Глава двадцать третья
Два гвардейца из внутренней стражи Тауэра показали стражнику третьего каземата клочок бумаги с подписью и личной печатью королевы Елизаветы. Стражник потянулся к бумаге и получил тычок рукоятью сабли в лицо. Королевскими бумагами не бросаются.
– Макар Старинофф! – проорал стражник. – Выходи!
Только успели два гвардейца внутренней королевской стражи уволочь Макара «по велению королевы», только большая стрелка больших часов в башне над Темзой прошла пять делений, как в третий каземат с матерными словами ворвался лейтенант личной охраны графа Эссекса.
– Где тут сдохнувший русский? – проорал он.
Ошалевший стражник сунул алебардой в сторону одиноко лежащего тела, завернутого в черную хламиду вроде рясы. Четверо рядовых солдат личной стражи графа даже не стали смотреть на рожу убитого. Замотали тело в черной хламиде веревками, поматерились, что тяжел, подняли и понесли. Несли недолго, до Темзы. Потом привязали к голове мертвого тела мешок с тяжелым камнем, подошли к реке и пустили труп по течению. Попав в течение, черный сверток булькнул и по наклонной ушел под речную воду.
* * *
Макар Старинов, заранее замотавший покойника в ненужную сейчас рясу и оказавшийся одетым в лоцманский китель, в этот момент подъезжал в черной повозке к боковому крыльцу королевского дворца.
Вели его недолго, два этажа да три коридора. Втолкнули в неприметную дверь, откуда запахло черт знает чем – женской прелью и русской мятой, какой перекладывают в сундуках долго хранимую одежу.
– Ваше Величество! Представляю Вам своего племянника – Макара Старинова. Статусом не ниже меня – боярин! Но пострадал за свою доброту.
Глаза Макара наконец привыкли к свечному сиянию. Он увидел крупную женщину и раньше, чем сообразил, кто это, уже стоял на коленях и с русским чувством бил головой об пол. Не забыв подставить под то место, куда бил, ладонь.
– Встань наконец!
Макар вскочил. Королева тихо говорила свои вопросы Осипу Непее, тот переводил:
– Брал деньги от графа Эссекса или от капитана Ричардсона? И какие деньги брал?
– Капитану Ричардсону сам давал деньги, он оказался безденежный. А графа вашего один раз видел, и всё тут. Видел безденежно.
Королева заволновалась, встала с кресла и прошла два раза мимо огромного русского человека. Ложь, когда что-то бренчит в горле лгуна, королева научилась распознавать давно. Но этот парень говорит по-английски так паршиво, будто дрова колет. У него в голосе ничего не прочтешь!
– Какие наши деньги знаешь? – Елизавета кивнула Осипу Непее. Тот тут же высыпал на стол горстку разных монет, даже пару золотых соверенов.
– От! – воскликнул Макар. – Это будет – пенс, а это будет – шиллинг! Дорогая монета. Другие – не видал, не знаю!
– Что за бумаги ты отдал капитану Ричардсону?
Макар снова бухнулся на колени. Но голова его торчала над столом.
– Матушка королевна! Поверь моряку! Ну что могут быть за бумаги…
– Матушка королева! – поправил Непея племянника, но Елизавета отмахнулась.
Макар продолжал отнекиваться:
– Ну что могут быть за бумаги у простого моряка? Деды наши, там где плавали, то рисовали и нам, внукам, отдавали. Записывали, где мель, а где чистая вода! Вот и все бумаги!
Непея как раз собрал со стола старые листы с непонятными кривулями, то ли береговой линии, то ли островной бухты. Да исписанные на старом языке лоции, которые только самый старый дед в поморской деревне разберет. Передал собранные бумаги Елизавете.
– Сколько им цена?
– Само много – полтинник серебром, – ответил Макар. – Да и то под пьяную руку.
Королева не поняла, повернулась к Непее.
– По-вашему будет – два шиллинга, шесть пенсов, – ответил Непея.
– А где тогда двадцать семь тысяч фунтов стерлингов?
– До крови его спрашивай, Ваше Величество, – вздохнул Непея, – не ответит, ибо не знает.
– Сама вижу, что не знает.
Королева дернула за шнурок, ведущий в караульню личной охраны.
Когда на пороге появился капитан королевской гвардии, Елизавета приказала:
– Этот парень пусть пока будет у вас в караульном помещении. Никто, кроме тебя, его видеть не должен! Дай ему бумагу, пусть до утра пишет… что писать – знает. Особенно про графа Эссекса… Когда напишет – выпустишь его подземной галереей к реке… Живым выпустишь, понял?
Караульный увел Макара Старинова.
Непея длинно выдохнул.
Королева внезапно крикнула:
– Что же это царь Иван не может отличить истинных послов от воров? Вроде капитана Ричардсона?
– Может отличить, Ваше Величество. Потому-то я здесь. Хотя должен был сидеть в Туретчине и уговаривать турок не воевать.
– Вот как? А сейчас сидишь у меня и уговариваешь выйти замуж за царя Ивана. Ведь это не сватовство, это политика, Непея, так? Ведь царь твой уже женат! Грешно так-то себя ставить: женатый, а просится в женихи.
Тут Непея второй раз за свою долгую работу посла и переговорщика испытал ни с чем не сравнимое чувство силы собственного слова.
– Не просился бы, матушка королева, наш царь к тебе в женихи, да ему твоя сила нужна. Сила твоего слова, не пушечная сила. Знаешь, поди, окружили нас подлые… люди из пяти стран – и со всех сторон и прут, и прут. Скажи им свое сильное слово, дай нам отдышаться!
Непея не сказал, кто прет. И так ясно – католики. А подсыпать соли под обнаженное гузно католикам – первейшее королевское дело, ибо то гузно есть – политика!
Королева усмехнулась, быстро повернулась к буфету, развела в стороны плечи и даже будто повыше ростом стала!
Хвалить полезно даже королев!
Елизавета помешкала возле буфета, достала графин старой работы. В графине плескалось ирландское виски.
– Мало кто в этом мире понимает силу слова. Твой царь понимает. Хвала ему!
Разлив виски по рюмкам, Елизавета прямо спросила:
– Тебе, Непея, что надо в случае со сватовством? Говори правду. Надо, чтобы я дала согласие на замужество с царем Иваном? Или не дала согласия?
– Мне надобно, Ваше Величество, чтобы Вы весну, лето, да осень потянули с решением. А потом – хоть не выходите замуж на моего царя!
Сказал и махом выпил.
Елизавета так долго и громко хохотала, что ожидавший в потайном будуаре граф Эссекс изматерился на валлийском языке свирепых горцев.
Отсмеявшись, королева спросила, и спросила серьезно:
– А мне за отсрочку с решением – что будет?
Ей так же серьезно ответил Непея:
– Прямой торговый путь в Персию отдадим и охрану того пути – наладим.
Королева Елизавета Английская, глядя в глаза русскому особому послу царя всея Руси Ивана Васильевича, на это дорогое обещание твердо кивнула:
– Со сватовством потихоньку потянем, а ежели что…
– Ежели что, Ваше Величество, у вас есть племянница на выданье. С ней попробуем сладиться.
Елизавета взметнулась:
– Так ты в игры надумал играть, посол?
Непея грустно покачал головой, вынул и подал Елизавете письмо царя Ивана к ее племяннице. Пока королева читала письмо, Непея раскатал по столу парсуну на ткани с ликом Грозного.
Королева долго смотрела на рисованное лицо русского царя, потом жестко и непонятно сказала:
– Да. Мы бы с ним Землю пополам…
Граф Эссекс, почуяв, что все его животные силы, приготовленные для королевы, уже истекают, а специальная мазь для силы нижней крови уже испарилась, в бешенстве забил ногами в потайную дверь.
* * *
Решено было много в утро сразу после той ночи в будуаре у королевы Елизаветы… Первым делом решено немедля уходить Макару с английской земли. Вторым делом вдову Катарину посольский дьяк Никодим перекрестил в православную веру. Ну и сразу после обряда перекрещения провели обряд замужества, чтобы Катарина не истосковалась и не сказала где ненужных горячих слов. Стоя в трактире, супротив личных икон Осипа Непеи, посольский дьяк Никодим подвел Катарину под руку к Макару Старинову. Быстро помолился и велел согласиться, что она хочет взять Макара в мужья.
Катарина сначала плакала, а потом счастливо смеялась. Повенчались.
После венчания хозяин трактира Джон Гарвей ушел на пристань – искать знакомого шведского шкипера, человека лютеранской веры, значит – надежного. А Макар Старинов, да Осип Непея, да посольский священник Никодим пошли при одном потайном фонаре в каретный сарай. Там Непея особым образом сложил широкий кожаный ремень упряжной шлеи, намотал его на конец оглобли одного из возков и с силой провернул. Священник меж тем разложил на полу сарая чистое рядно. На это рядно Непея и наклонил оглоблю. Из нее и потекло! Изумруды, рубины, какие-то мелкие невзрачные камешки. Священник выбрал с десяток камней, остальные осторожно ссыпал обратно в тайное отверстие толстой, русского затеса оглобли.
Еще две оглобли вскрыл таким способом Непея. Из одной хлынуло серебро, из другой – золото.
Разноцветные камни – что, они легче перышка. А вот серебро иноземное да золото арабское, ссыпанное в два кошля, крепко утяжелили и так нелегонького Макара.
– Чутка отсыпали только из трех оглобель с потаями. А всего оглобель – шесть! Сколько же стóит мир на Руси? – спросил Макар.
Непея прошипел что-то непотребное. Посольский священник Никодим ответил неожиданно тугим басом:
– Лучше этим грехом платить, чем христианской чистой кровью…
* * *
Тренькнул колокольчик калитки. В зал вошли Джон Гарвей и необычайной толщины шведский шкипер. Макар успел подставить под шкипера сразу два стула, но и они затрещали.
Шведский шкипер Ольсен косил на один глаз, но соображал быстро. Да, ему нужен матрос и он берет вот этого парня, именем Макар, в свою команду. Только надо показать его портовый паспорт. Макар показал – пять фунтов. Шкипер сгреб их левой ладонью, будто крошки со стола. А правая его рука уже вытаскивала из-за обшлага потертого камзола специальный бланк паспорта, куда оставалось вписать только имя моряка.
– Пиши: «Микита Кожемяка», – быстро подсказал Осип Непея.
Он знал законы лондонских портов. Если граф Эссекс чего заподозрил, первым делом стража начнет полную проверку всех матросских портовых паспортов.
Получив документ, Макар от хороших чувств выставил на стол бутыль самогона мордовской возгонки. Джон Гарвей махнул Катарине, и та внесла в зал огромное блюдо жареной баранины.
За бараниной с чесноком, да под самогон, покончили все расчеты. Корабль шкипера Ольсена обязательно зайдет в Швецию, в укромный порт. И туда Макару доставят и пилы, и топоры, и ружья, и пули, и… Все доставят, если у него есть, чем заплатить бедным шведам.
Макар достал кошель с серебром и потряс им.
Шкипер прислушался к звуку серебра и покачал головой:
– Будет мало. Оружие, да еще контрабандное, стоит дорого.
Тогда Макар достал из кармана самый маленький и самый легкий мешочек, развязал шнурок и высыпал на стол, меж оглоданных бараньих костей, драгоценные камни.
Шкипер Ольсен, не поморщась, выпил половину стакана самогона, хрустнул зубами, перекусив баранье ребро, и осторожно разровнял по столу дорогое каменное разноцветье. Очень толстыми пальцами порылся в камнях, достал самый маленький сколок рубина, показал всем за столом:
– Жене – подарок. Хорошо?
– О! – сказали все вокруг стола.
Тогда шкипер Ольсен медленно упрятал сколок в глубину своих карманов, потом ребром ладони разделил камни на две равные части.
– Эту половину – спрячь! А эту половину – приготовь к расчету в Швеции! Выход в море нашей шхуны будет сегодня ровно в полдень, матрос Макар!
– Шкипер! А как я попаду в порт Рига? – спросил матрос Макар.
Швед выпучил глаза, повернулся всем бочковатым телом к Джону Гарвею.
– Да, шкипер Ольсен, – подтвердил Гарвей, – у нового матроса конечный порт – Рига!
– А у меня тогда последняя цена – еще пять фунтов стерлингов. За провоз до города Рига!
– В Риге я и рассчитаюсь! – быстро сказал Макар.
– А куда ты денешься? – шкипер Ольсен выпил еще самогона, стулья под ним треснули, он встал. – Куда ты денешься, матрос? Со мной все рассчитываются. Даже мертвые.
