ГЛАВА 2
В салоне «Парик-Элит» на Китай-городе я встретила свою приятельницу Жанну.
Мы познакомились пять лет назад в приемной пластического хирурга. Мне был всего двадцать один год, и я всерьез болела идеей впрыскивания в губы специального силиконового наполнителя.
А Жанке вздумалось немного увеличить бюст.
Сдружились мы быстро. Длинной была очередь к хирургу – в основном в коридоре перед кабинетом сидели мечтательные стареющие гетеры с пестрыми журналами в руках: кому-то хотелось заполучить миниатюрный носик Шарлиз Терон, кто-то был готов выложить внушительную сумму за скулы Кристины Орбакайте. Мы с Жанной тоже держали в руках журналы – одинаковые прошлогодние «Космополитены». И у нее, и у меня была загнута одна и та же журнальная страничка – разворот с фотографией Памелы Андерсон в розовом бикини. На этой почве мы и разговорились впервые.
– Она тебе нравится? – осторожно поинтересовалась Жанна.
– Кто, Памела? Она нравится мужчинам, и это главное, – вздохнула я.
За неделю до визита к пластическому хирургу меня бросил мужчина – кажется, он был третьим по счету в списке моих сексуальных побед (хотя правильнее было бы выразиться «поражений»). Он ушел от меня к шестнадцатилетней финалистке конкурса «Мисс Москва», у которой были пухлые детские губы, румяные детские щеки и круглые детские колени. Она выглядела как мечта педофила, тем не менее мой любовник, вполне вменяемый тридцатилетний звукорежиссер, пришел от нее в полный восторг. Наверное, из-за этой недоросшей королевы красоты мне и пришла в голову смелая идея изменить форму губ. Где-то в глубине души я лелеяла самую наивную и несбыточную из женских надежд – вот приду к нему, красивая, губастая, с новой стрижкой. Он взглянет на меня и падет на колени, сраженный моей сексуальностью. Тогда-то я и скажу ему, в усмешке приподняв уголок губы: «Извини, милый, но твое место давно занято». А под руку меня будет поддерживать загорелый клон Энрике Иглесиаса.
– По-моему, она выглядит как жертва шовинизма, – сказала Жанна. Она была старше и умнее меня. – Все сексуальные приманки в одном флаконе.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну как? Мужчины реагируют на детали. Сексуальные капканы – красная помада там, длинные белые волосы. Так вот, у некоторых женщин хватает наглости использовать все сексуальные сигналы одновременно.
– Я собираюсь только губы подправить, – быстро сказала я.
– А я – грудь. А Памела целиком и полностью подстроилась под примитивное желание мужчин видеть рядом с собою Барби. И стала похожей на надувную куклу для сексуальных утех.
– Почему же тогда мы принесли в качестве образца ее фотографию?
Жанна вздохнула. Вообще-то она и без хирургического вмешательства была довольно красивой. Миниатюрная брюнетка с зелеными глазами и точеными формами. Тогда ей уже исполнилось двадцать пять.
– Потому что все эти разговоры о феминизме – полный бред. На самом деле миром правят мужчины, и, если ты не дурочка, надо под них подстраиваться. Или хотя бы делать вид.
Она сказала это излишне громко. Женщина, сидящая справа от меня, улыбнулась и уткнулась в новый «Бурда Моден».
– На самом деле, для того чтобы иметь успех у мужчин, надо быть личностью, – вполголоса пробормотала она. – Или хотя бы делать вид.
– Именно поэтому вы и пришли сюда за лицом, как у модели из каталога для домохозяек, – безжалостно расправилась с ней Жанна.
– Я всего лишь хотела подтянуть подбородок, – возмутилась дама, но журнал тем не менее захлопнула.
В тот день мы с Жанной ужинали вместе. Пластический хирург отговорил меня от силиконовой инъекции, а Жанну – от силиконовой груди. Я заплатила почти пятьдесят долларов за то, чтобы выразительно поглядывающий на часы хирург объяснил мне, что я и так красавица. Как ни странно, я почувствовала облегчение. Если честно, я вовсе не была уверена в том, что новые губы непременно сделают меня счастливой. Жанна тоже повеселела.
– Давай отправимся в пиццерию и нафаршируемся спагетти под завязку! – предложила она.
Там, в дешевой привокзальной пиццерии, я узнала о ней почти все. Двадцать пять лет, недавно переехала в Москву из Ярославля, снимает квартиру в Чертанове, работает маникюршей в салоне красоты, год назад ушла от мужа и теперь мечтает выйти замуж за миллионера и искренне верит, что в один прекрасный день так оно и произойдет.
Признаюсь, я ей немного позавидовала. Она казалась мне взрослой, сексуальной и энергичной.
Я же только что закончила журфак, работы у меня не было, мужчины – вот уже неделю – тоже (да и раньше я была не то чтобы сильно избалована вниманием, своего первого мужчину я один раз в жизни и видела, второй задержался при мне несколько дольше, третий, как вам известно, в конце концов предпочел инфантильную модель).
Я спросила у Жанны, сколько у нее было мужчин. И она небрежно ответила – что-то около двадцати. «А у меня три», – оправдываясь, призналась я. Тогда она сказала, что у меня еще все впереди, но мне показалось, что она просто хочет меня утешить, а на самом деле ей нравится чувствовать себя роковой женщиной на фоне рохли меня.
Знаете, в женской дружбе всегда так бывает – кто-то покровительствует, кто-то безропотно слушается. Так вот, на какое-то время Жанна стала моим идеалом. Я даже покрасила волосы в черный цвет, чтобы быть хоть чем-то похожей на нее. Она заставила меня записаться на курсы аргентинского танго, выщипать брови и каждую неделю ходить в ночные клубы.
Она говорила так: любой ночной клуб похож на парфюмерную лавку. Чтобы выбрать подходящий тебе аромат, необходимо перенюхать сотню пробников. Мир изменился, теперь никто не осудит женщину, которая просто любит секс. Жанна с интересом приближала к себе новые мужские особи и без всякого сожаления отшвыривала старые. Под ее влиянием я переспала пару раз с барменом по имени Кирилл – он стал моим четвертым мужчиной. Он меня устраивал, но что-то у нас не сложилось. Жанна говорила, что Кирилл станет началом новой эпохи моей сексуальной жизни – беззаботного времени однодневных романов и ни к чему не обязывающих легких, как шампанское, отношений.
Это было веселое лето – загульное, яркое и беззаботное, такое бывает только, когда тебе не больше двадцати одного года.
Но Кирилл так и остался единственным одноразовым мужчиной того лета. А осенью я нашла работу корреспондента в газете. Я работала почти каждый день и больше не могла шататься с Жанной по барам. А она на меня смертельно обиделась.
И заявила, что я, цитирую: «Скучный синий чулок, самая заветная мечта которого вязать носки для какого-нибудь посредственного клерка, а свободные вечера проводить вместе с ним у телевизора дома». Я перестала ей звонить. Признаться, она меня ранила в самое сердце. Мне казалось, что нарисованная ею картина не имеет ничего общего с действительностью. Тем более что я даже не умею вязать.
Итак, мы поссорились. Потом, конечно, помирились, но все равно это уже было не то. У меня больше не было времени общаться с Жанной, королевой быстрого секса.
Мы перезванивались несколько раз в месяц для того, чтобы вяло обменяться новостями. Она по-прежнему работала маникюршей в салоне красоты, и подходящий миллионер так пока и не появился на ее горизонтах.
С тех пор прошло пять лет.
И вот я встретила ее в салоне «Парик-Элит» на Китай-городе.
Все-таки удивительная это вещь – закон подлости. Если ты выйдешь из дома в новом красном платье «Sisley» да с уложенными волосами, не дай бог, у тебя при этом еще и глаза будут накрашены – пиши пропало. Тебе ни за что не удастся встретить случайно бывшую одноклассницу или бывшего любимого. День пройдет даром, можете мне поверить. Зато стоит выскочить на пять минут за хлебом с немытой головой и в растянутых тренировочных штанах с пятном от йогурта на колене, как тебе навстречу с завидным постоянством попадаются знакомые лица. Они удивленно смотрят на тебя, потом брезгливо морщатся и, фальшиво улыбаясь, нагло заявляют: «Саша, выглядишь просто великолепно!»
В салон «Парик-Элит» я отправилась в сквернейшем расположении духа. Глаза мои покраснели от слез, на щеках алели болезненные пятна, на лысой голове была криво повязана кожаная бандана. Спрашивается, почему я должна была встретить холеную Жанну в обтягивающих джинсах именно в тот день? Мы не виделись почти три года, почему бы ей не попасться на моем пути, к примеру, на прошлой неделе, когда я ходила по магазинам счастливая и на мне были новые сапоги на шпильках?
Она меня даже не узнала сразу. Я решила воспользоваться этим и быстро отвернулась, сделав вид, что меня крайне заинтересовал кудрявый морковный парик совершенно отвратительного вида.
Я схватила его и принялась задумчиво вертеть перед носом. Продавщица не отходила от меня ни на шаг – наверное, она решила, что я не похожа на потенциальную покупательницу, но профессиональная этика мешала ей прямо на это намекнуть. Поэтому она ограничилась презрительной репликой:
– Примерка парика стоит двести пятьдесят рублей!
Но Жанна была не так проста – видимо, она умудрилась углядеть в моей зареванной физиономии знакомые черты. Она принялась описывать вокруг нас круги, пытаясь рассмотреть меня поближе. Тогда мне пришлось над ней сжалиться:
– Да ладно, я это, я!
– Сашка?! – выдохнула она. Жанна сделала широкий шаг вперед, но потом остановилась. Ее красиво накрашенное лицо вытянулось. – Что с тобой?
Да, Жанну никогда не отличало чувство такта.
– Ничего особенного, – улыбнулась я. – Вот зашла паричок приобрести. А ты-то что здесь делаешь?
– Хочу купить парик с африканскими косичками… – пробормотала она, не отрывая от меня глаз. – Хорошо выглядишь…
– Да брось! – оптимистично улыбнулась я. – Знаю, что выгляжу ужасно. Но это пройдет.
Наконец она обратила внимание на мою бандану.
– А что у тебя с волосами? Зачем тебе парик?
Я решила – была не была! Во-первых, к чему стесняться Жанну, ведь она когда-то была моей близкой подругой и знает обо мне всю подноготную. Во-вторых, меня давно подмывало посмотреть, как окружающие отреагируют на мою лысину. Может быть, я вообще зря переживаю? Может быть, все скажут, что такая, с позволения сказать, стрижка мне к лицу! Есть же женщины, которые всю жизнь бреются наголо. Шинед О’Коннор, например, или солистка поп-группы «Полиция нравов»… Больше бритых женщин я вспомнить не могла. Но и этих двух было достаточно для того, чтобы почувствовать себя в своей тарелке.
С лукавой улыбкой фокусника, который достает из цилиндра белого кролика, я сдернула бандану с головы.
– Оп-ля!.. – и, помолчав, спросила: – Ну как?
Жанна коротко вскрикнула, зажав наманикюренной ручкой рот.
– Боже!.. Бедненькая!.. Какой кошмар!
Я немного обиделась. Конечно, я и не ожидала, что ВСЕ будут в восторге от экстремальной прически, но, по-моемy, и такой реакции я не заслужила.
– Что, так плохо?
– Не то слово!.. То есть, я хотела сказать, нет… Что я несу? И давно это у тебя?
– Что именно? Прическа?
– Лейкемия? – округлив глаза, прошептала она. – Меланома?… Надежда есть? Может быть, тебе нужны деньги?
Я расхохоталась. Продавщица отошла на три шага назад и виновато потупилась.
– С ума сошла? Я абсолютно здорова. Просто неудачно постриглась, вот и пришлось… постричься до конца.
Она недоверчиво на меня уставилась. Как же можно было НАСТОЛЬКО неудачно постричься? В каком салоне ТАК неудачно стригут, что исправить это можно только машинкой для бритья?
– Понимаешь, я постриглась сама, – развела руками я, пытаясь при этом улыбаться как можно более уверенно.
Жанна некоторое время помолчала.
– Прости, не понимаю.
– Это длинная история. Лучше расскажи о себе. Ты по-прежнему в салоне работаешь?
– Это тоже длинная история… Слушай, а может, сходим в «Сеттабеллу»? Нафаршируемся спагетти?
– Когда мы с тобой познакомились, ты тоже предложила нафаршироваться спагетти. Именно так и выразилась. Только тогда мы отправились в какую-то жуткую дешевую пиццерию… Ты что, разбогатела?
– В некотором роде. Так ты будешь покупать парик?
– Естественно. Надоела бандана. Голова в ней потеет, сил нет.
В следующие полчаса я примерила весь ассортимент магазина «Парик-Элит». Жанна сидела на кожаном диванчике, попивала предложенный продавщицей капучино и, не жалея ехидных реплик, критиковала меня. Она говорила: «В этом парике ты чем-то напоминаешь Ясира Арафата, немедленно сними». Она хохотала: «Тебе никогда не говорили, что короткая стрижка делает тебя похожей на гастритного подростка?»
В итоге она заставила меня приобрести безумно дорогой парик из натуральных волос, изображающий длинные блондинистые локоны. У меня такой роскошной ухоженной гривы сроду не было. Я пыталась ее переубедить.
– Жанна, но весь смысл парика в том, чтобы это выглядело естественно! Все сразу поймут, что на мне парик.
– А вот и нет. Те, кто знаком с тобой, поймут, конечно. А новые знакомые решат, что ты просто шикарная девушка с шикарными волосами.
– Но где мне взять новых знакомых? Я по-прежнему буду работать в газете, и в основном я общаюсь с коллегами…
– Это называется расширение круга общения, – безапелляционно заявила она, – об этом мы поговорим с тобой за обедом. Есть у меня на твой счет кое-какие соображения. А коллегам скажешь, что покрасилась и нарастила волосы.
И я, как всегда, подчинилась энергичной Жанне и потратила на парик сумму, втрое больше запланированной. Зато, когда я с новыми волосами вышла из магазина, какой-то мужчина схватил меня за руку чуть выше локтя и, дыша мне в лицо алкогольными испарениями, пропел: «Ах, какая женщина, мне б такую!»
– Вот видишь! – ухмыльнулась Жанна и треснула наглеца складным зонтиком. – Учти, теперь всегда так будет. Начинается новая жизнь, Сашка. Жизнь, в которой ты будешь именно той блондинкой, которую предпочитают джентльмены.
Не прошло и двадцати минут, как мы уже сидели друг против друга в модном итальянском ресторане на Садовом кольце. С одной стороны, я чувствовала себя приподнято, ведь у меня были новые волосы – пусть фальшивые, зато мужики на них шею сворачивали. С другой стороны, мне было неловко – ведь в то же время на мне были и растоптанные ботинки с пыльными шнурками, на которые, как мне показалось, презрительно покосился метрдотель. Если бы я знала заранее, что буду обедать в обществе холеной подруги в дорогом ресторане, то я, естественно, втиснулась бы в остроносые лакированные туфли. Но какая идиотка надевает шпильки на воскресную прогулку по московским разбитым тротуарам, рискуя при этом остаться и без шпилек, и без ног? Да и вообще, я ленюсь носить каблуки. Может быть, это свидетельствует о том, что старость не за горами?
Зато Жанна чувствовала себя в своей тарелке. Она уверенно заказывала блюда со сложнопроизносимыми названиями, не глядя в меню, видимо, частенько баловала себя, любимую, итальянскими деликатесами. А по виду и не скажешь, что она любительница спагетти, ведь тощая же, как лыжная палка. Мне бы такие бедра, тоскливо думала я, пока она посвящала работника ресторана в особенности своих гастрономических пристрастий.
Заказ, кстати, принимал сам шеф-повар, что также свидетельствовало об особом статусе моей бывшей лучшей подружки.
В какой-то момент Жанна вдруг перешла на итальянский. Я никогда не знала, что она обладает такими способностями к иностранным языкам – из ее затянувшегося монолога я поняла только одно слово – «моцарелла». Говорила она быстро и горячо – явно старалась произвести на меня впечатление (и, надо сказать, ей это удалось). Размахивающая руками Жанна была похожа на итальянскую стервозу из пантомимы. Повар отвечал столь же экспрессивно. В какой-то момент мне даже показалось, что он собирается кинуться на Жанну с кулаками, но потом выяснилось, что он просто советовал попробовать рыбный крем-суп.
Принесли закуски. Жанна десертной вилочкой принялась вынимать из салата гренки, сетуя на калорийность ингредиента. «Все-таки на диете сидит», – не без некоторого злорадства отметила я. Женщины, стойко соблюдающие диету, вызывают во мне уважение. А вот те немногочисленные счастливицы, которые ни в чем себя не ограничивают и все равно выглядят, как топ-модели, – лишь брезгливую зависть.
Мне не терпелось услышать подробности Жанниного превращения из Золушки в принцессу, но она загадочно молчала.
Ну и ну, думала я, исподтишка ее разглядывая. Вроде бы Жанка и не изменилась совсем, даже прическа осталась прежняя. И все-таки появилось в ней необъяснимое «нечто», отличающее Жанну-маникюршу от Жанны – пожирательницы моцареллы. Наверное, это «нечто» и называется лоск.
Наконец она подняла на меня искусно подкрашенные зеленые глаза.
– Я замуж выхожу, – не прекращая процесс жевания, сообщила она. Из уголка ее ярко накрашенных губ кокетливо свисала макаронина. Помолчав, она как бы между прочим добавила: – За миллионера.
– Да ты что?! – я тотчас же забыла о своем салате. Так и застыла с недонесенной до рта вилкой. – Кто он? Где ты его нашла? Как у тебя получилось? Сколько ему лет? Когда свадьба?
– Так и быть, слушай… Мой будущий муж – известный банкир, к тому же ему принадлежит сеть магазинов нижнего белья. Если бы ты, кстати, видела, какой комплект он мне подарил вчера. Венецианский шелк! Но это так, лирическое отступление… Что о нем сказать? Ему тридцать семь. Внешне чем-то похож на Мела Гибсона. Тебе ведь нравится Мел Гибсон?
Во мне проснулась стерва, ответившая:
– Не очень. Предпочитаю Джорджа Клуни.
– Неважно. Главное, чтобы он нравился мне, правда? – усмехнулась она, и я поняла, что моя дилетантская стерва рассекречена. – Мы сейчас живем вместе. У него трехэтажный особняк на Рублево-Успенском шоссе.
Я слушала ее, изо всех сил стараясь воздерживаться от завистливых вздохов. Жанна весело рассказывала о своем Меле Гибсоне и лениво ковыряла вилочкой свежую клубнику, которую официант подал в высокой запотевшей вазочке. А я сидела напротив и ненавидела весь мир за вопиющую несправедливость. И почему одним суждено найти счастье в пылких миллионерских объятиях? В то время как другие как минимум пятнадцать минут в день размышляют о самоубийстве, и все потому, что любимый мужчина (заметьте, не миллионер, у которого можно было бы потребовать солидную компенсацию за моральный ущерб) смылся к блондинистой PR-директрисе?
Жанна не заметила ничего странного в моем поведении. Она была эгоистичной, как и большинство счастливых людей. Я нервно поглощала третий по счету тирамису, а она как ни в чем не бывало рассуждала о том, как же это приятно – обрести наконец заслуженное счастье.
– Знаешь, Саня, я словно чувствовала, что в один прекрасный день я его встречу. Поэтому на работу собиралась, как на светский раут. Моя смена начинается в десять. Так я вставала в половине седьмого. Мыла голову, укладывала волосы, завивала ресницы. Я купила корсет и утягивающие шорты, чтобы выглядеть более стройной.
Мой беспардонный взгляд впился в ее стройную, как у Скарлетт О’Хара, талию. Я даже подалась вперед, чтобы было лучше видно. Интересно, а сейчас на ней есть корсет и шортики? Хорошо, если да – этот штрих низводит ее с Олимпа, населенного безупречными красотками с тугими попами, в мир земных женщин, у которых иногда рвутся колготки и появляется целлюлит.
– И всегда носила шпильки. Даже зимой. Я знала, что случайная встреча может произойти в любой момент. Поэтому не ленилась выглядеть ослепительно. Я никогда не простила бы себе, если бы мой миллионер прошел мимо только потому, что у меня грязные волосы и синяки под глазами.
Я уныло вздохнула и попыталась вспомнить, а в чем я в последний раз ходила на работу? Обратил бы на меня внимание случайно встреченный где-нибудь миллионер? Увы, кажется, на мне были растянутые льняные брюки и футболка с логотипом какого-то хоккейного клуба, принадлежащая – черт бы его побрал – Андрею Веснину. Мне вообще нравилось носить его вещи. Мне казалось, что это нас сближает. Доигралась. Его PR-Эльвира вряд ли появляется на людях в безразмерных мужских майках.
– Как часто возможное счастье уплывает в чужие руки только из-за нашей лени, – продолжала вещать Жанка.
Меня словно стукнули по лбу большой ложкой, предназначенной для фирменного итальянского крем-супа. Счастье уплывает в чужие руки из-за нашей лени – да это же прямо про меня! Не в бровь, а в глаз! Счастье проходит стороной из-за лени-матушки!
А что если – об этом даже думать не хочется и все-таки, – что если на моем жизненном пути уже сотни раз попадались миллионеры, вполне пригодные для того, чтобы намертво связаться с ними брачными узами? Мужчины, с которыми я могла бы быть счастливой. Но которые даже не посмотрели в мою сторону из-за плохо прочесанных волос, немодных, зато удобных брюк, отсутствия туши на ресницах, коротких ногтей?! Самое смешное – я ведь способна выглядеть не хуже, чем Жанна.
Я вам не какая-то с головой ушедшая в работу мымра, которая не имеет понятия о сочетании цветов и полагает, что «мезотерапия» – есть разновидность редкого грибкового заболевания. Я же модный обозреватель, черт побери. Я знаю о моде намного больше обывателей и могу с полпинка процитировать любой прошлогодний «Vogue», я обожаю ходить по магазинам, и мой шкаф забит стильной дорогой одеждой. Но вы же знаете, как это бывает – разлепляешь глаза под противные напевы будильника, плетешься в ванную. И тебе противно даже смотреть на собственное сонное лицо, а не то чтобы ублажать его увлажняющими масками и тониками. И рыться в шкафу в поисках колгот неохота, и ступням, расслабленным меховыми домашними тапочками, совсем не интересно втискиваться в узкие туфли. В итоге ты напяливаешь первые попавшиеся джинсы и спешишь в офис, позевывая. А новое платье «Donna Karan» так и остается висеть в шкафу.
Обо всем этом я тоскливо размышляла, а Жанна тем временем продолжала свой веселый рассказ, постепенно подбираясь к хеппи-энду.
– В наш салон часто богатые мужики приходили. И многие из них были моими клиентами. Знаешь, мужчины, у которых деньги водятся, любят ухаживать за своими руками и ногами. Но, едва взглянув на них, я понимала, что все это не то… Я ведь не такая, как все, – тряхнула холеными волосами Жанна, – я понимала, что размениваться не стоит, что для меня очень важна репутация.
Я подавилась хохотком, не к месту сорвавшимся с губ.
– Ты и репутация? А как же наши загульные деньки? Помнишь, как в каком-то клубе ты стащила с шеста стриптизершу и заняла ее место? Тебе так свистели! А помнишь, как ты на спор выпила пол-литровую кружку виски и тебя стошнило прямо на брюки бармену?
Подруга почему-то не разделяла моего веселья. Наверное, ей просто не свойственны ностальгические порывы. Ну и зря – хорошее ведь было время! Помню, тот бармен, брюки которого испортила перебравшая Жанка, потом признавался ей в любви. А я шутила – наверное, его поразил твой богатый внутренний мир. И Жанна хохотала, как ведьма, – да, мол, весь ее богатый и разнообразный внутренний мир – и съеденный на обед гамбургер, и кола, и три коктейля, злополучное виски – оказался на его новых штанах.
– Так вот, репутация для меня превыше всего, – ледяным тоном продолжила Жанна-леди, которая не хотела иметь ничего общего с Жанной-ведьмой. – Я должна была раз и навсегда выбрать своего мужчину.
Максимум два раза… Но не больше трех – это очевидно. А то пиши пропало. Мигом запишут в продажные девки, потом не отмоешься.
И вот однажды я дождалась. Ко мне пришел ОН. ОН пришел на педикюр. ОН уселся в кресло и уткнулся в «Экономическое обозрение». Он что-то бормотал о падениях каких-то акций. А я втирала в его ступни ментоловый крем. Это было так эротично!
Я поморщилась. Наверное, мои представления об эротике считаются безнадежно устаревшими. Во всяком случае, я не считаю мужской педикюр возбуждающим зрелищем.
– Я думала, раз он так интересуется экономикой, значит, не бандит, а банкир. Двойное везение. А потом я спрашиваю – вам ногти, мол, бесцветным лаком покрыть или просто нанести защитное масло? И тогда он вскинул глаза вверх и увидел меня… То есть нет, он опустил глаза вниз, я ведь сидела на табуреточке у его ног. И… что-то произошло между нами. Вспышка. Огонь. Любовь с первого взгляда.
– Ого! Секс в педикюрном кресле! – оживилась я. Жанна скромно потупилась. На ее щеках расцвел румянец – естественный, а не жемчужно-розовый от «Chanel № 12».
– Это было что-то феерическое! Кресло дрожало, как взрывающийся вулкан! А потом он сказал, что любит.
Жанна несколько раз энергично подпрыгнула на стуле, чтобы наглядно продемонстрировать, как именно дрожало кресло.
– Ногой я опрокинула маникюрный столик. Все лаки так и посыпались на пол. Несколько флакончиков разлетелись вдребезги. А на следующий день меня уволили. Но мне было наплевать. Миллионер-то уже был моим.
– Да ты что? Уволили за несколько разбитых пузырьков? Ну и драконовские у вас в салоне порядки, даже у нас таких нет. А еще говорят, что журналистика – это змеиное логово.
– Да нет, пузырьки здесь ни при чем. Просто наша управляющая, стервоза редкая, заявила, что она устала от моих выходок, что больше так продолжаться не может, и вот…
Жанна умолкла на полуслове, как-то странно булькнув. Взгляд ее беспомощно заметался по шикарному залу, оформленному в стиле арт-деко, и наконец замер где-то в области соседнего столика, за которым одиноко скучал над чашкой капучино загорелый седой мужчина в костюме «Armani». Он, естественно, решил, что внезапное трогательное смущение моей подруги адресовано лично ему, и отсалютовал ей чашкой. Но я-то точно знала, что Жанну привело в замешательство совсем другое обстоятельство. Просто она сболтнула кое-что лишнее.
– Что значит не может продолжаться? Выходит, ты и раньше это проделывала?
– Мужской педикюр? – невинным тоном осведомилась жертва моего сарказма. – Бывало, конечно, а почему ты спрашиваешь?
Я окончательно убедилась в своей правоте. Столь ангельский вид Жанна принимала только, когда собиралась соврать.
– Я имею в виду вот это, – я подпрыгнула на стуле, изображая дрожащее педикюрное кресло.
– Тебе, Сашка, на Петровке бы работать, полковником стала бы.
– Не бывает женщин-полковников.
– Значит, ты была бы первой. Ну что ты ко мне привязалась. Конечно, у меня были… отношения с некоторыми клиентами. Только никому ни слова.
– Молчу, как рыба, из которой сварили твой крем-суп.
– Его сварили из мидий, – машинально поправила Жанна, – ты же помнишь мою теорию о том, что мужики – как пробники в парфюмерном магазине. Пока все не перенюхаешь, невозможно выбрать свой.
– Вот это больше похоже на тебя, – одобрила я, – а то репутация, репутация… Слушай, и сколько же пробников успела перенюхать ты?
– Отвяжись.
Она извлекла из модной лимонно-желтой сумочки зеркальце и помаду и принялась наводить марафет. Мужчина в «Armani», сидящий за соседним столиком, смотрел на нее во все глаза. Жанна делала вид, что это ее ни капельки не интересует. Хотя я заметила, что она специально вытягивает шею так, чтобы ему было видно, насколько сексуален процесс подкрашивания губ в ее исполнении.
Я вдруг поймала себя на том, что тоже смотрю на нее с восхищением. Да, Жанка всегда умела загипнотизировать человека – вне зависимости от пола жертвы.
– Горбатого могила исправит, – пробормотала я.
– Что?
– Ничего. Если ты закончила, может быть, пойдем?
– Нет, постой, – она внимательно посмотрела на меня и вдруг задала вопрос, которого я больше всего боялась. – А у тебя-то как дела?
И я рассказала ей все. Вообще странно было осознавать, что мы не виделись столько лет. Я чувствовала себя так, как будто бы рассталась с Жанкой позавчера. Несмотря на взрывную легкомысленность, она была неплохим слушателем – ни разу меня не перебила (хотя, может быть, она просто искусно изображала заинтересованность, а сама тем временем незаметно строила глазки типу за соседним столиком). А я рассказывала о том, что произошло со мной за те пять лет, на протяжении которых мы не общались.
И вот что странно – мне-то всегда казалось, что я живу насыщенно и интересно. Сами посудите – моя работа заключается в том, чтобы ходить по магазинам и модным показам и писать о новинках, и я много путешествую (не то, чтобы очень много, но каждое лето выбираюсь в Европу или к морю), у меня есть несколько близких друзей и уйма шапочных знакомых, меня часто приглашают на развеселые вечеринки. И вот теперь выяснилось, что мне не о чем рассказать Жанне, не считая позорного эпизода с Весниным, конечно. Она вот рассказывала о том, как ездила за покупками в Милан, и о том, как ее бывший мужчина подарил ей арабского скакуна (арабского скакуна – вы только вдумайтесь в это!!), которого ей пришлось продать, и о том, как она получила наконец права. На этом фоне мое повествование об отдыхе в Турции, туристической поездке в Лондон и сбежавшем мужике выглядело, мягко говоря, бледновато.
– Дело плохо, – вздохнула Жанна, – но поправимо.
– Что ты имеешь в виду? Думаешь, я могу его вернуть? Увести от этой Эльвиры?
– Еще чего! – фыркнула она. – Зачем он тебе нужен? Разве он богат?
– Нет, не особенно, – пожала плечами я, – но и не нищий.
– Известен? – продолжила она насмешливый допрос.
– Да нет, с чего ты взяла. Он же не рок-звезда, а просто менеджер.
– Вот именно! Тогда и убиваться из-за него много чести!
Я внимательно на нее посмотрела – издевается она, что ли? Но на Жаннином лице не было и тени улыбки.
– Мы его проучим, – она щелкнула пальцами, увенчанными длиннющими ногтями.
– А как? – несмело спросила я.
– Очень просто. Ты тоже выйдешь замуж за миллионера.
– Но…
– Никаких но! – Жанна всегда меня перебивала. Спорить с ней казалось невозможным. – Я найду для тебя мужа-миллионера. Вернее, ты сама его найдешь. А я подскажу как.
На улице нас догнал обладатель полосатого костюма «Armani», который все то время, пока мы обедали, не сводил с Жанны восторженного взгляда. Что ж, я его понимаю. Он улыбнулся, и стало понятно, что среди прочих его достоинств – ровные фарфоровые коронки безупречной белизны. Он улыбался так широко, словно мы были не приглянувшимися ему прекрасными незнакомками, а консилиумом авторитетных стоматологов, желающим ознакомиться с особенностями его прикуса.
– Девушки, прошу прощения за бесцеремонность, но позвольте предложить вам свою визитную карточку.
«По-моему, в его случае стоит просить прощения за церемонность», – хмыкнула я. А Жанна выхватила из его рук золотистый бумажный прямоугольник и вслух прочитала:
– Семен Успехов, кинокомпания «Либерти-плюс», генеральный директор. Ух ты! Всю жизнь мечтала сниматься в кино.
– С вашей внешностью это было бы нетрудно, – его взгляд остановился на ложбинке ее груди. Вместо того чтобы возмущенно отпрянуть назад, эта чертова кукла расправила плечи и провела по нижней губе кончиком розового языка.
– А с вашей фамилией нетрудно стать генеральным директором, – брякнула я, – человек с фамилией Успехов просто не может быть обреченным на провал.
На самом деле на провал была обречена я, потому что эти двое на меня даже и не посмотрели.
Семен Успехов пожирал глазами Жанну, а она встречала любую его фразу восторженным смехом. В конце концов они договорились как-нибудь пообедать вместе, и Успехов отчалил.
– Браво! – вздохнула я. – Даже не поняла, кто из вас кого склеил.
– А какая разница? – легкомысленно усмехнулась Жанна. Она старалась придать своей хорошенькой мордашке равнодушно-пренебрежительное выражение, но я-то заметила, что ей было приятно. – Главное результат. Учись жить, как я, подружка. Учись жить красиво.
Взмахом изящной худенькой руки она остановила такси.
– Я попробую… – пробормотала я вслед удаляющейся машине.
И уныло поплелась домой на метро.
