Первый газовый фонтан, басовито взревевший на берегу далекой таежной речушки Вогулки у старинного села Березово, был слышен далеко. Он отзывался эхом во многих кабинетах. Сама природа Сибири торжественным ревом отвечала на главный вопрос тех дней: «Искать или не искать?»

Юрий Юрьевич помнит напряженное лето пятьдесят третьего года. После крупного совещания в Сибирске, когда было принято решение определить первоочередными районами поиска нефти и газа «культурную полосу» вдоль Сибирской железнодорожной магистрали, стали поступать приказы о свертывании разведывательных работ на северо-западе области и переброске геологических партий на юг…

Перед геологами была поставлена государственная задача, и они сосредоточили силы там, где, по мнению авторитетных специалистов, возможны открытия месторождения. Позже, значительно позже, Юрий Юрьевич держал в руках протокол того совещания и с улыбкой читал постановление:

А вторым пунктом предлагалось все остальные районы, в том числе Крайнего Севера, поставить на вторые и третьи места.

Вскоре появился приказ Главгеологии о свертывании и ликвидации разведочных партий на севере Западной Сибири.

И вдруг — прорвало. Там, где и не ждали…

Юрий Юрьевич хранит в памяти тот поздний час 21 сентября 1953 года, когда к нему в кабинет вбежал взволнованный радист экспедиции.

— Вот… только что перехватил… Есть!..

— Что? — Эревьен недоуменно смотрел на радиста.

— Газ!.. Большой газ!..

— Где? — выдохнул Юрий Юрьевич, ощущая сладостное сжимание сердца: «Наконец-то!»

— В Березове… Там мощный фонтан. Первый в Сибири!.. Только что перехватил радиограмму в трест.

Всю ночь и последующие дни жадно прислушивались к каждой новой весточке из Березова. Стали известны кое-какие подробности. Партию, согласно приказу главка, ликвидировали, скважину считали «пустой», и главные специалисты, погрузив на баржу часть оборудования, уже отплыли. В Березове осталась лишь бригада бурильщиков для завершающих работ. И вдруг вечером, при подъеме инструмента из глубины, нежданным напором выбросило глинистый раствор. Бурильщики, напуганные странным поведением скважины, разбежались и попрятались. На их глазах скважина, выплюнув глинистый раствор, с нарастающим гулким ревом стала вышвыривать тяжелые бурильные трубы, которые корежились и гнулись, словно вареные макароны. Громоздкий кронблок весом более трех тонн сорвался и, словно детская резиновая игрушка, отлетел далеко в тайгу… Раздался невероятный грохот, а потом забила со страшным ревом мощная струя воды и газа…

В спешном порядке из ближайших домов переселяют жителей. В Березово вылетает главный инженер-геолог треста. Ждут комиссию из Москвы…

Фонтан бушевал долгих девять месяцев. Тревожный густой рев из подземной глубины был слышен на многие километры вокруг, пугая людей и животных… В зимние морозы остатки вышки обросли глыбами льда, превратившись в сорокаметровую трубчатую сосульку, из которой в низкое серое небо вырывался бушующий поток брызг и газа.

Открытый фонтан — это всегда опасность. Опасность, нависшая над поселком. Стоит ударить молнии куда-нибудь по соседству, просто зажечь спичку или случайно высечь искру — и вспыхнет дикий, буйный огонь, огромной мощи костер, способный испепелить все вокруг. А подует ветер в сторону Березова, где почти все дома деревянные, — что от него останется? По самым скромным первым подсчетам, скважина ежедневно выбрасывала миллион кубометров ценнейшего горючего. И это богатство бесцельно растворялось в воздухе.

Долго и упорно усмиряли фонтан. Несколько раз пытались установить мощную задвижку, но всякий раз тугой и стремительный газовый поток отшвыривал тяжелую плиту, как легкую жестянку.

Старший инженер главка Лютов, прилетевший из Москвы для устранения аварии, слишком близко подошел к вышке и был наповал убит упавшим куском льда…

Глубокой зимой удалось наконец с величайшим напряжением сил поставить превентер — специальное приспособление для перекрытия скважин. Бушующий поток газа больше не угрожал поселку, не рвался ввысь, а по отводной трубе с ревом обрушивался на тайгу. Ближайшие кедрачи и ели быстро задохнулись в мертвящем дыхании, хвоя выгорала, становилась буро-желтой и осыпалась на заледенелый грязный снег.

Но борьба с фонтаном лишь начиналась. Надо было его заглушить, «задавить», закачав внутрь десятки тонн тяжелого глинистого раствора… Лишь в июне 1954 года бушующий газовый поток был окончательно усмирен. А Березово приковало к себе внимание всей геологии.

— Понимаешь, Юра, даже самому не верится, — счастливо улыбаясь, рассказывал подробности открытия коллега, начальник Березовской нефтеразведки Александр Григорьевич Басницкий, земляк, тоже прибывший на Север из Молдавии.

— Как все началось? С нарушения. Точку на местности для буровой, понимаешь, «выдали» очень неудобную. На карте все вроде как надо, а на месте, когда прибыл в Березово, стал почесывать затылок. Далековато от места выгрузки, а оборудование у нас нелегонькое. Были другие хозяйственные соображения. Подъездные пути более удобные, доставка воды… Рощу кедрачей стало жалко. Не все ли радио, думаю, где бурить? Скважина опорная, для изучения строения пластов, не разведочная. Ну, и принял самолично решение переместиться поближе к берегу реки. «Сместил» точку на пару километров к востоку от Березова, там на берегу Вогулки, притока Северной Сосьвы, выбрали хорошее и удобное место.

— И за это самое тебя по другому месту шлепнули приказом? — понимающе улыбнулся Эревьен.

— Еще как шлепнули! «На каком основании перенесли? — гудел главный геолог треста. — Кто разрешил? «Точка» согласована в верхах, ее наметили ученые из совета по опорному бурению, она утверждена в Москве, а вы своевольничаете!» Ну и появился тот злополучный приказ с выговором.

— Со счастливым выговором! В каждой экспедиции и партии его зачитывали, — Эревьен, копируя голос начальства, басовито произнес: — «За самовольный перенос места заложения скважины объявить…»

— В те дни мне было не до улыбок. Кто мог подумать тогда, что эта случайность, чисто практические наземные соображения приведут к такому!..

Думал ли в те минуты Юрий Юрьевич, хлопая сияющего коллегу по плечу, что ровно через восемь лет история с выговором повторится и в роли «главного злодея» будет выступать именно он, Эревьен, облеченный большими правами, а пострадавшим — Фарман Далманов? Он не только станет хлестать того выговорами, а еще и снимет с работы, отстранит от руководства экспедицией накануне открытия величайшего нефтяного месторождения?..

«Странное совпадение… Какое странное совпадение!» — Эревьен встал и, хмурясь, продолжал сосредоточенно смотреть в вагонное окно, словно там, за двойным стеклом, в сумраке светлой ночи, можно разглядеть что-то такое, что поможет понять движение скрытых пружин жизни. Колеса ритмично отстукивали на рельсовых стыках, вагон слегка покачивался.

«Нет, нет! Совпадения только внешние. У Басницкого было все по-иному… По-иному, чем у Далманова. Ничего похожего! — Эревьен, перебирая в памяти недавнее прошлое, снова и снова приходил к убеждению тогдашней своей правоты, требовавшей именно таких резких и решительных действий. — Никакой параллели… Никакого совпадения! Даже смешно сопоставлять эти два события».

Он отгонял от себя мысли о Далманове, как въедливый табачный туман, окружавший со всех сторон. Успокаивал себя, беспокойно шевелящуюся совесть. Каждое свое действие тогда Эревьен согласовывал и обосновывал, они отвечали требованиям времени. Иначе он поступить не мог. И любой другой, будучи на его месте, действовал бы только так. Ведь первую сибирскую нефть открыл не Далманов, а нашли ее за тысячи километров от Усть-Югана… И не жалкие тонны. Промышленную нефть! Нашли там, где предполагали. Где хотели найти, куда бросили главные силы и средства… То была верная ставка. Но козырные тузы почему-то оказались в руках у Фармана Далманова, и именно Усть-Юган становится центром «Третьего Баку»… Оттуда потечет главная нефтяная река.

Юрий Юрьевич сдвинул брови и мысленно стал пересматривать длинный список людей, приглашенных в Усть-Юган на торжество. Был ли в том списке почетных гостей Далманов? Не забыли ли его включить? В запарке и суматохе все могло случиться. А он не проверил. Не до проверки было ему, замотался. Навалилось как-то все сразу…

Стучат вагонные колеса, стучат. И мысли кружат вокруг одного и того же. Есть время подумать, вспомнить, взвесить. Далекое и недавнее, уже ставшее прошлым, историей. Вспомнился разговор в обкоме, когда объявили о присуждении Ленинской премии. Местные органы представляли девять человек. А в комитете по Ленинским премиям список вырос в несколько раз — появилось много новых претендентов, почти семь десятков, и каждый считал себя причастным к открытию. Представили их разные солидные организации. Естественно, начали обсуждать и сокращать. Вычеркнули и открывателя Березовского месторождения газа. Рядовой геолог! Секретарь обкома проявил настойчивость и добился, чтобы Басницкого восстановили в списке. Ведь премии давались «за научное обоснование перспектив нефтегазоносности Западно-Сибирской низменности и открытие первого в этой провинции Березовского газоносного района».

Березовский фонтан заставил примолкнуть скептиков и заглушить голоса открытых противников. Теперь никто не сомневался в том, что в Западной Сибири надо искать подземные богатства. Буквально через две недели, в первых числах октября, появился новый приказ главка, отменявший предыдущий, ликвидационный и, наоборот, нацеливающий на расширение разведок. Выделялись средства, оборудование, точная аппаратура, транспортная техника…

Недоставало лишь одного «пустячка» — точного адреса. Поиск природного газа уже получил прописку, имеет свое направление: вокруг Березова и где-то рядом…

А нефть? Где же она таится? Где спрятано под землей черное озеро?

Геологическая карта Обь-Иртышья. Она висит в кабинете Эревьена, занимая полстены. На ней, ярко раскрашенной, почти не осталось белых пятен неизвестности. Карта чем-то напоминает картины современных абстракционистов — цветные пятна лежат вразброс, словно упали на бумагу по прихоти художника, и в то же время, если присмотреться, можно уловить какую-то строго намеченную закономерность рисунка. Непосвященный человек видит лишь яркие краски и замысловатые линии. А геолог, глядя на карту, читает биографию земли — видит следы чудовищных землетрясений и давно погасших вулканов, слышит свистящий рев космических бурь и шум волн давно исчезнувших морей… На карте свои равнины, горы, впадины, разломы. Их не увидишь на поверхности земли, они скрыты внутри. Земная кора, если ее разрезать, похожа на слоистый пирог. Каждая эра оставляла свой слой. А в эрах были периоды, и каждый — в десятки миллионов лет. Кембрийский… Земля окутана влажным туманом, который рассекают всполохи вулканических извержений… Первые признаки жизни… Девонский… Появляются насекомые и земноводные… Юрский… Наступление моря и рождение нефти. Нефтяников интересуют неровности береговых линий, изломы дна древних морей. Это места наиболее вероятных скоплений нефти, газа…

Геологическая карта, рассказывающая биографию планеты, нарисована людьми. Любая черточка, линия, изгиб или окружность отражают судьбу человека или целого коллектива. Они бродили в тайге, искусанные гнусом, мерзли на ледяном ветру, тонули в незамерзающих болотах, делились последним сухарем и — выполняли свой подвиг, который называется работой. Первыми шагали топографы. Они все несли на себе. Прорубали просеки, делали топографическую карту местности. Вслед за ними двигались геофизики. У них была чуткая и нежная аппаратура, с помощью которой земля прощупывалась, словно рентгеновскими лучами: гравиразведка, магниторазведка, сейсморазведка, электроразведка… Они регистрировали изменения плотности, магнитную восприимчивость, упругость, электропроводность различных подземных пластов. Геофизики также составляли карты, но уже свои. Определяли перспективные места. По этим картам геологи намечали «точки» для бурения опорных скважин. Такие скважины, как бы разрезая толщи покрова, подтверждают или уточняют данные геофизиков.

Цветная мозаика карты рисовалась годами, она склеена из мелких осколков добытых фактов. И за каждым из них — волнения и споры, холод и голод, радость и отчаяние, страх и мужество, тяготы и лишения, уверенность в правоте и схватки различных гипотез… Карта — коллективное произведение, вобравшее в себя не одну сотню различных характеров, волей, талантов.

Юрий Юрьевич помнит, как она создавалась и как наносилась чуть ли не каждая черточка, как оконтуривались пунктиром возможные залегания нефти и газа. Сейчас геологическая карта дает возможность смотреть на много лет вперед и почти точно определять разведку, планируя будущие открытия.

А восемь лет назад геологическая карта лежала таинственной незнакомкой, закрытая белой шалью неизвестности.

Юрий Юрьевич смотрел тогда на другую, географическую карту области. Вольготно раскинулась она. От студеных побережий Ледовитого океана до знойных казахских степей. С севера на юг — более двух тысяч километров. Огромные просторы в полтора миллиона квадратных километров. На этой площади могут одновременно разместиться Франция, Италия, Испания, Австрия…

Арктическая тундра Крайнего Севера, чахлая, болотистая лесотундра, широкий пояс могучих таежных лесов, дальше к югу — лесостепи с щедрыми черноземными почвами и степь, опаленная солнцем… Сотни тысяч озер. Бесчисленные болота. Тысячи больших немалых рек, среди них мощные голубые артерии — Тобол, Иртыш, Конда, Таз, Сосьва, Пур и могучая красавица Обь.

А что таится под земным покровом, в глубоких пластах? Никто не ответит, никто не подскажет. Решать надо самим. Приказ о назначении начальником управления возложил на Эревьена всю тяжесть ответственности.

С чего начинать?

Вопрос был не прост. На листе бумаги Юрий Юрьевич задумчиво вывел цифру — сто пятьдесят миллионов. Не метров, а квадратных километров. Даже если ставить по одной скважине на сто квадратных километров, получится гигантская цифра. Где взять оборудование, специалистов, рабочих? А теми силами, которыми располагает Обь-Иртышье, не пробуришь и за сто лет. А нефть надо найти как можно скорее. Она нужна сегодня, завтра, в крайнем случае ее жаждут получить в ближайшие, как говорится, обозримые годы.

В какую сторону направить поиск, куда послать разведочные партии? Распылять силы, вести разведку широким фронтом или собрать все в один кулак, сконцентрировать для удара в одном месте?

Как полководцу накануне решающего сражения, Эревьену приходилось взвешивать тысячи всяких «за» и «против», продумывая стратегию боя и направление атак. Бой предстоял нелегкий. Но победа смутно маячила в голубом тумане. Вера в успех была, но уверенности не было. Начинать поиски нефти и газа, не имея геологической карты, не зная строения подземных пластов, все равно что идти с завязанными глазами. Рассчитывать на случайность? На авось?..

Хотелось опереться на науку. Но геология в те годы переживала период некоторого застоя. Устарели методы петрографии и минералогии, миновали времена, когда простой геологической съемкой удавалось находить месторождения. Земля глубже спрятала свои богатства. Распознать направления залегающих пластов трудно и при помощи бурения. «Взгляд» скважины слишком узок!

Время требовало перемен. Геология, как наука, должна не плестись в хвосте за практикой, а двигаться впереди, давая точные и ясные рекомендации. Для этого необходима помощь других наук — химии, физики, математики. Нужна электронно-вычислительная техника. Геологов не устраивали ничем не обоснованные «предположения» и «гипотезы». Как бывало не раз, они оборачивались пустой тратой времени и средств…

Юрий Юрьевич обратил внимание на геофизику. Молодая наука, это детище двадцатого века, бурно развивалась и была, по сути, единственной прикладной наукой геологии. С начала тридцатых годов, как помнит Эревьен, где бы он ни трудился, везде рядом находились, геофизики. С годами молодая наука крепла, совершенствовались ее методы исследований, улучшалась аппаратура, более надежными становились ее показания. Соответственно рос и авторитет геофизиков. А со временем геофизика, вытеснив все другие методы, взяла на себя главный труд распознавания глубинного строения планеты. Сегодня ни один геолог-разведчик не начнет бурения скважины, не имея на руках данные геофизических исследований.

А в те годы, вплоть до 1957-го, откровенно говоря, геофизическим методам исследования в Западной Сибири почему-то не придавали первостепенного значения. Особенно в Обь-Иртышье. Почти все полтора миллиона квадратных километров лежали чистой, незаполненной страницей.

Геофизики жили самостоятельно. Свой трест, свои планы, свой бюджет и свои направления поисков. А в сущности и геофизики и геологи делают одно: ищут подземные клады. И встал заманчивый вопрос: может быть, имеет смысл объединить усилия?

По всей стране обсуждались вопросы, поставленные Центральным Комитетом КПСС, о перестройке руководства промышленностью и строительством. Коммунисты-геологи, специалисты разных рангов горячо и заинтересованно обсуждали возникшее предложение. Новое, как известно, не всегда получает быструю поддержку. Нашлись и ярые противники. «Что вы затеяли? Разве допустимо объединять точную науку с производственным процессом!» — возмущались некоторые геофизики. И среди геологов находились несогласные: «Объединение ничего хорошего нам не сулит; только отвлечет средства и транспорт от буровых работ!»

Однако те специалисты, которые умели заглядывать вперед, по-государственному мыслить, всецело высказались за объединение геологической и геофизической организаций в один геологоразведочный трест. Их оказалось большинство. Они поддержали предложение, чтобы общими усилиями буровиков и геофизиков скорее разведать и найти большую сибирскую нефть.

Собрав документы, Юрий Юрьевич пошел в обком партии.

С первым секретарем обкома, Борисом Александровичем Евдокимовым, он был уже знаком. Секретарь тоже молод, в то время ему и сорока еще не было. Чуть выше среднего роста, неторопливый, как все сибиряки, в суждениях и решениях. А если принимал какое-нибудь решение, то твердо отстаивал его и доводил до конца, не поступаясь даже мелочами. Буквально через несколько дней после своего избрания на высокий пост Борис Александрович приехал в трест, ознакомился с работами и планами, а спустя две недели Эревьен вместе с первым секретарем вылетели на север области в геологические партии. Евдокимов хотел поближе познакомиться с делами разведчиков. Он вникал во все детали труда и быта, выступал на собраниях, помогал решать многие назревшие вопросы, провел собрания актива и расширенные заседания бюро райкомов, на которые приглашались и заслушивались руководители экспедиций и партий. Поездка длилась почти месяц. Она принесла помощь геологам. Райкомы партии стали больше уделять им внимания, глубже интересоваться производством, снабжением, бытом, чаще заслушивать на бюро начальников, оказывать помощь. В экспедициях и партиях окрепла дисциплина, стало больше порядка.

…Евдокимов внимательно слушал Юрия Юрьевича, не сводя с него сосредоточенно-спокойного взгляда, словно пытаясь понять больше, чем рассказывал управляющий трестом.

— Карты, составленные геологами на основе только наземной съемки, весьма схематичны и не вызывают полного доверия. «Точки» для буровых определяются без геофизических разведок и носят, мягко говоря, познавательный характер. А во что обходится каждая скважина, вы знаете…

— Чего же вы хотите?

— Не бурить на авось, с завязанными глазами.

И Эревьен подробно рассказал о том, что главк и совет по опорному бурению делают основную ставку именно на дорогостоящие опорные скважины, которые пожирают массу средств и пока еще не дали должного результата. Геологическая карта области, если ее будут продолжать составлять лишь на основе опорного бурения, и за десять лет не расшифрует половины белых пятен.

— Но есть другой способ изучения подземных рельефов, более эффективный и дешевый, — продолжал Юрий Юрьевич и, демонстрируя карты, рассказал о геофизических методах исследования. — Их экспедиции более подвижны и за сравнительно короткий срок могут исследовать крупные территории.

Евдокимов сам бывал в геофизических партиях, знакомился с их трудом. Люди там серьезные и выполняли свою работу с энтузиазмом. Где-то в глубине души секретарь обкома недоумевал: почему же все-таки к геофизикам у нефтяников сквозит какое-то недоверие? И сейчас, слушая Эревьена, он снова проверял те свои мысли, отмечая смелость самокритики управляющего трестом, его государственный подход к делу и уважительные слова о геофизиках.

— Что же вы предлагаете? — спросил Евдокимов.

— Объединить наши усилия, впрячься, как говорят, в одну упряжку и тянуть один воз.

Юрий Юрьевич подробно изложил идею объединения геологов и геофизиков и создания одного геологоразведочного треста. Что это даст? Прежде всего выигрыш во времени поисков. Ошибки и здесь могут быть, от них пока никто еще не застрахован; однако в геофизике значительно меньше «личных мнений» и напора субъективизма. Геофизические методы помогут быстро «прощупать» огромные территории и составить карты подземного рельефа. Во-вторых, — опять геофизика! — с помощью сейсморазведки уточнятся контуры предполагаемых залежей, и геологам выдадут данные — место и глубину залегания подземного горизонта. И только тогда будет определяться «точка» для буровой, что, конечно, приведет к значительной экономии расходов. Сократятся затраты и на хозяйственные, подсобные службы.

— Ведь сейчас каждый трест в одном и том же месте держит свои подсобные подразделения; электростанции, ремонтные мастерские, флот, транспорт… Высвободив часть средств, мы направим их на главное — поиски и разведку.

Вслед за Юрием Юрьевичем в обком пришел управляющий трестом «Запсибнефтегеофизика». Он высказал мнение своего коллектива, отстаивая сохранение отдельной геофизической службы.

— У нас широкие, перспективы исследования недр. Мы должны последовательно и детально изучить всю территорию Обь-Иртышья. Наши планы несколько расходятся с меркантильными устремлениями геологов, и мы не можем лишь по одному желанию буровиков перебрасывать отряды из одного района в другой…

Обком партии детально разобрался в обоих предложениях и высказался за объединение. Решение обкома было одобрено в Центральном Комитете партии.

Сейчас, семь лет спустя, даже ярые противники объединения смущенно улыбаются: как же трудиться врозь, не чувствуя локоть друг друга? Сама жизнь подтвердила правильность выбранного пути.

За предшествующие объединению годы на крайнем севере области были пробурены дорогостоящие опорные скважины — Ухватская, Покурская, Ларьякская, Ханты-Мансийская, Леушинская, и все они ничего не дали, не вскрыли подземных кладовых, а лишь помогли понять общее строение рельефа и состав пород Западно-Сибирской низменности.

Юрий Юрьевич с улыбкой вспоминает о том, сколько было споров в Москве, в совете по опорному бурению, когда определяли «точку» Для Тазовской скважины. Одна половина предлагала ставить вышку в поселке Тазовском, а другая настаивала бурить в Самбурге. Трест же располагая картой геофизической разведки местности, указывавшей на крупные перспективы чуть в стороне, добился своего, и «точка» для буровой была определена южнее Тазовского на два десятка километров. Скважина стала не опорной, а поисковой. Здесь и был открыт газоносный пласт, по своей мощности превышающий во много раз Березовское месторождение… Конфуз был полным после того, как выяснилось, что обе ранее рекомендованные «точки» стреляли мимо месторождения.

Да, факты, как говорят, вещь упрямая. Если бы в те годы, до объединения, хотя бы третья часть больших денег, расходуемых на опорные скважины, была бы передана геофизикам для «прощупывания» огромных территорий, то можно с уверенностью сказать, что открытие промышленных запасов нефти в Западной Сибири состоялось бы на несколько лет раньше. Но что теперь говорить и сетовать! Хорошо оглядываться назад с вершины прожитых лет: все видно и понятно. А в те годы еще кипели страсти и в жарких дебатах определялись главные направления исследований.