ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Семь лет назад он, Далманов, двадцативосьмилетний начальник геологоразведочной партии, полный надежд и веры в удачу, отправлялся штурмовать недра усть-юганской тайги.
А произошло это так.
После окончания института Фарман третий год работал на юге Сибири, в экспедиции разведочного бурения. Молодого энергичного геолога назначили начальником партии.
Заканчивался очередной летний сезон, который опять не принес ничего утешительного — нефтью в Кузбассе и не пахло. Сначала разбуривали Воскресенскую площадь, потом — Нижнегрязненскую. Ученые доказывали — где-то здесь должна быть нефть, должно быть скопление газа. Они приезжали на буровые, были в управлении, ораторствовали на совещаниях и выступали в печати, устно и письменно доказывая, что в недрах Кузбасса есть необходимые условия для образования нефти. Эти уверения были похожи на чудотворный бальзам, который ложился на старую рану. Кузбассу, Уралу, да и всей неоглядной Сибири нужны были своя нефть и свой газ. Государство щедро выделяло миллионы рублей на изыскательские работы, отрывая их от других насущных нужд. Нефть в Сибири была нужна, как хлеб, как воздух!
Но ее не находили. Бурили одну глубокую скважину за другой — и напрасно. Радужные прогнозы и предположения безжалостно опровергало обычное рабочее долото. Вынутые из тысячеметровой глубины пробы грунта, как говорится, нефтью и не пахли…
А далеко на севере, на Обском севере, в районе Березова еще три года тому назад ударил первый фонтан газа. Он бушевал почти год, пока его, наконец, не удалось задавить. Там, на севере, идут интенсивные поиски. А здесь что? Напрасная трата сил и времени. Фарман считал, что ему страшно не повезло в жизни, ибо еще на институтской скамье мечтал о своей нефти…
И Далманов не находил себе места. Худощавый, слегка похрамывающий (травма на футбольном поле еще давала о себе знать), с копной черных, слегка вьющихся волос, порывистый в движениях и стремительно-торопливый в речи, он и работал как одержимый. Дневал и ночевал на буровой, горячо переживал каждую неудачу.
Фарман — потомственный нефтяник. И отец его, и дед, и прадед добывали топливо на промыслах Баку, да и сам он начинал трудовой путь на буровой, работая коллектором в экспедиции. А институт был потом. И вот он, впитавший с пеленок вкус и запах нефти, внутренним чутьем догадывался, чувствовал, что у него под ногами никаких залежей нет, что они топчутся на пустом месте. И пробы, взятые из разных мест, доказывали бесполезность усилий.
Фарман не мог молчать, слепо выполняя указания начальства. Не мог молчать как специалист. Как коммунист. Его недавно приняли в ряды ленинской партии, членами которой были старшие братья, отец, дед… Дед Залман Далманов еще до революции вел нелегальную работу на нефтяных промыслах, участвовал в знаменитых бакинских забастовках, отбывал ссылку в Сибири…
И Фарман доказывал, опровергал прогнозы, спорил, имея в руках веские доказательства из нутра Земли. Вступал в конфликт с вышестоящим руководством, горячо атаковал начальника управления:
— Зачем бурить пустые дыры?
— Позвольте, как это — пустые? — округлое улыбчивое лицо начальника управления стало хмурым.
— Нету здесь большой нефти.
Георгии Петрович Казаминов не привык к критическим замечаниям. Тем более не желал выслушивать их от Далманова, у которого на губах еще институтское молоко не обсохло. Он так и подумал: «институтское молоко». И вслух произнес тоном, не допускающим возражения:
— Кузбасскому промышленному району нужна нефть. И газ. Так что не в бирюльки мы здесь с вами играем, а выполняем государственный план.
— План тоже составляют люди! Надо им подсказать, надо убедить. Вот керны, вынутые из разных глубин, вот анализы, — Фарман горячился, не пугаясь хмурости начальства, выпаливал фразы с быстротой пулеметной очереди. — Здесь, пожалуйста, только крупные нарушения структуры, сложный геологический разрез… Где антиклинали?.. Нет антиклиналей. Нет! Одни моноклинали есть, и нефти нет…
— Стоп, молодой человек! Вы зачем сюда приехали?
— Как зачем? — Фарман удивленно смотрит на Казаминова. — По направлению приехал, работать приехал.
— В партию приняли? — начальник управления постукивал сломанным карандашом по столу.
— Приняли!.. Спасибо за доверие.
— План бурения реальный? — в голосе начальника — инспекторские нотки.
— Конечно, товарищ начальник! Совсем реальный.
— И работайте, трудитесь себе и нам на здоровье. Не осложняйте отношения. Не надо! Вы молодой, Курбан Фарманович…
— Наоборот, товарищ начальник. Фарман — меня звать, а отца — Курбаном.
— Так я и говорю, что вы, Фарман Курбанович, еще молодой руководитель, очень даже молодой. Вам расти надо. Расти! Ума и опыта набираться. А вы со своими возражениями лезете. Против кого? Против мнения ученых. Вы понимаете, с кем спорите?
— Почему спорить? Зачем спорить, когда совсем ясно? Вот смотрите анализы структур…
— Кто здесь командир производства? — не сдержался Казаминов. — Кто, я вас спрашиваю?
— Вы… Вы, Георгий Петрович!
— Тогда, будьте любезны, выполняйте мои указания! И все. На этом разговор окончим. — И добавил: — А личные соображения выскажете своей жене.
2
Но Фарман Далманов не унимался. Он не мог слепо подчиняться приказам. Не мог. Такая у него натура. Он хотел верить в свое дело, ибо без нее, без веры в то, что каждый пройденный метр скважины принесет что-то новое, приблизит к открытию, никогда не будет успеха, а труд из творческого поиска превратится в тяжкую повинность. Геологическая разведка немыслима без внутреннего горения, без устремления. А если разведчик, тем более руководитель, не верит, что найдет подземный клад, то как он увлечет рабочий коллектив? Как будет смотреть в глаза буровикам, в глаза тем людям, которые ему подчинены? Что им ответит на невысказанный вопрос о бессмысленности поискового бурения в данной местности?
И опять пробы. И опять только отрицательные… Далманов не спал ночами, досконально изучая геофизические карты, сопоставляя лабораторные данные. На его рабочем столе появились геологические карты других районов, испещренные разноцветными параболами, кругами, спиралями… Чем больше изучал и сопоставлял, тем сильнее крепла уверенность в своей правоте. Нефть надо искать не на юге Западно-Сибирской низменности, а значительно севернее. В среднем Приобье, в непроходимых дебрях усть-юганской тайги…
Все эти свои сомнения и соображения Фарман Далманов и выпалил с трибуны на областном совещании геологов Сибирского управления:
— Скажите, пожалуйста, зачем мы зря бурим в Кузбассе? Кому нужен этот бег на месте, который государству обходится в миллионы рублей?.. Из года в год одно и тоже, одни пустые пробы достаем из глубины… Давайте, пожалуйста, разберемся по-хозяйски. У каждого из нас есть этот аппарат, который глазами называется, и собственный круглый шарик с электронным устройством, который умеет считать и анализировать. — Далманов постучал пальцами по лбу. — Что мы имеем на Кузбасской площади?.. Крупные нарушения структуры… Вместо антиклиналей вырисовываются крупные моноклинали. Как это понимать?.. Очень просто понимать. Даже слепому видно. Я, конечно, не исключаю возможности, что когда-нибудь пробурим до нефтяной залежи, только она будет совсем не богатой, не промышленного значения. Но я, как коммунист, не могу стоять в стороне и спокойно наблюдать…
Несколько геологов, правда робко, с оговорками, поддержали горячее выступление молодого начальника разведочной партии. Потом на трибуну поднялся начальник управления. Не спеша налил из графина воду, сделал глоток и, улыбнувшись, сказал, обращаясь к Далманову:
— Спасибо, Фарман Курбанович, что вы нам напомнили о своей партийности, о принадлежности к большевикам. А мы кто, по-вашему? — он широким жестом указал на зал.
В зале раздался приглушенный смешок. Казаминов, разрядив обстановку, начал издалека, обобщил выступления геологов, подвел итоги за минувшее полугодие. Одних руководителей пожурил, других похвалил. Не заглядывая в бумажку, он называл метраж проходки, фамилии мастеров, сыпал цифрами и процентами… Речь текла ровно и уверенно. Георгий Петрович верил в свое дело, в свою правоту.
— А что касается страстного выступления нашего молодого начальника партии товарища Далманова, то мне хочется сказать следующее: меня радуют его энтузиазм и жажда познаний, стремление к анализу и обобщениям. В его лице мы имеем хорошего думающего специалиста! — Казаминов сделал паузу, чтобы каждое его слово попало точно в цель, и продолжал: — Но, к сожалению, Фарман Курбанович не возглавляет на сегодняшний день научно-исследовательский институт, не состоит членом Академии наук, не имеет, к сожалению, даже ученой степени кандидата… Со временем, конечно, Далманов может стать и профессором, ученым… Со временем! А сейчас сердечно рекомендуем вам, товарищ Далманов, серьезно заняться тем обширным хозяйством, которое вам доверили. Наладить работу разведочной партии, спаять коллектив, укрепить дисциплину и, главное, повысить производительность.
И считая вопрос исчерпанным, Казаминов начал говорить об итогах совещания, которое проходило в Москве, о докладе министра геологии и принятом решении. Все насторожились. Тут вопрос касался каждого. В последнее время министр неоднократно указывал на неэффективность поисков нефти и газа, в том числе и на юге Западной Сибири, приводил растущие цифры затрат… Сибири нужна своя нефть, свой природный газ. До каких пор его будут возить издалека, загружая водный и железнодорожный транспорт? Министр потребовал мобилизации всех сил, ликвидации простоев, умелого использования техники, наращивания объемов глубокого бурения, ввода в разведку новых площадей…
3
После совещания Георгий Петрович пригласил к себе Далманова, Усадил в кожаное кресло, сам сел рядом. Вел себя так, словно между ними ничего не было, никаких противоречий..
— Вот ознакомьтесь, дорогой Фарман, с этим документиком, — Казаминов протянул папку. — Это копия письма доктора наук Коробина, которое он посылал в Совет Министров.
Далманов пробежал глазами заголовок: «О необходимости развития геологических исследований в Сибири», тут же углубился в чтение. Что же пишет известный ученый?
«В свое время, как известно, Совет Министров обязал Министерство геологии широко развернуть поиски нефти в Сибири. Хотя с тех пор прошло около четырех лет, никаких ощутимых результатов не имеется, работы по поискам нефти развернуты слабо, а план бурения по Западно-Сибирской нефтяной экспедиции выполнен всего лишь на 30 процентов.
Важнейшей задачей Министерства геологии является открытие нефтяных месторождений в культурной полосе Западной Сибири, в районах промышленного развития, но наиболее удаленных от нефтепромышленных центров СССР. Между тем Министерство геологии развивает работы в первую очередь не в культурной Западной Сибири (Новосибирская, Кемеровская, Томская области, юг Красноярского края), а в Восточном Приуралье, т. е. в районах, наиболее близких к уже эксплуатируемым месторождениям. Такое положение тем более недопустимо, что общая геологическая обстановка мало благоприятствует для указанных выше центральных районов Сибири».
— А теперь вот здесь, — Казаминов показал пальцем на середину страницы. — Здесь о вашем севере сказано.
Далманов стал читать, и каждая фраза, как отработанный годами тренировок боксерский удар, била точно, безжалостно и по самому больному месту:
«Значительная часть людских и материальных ресурсов Министерства геологии намечена на поиски нефти в северных малообжитых труднодоступных и малоперспективных районах Сибири. Даже в том случае, если здесь и будут найдены месторождения нефти, их изучение и освоение и тем более эксплуатация будут связаны с большими, ничем не оправданными трудностями».
— Да-а, — протянул Далманов. — Сильно!
— Ну, что теперь скажете?
Фарман грустно пожал плечами. А что он, собственно, может сказать? Вера его не поколебалась, даже дай ему Казаминов десять подобных документов. Спорить же с таким ученым мэтром, каким является Коробин, ему нет смысла, ибо тот раздавит Фармана, как букашку, даже фамилию не спросит. Фарман только указал на дату письма:
— Шесть лет прошло.
— Такие документы не стареют. На его основании министерством разработаны планы поисковых работ, опорных и разведочных скважин, определена стратегия поисков, отпущены средства. Те самые средства, которые мы с вами, Фарман Курбанович, призваны освоить.
— А тем временем на севере в Березове нашли газ.
— Пусть в Березове будет газ, а у нас, товарищ Далманов, Кузбасс! — произнес в рифму Георгий Петрович и, оставшись довольным своим экспромтом, добавил: — Там еще неизвестно, чем дело кончится. А если вы найдете нефть здесь, то вам при жизни памятник поставят! Вы на главном стратегическом направлении ведете поиск.
Он проводил Далманова до двери кабинета, дружески похлопав его по плечу:
— Нравишься ты мне горячностью своей! Молодость напоминаешь. Я ведь тоже не лыком шит. А нервы береги, они раз человеку даются. Растратишь преждевременно, никто не одолжит… Так-то, Фарман Курбанович! Давай руку!
Далманов был обезоружен откровенностью и прямотой начальника управления. Работа есть работа, с какого бока на нее ни смотри. На Казаминова давят сверху, он спрашивает с подчиненных. План разведочных работ утверждается не в этом кабинете…
— Если что сказал резко с трибуны, так я хотел, чтоб лучше для дела, а вас совсем не имел в виду. Извините, пожалуйста. У меня в сердце настоящий костер, — Далманов пожал протянутую руку.
— А что на главном направлении, не забывай!
4
Проводив Далманова, Казаминов грузно уселся в кресло, и пружины простонали под тяжестью. Открыл папку с надписью «срочное». Скользнул взглядом по кипе бумаг, которые надо читать, вникать в суть, решать… И снова закрыл. Вынул папиросу, нервно размял в пальцах. «Жизнь какая неровная… Только наладил все, развернул широко, поддержка со всех сторон. И наука, и партийное руководство, и министерство… Так на тебе! — является молокосос с дипломом и начинает тыкать бесплодностью. — Казаминов раздраженно чиркнул спичкой, спичка сломалась, он отшвырнул коробок. — Хорошо еще, что никого из вышестоящих на совещании не было. Они любят прислушиваться к инициативе с мест».
— К вам можно, Георгий Петрович? — в дверях застыла секретарша. — Там трое дожидаются.
— Сегодня никого. Занят! — Потом быстро добавил: — Кадровика ко мне.
Казаминов несколько минут сидел, уставившись в одну точку. Раздражение не проходило. Тогда он стал рассматривать карту, что висела на стене, геологическую карту Западной Сибири. Взгляд заскользил по семьдесят второму меридиану, служившему своеобразной границей. У геологов свои владения, они не совпадают с административным делением. К западу от семьдесят второго градуса раскинулись хозяйства Обь-Иртышского геологического управления, а к востоку бурили землю сибирцы. Соседи активно ведут поиск на юге, вдоль транссибирской железнодорожной магистрали. Но они не забывают и о севере. В Березове наткнулись на газ. Фонтан шуму наделал на всю страну. Печать, радио, телевидение… Сенсация! Теперь ждут нефть. Правда, ученые пока пожимают плечами: «Чистая случайность», «Локальный участок»… Да и в министерстве Казаминов слышал, как высказывался один очень ответственный товарищ: «Какая там нефть? Фантазия! Нефть существует лишь в голове Эревьена»…
И все же где-то в тайниках души, не сознаваясь самому себе, Казаминов завидовал удачливому соседу, главе Обь-Иртышского управления с нерусской фамилией Эревьен. Говорят, он из французов, еще в прошлом веке попавших в Россию.
Казаминов оглядел восточную часть от разделительного градуса, свой север. Что там есть?.. Карта чистая. Обь-юганская тайга пока нетронутая. Партия геофизиков, и только. Правда, южнее есть партии, экспедиции… По Омской, Новосибирской, Томской областям… Взгляд снова заскользил вверх, на север, где широкой голубой лентой текла Обь. «Надо и нам хотя бы одну разведочную партию перебросить туда, возможности есть, — подумал Казаминов. — Только кого пошлешь?»
— Вы меня звали, Георгий Петрович? — бесшумно в кабинет вкатился начальник отдела кадров, невысокий, бритоголовый.
— Да. Нужен начальник партии для работы на севере.
— Подберем, Георгий Петрович, подберем.
— Только не затягивай. Может быть, еще в этом сезоне командируем.
— Бу сделано! — кадровик, блеснув лысиной, попятился к двери.
Георгий Петрович снова уставился на карту. Все на ней указано: возвышенности, впадины, структуры… Все отмечено, зафиксировано, обозначено особым цветом. Не указано только главное! где же она, нефть, где подземные кладовые? Где?..
Казаминов потер лоб ладонью. А кто знает, где она прячется? Не так-то просто ответить, не просто. Что там, в глубине? Идет игра втемную. На ощупь. Даже всемогущая современная наука говорит лишь предположительно. У каждого ученого свое мнение, свой взгляд.
У Казаминова также был свой взгляд на науку. Он ценил людей с высокими научными званиями, всегда охотно принимал их, создавал наилучшие условия в поисковых партиях, какие только возможны, устраивал пикники, выезды на рыбалку, на охоту… В дальних командировках его всегда сопровождали люди науки — доктор, профессор или кандидат, Деятели науки, конечно, не оставались неблагодарными и в своих статьях, выступлениях обязательно указывали, что: им «активно помогал пополнить материалы известный геолог Казаминов», «основываясь на данных экспедиции, где начальником тов. Казаминов…», «практика работы, особенно в экспедиции Г. П. Казаминова…». Пусть все знают, особенно начальство, что Казаминов не зря ест хлеб, что он на своем горбу несет тяжесть изыскательских работ да еще активно способствует развитию отечественной науки.
В практической деятельности Георгий Петрович тоже прислушивался к рекомендациям ученых, расценивая их, как он выражался, с партийных позиций. В его понимании это значило: как на партсобрании — меньшинство подчиняется большинству. Принцип простой и деловой. Ученые меж собой спорят, критикуют друг друга, воюют. Одни доказывают, что нефть надо искать на юге Западно-Сибирской низменности, другие, наоборот, что именно на севере таятся залежи… Но никто не может сказать, где именно. Все — лишь предположительно. Казаминов видит главное: тех, кто отстаивает север, — единицы. Считанные единицы. Покойный академик Губкин да местный эрудит Никита Ростовщиков, который недавно защитил докторскую. Защищал в Ленинграде, и знающие люди говорили, что защитился еле-еле, со скрипом. Сделали, ясное дело, скидку на периферию… Ну, а тех ученых мужей, которые стоят за южные районы, тех много. Против академика Губкина встает не менее могучий академик Шатский да доктор наук Коробин, не говоря о целой когорте кандидатов. Недавно Казаминов знакомился с работой саратовского ученого Назарковского. Дельный и прозорливый мужик! Ухватился он за главное. Нефть-то создается на биологической массе. Конечно, давление, температура, время… Но на биомассе? Так вот он, Назарковский, даже карту составил древних морей, в которых биомасса могла накопляться, и по найденным ископаемым определил границы возможных залежей нефти. Назарковский — мужик энергичный, пробивной, записку серьезную составил и направил ее в ЦК партии, требуя отменить напрасные затраты на бесперспективные поиски нефти в северных районах, ибо там, в суровых климатических условиях, никакая биомасса накапливаться не могла. А против науки не попрешь…
Раздался приглушенный телефонный звонок. Казаминов снял трубку и узнал голос начальника отдела кадров.
— Есть отличная кандидатура! Молодой, энергичный, с высшим образованием.
— Партийный?
— Да, член партии.
— Гм… Кто же это?
— Фарман Далманов.
— Вы что? — раздраженно и зло выдавил Казаминов. — Думаете?..
О Фармане Далманове он и сам думал. Неплохо бы отослать критикана куда-нибудь подальше. Но сейчас не время. Свежа еще память о совещании. Надо повременить. Потому Казаминов так неприязненно и встретил предложение кадровика.
— Георгий Петрович, я на полном основании.
— Какое еще там основание?
— У Далманова диплом…
— И у других есть дипломы.
— Да выслушайте меня, ради бога! Я со всей серьезностью. У Далманова диплом о Севере. Так и называется «Геологическое строение и нефтегазоносность среднего течения Оби». Практику проходил где-то там, в личном деле сказано.
— Ах, вот оно что! — совсем иным тоном произнес Казаминов. — Интересно. Диплом, говоришь? Среднего течения Оби?
Георгий Петрович улыбнулся. Лучшей кандидатуры, пожалуй, не найдешь. Практику проходил на Севере, диплом о Севере. Теперь во главе разведывательной партии, будьте любезны, примените на практике свои теоретические предположения.
— Надо подумать, — заключил Казаминов. — Кандидатура неплохая. Но на одной этой не останавливайтесь. Подберите еще двоих-троих. И вызовите их ко мне, — он полистал листки настольного календаря, — этак недельки через две. Да, через пару недель, пока финансисты подобьют смету расходов… Договорились!
Все, кажется, складывается удачно. Георгий Петрович с удовольствием закурил. Кадровик у него с головой, читает мысли на расстояний. Понимает с полунамека. И не придерешься: молодым везде у нас дорога, даже на Север… А Север шутить не любит. Люди быстро там остывают, особенно не в меру горячие и семейные. Жены помогают.
«Ну, а если ему выпадает там удача? Разбурит нефтеносный свод? — Казаминов улыбнулся. — Теоретически это допускается. Но даже и тогда его успех принадлежит нашему геологическому управлению. Как писал в свое время гениальный Маяковский, «разделим поровну курицу славы».
Казаминов потер самодовольно ладони. Руководитель должен быть мудрым и дальновидным.
5
Поздно вечером, покончив с текущими делами, Казаминов остался в своем кабинете и, открыв нижний ящик правой тумбы письменного стола, вынул объемистую темную папку. В ней он хранит важные документы и материалы своей будущей кандидатской диссертации. Собирает он их не год и не два. Георгий Петрович лелеял розовую мечту: выбиться в крупные ученые. Если только подфартит, если только пробьется нефтяной фонтан в его подведомственных изыскательных партиях, то тогда он будет на коне. На белом коне!
Полистав страницы, Казаминов остановился на статье академика Н. С. Шатского, что была написана еще четверть века тому назад, сразу же после фанатичного выступления Губкина на выездной сессии Академии наук, когда тот предлагал поставить вопрос «о поисках нефти на восточном склоне Урала». Академик Шатский умно и тактично, не споря и не полемизируя, опроверг мнение ныне покойного Ивана Михайловича, положив его, как говорится, на обе лопатки.
Казаминов осторожно и благоговейно листал пожелтевшие страницы старого журнала «Нефтяное хозяйство». Статья была показательна во всех отношениях. Как надо опровергать доводы. Как надо оспаривать, даже не называя имени главного соперника, Как надо утверждать свое мнение. Культурно, без нажима.
Георгий Петрович с удовольствием углубился в чтение статьи академика Шатского.
«Три года назад академик А. Д. Архангельский в статье («Где и как искать новые нефтеносные области в СССР», журнал «Нефтяное хозяйство», 1929 г., № 6) о поисках новых нефтеносных районов в СССР поставил вопрос о необходимости ознакомления с битуминозными известняками Сибирской платформы как с возможными нефтепроизводящими породами и отметил, что систематические изыскания нефти на этой территории еще преждевременны».
Вот как, со всего размаху и по самому больному месту. Оказывается, приоритет не за Губкиным, еще до него академик. Архангельский выступал. Поставил вопрос об изучении и сам же предупреждал, что изыскания преждевременны. Казаминов зажег погасшую папиросу, затянулся. А дальше как!
«Если это было правильно тогда, то в настоящее время быстрая индустриализация востока Союза требует иного подхода к проблеме нефтеносности Сибири…
Насколько мне известно, предполагаемая статья представляет первую попытку анализа Сибири с точки зрения ее нефтеносности и первый опыт обоснования организации систематических поисков нефти на ее территории. Ее целью является наметить возможные нефтяные районы и дать им первоначальную геологическую оценку. Предлагаемые выводы слишком общи и схематичны, так как они базируются на весьма ничтожном материале. Вследствие слабой изученности геологии Сибири они могут считаться только предварительными, требующими дальнейшей разработки и дополнений».
Казаминов выпустил через нос струю дыма. Академик Губкин выступал на сессии, а мудрый Шатский в печати застолбил свой приоритет: статья представляет первую попытку анализа Сибири, первый опыт обоснования поисков нефти. И как скромно: ничтожные материалы, слабая изученность, требуется дальнейшая разработка…
Георгий Петрович углубился в чтение первого раздела статьи — «Признаки нефти в Сибири».
«В Сибири известно очень мало несомненных выходов нефти и других битумов, зато весьма многочисленны непроверенные указания на нефтепроявления. Последние известны на всем пространстве от Тихого океана до Урала, Здесь приводится только краткий список сведений о внешних нефтепроявлениях, с некоторыми критическими замечаниями об их достоверности и значении».
Шатский берет шире — не только один восточный Урал, а сразу всю Сибирь. Глобально. Казаминов перелистал страницы, в которых академик рассматривает другие районы, и остановился на Западно-Сибирском крае, на пункте 16:
«Особняком стоят указания местного населения на нефть в районе горизонтально лежащих пресноводных неогеновых и послетретичных отложений в пределах Западно-Сибирской низменности, например, в Крутинском районе, в Омском районе, в Кулундинской степи и т. д. В ряде поверхностных случаев эти признаки, обычно в виде указаний на воду с запахом керосина, не подтверждались при ближайшем исследовании района (1930 г., Жукова Л. Н.).
Уральская область в пределах Сибири. Есть одно указание на нефть в районе Шадринска и Ялуторовска. Осмотр этого пункта и химические анализы проб не подтвердили наличия нефти.
Описанными примерами сведения о признаках нефтеносности в Сибири далеко не ограничиваются: в архивах геологоразведочных организаций как Союзнефти, так и Союзгеологоразведки есть много и других указаний на нефть… Приведенные случаи, однако, являются наиболее характерными. Они показывают, что большинство сведений о нефти на интересующей нас территории ложны, ошибочны: с одной стороны, «нефтеискатели», как это часто бывает, смешивали с нефтью железистые пленки на поверхности застойных вод или густой настой бурого цвета гуминовых веществ в многочисленных калтусах (болотах) края; к последним случаям, например, относятся несомненно некоторые указания на нефть в Иданском районе Уссурийского края и лично известный мне выход нефти в верховьях р. Итанцы, около озера Колок, в Бурят-Монгольской республике. В целом ряде случаев в «признаках нефти» повинны или змеи, или, как это удалось выяснить В. Д. Ряданову, бакланы и даже лиственничные смолы из срубов термальных сероводородных источников. С другой стороны, как, например, на Алтае или около озера Иман в Дальневосточном крае, слухи о нефти, по крайней мере для некоторых районов, возникли в результате жульнических проделок со спекулятивными целями. За редким исключением, все подобные случаи имели место в дореволюционное время, но они еще живы в памяти местного населения и поэтому являются источником и современных сведений о «богатейших» нефтяных районах в отдаленных, малопосещаемых частях Сибири.
Приведенные данные показывают также на то, что несомненные нефтепроявления и наиболее достоверные указания на признаки нефти сосредоточиваются в трех районах: 1. — в Байкальском районе; 2. — по правым притокам среднего течения реки Лены и в бассейне нижнего течения реки Вилюя и 3. — в Минусинском районе и, может быть, рядом по окраинам Кузнецкой котловины».
Казаминов несколько раз перечел о последнем, третьем районе, мысленно выделяя слова «по окраинам Кузнецкой котловины». Это как раз те земли, где сейчас бурят его разведочные партии. На них вся надежда. Туда, в Кузнецкий бассейн, брошены главные силы экспедиции — и лучшая техника и более опытные кадры.
Академик далее писал:
«Таким образом, несмотря на огромную площадь, территория Сибири обладает совершенно ничтожными по количеству и, за исключением Байкала, чрезвычайно слабыми по интенсивности нефтепроявлениями. Это может зависеть от трех причин.
Во-первых, от совершенно недостаточной исследованности края, не более 7—10 % площади которого в той или иной степени освещено геологической съемкой, остальная же площадь или совершенно не изучена, или пересечена только редкими маршрутами, во время которых исследователь не мог собрать исчерпывающих, даже расспросных сведений о полезных ископаемых в условиях слабой населенности или полного безлюдья. Не надо переоценивать только вышеуказанного обстоятельства, так как в Сибири сведения о всех более или менее интересных событиях, открытиях, находках передаются с чрезвычайной быстротой и, конечно, открытие интенсивных выходов сделалось бы скоро известным».
Казаминов в который раз с улыбкой вспомнил о своей первой экспедиции в Нарымский север. Продвигались верхом на лошадях. По бездорожью, по глухомани. Каково же было его удивление, когда в первом же небольшом селении их встретили и почти безошибочно назвали по именам. Молва о людях из Москвы, которые ищут подземные «клады», птицей летела по непроходимым болотам и глухой тайге, намного опережая отряд…
«Во-вторых, это может зависеть от того, что Сибирь действительно бедна нефтью. Такое предположение, по-видимому, в значительной степени правильно, но только неверно часто высказываемое мнение о полном отсутствии нефти в Сибири. Имеющиеся геологические данные дают достаточные основания утверждать обратное; конечно, только разведки покажут, какое практическое значение имеют возможные сибирские месторождения.
Наконец, в-третьих, в смысле нефтепроявлений мы не можем сравнивать Сибирь с такими районами, как Кавказ, Средняя Азия, Приуралье. Громадная часть Сибири-представляет собой область распространения вечной мерзлоты, — в северной части сплошной, достигающей местами до 100 и, может быть, даже 150 м глубиной; в южной — представляющей сложную мозаику участков таликов среди мерзлой почвы или, наоборот, отдельных островов вечной мерзлоты среди талых пространств. Мы знаем, что целая серия нефтей застывает при высокой температуре: температура застывания, например, некоторых грозненских нефтей достигает 6 градусов и даже 0 градусов; есть нефти, застывающие при более высоких температурах (до +6), поэтому вечная мерзлота в ряде случаев может препятствовать высачиванию нефти на поверхность и тем самым лишать нас одного из существенных признаков при поисках нефтеносных месторождений. Если изложенная мысль правильная, то вечная мерзлота для севера Сибири может являться одной из причин бедности этого края естественными выходами нефти».
Казаминов еще раз перечел последний абзац. Вечная мерзлота, действительно, штука серьезная. А нефть застывает почти при плюсовой температуре. Загустеет, как асфальт. Даже если ее и найти, то как достать? По трубам она не пойдет… Делать карьеры, рыть шахты? Слишком дорого обойдется. Да-а!..
Георгий Петрович стал читать дальше. Вторая часть статьи называлась «Геологическая структура и возможные нефтяные районы Сибири».
«Систематические поиски нефтяных месторождений в Сибири не могут основываться только на тех незначительных сведениях о признаках нефти, о которых мы только что говорили. Они должны базироваться и на общем геологическом строении всей территории, ее структуре и литологическом составе слагающих ее пород. Одной из основных и, пожалуй, наиболее важной предпосылкой для поисков нефти, для направления поисковых работ являются известные закономерности в распространении нефтяных признаков и месторождений в зависимости от геологического строения, с одной стороны, и, с другой, наши рабочие гипотезы об условиях образования нефти в земной коре. В Сибири при весьма слабой изученности ее геологии для выяснения нефтяных возможностей края, как мне кажется, нельзя основываться на каком-нибудь одном из распространенных предположений о происхождении нефти, так как в противном случае мы можем сузить нашу задачу, тем более, что весьма вероятно, что нефть в земной коре образуется в различных условиях и различными путями…»
А Губкин что утверждал? Казаминов знал наизусть высказывание академика:
«На восточном склоне Урала угольная фация юры по направлению к востоку, то есть немного дальше береговой линии, где происходило накопление осадков, где отложились угленосные свиты, — угольная фация заменяется нефтеносной».
Эту теорию Шатский тоже опроверг мягко, сказав, что нефть могла образовываться различными путями и потому, мол, не стоит придерживаться одного распространенного предположения. Именно «распространенного». Намекая на выступления Губкина в центральной прессе.
«Сибирская платформа, не испытавшая сильной складчатости с камбрийского времени, окружена со всех сторон молодыми складчатыми зонами. В смысле нефтяных возможностей Западно-Сибирской низменности необходимо рассмотреть отдельно как толщи палеозоя, так и ряд покрывающих их более молодых осадков. Несомненные отсутствия скоплений нефти в центральной и восточной полосе Урала и во всей южной палеозойской полосе Тургайского прогиба до Селаира указывают на полную неблагонадежность в этом отношении и палеозойских толщ, залегающих в основании осадочной серии низменности на огромных пространствах, примыкающих к древним хребтам. Не так категоричны должны быть заключения по отношению к восточной части низменности. В самом деле, если в Минусинском районе, или в Кузнецком бассейне, или по западной окраине Сибирской платформы будут найдены нефтяные месторождения, о возможности которых указывалось выше, то не будет исключена возможность отыскания таких же нефтеносных участков и на площади восточной части низменности под молодыми осадочными породами».
Казаминов закурил новую папиросу. Академик снова утвердительно говорит о Кузбассе. Значит, были предпосылки, была уверенность. Нам надо лишь доказать правоту его научного предвидения. А вот к северу он безжалостен.
«Из последней в смысле возможной нефтеносности мы должны совершенно исключить толщу, иногда довольно мощную, четвертичных отложений, сложенных осадками бореальной трансгрессии, мореной и обширными аллювиальными и озерными песчаными накоплениями. Третичные породы, и особенно верхние юрские и меловые, представлены и по склону Урала и по окраине Таймыра, а также и в районе среднего течения Оби типичными эпиконтинентальными осадками, глауконитовыми песками, глинами, нахождение первичной нефти в которых, по аналогии с соответствующими породами русской платформы, исключается».
— Та-ак, исключается, — сказал сам себе Казаминов, перечитывая, строчки статьи. — Исключается в районе среднего течения Оби. Как раз то, что и требовалось доказать… Нет, нет, доказывать надо практикой!
Георгий Петрович погасил папиросу, раздавив ее пальцами в массивной мраморной пепельнице. Сизый дымок чем-то напоминал тощий костер в суровой тайге на лютом морозе. Казаминов хорошо знал, что такое тайга. Испытал на собственной шкуре. А Далманов, наверняка, побывал в тех краях в летнее время, почти курортное, если, конечно, не считать мошкары да слепней. Писал диплом. И кто ему только мог подсунуть такую «актуальнейшую» темку? Любопытная ситуация! Как он там назвал свой диплом?.. Возможности… Ага, вот записал. Нет, сразу быка за рога, определенно: «нефтегазоносность среднего течения Оби». Пришел, увидел и… Впрочем, точки над «и» поставит жизнь. Иногда очень полезно для молодых ткнуть их, как слепых кутят, носом в то, от чего отворачиваются.
— Четверть века назад написано, а как звучит современно! Что значит настоящая наука.
Казаминов смотрел на пожелтевшие страницы, и ему казалось, что в кабинете находится академик Шатский, звучит его спокойный, мягкий и в то же время очень уверенный голос, голос человека-борца, привыкшего вести научные споры и умеющего доказывать свою точку зрения, уверенного в своих силах и своей правоте.
В кабинете сизым облаком плавал табачный дым. В пепельнице полно окурков. Но Георгий Петрович не чувствовал усталости, хотя день прошел напряженно и сложно.
Взгляд его снова остановился на карте, на среднем течении Оби. Широкая голубая лента реки, разбитая протоками, катила волны к северу. Глухая, как ее именуют, черная тайга Усть-Югана. Гиблая низина, над которой густыми туманами висят испарения непроходимых болот. Тяжелый запах гниения, разложения, застойной воды… И тучи мошки, комарья, слепней… У Казаминова снова перед глазами встала жуткая картина, врезавшаяся в его память. Это было несколько лет назад, во время экспедиции. Его разбудили на рассвете тревожные голоса товарищей по походу. Казаминов высунулся из палатки и обомлел. На поляну, где геологи разбили лагерь, из густого тумана, окутавшего тайгу, вышла полуживая, истощенная лошадь. Она шла и качалась. Кожа на боках и спине исчезла, она осталась лишь местами, а вместо нее виднелось красное мясо… А вокруг лошади серой тучей носились мошка, слепни и тяжелые оводы…
Животное шло, медленно передвигая дрожащие ноги. Видимо, из последних сил. Вытянув голову, лошадь таращила подслеповатые кровоточащие глаза, жадно принюхиваясь. Она шла на запах костра, шла к людям. Она, наверное, отбилась и долгое время блуждала по тайге. Пища была под ногами, но ее донимал гнус. Эта маленькая крылатая тварь не дает покоя ни днем, ни ночью… Лошадь измучилась в бесконечной борьбе, и жизнь еле теплилась в ее обнаженном кровоточащем теле.
Выйдя на поляну, она остановилась, тяжело повела боками и, глядя на людей, пронзительно и жалобно заржала…
