Я давно хотел написать о том, как молятся подводники, Раньше, конечно, этого никто не делал на виду у всех, но я уверен, что по ночам, уже в койке, лежа, про себя, тихо-тихо, чтоб не подслушали твои мысли, молились все. Молились о родных, о близких, просили у Бога для них здоровья, счастья. Конечно, никто не знал ни одной молитвы, по слова приходили сами, и они были такие простые, например: «Господи, помоги им всем – жене, детям. Сделай так, чтобы они были здоровы. Господи, и чтоб они встретили меня с моря, чтоб радовались мне, и чтоб я, конечно же, пришел домой целым и невредимым, и чтоб все у меня было хорошо». И еще молились о всяких земных делах – до тех пор, пока молитва не переходила в бессвязное бормотание и пока человек не засыпал.

А еще очень страстно молились, когда выходила из строя материальная часть. Например, я молился, когда останавливалась кислородная установка – та самая, что вырабатывает под водой кислород. И если она вдруг ни с того ни с сего встанет, то еще как взмолишься, даже взвоешь. «Господи! – говоришь тогда, – Я все проверил, все разобрал, все промыл, все прочистил. Почему она не работает? Ну, почему? Надоумь меня, Господи, ведь по отсекам уже недостает кислорода. Эти проклятые стрелки на газоанализаторах поехали вниз. Просвети меня, вразуми, ну где я что-то проглядел. Помоги мне, Господи, ну пусть она заработает». А потом сидишь тихо и тупо смотришь в приборы и на те механизмы, которые ты разбросал и которые, если их собрать вместе, да еще при этом найти неисправность, снова заработают, и по отсекам пойдет такой нужный кислород, и можно будет встать под раздатчик и поймать лицом тоненькую прохладную струйку. От нее на зубах остается привкус металла. Говорят, в чистом виде его вдыхать не очень-то и полезно, но когда все исправил и запустил установку – нет лучше запаха, и ты пьешь его, улыбаешься; но пока не нашел, что же там произошло, ты мрачнее тучи, ты кричишь про себя: «Господи! Ну, сделай же что-нибудь! Ну, хоть что-нибудь! Если она сейчас заработает, я обязательно поставлю в церкви свечку, самую дорогую, нет – пять свечек, самых толстых!»

А потом наступает тишина, и она такая, словно ты один на всем свете, а потом что-то случается, даже неясно что, но ты точно знаешь, что что-то произошло, потому что вдруг начинаешь понимать, что нужно делать, чтоб она заработала, – просто само в голову приходит, честное слово, – и ты торопишься, торопишься, быстрей-быстрей – собираешь, скручиваешь, обжимаешь, находишь потом кнопку – поехала, родимая, – и следишь за тем, как оживают манометры, растет давление – пошел кислород! «Фу ты, Господи!» – выдыхаешь ты и подставляешь под струи, пахнущие кислым металлом, свое лицо.

А в отпуске обязательно ставишь свечку в церкви – толстую и самую дорогую. А потом ставишь еще и еще – столько, сколько обещал. Целых пять. Так хорошо! И выходишь на свежий воздух, и чувствуешь, будто сделал что-то очень важное, очень нужное, и все это до следующего выхода в море.