Глава девятнадцатая
1
Если оглянуться в то столетие, когда русские перунцы пришли великим караваном в верховье Вас-Югана и осели на жительство в Кайтёсе, то тут необходимо пояснить, почему выбор пал именно на это место.
Согласно летописи Кайтёса, через верховье реки Вас-Югана шла Соляная Тропа. Торговля солью давала большой доход. Да еще приложено к подорожной карте письменное «толкование», что от Кайтёса, южнее на двадцать «днищ», зачинается река Ича, приток Тары, которая «падает» в Иртыш. По Таре тянулась торговая резная ветвь от Кайтёса на юг. По Вас-Югану, в понизовье, был выход у перунцев на Среднюю Обь. Сам же Кайтёс был неприступен для конницы воинственных кочевников, так как лежал он за болотами, топями.
По речным дорогам только в большую воду в первой половине лета был выход у русских перунцев на Иртыш и Обь полуденную. Но одной из главных причин величия древнего Кайтёса было то, что поблизости лежали места, богатые озерными и болотными железными рудами, из которых русские перунцы выплавляли дорогостоящее железо – сталь. Пришедшие из Новгородской Руси знатные ковали-кузнецы, за плечами которых был опыт предков, мастеров кузнечного дела, заложили в первые же годы рудники среди великого и дикого юганского болота. Плавилось там железо в сыродутных печах. Таились кузнецы – добыча, производство железа, стали держались в секрете. И текли на сугланные торжища Тобола, Оби, Вас-Югана, Югана чудные, добротные творения русских мастеров: топоры, рогатины, ножи, наконечники стрел, железцы, котлы и, конечно, языческие боги и божки югров и югов. А также мастерили перунцы-кайтёсовцы «бронное кузло». Среди кузнецов-бронников были шелудяки – мастера панцирей и кольчуг. Ковалась шелудь из бронзы и стали, а уж потом «набиралась», шилась на мягкую ровдугу, подобно рыбьей чешуе. Мастерили русские умельцы любое оружие того времени, любые доспехи, чудные украшения «на потребу воев». Ну а главное – не угасала русская культура, вживалась, коренилась на Оби великой.
Утверждают кайтёсовские жрецы в «напоминальниках», что Сибирь есть родина древних троянцев, древних скифов – позднейших славян. В этих «напоминальниках» рассказывают о том, что у новгородских пришельцев на Вас-Юган была торговля, наравне с солью, «самородной нефтью». Записано: «…земное масло черпали из луж береговых и с водицы коробьем, ковшами собирали».
Был Кайтёс в стародавние времена многолюдным и богатым русским городом, жили перунцы мирно со всеми окружающими их племенами, и был сам город, согласно своему расположению, отдаленному и труднодоступному, избавлен от набегов и грабежей могучих южных кочевников. Но проносились житейские бури, уходило столетие за столетием, и, потеряв былую славу, живет нынче Кайтёс небольшой деревенькой.
В тайге и жизнь была таежная: избы рубились у перунцев из толстого лиственничного окладника, а сами срубы возводились из кедровых бревен. Многие дома стоят уже не одну сотню лет, да и крепости они еще дивной. Дома все строились в Кайтёсе с таким расчетом, чтобы у каждого хозяина был добротный, теплый подвал, где могла бы разместиться кухня, столовая, отопительная печь с котлом для водяного обогрева жилых комнат. Дома в селении рубились разными мастерами и на разные вкусы и обычаи: есть пятистенники, есть терема, подобные сказке. Человеку, вновь приехавшему в Кайтёс, с первого взгляда станет понятно, что жили люди здесь богато, зажиточно.
Как уж издавна повелось, любит русский сибиряк наличники резного кружева. Ну, а дом у старожила без бани – что женщина без любви. На задах усадьбы, у каждого хозяина, поодаль от дома, – бани, как игрушечные домики-теремки, смотрятся светлыми окнами, будто глазами зовущими. И у каждого хозяина в поднавесе, ограде, полы выстланы из колотых плах, всегда чисто выметены. А половицы на крыльце не в обычае красить, и они всегда выскоблены да повымыты голиком с песком так, что желтизной улыбаются, как балалаечка на стенке. В Кайтёсе издавна русским духом пахнет, чувствовали себя сельчане на своей земле не в гостях, а государями да князьями, и живут поныне перунцы, те, кто остался, крепкими корнями оседлости, любви к своему краю, уважением к своему новгородскому родословию.
Перун Владимирович, как и обычно каждое утро, направился на прогулку. Остановился старый доктор около большого двухэтажного бревенчатого здания больницы. Эта доброздравница отстроена сто десять лет назад по расчетам лекаря-самоучки деда Перуна Заболотникова. И нынче считается эта больница гордостью общины. Если от больницы посмотреть в сторону Вас-Югана, то не так уж далеко виднеется средь кедрового редколесья двухэтажная школа. Строена она была в восемнадцатом году с размахом на многолюдье.
Постоял у школы Перун Владимирович, полюбовался на ближний кедр, улыбнулся. Вспугнутая белка сердито процокотала, скребнула когтями по суку – посыпались на землю пушинки отмершей коры.
Еще до войны, когда Кайтёс был довольно многолюден, случалось, что наезжало большое начальство и дивилось то начальство людям, что живут в отдаленном таежном поселке так ладно и дружно. Разные у них тут «фу-ты ну-ты», и мужчины – с гордыней, а все женщины что тебе королевы ясноглазые. Стоит поселок в самом верховье Вас-Югана, как древний пограничный острог. А дальше, на все четыре сторонушки, тайга тайгу погоняет, болото за болотом лежит, дали необъятные.
Сидит Перун Владимирович на беседке-бревне, которое положено на два низкосрезанных пня. Бревно тёсано ложбиной, и сидеть на нем удобно. Вода ранняя, весенняя не успела схлынуть, как на смену ей пришла водица грунтовая, «нутренняя», из болот южных, разомлевших. И теперь снова начал пучиться Вас-Юган прибылой водой, лезет половодье на берега.
Неторопливые волны вяло накатываются на берег у ног Перуна Владимировича и, легко вздохнув, отходят обратно, и будто это не волны, а нежные женские руки перебирают корни трав. Чайки, мартыны, дожидаясь добычи, высматривая береговых мышей, замерли на береговой пролысине. Сидят чайки-черноголовки на вершинных ветвях прибрежных осин, затопленных у объярья, и то одна, то другая взмывает. Набрав высоту и распластав крылья, парят чайки над мелководьем, высматривают рыбешку. И дрозды, по весне крикливые и подозрительные, пасутся у воды, по берегам выискивают корм. Где-то поодаль кричит птица, зовет селезня, а его нет. Пора весенней любви давненько уже миновала, пошла на убыль, тут хоть охрипни, крякуха. Мать-природа издавна холостых селезней да незамужних крякух ощипывает линькой: знает это весь утиный мир – не прозевай весенней любви. Вот и кричит теперь, стонет, зовет крякуха случайного, запоздалого любовника.
– Подманивай, уговаривай, дурочка… Приглашай селезня нежным подзывом, а не торопливым горлошумом, – улыбаясь, дает совет Перун Владимирович крикливой утице. – Авось и сжалится какой-нибудь калека, прилетит и потопчет ради забавы.
С первобытных времен у человека какая-то необъяснимая тяга к речным берегам, любит он посидеть у воды, и обязательно лицом к плескучим волнам. Река учит человека мечтать, река манит его в путь-дорогу неизведанную. Река навевает человеку думы, окрыляет душу.
За спиной Перуна Владимировича, на вершине небольшого приречного холмика, покоится прах Кэри. В тихие утренние часы у Чума-Кэри спокойно думается старому доктору. Он думает о тех, кого давно нет в живых, и о тех, кто здравствует. Можно считать, уже тысячелетие, как на этой земле русская сибирская кровь передается из рода в род, и кипит она, не перегорая добрым огнем, символом славы и вечности.
Старый доктор прислушался – быстро приближался по воде шум лодочного мотора. «Кто это спозаранку в путь отправился?»
Стих шум мотора, лодка потеряла резвый ход.
– Э-ге-ге, Перун Владимирович! Пошел я на Вач-Вас… На обратном пути заеду!
– Желаю удачи, Гриша! А кто с тобой в лодке?..
Стоял Перун Заболотников у воды и провожал взглядом быстро уходящую лодку.
2
От низко плывущих всклокоченных туч золотым бичом хлестнула молния, а потом еще раз и еще… Треск, похожий на звук раздираемого сухого холста, оглашал приозерную тайгу. Дождевые капли крупным горохом зарешетили озерную и речную гладь.
На городище Вач-Вас приехал следователь Григорий Тарханов. Приехал не один. Получив от Андрея Шаманова письмо с известием, что святилище кволи-газаров гибнет, пошел сразу же к Леониду Викторовичу Метлякову. Тот прочитал письмо и сказал: «С Андреем у меня давняя дружба. Умница мужик! В археологии знает толк. А в древнем орнаменте, художественном литье, тамговых письменах разбирается дай бог всякому! Я поеду с тобой, Гриша. Надо посмотреть своими глазами. И если есть смысл, то ухлопаю свои летние каникулы на Вач-Вас».
Шатровая крыша из берестяного навеса лежала на урлючинах, жердях осиновых, а с северной стороны вместо стены была выложена поленница дров. Под берестяной крышей – «теплая» кухня, тут же – широкий и продолговатый стол из четырех колотых кедровых плах на низких столбиках, вкопанных в землю. Рядом со столом скамейка. Андрей Шаманов именует эту кухоньку камбузом, на морской манер.
Во весь кухонный стол разложены древние находки. Хорошо смотреть на них и приятно чувствовать какую-то сопричастность к древности и бессмертности человечества. Вот такая же глинобитная печь, в которую только что положила Таня дрова, вот такая же шатровая крыша из бересты и жердей служили древнему человеку много тысячелетий назад. Тот же самый земной огонь, та же самая кровь в жилах человека обогревали и продолжают согревать людей планеты. Григорий Тарханов взял со стола бронзовое кольцо, примерил к голове, вроде подходит. «Головной обруч, налобник», – подумал он. Потом следователь посмотрел на Таню, которая разливала по кружкам крепко заваренный, «кирпичный»,чай,спросил:
– Где ты, Таня, подняла это «обручальное» колечко? В земле оно лежало или было выброшено на поверхность взрывом?.. А возможно, унесено кем-то и кинуто за ненадобностью.
Андрей Шаманов посмотрел на расстеленный перед ним большой лист бумаги, план местности, составленный им от руки, на глазомер. Найдя нужную отметку на плане, он ткнул карандашом:
– Найдено «обручальное» колечко на возвышенном берегу озера… Можно считать, там было святилище Югэн-Тас.
– Андрей, первый раз слышу – Югэн-Тас? – сказал Леонид Викторович и попросил пояснить значение этого названия.
– Понимать надо так: Югэн-Тас – холм Священного Огня. Ошибки не будет, если Югэн-Тас перевести как место Солнечного Креста. Разумеется, крест языческий.
– А само слово Югэн?
– Кволи-газары, досельные аборигены, жившие на этой земле, называли себя югами. Этноним «юги» есть само название родоначальников аборигенного населения.
Теперь надо понять значение этого слова: «юг», или «юк», – человек. А вот «югэн», или «юкэн», – речной народ, песчаные люди. Слово «песчаные» звучит как многочисленный народ…
– Слушай, Андрей, друг ты мой дорогой! – обрадованно воскликнул Леонид Викторович и от нетерпения хлопнул в ладоши. – То, что ты сейчас сказал, для меня новость… Попытайся объяснить заодно, что такое «Вас». Не один десяток рек в Приобье именуется: Вас-Юган, Васть-Юган, Вэс-Юган… Что же это за «довесок» – «Вас»?
– Речной дух у югов, точнее сказать, у кволи-газаров именовался «Вас». А духи водяные, речные и озерные имели всегда черный или коричневый цвет, и в противоположность им все небесные божества считались белыми. У хантов и поныне водяной зовется Васа, а у зырян – Вэс. Отсюда и Вас-Юган.
Григорий Тарханов все это время сидел и, держа большую лупу перед глазами, рассматривал мелкие рисунки, символические знаки, на бронзовом «обручальном» кольце. Он все еще верил, что это кольцо было головным обручем, украшением древней женщины. Ширина кольца в два пальца. По окружности все оно увенчано загадочными писаницами.
– Вот это ребус оставили нам кволи-газары… Разберись-ка, что хотел сказать древний художник четыре тысячи лет назад.
– Да нет, Гриша, сложности особой нет в этом. Это бронзовое кольцо венчало столб Солнечного Креста: тамговый столб стоял около жертвенника…
– Ну ты, Андрей, говоришь так уверенно, словно из могилы поднялся жрец, умерший тысячи лет назад, и все разъяснил тебе: где и что стояло, для чего предназначались те или другие старинные вещи, – удивленно и недоверчиво сказал Григорий Тарханов и в то же время выжидательно смотрел на художника.
Таня Волнорезова улыбнулась, посмотрела на Андрея и сказала:
– Парнишки, вы просили у меня крепкого чая… Так пейте же, чего зубы точите. Остывает чай-то…
Андрей сделал несколько глотков, отодвинул кружку, потом молча взял у Григория из рук бронзовое кольцо, попросил лупу.
– На этом кольце все написано. Образное письмо.
– И ты, Андрей, это пиктографическое письмо прочитал? – удивленно посмотрел на художника Тарханов и тут же извиняюще тихо попросил: – Ты уж не обижайся, такая у нашего брата-следователя натура немного доверяй и много раз проверяй.
– Кроме меня, есть еще два человека, которые могут читать тамговые письмена – Югана и Иткар Князев. А древнее тамговое письмо – это, можно сказать, международный язык знаков и символов.
– Ты прав, Андрей, -сказал Леонид Викторович. – Читай. А я запишу твое толкование этих надписей. А позднее для сверки дам на прочтение Югане и Иткару Князеву. Сравнение трех переводов даст нам истину.
Андрей подождал, когда Леонид Викторович достанет из кармана пиджака блокнот, карандаш. Неторопливо начал читать, вернее, расшифровывать.
– Чудо! – сказала взволнованно и удивленно Таня. – Четыре тысячи лет назад древний художник-ваятель отправил руны, начертанные на бронзовом кольце, богу солнца. А попало оно его же собрату художнику, и вот…
– И вот свершилось то, что могло не свершиться, если бы Таня Волнорезова с Андреем Шамановым дремали у себя в Улангае, – сказал радостно Григорий Тарханов и нетерпеливо попросил Андрея: – Ну, читай же…
– Юную, чистую девушку завтра принесут тебе, Солнце, белые люди, кволи-газары, жертву. Ее кровь не осквернена наслаждением мужчины, ее тело… Ее тело уже омыто белым молоком первожеребой кобылицы.
– Стоп-стоп! – попросил Леонид Викторович. – Ты уж читай по правилам: сначала называй рунические знаки, а потом их словесное значение на нашем языке.
– Хорошо. Кольцо это бронзовое, отлито по восковой модели, а потому тамговые знаки выписаны хорошо. Сова: голова, «лицо» овалом напоминает женское; уши даны лунными символами; на теле совы расположены черные кубики. Этих черных кубиков четырнадцать. Поясняю: Ночная Птица, дочь Луны, будет охранять Великое Солнце, жертвенную девушку. Девушка очень молодая и красивая – ей четырнадцать лет, и она уже трижды омыта кобыльим молоком…
– Вот это уже другой табак! – восхищенно сказал Леонид Викторович. – Жми, Андрей, дальше!
– Змея: золотого цвета туловище, голова с рогами в виде полумесяца. Пасть змеи открыта, но зубов нет; глаза смотрят вперед. На туловище нанесены кубикообразные, продолговатые знаки. Понимать словами это нужно так: О змея, символ мудрости и жизни, прими земную душу юной девушки и укажи ей путь в ложе Солнца…
– Ох и кровожадное же это бронзовое кольцо, и речи его… – грустно сказала Таня.
Во время ужина Григорий спросил у Андрея Шаманова:
– Так это что получается… Выходит, что три тысячелетия тому назад, а может и больше, вся территория Западной Сибири была заселена многолюдным и высококультурным народом – кволи-газарами?
– Ошибки не будет, если считать четыре тысячелетия, – сказал Леонид Викторович.
– Летопись Кайтёса утверждает: люди кволи-газары есть анты, и они же зовут себя югами, – сказал Андрей и постукал ложкой о край тарелки, как бы подчеркивая важность им сказанного.
– Понятно: Вас-Юган, в частности место, где мы с вами сейчас находимся, было крупнейшим центром бронзово-литейного производства. Доказательство тому – вещи, что лежат на столе, – тигли, чаши, в них плавился металл, привезенный с Южного Урала или Алтая, – высказал предположение Тарханов.
– Да, Гриша, не только тигли, но вот все эти формы для отливки топоров, копий, кинжалов и различных украшений. Кузнецы, мастера-ювелиры хорошо владели техникой плавильного дела, знали «рецептуру». Например, в изделиях, идущих на украшение, гораздо меньше олова, сделаны они из мягкой меди, бронзы. А все орудия труда, воинское оружие изготовлялись из твердой бронзы.
– Чего же хорошего нашли кволи-газары в этих болотах? – сказала Таня и, поставив чайник на печку, села за стол.
– Нет, Таня, эти вас-юганские земли были когда-то райским уголком – множество чудных озер, тучи пернатой дичи, леса изобиловали оленями, лосями. А реки и озера кишели разнообразной рыбой, да и рыба в те времена была крупных размеров, «слоновых». А что касается болот, то заболачиваться юганская земля начала всего-навсего каких-то семьсот или восемьсот лет назад. Так что изменение климата и заболачивание началось не так уж давно. – Шаманов посмотрел на Леонида Викторовича, как бы спрашивая: прав я?
– Все верно, Андрей, в эпоху бронзы на Вас-Югане был благодатный климат и произрастало много трав, которых сейчас уже нет. Это подтверждено анализом, в почве осталась пыльца, споры тех далеких, бесследно погибших растений.
– Дай, Андрей, махорки на закрутку, – попросил Григорий.
– Ну, сумасшедшие вы у меня, ребятишки! Не успели ужин проглотить, сразу принялись махорку «жевать», – сказала недовольно Таня.
– Ты мне толком не сказал во время обеда, как ответили из области насчет грабительского курганокопания? – спросил Андрей у Григория и, выбив пепел из трубки, начал прочищать горловинку заостренной глухариной косточкой.
– А-а, сам знаешь… Промямлили: вы да мы…
– Им-то что… Натирают зад в служебных креслах от звонка до звонка, – сказала Таня, и тут же ее перебил Андрей:
– Зачем на дядю надеяться? Земля эта наша, нам ее и защищать, охранять…
– Так все это, Андрей… Могу сказать: на наши тревожные сигналы появилась в областной газете крохотная заметка. И за это, можно сказать, великое спасибо, отреагировали на сигнал из северной глубинки… – сказал Григорий Тарханов.
Таня взяла газетную вырезку из рук Григория и начала читать:
– «Томская область изобилует огромным количеством археологических памятников. Из них поставлены под государственную охрану только пятьсот. Недра нашего края хранят древние стоянки, городища, грунтовые могильники, курганы и другие исторические ценности».
– Ну что ж, и за это спасибо, – тихо сказал Андрей. – Из «громадного» количества под охрану взято «только пятьсот…».
– «Тем не менее к настоящему времени без чьих-либо санкций на территории области уничтожено свыше пятидесяти археологических памятников.
Лесоразработками были разрушены в Верхнекетском районе Катайгинское городище, комплекс памятников эпохи ранней и развитой бронзы, старинное кладбище в Усть-Озерном. Ведутся лесоразработки на территории Городского поселения в Первомайском районе. Карьерными работами уничтожен курганный могильник Чажемто в Колпашевском районе. В Молчановском районе разрушена карьерами Могочинская палеолитическая стоянка – уникальный для Западной Сибири памятник, рекомендуемый на союзную категорию охраны…»
– Не стоит дальше, Таня, читать, – обиженно махнув рукой, сказал Андрей.
– Ой нет, послушай дальше, Андрюша! – сказала Таня и просящими глазами посмотрела на художника.
– Читай до конца, Таня, – сказал Григорий.
– «Беззаконие допущено в Чаинском районе: Варгатеринский курган, Прорвинский курганный могильник, Чаинский курганный могильник, могильник в деревне Элитное раскопаны местными жителями», – прочитав это, Таня вопросительно посмотрела на Григория.
– Вот вам и атомный век! Все те же бугровщики-грабители, как и сотни-тысячи лет назад, грабят обворовывают археологию и саму матушку-историю, – сокрушенно покачав головой, проговорил Леонид Викторович и тут же, неожиданно, попросил у Андрея: – Достань свой кисет, закурю и я.
– Как же быть, что делать? Так вот и будем меж собой охать да ахать и руками разводить! – обиженно и сердито проговорила Таня, глядя на Григория.
– Да… – задумчиво произнес Григорий, – у нас иногда говорят: заповедная земля. Русское слово «заповедовать» значит «повелевать», с помощью заклинания запрещать и обязывать к чему-то. Охрана природы и древних могил на Руси была узаконена в девятом веке, и уже тогда русские князья, общины, задруги регламентировали вырубку лесов, некоторые редкие звери были взяты под охрану. И позднее, в четырнадцатом веке, были на русской земле леса поименованы «засечными», они имели оборонное значение, укрепительно-оборонительных полос. Вход в такие засеки разрешался по позволению и пропускам управителя, ведающего засечными владениями. За самовольный заход, «пакостливость» в засечной округе, например такой, как Пояс Богородицы, виновный карался смертной казнью.
Вот откуда начали свою историю русские заповедники и заповедные места древних поселений. При Петре Первом сеть заповедников стала более обширной, и нарушителей заповедного правопорядка подвергали смертной казни или отправляли на галеры сроком на двадцать лет, конечно, с конфискацией всего имущества…
– А что? Справедливые были законы! Стоит подумать над тем, чтобы древние законы были узаконены и в наше время, – запальчиво сказала Таня, обращаясь к Григорию.
Андрей молчал. Он вытащил из кармана кисет, набил трубку. И когда прикурил, то, улыбнувшись, посмотрел на Григория Тарханова и, кивнув головой на кисет, как бы предложил – закуривай.