Глава двадцать шестая
От балтийских пределов сходить за Камень, за Уральские горы, на реку Обь – чего проще? Есть накатанная морская дорога!
Сначала от Риги недели три плыви назад, на запад, до Атлантического океана. Потом там заворачиваешь, будто за угол, за норвежскую землю и попадаешь в Северный Ледяной океан. И плывешь еще месяца три, теперь обратно – на Восток. И вот на тебе – Обская губа! А тут и река Обь!
Всего-то полгода плыть. Делов-то куча!
Только англы в это время будут уже возле Китая. А русским, даже по известному пути, – плыть не на чем. Разве только на бревне.
Делов-то куча и набралась. Заканчивался месяц апрель. По расчетам бывалых ушкуйников, знающих ходовые скорости китобойных английских шхун, англы в конце мая месяца, ну, в начале июня, войдут в Обскую губу. Тем паче, карта у них есть – и карта добрая.
– И у нас все есть, – сказал рано утром Хлыст, умывая бороду и лицо, – люди есть, ножи есть. Даже луки и ружья есть. Корабля у нас нет. И купить корабль, поди, не на что…
Макар промолчал. Он на земле чертил прутиком цифирь, рассчитывая, как выйти на дорогу к Оби на телегах, по печерской земле, а вьючным способом – перевалить через горы Урал. Выходило, что надо рекрутировать целый полк, чтобы скорым шагом через Камень пройти туда, где по карте река Обь принимает в себя реку Иртыш, в земли вогулов и остяков. Там считается центр Югры, тайного и страшного, по старинным сказам, места.
А полк надо кормить, обувать, одевать… Значит, в подмогу ему нужен еще один полк. А к нему в подмогу – третий… Екера мара!
А корабль, что? Корабль купить можно. Только корабль – не горсть соли, не стакан вина. Его махом и немедля не продают. Ведь – война! Месяца три пройдет, прежде чем сойдутся вместе все разрешительные бумаги на корабль, да уплотятся всяческие пошлины, да корабль попадет в особый реестр лифляндского магистрата. Целое горе с покупкой корабля иностранными людьми в Риге! Особливо – русскими!
Макар как-то слышал, что морские пираты с горя воруют и захватывают чужие корабли, потому что могли бы их купить, а покупать корабль долго и хлопотно. А пиратам надо срочно грабить.
– Ну, пусть будет у нас корабль, Хлыст, – наконец поднял голову Макар, – как мы на нем из Балтики да сразу на Восток попадем? Поставим на телеги и поедем?
– Ты корабль добудь, а уж мы, куда надо, попадем. Ты же знаешь, мы люди плавающие…
Хлыст закончил умывание, подмигнул Макару и пошел в таверну, завтракать. Из таверны вышел Сенька Бывалый, потоптался возле Макара, сообщил:
– Мы с молодым Ерошкой сходим в город. По-тихому. Кое-чего выведать надо. Насчет корабля. Насыпь толику серебра мелкого.
Макар сыпнул ему в ладонь серебряных арабских дирхемов, каждый в два раза дороже русской копейки. Посмотрел, как Сенька и молодой Ерошка спускаются по тропинке на дорогу к порту.
Что-то не так они шли. Больно серьезно шли.
Макар покачал головой и пошел есть кашу с гусиным салом.
* * *
Старый да малый, Сенька да Ерошка, вернулись близко к вечеру. Для них на случай плутания зажгли на шесте у таверны масляную лампу.
Прежде чем хватануть ложку и таскать в рот горячую кашу, Сенька Бывалый выложил на стол те семь дирхемов, что утром брал у Макара.
– Хотел, сука, деньги глотать, – хихикнул Ерошка, – у него жизнь забирают, а он только о деньгах и думает.
Сказал и навалился на кашу с салом.
Сенька Бывалый отвалил от стола первый. Вышел на улицу, снял с шеста сигнальный фонарь, задул под фольгой масляный фитиль.
– Выведали мы, что завтра к вечеру в порт придет немецкий одномачтовый бриг. Привезет кое-какие припасы для полка наемников, что стоят там… за Ригой.
– Кое-какие припасы, значит – что? – начал злиться Макар.
– Пистолеты, ружья, порох, свинец. Ну, там еще разная амуниция и мука.
– То, что нам и надо, – встрял Хлыст. – Куда, говоришь, немцы встанут на якорь?
– Вроде как напротив зерновых складов.
– Почти в центре города… Что же вы до конца не вызнали, куда и когда?
– Дак, говорю же – помер! – начал злиться Сенька Бывалый.
– Кто – помер? – наконец вмешался и Макар. Весело получается – без его слова кто-то помер, а кто, он и сам не знает.
– Да этот… помер. – Молодший Ерошка изобразил помершего. – Ну, старик с таким вот носом, что каждодневно сидел на скамейке у рижской магистратуры. Деньги менял, матросам баб «сватал». Разве не видел такого?
Ушкуйники, копытом им в лоб, «прибрали» местного менялу, которого знали все матросы Балтики. И шведы, и финны, и даны, и норвеги, и немцы. В каждую навигацию старику доставалось. Его материли и даже били за подлость и за обман, и сто раз грозились зарезать, – а зарезали менялу ушкуйники, ради большого, праведного дела.
– А хватятся его? Нас в этой дыре так прижмут, мы и часа не продержимся.
– До завтрашнего вечера мы продержимся. – Хлыст помолчал. Его слушали, не вздохнув. – Немецкий бриг надо бы зачалить сюда, поближе к таверне. Ты, Макар, вроде красуешься в англицком лоцманском наряде. Вот, надень еще морскую шляпу и встречай немцев. И веди сюда.
Макар молчал, злился.
Сенька Бывалый подошел к столу, сел рядом с Макаром, повертел в руках поданную Хлыстом кожаную рыбачью шляпу шведского пошива.
– Макар Дмитрич, ты себя не взвинчивай, не взвинчивай. Ты командуй общими делами. А по убойному делу – не лезь. Не та у тебя заточка по убойному делу. Пока приучишься чужие кровя пущать, год пройдет… Мы же работали ножами для царской пользы, не от лихости.
Макар почуял, как отпустило сжавшуюся душу. Твердо сказал:
– Пригоним сюда бриг, немаканов не трогать – только упоить в усмерть. Их вины ни в чем нет.
– Ни на ком вины с рождения нет, – пробурчал Хлыст, – а потом каждый человек многими винами обрастает. Как коростой. От радости, что ли?
Он стукнул кулаком по столу, пробормотал неясные слова про Бога и его матерь, и вышел наружу…
* * *
На следующий день, вечером, «английский» лоцман подвел немецкий бриг чуть ли не под окна таверны. Встали на якорь в сотне ярдов от берега.
– Гут! – сказал немецкий капитан, а сам все поглядывал в сторону открытых дверей таверны, откуда плохо голосил хор вроде на датском языке.
Из таверны вышел, качаясь, человек в рыбацкой куртке. Пошабаршился за углом, вышел под фонарь, завязывая брючный пояс.
– Дойче матрозен? – крикнул рыбак. – Ком хер! Пиво, ром… филе, филе… пиво, ром!
Шестерых немецких матросов во главе с капитаном доставила на берег лодка, случайно проезжавшая мимо таверны. За веслами сидел Хлыст…
Горожане нашли немцев на третий день. Пива в таверне хватало, ветчины да сухарей – тоже. Немецкие матросы на допросе в магистрате как один твердили, что не догадывались, будто заперты снаружи. А ежели бы об этом знали, все равно бы не стали ради свободы ломать окна и двери. Чужая здесь собственность…
А ихний бриг, ихняя собственность, – пропал.
* * *
Бриг обнаружился через месяц у южного берега Белого моря. Целехонький, но с другой командой. С ватажной командой Макара Старинова.
Помогла пробиться к морю ранняя весна. Вода, казалось, залила каждую ямку, заполнила каждое болотце в Поморье.
По реке Неве скатились из Балтики в Ладожское озеро, из Ладожского озера спокойно переплыли в Онегу. Уткнулись было в северный берег Онежского озера, и замерли с матами да жуткими приговорками – да тут подмогли поморы. Те знали все извилины стариц, весь мокрый путь из Онеги в Белое море. Десяток лошадей, да два десятка мужиков, да три дня русской настырности помогли волоком перетащить немецкий корабль на южный берег Северного Ледяного океана-моря, на желанный морской путь.
Макару Старинову это стоило всего ничего – двадцать мешков муки немецкого помола. А для рыбаков, выходящих в студеное море, каждый мешок муки означал лишний день в море, лишнюю копейку в кармане. Справедливый расчет… за неделю тяжкого волока брига по земле.
* * *
Один раз, когда уже в мае шли возле Маточкина шара, заметили на берегу вроде русских людей, что-то промышлявших. Подошли ближе. Точно – русские! Оборванные, грязные, видать, здорово потерпевшие от льдов и морозов. Они ставили большой крест из двух бревен, у них умер артельный предводитель. Сходить на берег не стали, обычай не велит. Можно тогда и к себе смерть притянуть…
Молодший из ватажников, Ерошка, парень сильный, раскрутил вервие с куском свинца, и тот свинец упал на остров возле уреза воды. Промышленники подтянули веревку с привязанной к ней лодкой. Там лежала бочка немецкой солонины, четверть самогона да пять комплектов военной амуниции. Кто тут станет смотреть – в чьем мундире ты ходишь? Ходишь – и ходи. Главное – тепло тебе…
Промышленники прокричали на бриг, что две шведских китобойных шхуны не видели, но о них слышали, будто они возле норвежских шхер, у города Вардё палили из пушек в лодки русских зверобоев. Те от греха не стали ночью поджигать клятых англов, а быстро пустили про них славу повдоль Северного пути. Идет слава об англах, нигде не задерживается… Скоро к полуострову Ямалу придет.
Последнюю остановку ватажники сделали в Хабарово, у Байдарацкой губы. Там, в поселке из десятка домов, остались проживать только бабы с дитями да старки. Мужики ушли на промысел.
А тут, за три дня до явления Макара с командой, в поселок вошел голодный медведь. И откуда, паразит, взялся? Большущая белая глыба линялой шерсти и тощего мяса загнала всех жителей по домам. Нельзя в хлев выйти, корову подоить. Коровы, конечно, сдуру да от боли в сосках, мычат, хозяек зовут – вымя дергать. А вместо хозяйки заходит в заплот этакий хозяин льдин и снегов… И нет коровы.
Трех буренок, холмогорских, удоистых, уже, сволочь, задрал. Старики послали было двух своих, что помоложе, к ненецким охотникам. Да пока тех найдут, пока те приедут…
Макар Старинов отсыпал в английскую фузею полтора рожка пороха – хотя хватило бы одного, – вогнал в ствол пулю, пыж, затеплил фитиль. Рядом Хлыст наскоро вязал к толстому дрыну свой длинный нож.
Вошли в хлев. Медведь как раз спал мордой ко входу. Макар поднял ружье прикладом к плечу и спустил курок.
Громыхнуло.
Английская круглая пуля на момент оглушила зверюгу, скользнув по черепу, но не пробив его. Медведь подскочил, встал горой и пошел на Макара. Не будь под боком Хлыста, заломал бы зверь боярского сына Старинова… А Хлыст, оттолкнувши приятеля, свое самодельное копье вогнал меж сердечных ребер зверя.
Деревенские медвежье мясо брать отказались, по-ихнему выходило – своих же пережеванных медведем коров есть. Шкуру взяли. А медвежье мясо засолили в бочки особым способом для ватаги Старинова.
– Не все же время соленую немецкую свинину жрать! – обрадовался Сенька Бывалый. – Иногда можно побаловать себя медвежатиной… пополам с говядиной!
В мае, тридцатого дня, вошли в Обскую губу.