним на газон забрать фрисби или бейсбольный мяч. К Рождеству евреи Фелдманы украшали дом светящейся гирляндой, а по праздникам выставляли в окнах меноры . Кевин их не понимал и не считал хорошими соседями.

Он снова лег, но сон не шел. Когда комнату осветили первые лучи солнца, он подумал, что у всех все по-прежнему, кроме него. Старший брат Майкл со своей женой Надин соберут детей в школу и поедут на работу в Бостонский колледж, мать с отцом будут пить кофе и читать «Глоуб» . За ночь были совершены преступления, в участок придут свидетели. Коффи и Рамирес будут о нем сплетничать.

Он принял душ и позавтракал водкой с хлебом. Позвонили из участка и велели прямо из дома ехать на место преступления — женщина лет двадцати пяти, скорее всего проститутка, найдена заколотой в мусорном контейнере. Все утро Кевин опрашивал свидетелей, собирая показания, а закончив, поехал писать отчет, пока информация была свежа в памяти. Он был хорошим детективом.

В участке было людно — в последний день праздников мир всегда сходит с ума. Детективы говорили по телефонам, писали за столами, говорили со свидетелями и регистрировали потерпевших. Шумно. Деятельно. Люди торопливо проходили по делам. Звонили телефоны. Кевин направился к одному из четырех столов посередине комнаты. Билл помахал ему рукой, но из кабинета не вышел. Рамирес и Коффи сидели за своими столами, напротив Кевина.

— Ты чего? — спросил Коффи, лысеющий толстяк, разменявший пятый десяток. — Паршиво выглядишь.

— Я плохо спал, — сказал Кевин.

— Я без Дженет тоже плохо сплю. Когда там Эрин возвращается?

Лицо Кевина не изменилось.

— В следующие выходные. У меня накопились отгулы, махнем на Кейп, сто лет там не были.

— Ого, у меня мать там живет. А куда на Кейп?

— В Провинстаун.

— О, прямо к ней в гости. Вам там понравится, я туда часто езжу. Где остановитесь?

Кевину даже стало интересно, отчего это Коффи задает столько вопросов.

— Не знаю, — ответил он. — Этим Эрин занимается.

Он встал и пошел к кофеварке налить себе кофе, хотя пить ему не хотелось. Нужно узнать название какого-нибудь пансиона и пары ресторанов, чтобы, если Коффи спросит, дать правдоподобный ответ.

Дни Кевина проходили однообразно. Он работал, допрашивал свидетелей, а вечером ехал домой. Ему хотелось расслабиться после дневного напряжения, но дома теперь все было иначе и работа оставалась с ним. Когда-то Кевину казалось, что он привык видеть убитых, но их серые мертвые лица врезались в память и иногда являлись ему во сне.

Кевина перестало тянуть домой. По окончании дежурства его уже не встречала на пороге красавица жена. Эрин не было с января. Теперь в доме царили беспорядок и грязь, и стирать Кевину приходилось самому. Он не знал, как правильно пользоваться стиральной машиной, и в первый раз насыпал слишком много порошка, в результате чего одежда полиняла. Не было домашних обедов и свечей на столе; теперь он брал готовую еду и ел на диване. Иногда он включал телевизор. Эрин любила смотреть кабельный канал о домоводстве и садоводстве. Кевин выбирал этот канал, и тогда пустота внутри становилась почти невыносимой.

После работы он уже не убирал пистолет в коробку, которую держал в шкафу, — там теперь хранился второй «глок». Эрин боялась пистолетов еще до того, как он приставил «глок» к ее голове и пригрозил убить, если она еще раз попробует сбежать. Она кричала и плакала, а он клялся, что убьет любого мужчину, с которым она переспит или которого полюбит. Она была такой глупой, а он так рассердился на нее за побег, что требовал назвать имя сообщника, порываясь его убить. Но Эрин кричала, плакала и клялась жизнью, что не было никакого сообщника, и он поверил, потому что она была его женой. Они поклялись в верности перед Богом, а в Библии сказано: «Не прелюбодействуй». Даже тогда он не верил в измену Эрин. Он с самого начала не считал, что там замешан другой мужчина. Он сам об этом позаботился. Днем он наезжал домой без предупреждения и не отпускал Эрин одну в магазин, парикмахерскую или библиотеку. У нее не было ни своей машины, ни даже водительских прав, а он проезжал по своей улице всякий раз, когда случалось оказаться поблизости, просто чтобы убедиться, что Эрин дома. Она убежала не для того, чтобы прелюбодействовать. Она убежала от пинков, ударов кулаком и бессильной рвоты на ступеньках подвала. Кевин знал, что не должен так делать, мучился виной и всегда извинялся, но это дела не меняло.

Она не должна была убегать. Это разбило ему сердце, потому что он любил ее больше жизни и заботился о ней. Он купил ей дом, и холодильник, и стиральную машину, и сушку, и новую мебель. Прежде в доме всегда было чисто, а теперь в раковине громоздилась грязная посуда, и ведро вечно стояло переполненное.

Кевин знал, что нужно сделать уборку, но у него не было сил. Вместо этого он прошел в кухню и вынул из морозильника бутылку водки. Осталось четыре, неделю назад было двенадцать. Он понимал, что слишком много пьет. Он знал — надо лучше питаться и перестать пить, но все, что ему хотелось, — это сидеть на диване с бутылкой и пить. Водка хороша тем, что после нее не остается запаха, и утром никто не поймет, что его мучает похмелье.

Он налил полный бокал водки, выпил, налил второй и, держа его в руке, бродил по пустому дому. Его сердце разрывалось, потому что рядом не было Эрин. Если бы она вдруг вошла сейчас в дверь, он бы извинился за все побои, они бы выяснили отношения и занялись любовью в спальне. Кевин хотел обнять ее и прошептать, какая она красивая. Но он знал, что она не вернется; и хотя он любил ее, иногда она его злила. Жена не может просто уйти. Жена не может сбежать от законного мужа. Ему хотелось пнуть Эрин, дать ей оплеуху и оттаскать за волосы за такую глупость. За ее отвратительный эгоизм. Он хотел показать ей, что убегать бесполезно.

Он выпил третий раз и четвертый.

Как странно все… В доме бардак. На полу в гостиной пустая коробка из-под пиццы, дверной косяк в ванной треснул и даже щепился, дверь толком не закрывалась. Кевин пнул дверь, когда Эрин заперлась в ванной, спасаясь от него. Он держал ее за волосы, пока бил кулаком в кухне, и она побежала в ванную, а он погнался за ней через весь дом и выломал дверь ногой. Но он не мог вспомнить, из-за чего они ссорились.

Он вообще плохо помнил тот вечер. Он не помнил, как сломал ей два пальца, хотя утром сам увидел покалеченную руку. Но в больницу он отвез жену лишь через неделю, когда синяки на лице можно было замазать гримом. Всю неделю Эрин готовила обеды и убирала одной рукой. Он купил ей цветы, извинялся, признавался в любви, обещал, что это не повторится, а когда сняли гипс, отвез ее в Бостон на ужин к Петрони. Ресторан был дорогой; Кевин смотрел на Эрин через стол и улыбался. Потом они поехали в кино, а по дороге домой он, помнится, думал, как сильно он ее любит и как ему повезло, что у него такая жена.