Глава шестнадцатая
1
В течение десяти дней Андрей Зотов и Максим Строгов на автомашине путешествовали по Улуюлью. Они побывали в Уваровке, на устье Таёжной, а затем из села Весёлого на катере леспромхоза «Горный» спустились по реке до Синего озера. Отсюда пешком через Тургайскую гриву они вышли на пасеку колхоза «Сибирский партизан» и на подводе вернулись в Мареевку.
К их возвращению Марина подготовила специальную записку в областные организации и Госплан Союза: «О предварительных данных Улуюльской комплексной экспедиции». В записке тщательно были учтены результаты изыскании всех групп экспедиции. Но прежде чем направить её адресатам, было решено собрать в Мареевке основных работников и вместе с ними обсудить записку. Это пожелание высказал Максим при первой же встрече с сестрой.
– Собери, Мариша, свой народ на государственный совет. К этому времени мы с Андреем посмотрим улуюльский белый свет и тоже подъедем, примем участие в разговоре. Всем нам – и тебе, и ему, и мне – такое дело принесёт огромную пользу.
И вот в Мареевку нахлынули люди. Кроме работников экспедиции, приехали из Притаёжного секретари райкома партии и руководители районных организаций. Из других селений прибыли представители сельских Советов и колхозов. Неизвестно каким образом прознав о созыве совещания, из Высокоярска примчались корреспонденты областной газеты и радио.
О своём желании участвовать в разговоре о делах экспедиции, о будущем Улуюльского края заявили мареевские учителя, врачи, активисты колхоза.
Когда Марина, намеревавшаяся вначале провести совещание в доме штаба экспедиции, прикинула количество мест и количество участников, то оказалось, что в её кабинете не разместить и половины приглашённых людей. Пришлось срочно договариваться о проведении совещания в мареевском клубе.
Мареевцы перед приезжими не ударили в грязь лицом За одни сутки они украсили клуб цветами, гирляндами из пихтовых веток, плакатами, лозунгами. Клуб блистал промытыми окнами, свежими полами, отглаженными занавесками.
Люди начали собираться в клуб задолго до назначенного часа, каждый хотел скорее услышать, какие богатства нащупала экспедиция в улуюльской земле, какое будущее обещает она этому обширному таёжному краю.
Максим с Зотовым задержались в пути. Пока они в доме Лисицына умывались и переодевались, прошло ещё добрых полчаса.
Максим торопил Зотова. Ему хотелось до начала собрания на несколько минут уединиться с сестрой и рассказать ей о важных новостях. Но Зотов, словно назло ему, не торопясь, причёсывался перед зеркалом, тщательно завязывал галстук, чистил на крыльце щёгольские туфли.
Максим ждал, не раздражаясь его медлительностью, и с добродушной улыбкой думал: «Хочет нравиться Марише. Ну и пусть! Желаю и ему и ей счастья, как самому себе».
Видя, что народ прибывает с каждой минутой, Марина с беспокойством посматривала на двери. «Где же Максим с Андрюшей? Неужели задержались в пути? Обещали прибыть ещё утром».
Увидев их, Марина бросилась навстречу, подала правую руку Максиму, левую – Зотову. Она была во всём белом. Белый цвет очень молодил её, как бы подчёркивая её врождённую кротость, врождённое изящество её движений, чистоту и ясность её души. Она была возбуждена, и это возбуждение придавало всей её аккуратной фигуре, выражению нежного, но серьёзного лица особую прелесть.
Максим окинул взглядом продолговатый зал клуба. В первом ряду он увидел льновода Дегова, Лисицына и Артёма. Брат о чём-то увлечённо разговаривал со старыми улуюльскими партизанами, и Максим подумал: «Секретарь райкома не дремлет! Вероятно, решил Артём вернуть их к былой дружбе. Ну-ну, пробуй, авось и получится. Больше ладу – больше проку в работе, больше веселья в жизни». На противоположном конце зала, в уголочке, Максим заметил Ульяну и Краюхина. Они так были заняты чем-то своим, что казалось, ничего не замечают вокруг. «Эти счастливы, счастливы, как никто», – пронеслось у него в голове. И в тот же миг, подобно вспышке, предстала перед его мысленным взором картина: высокая стройная девушка с характерными чёрными бровями страстно просит его помочь уехать в Улуюлье. Она, может быть, и не подозревает, что он знает о главном побуждении, которое влечёт её в тайгу. Её нет здесь… Она бежала отсюда, не обретя счастья, к которому стремилась. Где она? Что с ней? Может быть, она всё ещё терзается в тоске и горе, а может быть, новая вспышка любви зарубцевала её раны? Молодость! Всесильная молодость, очарование и всю бесценность которой не понимаешь, не охватываешь до конца, пока сам молод! А когда всё это становится тебе ясным во всех своих бесчисленных измерениях, ты уже, увы, далеко-далеко отошёл от молодости, и нет ни сил, ни средств, ни возможностей, которые могли бы тебя вернуть назад.
Нет, он не забудет ту девушку, он найдёт её, узнает, как идёт её жизнь. Узнает не ради пустого любопытства. Она уже вошла в тот широкий круг людей, которых он воспринимает как соучастников одного великого дела, как членов своей большой семьи, забыть которых, оставить которых без тепла собственного сердца немыслимо.
Максим перевёл взгляд и увидел ещё одно знакомое лицо, обветренное на солнце и ветру, продымленное жаром таёжных костров. Чернышёв… А вон там дальше мелькнуло миловидное, с иронической улыбочкой на губах лицо Дуни. А кто там за ней? Да ведь это колхозный пасечник Платон Золотарёв. А рядом с ним, опрятная и подобранная, как всегда, сноха Дегова, Ксюша. Но где же она, где она, его любовь, его ненаглядная, по народному выражению, его «судьба»?
Марина заметила, что Максим ищет кого-то глазами. Она догадалась, кого он ищет. «Как сильно ему хочется увидеть её», – подумала Марина, чувствуя стеснение в груди.
– Настеньки нет, Максюша, – сказала Марина тихо и почти скорбно.
– Почему нет? Она же должна приехать.
– Она улетела, Максюша, три дня тому назад в Высокоярск. Случилась воздушная оказия. Самолёт лесного управления приземлился в Мареевке. Ему было дано такое задание. А тут как раз приехала Настенька с Синего озера с образцами вод и грязей. И мы решили, что ты не очень будешь недоволен, если Настенька сама увезёт образцы и немедленно сдаст их в лабораторию на исследование.
Сестра смотрела на Максима виноватыми глазами.
– Ей очень хотелось повидаться с тобой, Максюша. Но, сам понимаешь, воды могут потерять свои свойства, если их не сдать в лабораторию немедленно.
– Ну что же, Мариша, делать? Раз так надо – пусть будет по-вашему… – Максим попытался улыбнуться, но сообщение сестры так сильно обескуражило его, что улыбка получилась вымученной.
Но сестра и этим была ободрена.
– Она уже прислала телеграмму, Максюша! Синеозёрские ручьи и грязи обладают высокой радиоактивностью. Судя по телеграмме, Настенька в восторге от своих изысканий. Шлёт тысячи приветов щедрой улуюльской земле.
Максим сощурил глаза, взял сестру за руку.
– Ну и хорошо, очень хорошо!.. Пройдём, Мариша, за сцену, на минуточку, поговорим немножко перед началом заседания.
Марина пошла за Максимом, по, сделав два шага, задержалась.
– Проходите вот сюда, вперёд, Андрей Калистратович, – оборачиваясь, сказала она Зотову, который растерянно стоял у стены.
Марина провела его к первой скамейке и усадила напротив стола, поставленного посредине маленькой клубной сцены.
Максим уловил её взгляд, когда она усаживала Зотова. Глаза её были полны нежности.
По ступенькам короткой лестницы Максим и Марина поднялись на сцену, прячась за собранной в гармошку занавесью, остановились.
– Как у тебя, Мариша, всё готово? – спросил Максим, глядя на сестру пристальным взглядом и стараясь понять, каково её самочувствие.
– Как будто всё! Доклад я написала, учла работу отрядов. Все приглашённые съехались… Кроме одного… выбывшего совсем. С неделю тому назад отбыл из экспедиции Бенедиктин. Его отозвал телеграммой директор института Водомеров.
– Вот оно что! С какой целью?
– Вероятнее всего, для укрепления какого-нибудь слабого участка в работе института, – с усмешкой проговорила Марина. – Директор благоволит к Бенедиктину. Что же касается меня, я очень довольна. Легче дышится!
– Директор благоволит, а как научный руководитель? Не переменился? – спросил Максим.
– Вчера я получила письмо от Софьи Великановой. Она пишет мне часто и много. Нелегко ей даётся разрыв с Краюхиным. Страдает!
– Ещё бы. Такие вещи бесследно не проходят.
– И вот, Максюша, она пишет, что отец в великом гневе на Бенедиктина. Оказывается, тот попытался примазаться к открытию Краюхина.
– Неужели?
– Представь себе такую наглость! Но примазаться в таком деле не просто. Великанову нужны факты и доказательства относительно магнитной аномалии, а они только у Краюхина.
– Может, поэтому его и вызвали?
– Вполне возможно. Но он всё равно выплывет. Великанова он припугнёт фронтом, своим партийным билетом, а Водомерова расположит подобострастием и преданностью… В крайнем случае он станет перед руководством института на колени и выпросит пощаду, а выпросив её, вскоре обернёт против тех, кто ему даровал её.
– И всё-таки нелегко ему будет, Мариша. Время таких субъектов в науке кончается.
– Разреши, брат мой, с тобой не согласиться. На наш век таких субъектов хватит!
– Ну, как знаешь, а только, по-моему, Бенедиктину будет дальше куда труднее! Вот-вот в твоём институте произойдут большие перемены.
Марина посмотрела брату в глаза вопрошающе и нетерпеливо.
Максим приблизился к ней и, оглянувшись в сторону Зотова, тихо сказал:
– Возглавить ваш институт, Мариша, намеревается Зотов. Но, чур, это пока секрет!
Максим приложил палец к губам, а Марина вспыхнула, чувствуя лёгкое головокружение.
– Улуюлье зажгло и покорило Андрюшу. Он видит, что здесь есть где приложить силы. И только одно беспокоит его, Мариша, – это ты. – Максим опустил глаза, стараясь не замечать смущения и радости, охвативших сестру.
Доверительно взяв Максима за руку, тяжело дыша, глядя на брата лучащимися глазами, в которых в эту минуту было ликование и стыд, Марина прошептала:
– Может быть, ты осудишь меня, Максюша… Столько прошло лет! И больно мне, и на сердце мятежно, но перед тобой не скрою: люблю его, как девчонка… Ой, мамушка моя родная!.. Седых волос на голове не пересчитать… а люблю!..
Марина задохнулась от волнения, припала головой к плечу брата.
Максим чувствовал, как дрожат пальцы её горячих рук.
– И знаешь, Мариша, нехорошо сводничать, а всё-таки не могу от этого удержаться: Андрюша признался мне вчера, что никого он так не любил, как тебя… Да ведь и раньше он не скрывал этого! Жизнь только всё время вас как-то растаскивала в разные стороны. И вот, чую я, что будет у тебя наконец большое счастье.
– За все муки мои мученические, Максюша, я заслужила это…
– Я буду рад за вас. И за тебя и за Андрюшу. Умница он! И сердце у него благородное, доброе… Э, а народу-то поднабралось, Мариша! Как по-твоему, не пора начинать?
– Дай мне, Максюша, пять минуток побыть наедине. Так всё это необычно, и так я волнуюсь… Сердце готово вырваться.
– Ну-ну, успокойся… И начинай! Начинай твёрдо, спокойно, уверенно. Помни: мы люди таёжной закваски, нам не пристало терять голову ни в какой обстановке.
Максим ласково похлопал сестру по плечу, улыбнулся своей сдержанной умной улыбкой, не торопясь спустился в зал и сел рядом с Зотовым.
Марина проводила его неотрывным взглядом. Слова брата и в особенности его спокойствие, его улыбка, говорящая, что он всё, всё понимает, быстро вернули её душе ясность и спокойствие.
Марина ушла за сцену, забилась в уголок и, пользуясь светом маленького оконца, долго и придирчиво смотрела на себя в круглое зеркальце, вынутое из сумочки, заменявшей ей часто портфель. Нет, она поистине была хороша, осенённая светом своего любящего и истосковавшегося по любви сердца.
2
Марина вышла на сцену твёрдым шагом, громко пристукивая высокими каблучками. На побледневшем лице её не было и тени волнения, хотя пальцы прилипали к листкам доклада, а сердце колотилось под самым горлом. Подняв голову и кинув взгляд в переполненный зал, она увидела только Андрея Зотова, только его устремлённые к ней глаза – родные глаза, отражавшие всю его душу, весь водоворот чувств, несущихся подобно стремительному потоку. Как невыразимо дорого было ей это, может быть, неповторимое выражение его строгих глаз! О многом они уже сказали друг другу в те короткие встречи, которыми жизнь одарила их в последние дни, но слова, никакие слова не могли передать того, что нёс ей этот нескончаемый свет его взора. «Он беспокоится, очень беспокоится за тебя… Он смотрит на тебя с восхищением… Он любит тебя ещё больше, чем любил тогда, в твоей далёкой юности». Ей казалось, что кто-то посторонний шепчет ей это, но на сцене она была одна, и всё, что она слышала сейчас как бы со стороны, было голосом её собственной души. Она вдруг вздрогнула, вскинула свою аккуратно причёсанную голову, с испугом подумала о том, что она стоит здесь давным-давно и её безмолвие уже удивляет собравшихся.
– Давайте начинать, товарищи, – преодолевая волнение, с хрипотцой в голосе сказала Марина. Она помолчала, развела руками, простодушно добавила: – Наверное, президиум полагается. Что же за собрание без президиума?
В зале засмеялись, захлопали в ладоши. Ещё больше смущённая смехом и своей неумелостью вести такие дела, она неуверенно предложила:
– А если так, товарищи, решим: тут у нас находятся руководители из Москвы, из Высокоярска, из района. Пусть они займут места за этим столом.
– Пусть!.. Просим! – закричали со всех сторон.
Снова в клубе раздался дружный всплеск аплодисментов.
Увидев, что на сцену идут её братья, Андрей Зотов, председатель райисполкома Череванов, Марина беспомощно положила руки на грудь и раскаивающимся тоном сказала:
– Ну что же это я наших-то, мареевских, руководителей забыла?! Как нехорошо! Простите, товарищи Изотов и Севастьянов, и подымайтесь сюда. Просим!
И опять в клубе захлопали, на этот раз с особенной силой.
Возможно, что растерянность и неловкость Марины у кого-то вызвала усмешку, неудовольствие или ещё какое-нибудь подобное чувство, но Зотова всё происшедшее растрогало и взволновало ещё больше. Марина… Вот она и была во всём, во всём такой искренней, простой, бесхитростной, какой увидели её люди, какой увидел её он, Андрей Зотов.
Он шёл на сцену вслед за Максимом, видя перед собой только её, Марину, думая в эту минуту только о ней: «Неужели я мог бы и дальше жить на земле, не ощущая того света, который она источает каждой частичкой своего существа? Нет, это невозможно, это нелепо… я оставался бы самым несчастным из всех несчастных… А сейчас я счастливейший в мире!.. Столько лет не верил в себя, уходил от неё, а она ждала… Как всё необычно и просто! Давно ли я убеждал себя, обитая в холостяцкой квартире в Москве, что время любви миновало, что пора любви – юность, и только юность… А вот и пора зрелости – это тоже пора любви!.. Сегодня же надо сказать ей, что быть в разлуке дальше нельзя, нет смысла. Да, да, сегодня же!..»
Зотов обошёл стол, сел с левой стороны сцены, зная, что отсюда ему будет хорошо видно Марину, когда она встанет за лёгкую, крашенную охрой простенькую трибуну. Он смотрел на неё, не сводя глаз. В первые минуты её доклада, посвящённого предварительным итогам работы экспедиции в летние месяцы, Зотов слушал рассеянно, с трудом улавливая, о чём она говорит. Он был поглощён своей думой: «Да, да, сегодня же скажу ей, что мы должны быть вместе».
Максим, сидевший с правой стороны сцены, бросал на Зотова пристальные, изучающие взгляды. Он очень хорошо знал Зотова и умел угадывать его чувства. Устремлённые на Марину глаза Андрея, отсутствующее выражение его бледного лица насторожили Максима. «Андрюша парит на крыльях любви», – с доброй усмешкой подумал Максим. Он вынул из кармана кителя записную книжку и быстро написал: «Андрюша, не забыл ли ты о нашей договорённости? После доклада Марины – твоё слово. По-моему, людям будет крайне интересно послушать о всех наших размышлениях относительно Улуюльского комплексного района».
Зотов прочитал записку, поднял голову и, наконец что-то вспомнив, посмотрел на Максима и кивнул ему. С этой минуты его внимание воспрянуло: теперь он не только видел Марину, по и слушал её, понимал смысл её слов.
Целый час Марина рассказывала о работе экспедиции. Ничто, даже самое незначительное событие, не осталось неупомянутым. «Сегодня это практически ничего ещё не значит, но завтра из этого может вырасти открытие», – так охарактеризовала она некоторые детали исследований, в частности записку техника Серошевского об уваровском угле, найденную в архиве Софьей Великановой.
Когда Марина заговорила о ценнейших данных, принесённых в экспедицию Мареем Добролетовым, Максим встал и громко сказал:
– Я предлагаю, товарищи, почтить вставанием память этого необыкновенного человека!
Все в зале поднялись и с минуту стояли молча, опустив головы и не шевелясь.
3
Зотов подошёл к трибуне.
В коричневом костюме столичного покроя, золотистоволосый, высокий, в очках, он производил впечатление человека строгого, неприступного и далёкого от повседневной жизни простых людей. В зале все почти знали, что Зотов происходил из крестьян Высокоярской области, и с тем большим интересом рассматривали его.
Возможно, от этих взглядов, а скорее, от сознания того, что оп выступает перед земляками, среди которых в роли обычного колхозника или рабочего мог бы оказаться и он, сложись его жизнь иначе, Зотов почувствовал сильные толчки в груди. Он намеревался сразу говорить о деле, но какое-то новое чувство, ворвавшееся в душу, изменило его намерения.
– Дорогие товарищи, дорогие мои земляки! Вы, может быть, не все знаете, что я, московский профессор, вовсе не москвич, я ваш земляк, высокоярский житель. Мне так приятно выступать здесь перед вами, что нет слов, чтоб выразить радость от встречи с вами!..
В зале раздались такие громкие аплодисменты, что в клубных окнах зазвенели стёкла. В один миг этот строгий и чужой человек словно преобразился, стал проще, доступнее, понятнее.
– Спасибо тебе, товарищ Зотов, что не забываешь родную землю! – крикнул с места Лисицын.
Новый шквал аплодисментов покрыл слова охотника.
Зотов склонил голову и с минуту не мог говорить, перебарывая спазмы, сжимавшие горло.
Высокоярск! Высокоярская область! Это не один человек, а весь край, вся земля его отцов говорит ему спасибо! Скажи ему кто-нибудь год тому назад, что Сибирь так сильно и властно захватит его, он никому не поверил бы. Московская жизнь с её размеренным укладом казалась навсегда неизменной. А теперь разве он сможет жить помимо интересов этих людей? Разве он может остаться безучастным к их жизни, к их борьбе?
– В проблеме освоения природных богатств Улуюльского края позвольте осветить мне две стороны, – сказал Зотов сдавленным, ещё не окрепшим голосом.
В конце зала кто-то закашлял, но на него зашикали со всех сторон, и кашель мгновенно умолк.
– Первая сторона – Улуюлье сегодня. – Зотов продолжал громким, отчётливым голосом, чувствуя на себе заинтересованные взгляды людей. – Улуюлье сегодня – это малоизученный малонаселённый, малоосвоенный край. Всё, что сделала экспедиция научно-исследовательского института, о чём здесь подробно доложила Марина Матвеевна, это лишь начало. Но начало удачное, многообещающее, требующее самого внимательного отношения к себе. После такого начала никто не имеет права ни прекратить исследования Улуюлья, ни отложить их даже на самое короткое время. Улуюлье стало на повестку дня в жизни Высокоярской области, оно станет завтра на повестку дня в жизни страны.
Одно очевидно и бесспорно: темпы исследования Улуюлья должны быть ускорены, а размах исследований во много раз увеличен. Улуюльская комплексная экспедиция должна быть преобразована из экспедиции научно-исследовательского института в Государственную комплексную экспедицию, оснащённую по последнему слову техники. Это основная рекомендация, которую я, как уполномоченный Центрального Комитета партии, внесу по возвращении в Москву в соответствующие органы.
И тут случилось неожиданное. Люди вскочили со своих мест и не меньше пяти минут хлопали в ладоши, хлопали увлечённо, с просиявшими лицами, с горящими, возбуждёнными глазами.
Зотов выждал, когда смолкнут аплодисменты, и продолжал:
– Без широкого, всестороннего изучения Улуюлья невозможно правильно использовать природные богатства края. Огромное поле деятельности отводится нашей науке. Она должна сказать своё веское слово.
Итак, начало положено. Вы знаете, что начало во всяком деле самое трудное. Сегодня мы имеем полное основание сказать большое спасибо всем товарищам, которые наперекор утвердившемуся мнению о бесперспективности Улуюлья пришли сюда и, на свой риск и страх начав исследование края, за короткое время в корне изменили взгляд на Улуюлье. Честь и хвала им, товарищи!
Зотов помолчал, перелистал странички записной книжки и, повышая голос и этим подчёркивая важность своей мысли, сказал:
– Вторая сторона – Улуюлье в будущем. Уже теперь, в самом начале исследований Улуюльского края, очевидно, что этот край необычайно богат, многосторонне богат. Улуюлье – это щедрый дар природы. Вкратце очерчу главные сокровища Улуюлья с некоторым заглядом вперёд. Думаю, что в своём прогнозе не ошибусь.
Энергетика. Она развернётся на базе огромных гидроресурсов рек Большой и Таёжной. Предполагаю, что в будущем здесь построят не меньше трёх крупных гидростанций: первую – в районе Мареевки на реке Большой, вторую – в нижнем течении Таёжной и третью – в верховьях Таёжной.
Топливо. Есть основания считать, что каменные угли в районе Уваровки являются северным продолжением мощного угольного бассейна, расположенного в соседней области. Таким образом, Улуюлье может стать топливной базой.
Металлы. Уже доказано, что Улуюлье располагает металлическими ископаемыми. Будем думать, что Улуюлье даст нам не только железную руду, но и окажется щедрым на месторождения редких металлов.
Лес. Его запасы колоссальны. Они обеспечат потребности лесной и лесообрабатывающей промышленности, а также благодаря наличию кедровых лесов позволят иметь в Улуюлье хорошее охотопромысловое хозяйство со всеми его новейшими формами.
Сельское хозяйство. Плодородные, обширные земли Улуюлья дают полное основание развить здесь многоотраслевое сельскохозяйственное производство.
Транспорт. Его рост во всех видах будет продиктован интересами развития Улуюлья.
Наконец, нельзя не упомянуть об улуюльских источниках, обладающих большой целительной силой. В будущем Улуюлье не только край высокоразвитого промышленного и сельскохозяйственного производства, но и новая на карте нашей страны здравница.
Природные богатства Улуюлья позволяют подойти к их освоению комплексно, с учётом интересов самых различных сторон народного хозяйства. У нас есть всё для того, чтобы Улуюльский комплексный район из мечты стал реальностью.
Зотов закрыл записную книжку и, поглядывая на Максима и Марину, пошёл на своё место.
Максим поднялся и, не выходя к трибуне, громко, так, чтобы слышали все, с улыбкой сказал:
– Замечательную картину будущего Улуюльского края нарисовал, товарищи, наш земляк профессор Зотов. Ей-богу, умирать не захочется!
– А мы и не собираемся умирать, Максим Матвеич, раз такие дела начались! – весело откликнулся Лисицын.
В зале засмеялись, заговорили, и Марина поспешила объявить перерыв.
4
В конце ноября газета «Высокоярская правда» опубликовала на первой полосе вместо передовой набранное крупным шрифтом информационное сообщение. В сообщении говорилось:
«На днях в Высокоярске состоялся расширенный пленум областного комитета Коммунистической партии. Пленум обсудил доклад М.М. Строгова «О перспективном развитии Улуюлья и задачах областной партийной организации». В обсуждении доклада М.М. Строгова приняли участие: профессор З.Н. Великанов, секретарь Притаёжного райкома партии А.М. Строгов, секретарь Новоюксинского райкома партии Д.З. Якушкин, директор Высокоярского научно-исследовательского института профессор А.К. Зотов, бригадир охотничьей бригады мареевского колхоза «Сибирский партизан» М.С. Лисицын, начальник Государственной улуюльской комплексной экспедиции инженер А.К. Краюхин, председатель Притаёжного райисполкома П.П. Череванов, заведующая биологическим сектором Высокоярского научно-исследовательского института М.М. Строгова, сотрудник Государственной улуюльской комплексной экспедиции А.Ф. Чернышёв, заместитель председателя облисполкома В.Г. Васильев, профессор Л.И. Рослов, ответственный редактор газеты «Высокоярская правда» В.К. Филин, управляющий трестом «Высокоярсклес» С.С. Плучевский, председатель облисполкома И.М. Соломин, секретарь Высокоярского горкома партии Я.М. Гаврилов, секретарь обкома ВЛКСМ П.С. Павлухин.
Пленум принял по обсуждённому вопросу развёрнутое решение.
Пленум рассмотрел также организационный вопрос. В связи с переходом на другую работу и выездом за пределы области пленум освободил И.Ф. Ефремова от обязанностей первого секретаря обкома партии.
Пленум избрал первым секретарём Высокоярского обкома товарища Строгова Максима Матвеевича».
И снова на Улуюлье надвигалась зима. День и ночь безостановочно сыпал мягкий пушистый снег. Озера и реки покрылись толстой ледяной коркой. В предрассветный морозный час гулко ухала промёрзшая земля. Стаи птиц и стада зверей в поисках корма кочевали по занесённой снегом, притихшей тайге. Всё, всё на улуюльской земле происходило так, как и год, и десять, и сто лет назад. И только люди не могли и не хотели повторять прожитого. В безбрежном океане жизни они прокладывали новые, никем ещё не изведанные пути.
1949 – 1959 гг.
Иркутск – Томск – Москва