XXIX. Влюбленный и дама его сердца
В Блуаском замке горели свечи у безжизненного тела Гастона Орлеанского, последнего представителя прошлого. Горожане слагали ему эпитафию далеко не хвалебного свойства; вдовствующая герцогиня, забыв, что в юности она так любила покойника, что бежала из отцовского дома, теперь, в двадцати шагах от траурной залы, углубилась в денежные расчеты. Вообще жизнь в замке текла своим чередом. Ни мрачный звон колокола, ни голоса певчих, ни пламя свечей, мерцавшее за оконными стеклами, ни подготовка к погребению не смущали парочку, которая сидела подле уже знакомого нам окна; оно выходило во внутренний двор из комнаты, принадлежавшей к так называемым малым апартаментам.
Веселый солнечный луч (ибо солнце, по-видимому, мало беспокоилось о потере, понесенной Францией) падал на двух собеседников.
Он был юноша лет двадцати пяти, маленький, смуглый, с хитрым живым лицом и огромными глазами, затененными длинными ресницами; его большой рот часто улыбался, показывая прекрасные зубы, а острый подбородок обладал редкой подвижностью. Во время разговора он нежно наклонялся к молодой девушке, которая, надо сказать, не отстранялась от него с той поспешностью, которой требовали строгие правила приличия.
Девушку мы знаем, так как уже видели ее однажды у этого самого окна под лучами такого же яркого солнца. Лукавство сочеталось в ней с рассудительностью. Она была очаровательна, когда смеялась, и красива, когда становилась серьезной. По правде говоря, она чаще бывала очаровательна, чем красива.
Собеседники были увлечены каким-то полушутливым, полусерьезным спором.
— Скажите, господин Маликорн, — спросила девушка, — угодно ли вам наконец поговорить разумно?
— А вы думаете, это легко, Ора? — возразил Маликорн. — Делать то, чего от тебя хотят, когда нельзя делать то, что можешь?
— Ну, вы, кажется, запутались в словах. Бросьте, мой дорогой, прокурорскую логику.
— Опять-таки немыслимо: ведь я чиновник… И вы меня упрекаете за то, что я стою ниже вас… Итак, я ничего вам не скажу.
— Полно, я и не думаю упрекать вас. Скажите, что вы собирались сказать. Говорите, я этого хочу.
— Хорошо, повинуюсь. Герцог умер.
— Ах, боже мой, вот новость! Откуда вы явились, чтобы сообщить это?
— Я приехал из Орлеана.
— И это ваша единственная новость?
— О нет… Я могу еще сообщить, что принцесса Генриетта Английская едет во Францию, чтобы выйти замуж за брата его величества.
— Вы положительно невыносимы, Маликорн, с вашими допотопными новостями. Если вы не бросите своей привычки вечно насмехаться, я вас прогоню.
— Ого!
— Право, вы выводите меня из терпения.
— Ну, ну, потерпите.
— Вы хотите набить себе цену? Я знаю, для чего…
— Скажите, я отвечу откровенно, если вы угадаете.
— Вы знаете, что мне хочется получить место фрейлины, о котором я имела глупость просить вас похлопотать, а вы скупитесь использовать свое влияние.
— Я? — Маликорн опустил глаза, сложил руки и принял лукавый вид. — Какое же влияние может иметь бедный чиновник?
— У вашего отца недаром двадцать тысяч ливров годового дохода, господин Маликорн.
— Провинциальное состояние, сударыня.
— Ваш отец недаром посвящен в тайны принца Конде.
— Это преимущество ограничивается тем, что отец ссужает принца деньгами.
— Словом, вы недаром самый большой хитрец во всей провинции.
— Вы мне льстите.
— Чем?
— Я утверждаю, что у меня нет никакого влияния, а вы говорите обратное.
— Ну, так что же мое место, дадут мне его или нет?
— Дадут.
— Но когда?
— Когда вы пожелаете.
— Где же патент?
— У меня в кармане.
Маликорн улыбнулся и вынул из кармана бумагу. Монтале схватила ее, точно добычу, и жадно пробежала глазами. Ее лицо постепенно прояснилось.
— Маликорн, — воскликнула она, кончив чтение, — право, вы добрый человек!
— Почему?
— Потому что вы могли заставить меня заплатить за место фрейлины — и не сделали этого.
Но Маликорн храбро выдержал ее нападение.
— Я вас не понимаю, — сказал он.
На этот раз смутилась Монтале.
— Я открыл вам свои чувства, — продолжал Маликорн. — Вы трижды сказали со смехом, что не любите меня; а один раз без смеха поцеловали меня. Это все, что мне нужно.
— Все? — проговорила кокетка тоном оскорбленной гордости.
— Да, все, — ответил Маликорн.
— А!
В этом восклицании звучал гнев вместо благодарности, какой он мог ждать. Он спокойно покачал головой.
— Послушайте, Монтале, — начал молодой человек, не заботясь о том, понравится ли его даме такое фамильярное обращение, — не будем спорить на эту тему.
— Почему?
— Потому что за время нашего знакомства, которое длится уже год, вы уже двадцать раз выгнали бы меня, если бы я вам не нравился.
— Скажите пожалуйста! А по какому поводу я выгнала бы вас?
— Я бывал достаточно дерзок.
— Что правда, то правда!
— Не будем ссориться. Итак, раз вы меня не выгнали, то не без причины.
— Но не потому, что я вас люблю.
— Согласен. Скажу даже, что в данную минуту вы меня ненавидите.
— О, вы никогда не говорили большей правды!
— Хорошо. Я вас тоже.
— А, принимаю к сведению.
— Принимайте. Вы меня находите грубым и глупым. Я нахожу, что у вас резкий голос и лицо исказилось от гнева. Сейчас вы скорее выброситесь из окна, чем позволите мне поцеловать кончик вашего пальца. А я охотнее брошусь с колокольни, чем дотронусь до подола вашего платья. Но через пять минут вы меня будете любить, а я вас обожать!
— Сомневаюсь!
— А я вам ручаюсь.
— Какая самоуверенность!
— А потом, это еще не главная причина. Я вам нужен, Ора, как и вы мне. Когда вам угодно быть веселой, я вас смешу; когда мне хочется быть влюбленным, я на вас смотрю. Я добыл вам место фрейлины, которого вы желали. Вы сделаете сейчас все, что я захочу.
— Я?
— Да, вы. Но в данную минуту, милая Ора, заявляю вам, я ничего не хочу; итак, будьте спокойны.
— Вы ужасный человек, Маликорн. Я так обрадовалась этому месту, а вы мне испортили все удовольствие.
— Ну, у вас еще есть время. Успеете порадоваться, когда я уйду.
— Так уходите…
— Хорошо, но раньше позвольте дать вам совет…
— Какой?
— Развеселитесь: когда вы дуетесь, то становитесь безобразной.
— Грубиян!
— Надо же говорить правду друг другу.
— Как вы злы, Маликорн!
— А вы неблагодарны, Монтале!
Маликорн облокотился на подоконник. Монтале взяла книгу и раскрыла ее.
Маликорн встал, почистил рукавом шляпу и оправил черный плащ.
Притворяясь, что читает, Монтале тайком посматривала на него.
— Теперь он принимает почтительный вид! — с горячностью вскричала она. — Значит, будет дуться неделю.
— Две, — с поклоном заметил Маликорн.
Монтале замахнулась на него книгой.
— Чудовище! — сказала она. — Ах, почему я не мужчина?
— Что бы вы тогда сделали со мной?
— Я задушила бы тебя.
— Ага, отлично! — ответил Маликорн. — Мне кажется, я начинаю желать одной вещи.
— Чего, демон? Чтобы я задохнулась от злости?
Маликорн почтительно вертел в руках шляпу. Вдруг он отбросил ее, схватил молодую девушку за плечи, привлек к себе и приник к ее губам губами, слишком жаркими для человека, который старался казаться равнодушным.
Она хотела было закричать, но поцелуй заглушил ее восклицание. Раздраженная и взволнованная, девушка оттолкнула Маликорна к стене.
— Ну вот, — философски заметил Маликорн. — Теперь на шесть недель. До свидания, сударыня, примите мой почтительный привет.
И он сделал несколько шагов к выходу.
— Нет, нет, вы не уйдете! — вскрикнула Монтале, топнув ногой. — Останьтесь, я приказываю.
— Вы приказываете?
— Разве я не ваша госпожа?
— Да, властительница моих чувств и моего ума.
— Значит, мое достояние — сухой ум и глупые чувства?
— Берегитесь, Монтале, — остановил ее Маликорн, — я вас знаю: вы можете влюбиться в вашего слугу!
— Ну да, да, — сказала она, кидаясь к нему на шею скорее с детской беспечностью, нежели со страстью. — Да, да, ведь я же должна поблагодарить вас!
— За что?
— За место фрейлины: в нем вся моя будущность.
— И моя также.
Монтале посмотрела на него.
— Как ужасно, — вздохнула она, — что никогда не угадаешь, говорите вы серьезно или шутите.
— Вполне серьезно. Я еду в Париж; вы едете туда же, мы едем в столицу.
— Значит, только ради этого вы помогли мне? Эгоист!
— Что делать, Ора, я не могу жить без вас.
— По правде сказать, я тоже не могу обойтись без вас. А все-таки надо сознаться, что вы злой человек.
— Ора, милая Ора, берегитесь, не принимайтесь опять за оскорбления; вы знаете, какое действие они производят на меня. Я буду вас обожать.
И, еще не кончив говорить, Маликорн снова привлек к себе девушку.
В это мгновение на лестнице послышались шаги.
Молодые люди стояли так близко друг к другу, что вошедший увидел бы их обнявшимися, если бы Монтале с силой не оттолкнула Маликорна, который ударился о дверь спиной в то самое мгновение, когда она открылась.
Послышался громкий возглас, сердитая воркотня.
Это оказалась г-жа де Сен-Реми. Злополучный Маликорн стукнул ее дверью, которую она открывала.
— Опять этот бездельник!:— закричала старая дама. — Вечно он тут!
— Ах, извините, — почтительно ответил Маликорн, — вот уже целая долгая неделя, как меня здесь не было.
