XXX. Наконец появляется настоящая героиня этой повести
Следом за г-жой де Сен-Реми по лестнице шла Луиза де Лавальер. Она услышала взрыв материнского гнева и, поняв, что его вызвало, с трепетом вошла в комнату. Тут она увидела беднягу Маликорна. Даже самый хладнокровный зритель невольно рассмеялся бы или почувствовал бы сострадание при виде его безнадежной позы.
Он спрятался за большое кресло, чтобы избежать первого натиска г-жи де Сен-Реми; не надеясь смягчить ее речами — она говорила громче его и без передышки, — он возлагал все надежды на выразительность своих жестов.
Почтенная дама ничего не слышала и не видела; она давно невзлюбила Маликорна. Однако ее гнев был так велик, что неминуемо должен был излиться и на сообщницу Маликорна. Очередь дошла до Монтале.
— А вы, сударыня, должно быть, надеетесь, что я не передам герцогине, что делается у одной из ее фрейлин!
— О матушка! — воскликнула Луиза. — Ради бога, пощадите!
— Молчите, сударыня, и не трудитесь напрасно заступаться за недостойных. Уж и того довольно, что вам, честной девушке, вечно приходится видеть такой пример. А вы еще заступаетесь! О, я не потерплю этого!
— Но, — возмутилась наконец Ора, — не понимаю, почему вы так говорите со мной? Кажется, я не делаю ничего дурного!
— А этот бездельник, сударыня? — продолжала г-жа де Сен-Реми, указывая на Маликорна. — Его-то что сюда привело? Доброе дело? А?
— Ни доброе, ни злое; он просто пришел повидаться со мной.
— Хорошо, хорошо, — пригрозила г-жа де Сен-Реми, — ее королевское высочество все узнает! Герцогиня сама рассудит…
— Во всяком случае, я не понимаю, почему господин Маликорн не может иметь на меня виды, раз у него честные намерения.
— Честные намерения? С таким-то лицом! — возмутилась г-жа де Сен-Реми.
— Благодарю вас, сударыня, от своего лица, — поклонился Маликорн.
— Пойдем, дитя мое, пойдем! — позвала дочь г-жа де Сен-Реми. — Мы предупредим герцогиню, скажем ей, что в ту самую минуту, когда она оплакивает своего супруга, а мы нашего господина, в старом замке Блуа, в этой обители скорби, находятся люди, которые забавляются и веселятся.
— О! — в один голос застонали обвиняемые.
— Фрейлина! И это фрейлина нашей герцогини! — возопила г-жа де Сен-Реми, воздевая руки к небу.
— В этом вы как раз и ошиблись, — сказала, потеряв терпение, Монтале, — я больше не фрейлина, по крайней мере не фрейлина герцогини!
— Вы подаете в отставку, сударыня? Прекрасно! Я могу только порадоваться вашему решению и радуюсь!
— Я не подаю в отставку, я только перехожу на другое место.
— У мещан или у судейских чиновников? — презрительно спросила г-жа де Сен-Реми.
— Знайте, сударыня, что такая девушка, как я, не может служить мещанам или судейским чиновникам. Я перехожу от жалкого двора, где вы прозябаете, ко двору почти королевскому.
— Ах, к королевскому двору! — воскликнула г-жа де Сен-Реми, пытаясь рассмеяться. — Что вы на это скажете, дочь моя?
И она повернулась к Луизе, стараясь во что бы то ни стало увести ее от Монтале. Но Луиза, не разделяя желания г-жи де Сен-Реми, примирительно смотрела своими прекрасными ласковыми глазами то на мать, то на Ору.
— Я не сказала «к королевскому двору», — ответила Монтале, — потому что принцесса Генриетта Английская, которая будет супругой его высочества герцога Филиппа, не королева. Я сказала «к почти королевскому двору», и не ошиблась, потому что принцесса станет невесткой короля.
Если бы в крышу замка ударила молния, она бы менее ошеломила г-жу де Сен-Реми, чем последние слова Монтале.
— При чем тут ее высочество принцесса Генриетта? — пролепетала старая дама.
— Я хотела сообщить вам, что вступаю в число ее фрейлин, больше ничего.
— Ее фрейлин? — в один голос закричали г-жа де Сен-Реми и Луиза, первая с отчаянием, вторая с радостью.
— Да, мадам.
Госпожа де Сен-Реми опустила голову: удар был слишком силен.
Но она почти тотчас же выпрямилась, чтобы выпустить в противницу последний снаряд.
— О, — сказала она, — такие обещания дают нередко. Люди тешат себя безумными надеждами, но в последнее мгновение, когда приходит время исполнить обещание и осуществить эти надежды, влияние, на которое рассчитывали, вдруг рассеивается как дым.
— Сударыня, влияние моего покровителя несомненно; его обещания равносильны выполнению.
— А не будет ли нескромностью спросить имя этого покровителя?
— О, ничуть! Мой покровитель — этот господин, — поклонилась Монтале, указывая на Маликорна, который в продолжение всей этой сцены сохранял самое невозмутимое хладнокровие и самую комическую важность.
— Господин Маликорн! — воскликнула г-жа де Сен-Реми, разражаясь хохотом. — Человек с таким могуществом, обещания которого равносильны выполнению, — это господин Маликорн?
Маликорн улыбнулся, а Монтале вместо ответа вынула из кармана патент на должность фрейлины и показала его г-же де Сен-Реми.
— Вот патент, — сказала она.
Свершилось! Бросив взгляд на чудесную бумагу, бедная женщина опустила руки, выражение безграничной зависти и отчаяния исказило ее лицо, и, чтобы не упасть в обморок, она опустилась на стул.
Монтале не злоупотребляла своим торжеством; она была не способна чрезмерно радоваться победе и унижать поверженного врага, особенно когда врагом этим была мать ее подруги.
Маликорн был менее великодушен. Он принял важную позу и развалился в кресле с таким непринужденным видом, за который два часа тому назад ему, наверное, пригрозили бы палкой.
— Фрейлина молодой принцессы! — повторила еще не совсем поверившая г-жа де Сен-Реми.
— Да, и только благодаря хлопотам господина Маликорна.
— Это невероятно. Правда, Луиза, это невероятно?
Но Луиза молчала, задумчивая, почти печальная. Приложив руку к своему красивому лбу, она вздохнула.
— Однако, господин Маликорн, — вдруг спросила г-жа де Сен-Реми, — что вы сделали, чтобы добыть это место?
— Я попросил об этом одного из моих друзей.
— А, у вас есть при дворе друзья, которые могут давать вам такие доказательства своей дружбы?
— Гм! Как видите.
— А можно узнать их имена?
— Я не говорил, что у меня несколько друзей, сударыня. Я сказал «один из друзей».
— И его имя?
— Как вы торопитесь! Когда у человека есть такой могущественный друг, он не показывает его всем, опасаясь, как бы его не украли.
— Вы правы, господин Маликорн, скрывая имя своего покровителя: полагаю, вам было бы трудно назвать его.
— Если этого друга не существует, — заметила Монтале, — то, во всяком случае, существует патент, а это главное.
— Значит, — проговорила г-жа де Сен-Реми с улыбкой кошки, готовой выпустить когти, — когда я застала у вас господина Маликорна, он привез вам патент?
— Именно, вы угадали.
— Но тогда в этом нет ничего дурного.
— Я тоже так думаю.
— И я напрасно упрекала вас.
— Совершенно напрасно, но я так привыкла к вашим упрекам, что извиняю их.
— В таком случае, Луиза, нам остается только уйти. Что же ты?
— Что вы сказали? — спросила, вздрогнув, Луиза де Лавальер.
— Я вижу, ты совсем не слушаешь меня, дитя мое!
— Нет, я задумалась.
— О чем?
— Об очень многом.
— Ты-то хоть не сердишься на меня, Луиза? — спросила Монтале, сжимая руки подруги.
— За что же я могу на тебя сердиться, дорогая моя Ора? — ответила молодая девушка своим нежным, мелодичным голосом.
— Ну, если бы она и досадовала на вас, — заметила г-жа де Сен-Реми, — бедняжка имела бы, пожалуй, на это право.
— За что же?
— Мне кажется, она из такой же хорошей семьи и такая же красивая, как вы.
— Матушка! — вскричала Луиза.
— В сто раз красивее меня — да! Но из лучшей семьи — это, пожалуй, нет. Однако я не понимаю, почему из-за этого Луиза должна на меня сердиться.
— А вы думаете, ей весело похоронить себя в Блуа, когда вы будете блистать в Париже?
— Но, сударыня, ведь не я же мешаю Луизе отправиться в Париж. Напротив, я была бы счастлива, если бы она переселилась туда.
— Но мне кажется, что господин Маликорн, всемогущий при дворе…
— Ах, сударыня, — ответил Маликорн, — в этом мире каждый заботится о себе.
— Маликорн! — остановила его Монтале. И, наклонясь к молодому человеку, прибавила шепотом: — Займите госпожу де Сен-Реми, спорьте или миритесь с ней, только займите. Мне нужно поговорить с Луизой.
И легкое пожатие руки наградило Маликорна за ожидаемое повиновение.
Маликорн нехотя подошел к г-же де Сен-Реми; между тем Ора обняла подругу и спросила:
— Что с тобой? Скажи, может быть, ты действительно меня разлюбишь за то, что я буду блистать при дворе, как говорит твоя мать?
— О нет, — едва сдерживала слезы Луиза, — напротив, я очень счастлива за тебя.
— Счастлива? А между тем ты, кажется, готова расплакаться?
— Разве плачут только от зависти?
— А, понимаю! Я еду в Париж, и это слово напоминает тебе об одном человеке!..
— Ора!
— Который когда-то жил в Блуа, а теперь живет в Париже.
— Не знаю, право, что со мной, но я задыхаюсь.
— Так плачь, если не можешь улыбаться…
Луиза подняла свое кроткое личико, по которому катились крупные, блестевшие, точно брильянты, слезы.
— Сознайся же, — настаивала Монтале.
— В чем?
— Скажи: почему ты плачешь? Без причины не плачут. Я твоя подруга и сделаю все, о чем ты попросишь. Поверь, Маликорн имеет больше влияния, чем думают! Скажи: ты хочешь попасть в Париж?
— Ах! — вздохнула Луиза.
— Ты хочешь в Париж?
— Остаться здесь, одной, в этом старом замке, когда я так привыкла слышать твое пение, пожимать твою руку, бегать с тобой по парку! О, как я буду скучать, как скоро я умру!
— Тебе хочется в Париж?
Луиза вздохнула.
— Ты не отвечаешь?
— Какого ты ждешь ответа?
— Да или нет; по-моему, ответить не трудно.
— Ах, ты очень счастлива, Монтале!
— Значит, ты хотела бы быть на моем месте?
Луиза молчала.
— Упрямица! — упрекнула ее Ора. — Ну, виданное ли дело иметь секреты от подруги? Сознайся, что ты умираешь от желания переехать в Париж, от желания увидеть Рауля.
— Я не могу сказать этого.
— Хорошо, Луиза. Ты видишь патент?
— Конечно, вижу.
— Ну, так я выхлопочу для тебя такой же.
— С чьей помощью?
— Маликорна.
— Ора, ты говоришь правду? Это возможно?
— Если Маликорн достал патент для меня, то нужно, чтобы он сделал то же и для тебя.
Услышав свое имя, Маликорн воспользовался этим предлогом, чтобы закончить беседу с г-жой де Сен-Реми. Он обернулся:
— Что угодно?
— Подойдите, господин Маликорн, — с повелительным жестом проговорила Ора.
Маликорн повиновался.
— Такой же патент, — произнесла Монтале.
— Как?
— Еще точно такой же патент. Кажется, ясно? Мне он нужен!
— Ого! Нужен?
— Это невозможно, правда, господин Маликорн? — кротко спросила Луиза.
— Гм! Если это для вас…
— Для меня, да, господин Маликорн, для меня…
— И если мадемуазель Монтале тоже просит об этом…
— Не просит, а требует.
— Тогда придется повиноваться.
— И вы получите для нее назначение?
— Постараюсь.
— Без уклончивых ответов. Еще на этой неделе Луиза де Лавальер будет фрейлиной принцессы Генриетты.
— Как у вас все просто!
— На этой неделе, не то…
— Не то?
— Вы возьмете обратно мой патент, господин Маликорн. Я не расстанусь с подругой…
— Дорогая Монтале!
— Хорошо. Пусть ваш патент остается при вас. Мадемуазель де Лавальер будет фрейлиной.
— Правда?
— Да, да.
— Так я могу надеяться, что уеду в Париж?
— Можете быть уверены.
— О, господин Маликорн, как я вам благодарна! — воскликнула Луиза, прыгая от радости.
— Притворщица! — сказала Монтале. — Уверяй меня теперь, что ты не влюблена в Рауля!
Луиза покраснела, как майская роза. Вместо ответа она подошла к матери и обняла ее.
— Господин Маликорн — переодетый принц, — заметила старая дама, — у него неограниченная власть.
— Вы тоже хотите быть фрейлиной? — спросил Маликорн, обращаясь к г-же де Сен-Реми. — Пока я здесь, придется мне для всех добыть назначения.
С этими словами он вышел, оставив бедную г-жу де Сен-Реми в полном смятении, как сказал бы Таллеман де Рео.
— Ну, — прошептал он, спускаясь с лестницы, — это будет стоить еще тысячу ливров. Что поделаешь! Мой друг Маникан ничего не устраивает даром!
