Глава двадцать первая
1
Сидел Иткар на приступке своего дома. Дня два назад он прилетел в Кайтёс попутным вертолетом, который шел в район Игола из Нового Вас-Югана. Сегодня занялся Иткар шитьем чехла из мягко выделанной барсучьей шкуры для старинной двустволки. На крыльце, рядом с ним, расположился Петр Катыльгин.
– …Так-так, значит, бракуешь магазинные чехлы?
– Бракую, брат, весь ширпотребный хлам охотсоюза. То ли дело, когда сам себе сошьешь по душе, будь то чехол для ружья или обувь. Завтракать будешь? Особого у меня ничего нет в холостяцком погребе, но бутерброд с отварной оленятиной смастерить можно.
– Спасибо, Иткар. Сыт я пока. Пришел просить тебя: как только снова надумаешь лететь на Чагву, то уж не забудь про меня. Вместе будем туда забираться на этот раз. Хочется самому поговорить с Тунгиром, расспросить его: как земля тряслась и «нефть из земли выпрыгивала».
– Ну-ну, – рассмеявшись, сказал Иткар. – Тунгир молодец. Рассказывать он мастер. Любит порассуждать о житье-бытье.
– Иткар, ты ведь вчера толком мне так ничего и не пояснил: почему большое озеро пропало, как в сказке, под землю провалилось. Отчего в наших болотах землетрясение проявилось. И в то же время выброс нефти на дневную поверхность… Я в геологии туп. Но ты-то высшей гильдии геолог! Должен знать, предполагать и иметь свое мнение.
– Трудно, Петр, что-то определенное сказать. Но, понимаешь, мне кажется, что произошло нефтепроявление в грязевом вулкане…
– Да ты что, Иткар, в уме? Какие тебе вулканы могут быть в наших юганских болотах?
– Слушай, Петр, Югана рассказывала… Тогда я еще не все понимал об этих загадочных явлениях. Так вот сейчас понимаю: «На Мертвом озере рычал Дух Болот, а потом вместе с черной водой на небо улетел».
– Допустим, Иткар, на Мертвом озере произошел выброс скопившегося газа…
– О, нет: не только газа, но и нефти! Не зря эвенки племени Кедра окрестили это озеро Мертвым. Так вот: есть в легендах югов такое сказание, слышал я его от бабушки и матери, ежегодно, в месяц Лебединого Яйца, юги, жившие по реке Ай-Кара, Черная Стрела, приносили жертву подземным уштякам, людям «нижнего мира». Место жертвоприношения называлось Пернов Бугор. На языке югов и югров Перна – значит Крест. Разумеется, крест языческий, символ огня, символ лука и стрелы, сверла для добычи трением чистого огня. Так вот: жрецы югов знали точно, где из-под земли вылетел с грохотом Карга, Подземный Ворон…
– Ты считаешь, Иткар, что на Перновом Бугре было когда-то нефтепроявление в грязевом вулкане? – с удивлением в голосе спросил Петр Катыльгин.
– Не считаю, а уверен! Понимаешь, я тебе рассказывал о том, что находил кусочки затвердевшей нефти в могильнике неолита.
– Вон оно что, дошло и до меня теперь, – обрадованно произнес Петр, не дав Иткару высказаться до конца. – Как закон, древние люди избирали и поклонялись загадочным явлением и каким-то необычным предметам. Могла у них нефть быть священной огненной водой…
– Да, правильно ты сказал, Петр. И выходит, все это говорит за то, что нефть на большой глубине, под юганской болотистой землей не дремлет многие тысячелетия и не лежит спокойно в одном районе, а мигрирует из одних мест в другие.
Иткар говорил уверенно, словно у него под ногами и сейчас еще бурлит-мигрирует куда-то эта загадочная вас-юганская нефть.
– Хорошо, теперь ты мне, Иткар, выскажи свое окончательное предположение о Черной Стреле. Если, как ты говоришь, там лежит нефтяная залежь, которая во много раз превосходит Нижневартовский Самотлор, то почему там не ведут разведку, почему томские геологи не могут выявить это месторождение? – Петр считал, что у Иткара нет веских геологических доказательств в пользу «призрачного» месторождения нефти, которое ищется на вас-юганской земле более двадцати лет.
– Вчера, Петр, ты помогал мне мыть посуду, – начал пояснять Иткар и поставил в чашку с водой другую чашку. Брызнула по краям вода. – Так вот, что-то похожее и тут у нас наблюдается с нефтью. Выброс нефти на дневную поверхность, по-моему, происходит по бокам громадной Нюрольской впадины. И, понимаешь, эта впадина имеет связь с уже открытыми месторождениями: Оленьим, Озерным, и уходит эта «цепочка» в северо-западную сторону, пересекает Катальгинскую площадь. Не исключено, что все это образует сложную структуру и представляет «ручейки» от громадной Нюрольской впадины. А все это говорит уже о том, что нужно подумать о закладке поисковой скважины в районе Черной Стрелы, желательно у Пернова Бугра, там где было когда-то, согласно легендам югов, нефтепроявление в грязевом вулкане. Именно в этом месте и эта скважина может дать какое-то прояснение, ответы на многие загадочные нефтепроявления.
– Иткар, кажется, я начинаю понимать тебя. Нужен снайперский выстрел – необходимо попасть в ребро чаши-впадины, а центр впадины – сам о себе голос подаст. И только после этого, выходит, все для тебя может проясниться. Хорошо, а теперь растолкуй мне про грязевые вулканы. Что это за «зверь» в наших юганских болотах?
– У нас в стране грязевые вулканы встречаются в основном на Таманском, Керченском полуостровах. Есть такие вулканы в Румынии, Америке, Бирме. Бывает, что вместе с грязью и подземной водой выплескивается нефть. А в Азербайджане наблюдаются очень даже сильные грязенефтяные вулканы. Возможно, все они приурочены к каким-то разрывам в коре. И вот по этим «расколам» нефть с водой выходит на дневную поверхность. – Пояснив все это, Иткар взял спички, лежащие на скамейке, прикурил сигарету.
– Слушай, Иткар, может быть, ты и прав: нужно как можно скорее закладывать поисковую скважину на Черной Стреле – это даст государству миллионы рублей экономии. Цель будет достигнута наиболее коротким путем – «выстрелом» в ребро Нюрольской Чаши. Ну а если вдруг скважина в этом районе окажется холостой, что тогда? Убытки великие, на чей горб они спишутся?
– Нефть есть там. И нефть, Петр, большая, палеозойская! – ответил Иткар и, посмотрев на часы, сказал: – Должен ко мне подойти Саша Гулов. Начали его «сватать» в райком на работу…
Петр сидел молча и смотрел на парящего коршуна, как тот закладывал плавные виражи, развороты, набирал высоту в восходящих потоках, И вдруг на душе у него заныло: туда бы, в небо, от всех забот земных. Мысленно Петр уже был с Иткаром на берегу Черной Стрелы, Как журналист, как абориген вас-юганской земли, чувствовал давно уже, что именно там, на Нюрольской впадине, должно произойти то, о чем мечтал не один он долгие годы. Большая нефть! Она – как сказочная Зарни-Ань, Золотая Женщина, утерянная когда-то в далекой тундре зырянскими жрецами или схороненная ими в тайник. Ищут Зарни-Ань археологи, записывают о ней предания и легенды этнографы.
Петр предложил Иткару связаться с редактором районной газеты Горадаевым, который прилетел в Кайтёс по заданию секретаря райкома Лучова. Газете нужна статья «Юганский палеозой».
Выслушав такое предложение, Иткар ответил, что писать такую статью ему трудновато, а вот рассказать может многое.
– Выкладывай, послушаю, – попросил Петр, – Попробую помочь редактору районки.
– Понимаешь, Петр, в пятьдесят третьем году было постановление Тюменского обкома «Об организации массового геологического похода в области за полезными ископаемыми». Ты чувствуешь, что это был за «пирог с изюмом»? Для того чтобы ускорить открытия полезных ископаемых, Тюменский обком принял мудрое решение: привлечь все население области к активным поискам – и постановил: для руководства «геологическим походом» утвердить комиссию, в которую вошли заведующий промышленным отделом обкома, главный геолог управления… Короче говоря, возглавили этот «геологический поход» около двадцати видных областных работников. Началось тогда на Тюменской земле удивительное, какое-то необыкновенное патриотическое движение.
– Так-так, улавливаю. Вот за это скажет тебе спасибо не только редактор районки, но и поклон земной отвесит областная газета. Выходит, есть у кого мудрости поучиться. И неплохо бы у нас в районе объявить «геологический поход».
– Нужно ли объявлять «геологический поход» – это судить и решать райкому. А вот что касается последних печальных событий, о которых мы с тобой узнали от Григория Тарханова, то тут надо действительно объявлять «археологический поход» по борьбе с бугровщиками-грабителями, а также по выявлению древних памятников и принятию мер по их охране.
– Великолепно! Черт побери, хоть сам берись и пиши… Совместить два похода: нефть и археология…
– Петр, если сказать честно, то в нашем районе уже начался «геологический поход». Начал этот поход хант Бояр Тунгир. Передай Горадаеву, чтобы он об этом не забыл, когда будет готовить статью.
– Непременно передам! – обрадованно сказал Петр. – Но только пальму первенства «геологического похода» положено выдать не Тунгиру, а Югане. За ее живое, правдивое предание о Мертвом озере.
– Правильно, – согласился Иткар, – с этого и начинайте свою статью «Юганский палеозой».
Родовой дом Князевых большой: нижний этаж выложен из кирпича был когда-то, а затем надстроен второй этаж из толстых кедровых бревен, рубленных в обло. Дому этому поболее ста лет, и строился он что крепость, на долгие годы, в память потомкам. Просторный кабинет Иткара расположен в нижнем этаже в угловой комнате, окнами в улицу. Во второй половине дома живет дядя Иткара – Громол Михайлович с женой Анной Владимировной.
– Иткар! – крикнул кто-то негромко под окном.
Неторопливо поднялся Иткар со стула, подошел к окну, посмотрел. К дому подъехал Перун Владимирович. Под ним был гнедой оседланный жеребец.
– Сейчас, Перун Владимирович! Подожди немного. Я тоже оседлаю своего бегунца. Он у меня сегодня овсом подпитался, а чтобы лучше к дому привык, я его второй день сахарком подкармливаю.
Лошади идут рядом. Перун Владимирович и Иткар сидят в добротных кожаных седлах. Сейчас бы застоявшимся крутогривым жеребцам ослабить поводья да поразмяться в беге. Но путникам некуда спешить.
Сверкают на солнце отшлифованные до блеска бронзовые стремена. Кони идут рядом, то и дело закусывая удила, вскидывая головы, как бы просят ослабить поводья, дать волю.
На окраине Кайтёса дорога круто поворачивает в глубь материковой тайги. Ночной дождь расстелил на дороге лужицы в застарелых выбоинах от тележных колес и в ложбинах. Чтобы длинные хвосты не заметали грязь из-под копыт – завиты они, перехвачены тугими алыми лентами. Шли кони бодро, лишь изредка всхрапывая и прядая ушами, почуяв след медведя или уловив далекий похруст валежника под ногами стремительного лося. Молчаливой была тайга. Кое-где с дорожного солнцепека уходили с испугом бурундуки, отлетали полосатыми молниями и хоронились в чащобниках. В урманах пора любви миновала, и вся живность ушла в свои тайные, заветные места. Лесная земля дышала, благоухала свежим, обновленным запахом жизни, как это бывает в начале лета. На придорожных пролысинах и чистовинах горели жаркими красками цветы, пылали они красками белых ночей, алого солнца и синевой неба. Даже пауки в такое время стыдятся натягивать сети; даже шершни и осы в такие дни не убивают пчел. В первые дни сибирского лета на таежной земле царит мир и ласка.
Мягко касались копыта волглой земли, шли гнедые жеребцы рядом как братья, Слегка покачиваясь в седлах, смотрели путники молча в даль таежной дороги, которая была еще мало наезжена в это лето.
– Мы едем на Озеро Пепла? – спросил Иткар, сдерживая поводьями нетерпеливого Гнедка, который то и дело стремился вырваться вперед.
– Да, Иткар, мы едем с тобой на Озеро Пепла, на берег могил наших предков, – ответил задумчиво Перун Владимирович.
Озеро Пепла расстелилось среди хвойного кольца кедрового леса, в песчаных отлогих берегах. Оно не зарастает водорослями, и не затхнет в нем вода в зимнее время заморов. Возможно, питают озеро сильные, струистые родники из земных глубин. Озеро Пепла всегда чистое и плескучее, случается, что в ветреную погоду на нем разгуливает вал с седыми гребнями и точат волны сыпучие берега, оголяют корни прибрежных вековых сосен и кедров.
Вечером, когда солнце идет на закат и когда левый берег озера озаряется пламенем зари, кажется человеку, будто бы из-под яра в образе кореньев выползают тысячи ужей, змей и даже береговые тени от деревьев чудятся русалками. В такой вечер тихий шум хвои и легкий посвист ветра сказываются голосом, песней древних людей, которые возрождаются из пепла и выходят проводить солнце на ночной покой. Но холмы могил таятся поодаль от берега Озера Пепла. Там земля полюблена кедрами. Кедр – святое дерево, от него в страхе бежит вся нечисть привидений. Тоскливые и тревожные думы гонит от человека кедровый лес – такое поверье у всех народностей таежного севера. Ведь не зря же умершие аборигены хоронятся в кедровых домовинах; ведь не зря же на могильном холме повелось с древнейших времен сажать молоденькую кедёрку.
Расседланы кони. Пьют жеребцы прохладную озерную воду. Вот они отфыркались, а потом отошли в сторону, повалялись на теплом песке и, поднявшись, пошли по берегу, поросшему молодой сочной травой.
На берегу горит костер, около посохшей ветроповальной сосны, корни которой зализаны и отшлифованы дождями, ветрами и похожи на отбеленные кости загадочного животного. А чуть в стороне от костра натянута палатка.
Сидит у костра Перун Владимирович и смотрит в даль озера, где сытые озерные чайки качаются на легкой волне, и говорит он Иткару:
– Лет сто уже будет, как хоронят люди нашего селения умерших по новому обычаю и на новом кладбище. Но время сравнивает могилы, съедает кресты, вехи. У наших предков, Иткар, был свой обычай: они насыпали холмик на берегу озера или реки, клали умершего в челн и на вершине холма сжигали. Пепел хоронили, а потом на холме сажали молодое деревце и справляли тризну во славу мертвых и бессмертия живых. Спят наши с тобой деды и прадеды на тех холмах, что у нас за спиной раскинулись. Лежат останки в урнах, под корнями кедров.
Вспыхивали, потрескивали сучья, подкинутые в костер. И несло к озеру легкий сизоватый дымок, с густой приправой запаха горящего смолья.
– Перун Владимирович, что-то случилось? Ты что-то боишься мне сказать? – спросил Иткар.
– Ничего особенного… Так, между делом, хочу сказать тебе, Иткар: мне не так уж много остается жить. Если у меня не хватит сил подняться в седло, то ты посади меня и привези к Озеру Пепла. И вот тут, на этом берегу, на этом месте, я буду встречать смерть…
Похорони ты меня по древнему языческому обычаю наших предков. Если смерть неожиданно захватит меня дома… то сожги в берестяном челне на Каятном Мысу, что лежит вон там, чуть южнее кедра с гнездом орла.
– Я исполню твое желание, Перун Владимирович, – опустив глаза, сказал Иткар. – Но уходить из жизни тебе еще рановато. Твой дед жил сто тридцать семь лет; твой отец прожил сто сорок лет. Так что, по закону долголетия наследственного, имеешь в запасе более тридцати лет.
Солнце еще не закатилось, а только зависло вдали над тайгой. Озеро Пепла лежит как золотой котел, наполненный слезами скорби. Дремлет Озеро Пепла величаво и спокойно в земной ложбине не одно тысячелетие, оно окружено хвойным венцом, да еще стелется всегда по его берегам благодатный аромат смолистой живицы, вечного ладана тайги.
В этот вечер озеро сияло отблеском кровавого меча. Кое-где можно видеть сквозь прозрачную воду затонувшие, окаменевшие деревья. Их обволакивает извечная зелень слизи, и эти наплывы в такие часы заката вечернего солнца вдруг напитываются соком вечерней зари. Даже вечно обозленные щуки чувствуют прелесть солнечного тепла и в такие часы предзаката не чинят убийств – только резвятся от восторга.
Молча сидели у костра Иткар с Перуном Владимировичем. Они провожали закатное солнце.
Был сегодня разговор у Перуна Владимировича с Иткаром о том, что уже давно в землях Томского Приобья грохочет, не умолкая, лезвие стальной пилы. Ложится угрюмо под ножами кедровая тайга. Бездумные люди могут запустить стригущий нож вот в эти кедры, которые уже почти пятьсот лет удерживают сыпучие берега. И будет тогда в этой округе пустыня, кладбище пней, сучьев и щепок. Тысячи таежных рек захламлены топляками, древесным мусором и давно пообмелели, потеряли свою первобытную красоту. Таежные реки утратили свое былое привольное и гордое полноводье. Виной всему этому неразумный лесоповал и сплав древесины допотопным методом.
– Я понимаю твое беспокойство, Перун Владимирович, нашей вас-юганской земле нужен хозяин.
– Это, Иткар, скорее не беспокойство, а предчувствие большого пожара. Огонь может превратить в пепел всю юганскую равнину, территория которой равняется среднему европейскому государству. Сейчас много пишут и говорят о переброске воды из Оби в южные засушливые районы. К решению этой проблемы надо подойти разумно. Пойми, Иткар, ведь вас-юганские торфяники – это великое национальное богатство государства. Многометровая толща торфа залегает на площади, равной миллионам гектаров. Накопление торфа длилось многие тысячелетия.
– Да, Перун Владимирович, об этом я думал, когда был у Тунгира на заимке и занимался выяснением причин пожаров на торфяных болотах. Как только понижается заводненность, а она понижается в засушливое лето, начинается самовозгорание торфяников. И это сейчас, когда водяной режим Оби еще не нарушен вмешательством человека. Я имею в виду Среднее и Северное Приобье. Ну а если обеднить, понизить уровень заводненности…
– Вот-вот, Иткар. Трудно сейчас предсказать, что произойдет после этого… Тут нужна осмотрительность и осторожность. Как говорят, семь раз отмерь, один раз отрежь…
Был этот вечер у Озера Пепла тихим и мудрым. Уходило солнце за горизонт – угасала заря. И стелилось чудо узоров на землю от закатных лучей. Вспыхивала роса на хвое кедров зелено-алыми бусинами. Радужные сети паутины на посохших кустарниках сверкали кроваво-серебристыми нитями. В беззыбном Озере Пепла лежали длинные тени от береговых сосен. Нагоревшие угли в костре рдели золотом.