Мне пишут письма.

Письма бывают разные.

Например:

«Александр Михайлович! Меня зовут Андрей. На погранзаставе был такой случай. Вместо мяса привезли живого бычка, и надо было его завалить. Никто никогда это не делал, потому что раньше мясо поступало уже в готовом виде. Кого назначить? Конечно, молодого лейтенанта. Тот построил народ и методом опроса выяснил организацию: надо бычка в лоб кувалдой ударить. Нашли кувалду и добровольца. И только собрались уже бить, как у кого-то из глубины строя возникают сомнения, мол, надо бы бычка сперва кастрировать, а то мясо будет невкусное. Решили действовать одновременно. То есть, один бьет бычка в лоб, а другой в тот момент ему яйца отхватывает. И на яйца молодца тоже нашли. Сказано-сделано: все заняли свои места, ну, и наблюдателей и советчиков вокруг куча. По команде лейтенанта тот, что с кувалдой, размахивается и бьет, только у него в момент удара сама железная кувалда с палки слетела и бычка между рогов он ударил одной палкой, а тот, что между копыт примостился, тот свое дело выполнил – яйца отхватил бедняге по самое не хочу. Так вот коррида по сравнению с тем, что было – это детские игры в песочек. Бык одел на рога все, что подвернулось…»

«Санька, это я. Тут мне прислали одну историю, просто выдержку из письма. Почитай, тебе понравится.

История абсолютно реальная, произошла с моим хорошим приятелем. Идет он как-то с работы и осматривает ларьки-прилавки у станции метро «Тимирязевская», где всякую съедобную всячину продают. Смотрит он, значит, на один прилавок, где торгуют копчёностями: рульки, ребра, колбаски, мясо по-татарски и т. д. И тут он видит в глубине небольшие кусочки филея, а рядом с ними табличку «СУСЛЯТИНА Г К». Надо сказать, что в отношении еды он весьма продвинутый крендель, едал и собачатину, и лягушатину, и крокодилятину. Но вот суслятины, да ещё горячего копчения, пробовать не приходилось. Заело его. Подходит он к прилавку (за ним стоит здоровая бабища лет сорока пяти) и говорит этак непринужденно: «Дайте мне суслятинки, пожалуйста, грамм 300—400, на пробу». В ответ бабища поднимает на нашего гурмана тяжёлый взгляд, рожа её быстро наливается пунцовым цветом, и она мрачно цедит сквозь зубы: «СУСЛЯТИНА Г. К. – это Я…»

«Александр, это Елисейкин Игорь. Вот тебе ещё история. Наверное, многие видели рекламу сотового телефона, на который можно записать любой звук в качестве звонка? Тетка по телевизору записала крик придавленной фермером индейки. Один мой знакомый додумался до совершенно другого. Сидела компания ребят и пила пиво. Один из этой компании недавно в Москве приобрел сотовый телефон с вышеуказанной функцией. И необходимо отметить, что сильно он этим телефоном выпендривался, сильней некуда.

Далее, пива было выпито не мало и выпендрястый пошел в туалет, а телефон свой крутой оставил в комнате. Как по команде один из сообразительных ребят хватает этот телефон и шустро щелкает его кнопками, потом (пардон) подносит его к своему заду и издаёт протяжный и громкий СТОН со всеми музыкальными переливами и знаками препинания. Щелкает по кнопкам трубы и кладет её на место. Все молчат с очень широко открытыми глазами и ртами. Через 2 секунды все выбегают на кухню от растущего аромата звукозаписи душевной телефонной мелодии. Далее аромат проветрили, допили пиво и разошлись. Думаете, всё?? НЕТ, ЭТО БЫЛО ТОЛЬКО НАЧАЛО!!!!!!!

На следующий день тот парень с крутым телефоном вечером буквально влетает в квартиру, где было пивовыпивание, и с порога орёт:

– Что за херню вы сотворили?

В общем, разобрались, и он поведал нам историю! (От его лица рассказ):

Еду я сегодня утром в маршрутке, после вчерашнего не выспался и кемарю. Вдруг сквозь дремоту слышу странный звук, приоткрываю глаза: напротив меня сидит разодетая девица и таращится на меня, я ей подмигнул и хотел опять закемарить и тут снова слышу звук, который с каким-либо другим перепутать сложно. И до меня медленно доходит, что звук идет из меня, из куртки. Первой мыслью было: все, крышу сорвало, уже чудится, что куртка пердит, как здоровый мужик, нажравшийся бобовых, после чего я судорожно роюсь в куртке и вытаскиваю отчаянно пукающий телефон. В это время не выдерживает водитель, останавливает машину и громким голосом:

– Или дристало выходит или пусть заткнет свою жопу пальцем.

Весь народ начинает ржать, именно ржать, и глядеть на меня, а я, отвечая на звонок, успеваю крикнуть, что перезвоню позже, судорожно выключаю мобильник и говорю водителю:

– Он больше не будет!!

На что водитель, мол, уйми своего засранца, а то дышать нечем, глаза режет. Данное замечание вызывает такой взрыв хохота, что я не выдерживаю и линяю из маршрутки».

«Саша. Это Игорь Бедеров. Может быть, тебе пригодится? Дело было на Тихом океане. Корабль. На корабле едет «большой штаб». Вахтенный офицер из совсем зелёных лейтенантиков. Начальство салабона задрочило по «самое не хочу». Срочно большезвёздным дядям понадобился капитан первого ранга Белобородько. Вот бедолага везде бегает, с ног сбился – ищет Белобородьку этого.

А тут на мостик по трапу чинно выплывает какой-то контр-адмирал. Лейтенантик, вместо того, чтобы подать по его прибытию команду «смирно», как у нас в сухокопытных войсках обычно делалось, полез к адмиралу с очень тонким вопросом: «Товарищ контр-адмирал, вы случайно не капитан первого ранга Белобородько?»

Адмирал оказался философом. Он снял очки в золоченой оправе, внимательного посмотрел на запаленного лейтенанта и произнес: «Хуй его знает, молодой человек. В нашем дурдоме возможно все».

Я, между прочим, с этим адмиралом согласен».

«Уважаемый Александр!..

Недавно проездом был друг из Владивостока, который просил передать свое уважение Вам. Он познакомился со своей женой, когда лежал во флотском госпитале. Взял с собой Вашу книгу, которую предложил почитать медсестре. Ей понравилось. Теперь они муж и жена. Сентиментально, но правда.

С флотским приветом, Олег Рыков».

«Это опять Елисейкин: Саня! Внимай! Только три истории!

Первая: Питер. 92-й год. Вечереет. Прилично датые мой друган Серега и я спотыкаемся домой. Он пьяней меня раза в два, так что, когда дует ветер, его как парус сдувает в ветреном направлении, а я, как более устойчивый, пытаюсь рулить, в итоге вся конструкция, слегка мыча, дрейфует на пару шагов согласно теории сложения векторов. Бредем мимо песочницы. Видим – крохотная девчушка копается в песочке, и не каким-нибудь дурацким совочком, а здоровенным красным искусственным членом со всеми причиндалами. Преодолев обалдение, подгребаем к дитю, и Серый, обдавая крохотульку перегаром, выдаёт:

– Хде взяла?

– В Шекш Шопе, – шепелявит деточка, и мы с трудом прослеживаем направление вытянутой руки ребёнка. Ага, так и есть, «Шекш Шоп»! Пять минут спустя, по дороге уронив на бок урну, вваливаемся в заведение. Я направляю Серегу на трех барышень за прилавком с целью поинтересоваться, в чем дело, собственно, и через секунд 30 он выдаёт следующий сюр:

– В-вот в-вы тут все ссстоите… ровно, а там (яростный тычок пальцем в дверь) д-девочка членом землю роет!!!

У первой барышни глаза лезут на лоб, вторая, нервно хихикая, замечает, что «Её ж, такую, в цирк надо», и только на лице третьей барышни отражается подобие мыслительного процесса, и в следующею секунду она уже злобно орёт в подсобку:

– Иваныч, ты опять хуи неликвидные в мусорку вынес?!!

Вторая: В Питере это было, естественно. Лет шесть назад. Одна церквушка надыбала кучу валюты на реставрацию с условием, что подрядчик будет очень заграничный, видимо, чтоб и работу в срок закончили, и деньги не сперли. Ваш покорный слуга в это время имел какое-то туманное отношение к комитету по реставрации нежилых фондов. И вот с утра пораньше ловит меня начальник и грит, мол, что нарисовалась солидная немецко-шведская фирма, готова на все за предложенные бабки, и прям сейчас я должен представителя ихнего в церквь ту сопроводить и встретить его там с батюшкой (который из языков знает лишь старорусский), чтоб они чего надо обсудили под моим чутким наблюдением.

Тут сразу возникает Отто, германошвед, познакомились, едем. У Отто неплохой русский с легким оккупационным акцентом, хорошо, думаю, переводить не надо будет.

Приехали, нашли батюшку в рясе неглаженой, Отто штуки всяки подоставал, стал бегать и замерять чего-то, пока мы с батюшкой беседой светской баловались. Прибегает, запыхавшись, и делится с нами информацией инженерной типа что там мы «штуккотуррку» налепим, а вот там ещё какую хреновину заменим, а потом такое говорит:

– А для корошший сфетофой эффект фсе лампы будутт хуёвый.

И смотрит на нас так приветливо. Я мысленно перекрестился и тоже улыбаюсь, а вот батюшка нехорошо как-то глазиком моргнул, крякнул сдавленно, ткнул в меня пальцем и шипит:

– Ты скажи ему, что деньги у нас есть, пусть хорошие лампы ставит.

Отто сразу:

– Та-та, все путет корошший, и оччен хуевый, тут мы хуевый красний лампы поставим, тут хуевый синий, и потом фсе стекло сдесь заменим на хуевый стекло, а тут (на главный витраж с изображением Христа показывает) путет дфойной хуевый стекло, самый торогой!

При этих словах батюшка сам сделался цвета «дфойной хуевый», бородёнка его отъехала не в ту сторону и там затопорщилась весенним ежиком и, со странненьким таким горловым звуком, он осел у алтаря. Я схватил ничего не понимающего Отто и поволок к выходу, по дороге пытаясь обьяснить, что всякой шутке есть предел – ежкин кот! – и в церкви матом грех ругаться, и тут он вырвался, с мрачнеющей рожей извлек из недр своего немецкого пальто маленький разговорник, судорожно его полистал, увидев там что-то очень страшное и понесся, сшибая свечи, обратно к пожухшему батюшке, истошно крича:

– Не хуевый! Не хуевый! Наин! Наин! Не хуевый! МАТОВЫЙ! МАТОВЫЙ!!!

Третья: История эта случилась в те давно забытые времена, когда видеомагнитофоны были большой редкостью и мои друзья собрались на квартире одного из них в отдаленном районе посмотреть видео. Уже было далеко заполночь, когда у хозяина квартиры раздался телефонный звонок. Звонил ещё один общий приятель, у которого возникла серьезная проблема. Все дело в том, что девушка, за коей этот наш приятель тщетно ухаживал уже полгода, сегодня согласилась, так сказать, разделить с ним чудо плотской любви. Проблема же заключалась в том, что это чудо делить было решительно негде, но тут приятель вспомнил про хозяина квартиры, в которой мы устроили кинозал (у того родители были в отъезде), и приятель умолял его временно предоставить жилплощадь для столь важного свидания. Хозяин квартиры объясняет, что дома у него уже находится группа из шести мужиков и их деть практически некуда, так как метро закрыто, на тачку у них денег нет, а на улице зима, однако, особо не погуляешь. Но потом, под настойчивые уговоры, порешили всё-таки помочь счастью влюбленных и всей группе молодых людей спрятаться в квартире для того, чтобы переждать акт любви. Приятель обещал, что все займет не более получаса. Рассудив, что полчаса – не время, народ стал искать подходящие убежища. Спрятались кто где: в шкафах, под диванами, один даже для того, чтобы было не очень жарко, разделся и полез на антресоли. Ключ, по предварительной договоренности, положили снаружи под коврик, в полной темноте разместились по местам и стали ждать. Минут через пятнадцать в замке заелозил ключ, дверь открылась, и, с морозца, вошла наша «сладкая парочка». Все затихли в ожидании. Что было дальше между приятелем и его красавицей – оставляю на ваше воображение, но только через минут двадцать процесс был удачно завершен к всеобщему удовлетворению не только тех, кто ему предавался, но и тех, кто страдал во имя любви в пыльных шкафах и чуланах. Приятелю уже не терпелось покинуть квартиру, которая, как он знал, нашпигована людьми, поэтому он быстро оделся и даже открыл входную дверь на лестницу. Девушка одевалась не так швытко, она как раз завязывала шнурки в тот момент, когда сквозняк с шумом захлопнул входную дверь… Дальнейшее с трудом поддаётся описанию, так как решив, что хлопок дверью означает, что влюбленные уже испарились, из всех щелей начали вылезать мужики, истосковавшиеся по общению, громко делясь впечатлениями от только что произошедшего. При этом фразы типа: «А ты слышал, как она стонала на пятой минуте?!!» были, пожалуй, самыми аккуратными. Плюс к этому везде стали включать свет, шуметь, ходить и ухать, разминая затёкшее. Немая сцена была в коридоре, когда туда вышла вся эта кодла и увидела девушку, тщетно хватающую воздух ртом, и нашего приятеля цвета старых зелёных обоев. Следующее, что случилось – на девушку в одних трусах с антресолей вывалился прятавшийся там парень.

Дальше был только КРИК!!!»

«Саня! Тут снимали фильм про нашу «Акулу» на деньги «Дискавери». Должны были запечатлеть пуск ракеты во льдах. То есть красиво ломаем лед, всплываем, и из надводного – старт.

А там же, на лодке, ничего не происходит, на самом-то деле, если она просто так исправно под водой ходит. Снимать, в общем-то, нечего: вахта-сон-жрачка. Так что, если и случается что, пожарчик там какой или ещё чего, киношники бегом туда, а им навстречу особисты – загораживают, не положено.

Давно же не плавали, разучились, да и матчасть старая, еле ворочается.

Так что, как тревога, эти с камерой туда, а особисты им всячески препятствуют. Так все и происходило.

Для съемок ракетного старта всплыли в полынье, высадили на льдину съемочную группу с двумя мичманами, и тут же рядом белые медведи просто так шляются.

И вот – старт. Крышка шахты открылась, но не до конца, конечно, заклинило, а двигатели у ракеты уже запустились. Естественно, в шахте пожар, и что мы делаем, раз такое дело? Мы погружаемся, чтоб водой ту шахту затопить.

Так вот, когда начали погружаться, а съемочная группа-то не в курсе, что там происходит, знай себе снимает, – мичмана вдруг как увидели, что лодка исчезает, а они с медведями остаются, так и заорали: «Ёб твою мать! А как же мы?!!» – говорят, их рожи в тот момент – это были лучшие кадры фильма».

«Александр Михайлович, все, что Вы пишите, это как про меня. Мне командир часто говорил: «Вы не офицер, вы – пиз-з-з-да в иллюминаторе!»

«Это Алина. Вот что мой папа мне прислал: «Тяжесть службы как раз и порождает языковую культуру. Помниться, в Антарктиде я пытался записать звуковое письмо на Родину. С ужасом обнаружил, что на фоне моих описаний прелестей местной жизни на пленку записалась какая-то дикая матерщина – это были голоса полярников, которые входили, выходили с «улицы» и выражали свои чувства от общения с природой, лестницей, снегом, тем же солнцем или недотепой-партнером».

«…А между тем морские просторы родной Эстонии сейчас находятся в великой опасности. Защищать их некому. Два «хрущевских мотоцикла» – это все, что есть на вооружении у нашей теперешней эстонской Отчизны, столкнулись друг с другом, выходя на учения.

Они с норвежцами на совместные маневры – мол, мы с вами теперь НАТО – собрались. Вышли за ворота, и тут тебе – БАЦ!

Норвеги от такого опешили и шарахнулись от них в разные стороны «ужо дюжо», потом они рванули к себе домой, сообщив, что они придут на учения в «следующий раз».

Удачи!

С вами был Женя Воробьев».

А есть и такие:

«…18 апреля 76-го года я сидел в центральном на вахтенном журнале, когда «Вольск» въехал нам в борт в районе турбинного отсека. Нам повезло, прочный корпус остался цел, распороли ЦГБ да кабели размагнитки в кучу собрали, удар пришелся под углом примерно 40 градусов, под прямым сухогруз нас бы просто разрубил. Шестак – земля ему пухом – (тогда ещё капитан 3 ранга – это был один из первых его выходов в качестве командира К-116) был не виноват. Видимость нулевая, снеговые заряды. Впереди шел тральщик, обеспечивал нас. Мы на локаторе из-за него не видели «Вольск», а он – нас. Сухогруз обогнул тральца, дистанция уже была близка к 4-м кабельтовым – мертвая зона для локатора, увидел нас и дал реверс, но было поздно.

Всех собак свешали на капитана «Вольска» (ему не давали добро на вход в Авачу, так он самовольно, несмотря на сигналы постов, поперся, на внешнем рейде болтаться лишних полдня не захотел) и на командира тральщика – дескать, не предпринял все необходимые меры вплоть до тарана.

А шли мы на ракетную стрельбу на приз Главкома. Ну, стрельбу, естественно, задробили. Пошли мы в Советский выгружать ракеты. После выгрузки подходит ко мне дружок мой Игорь Соколовский, ракетчик, и показывает плоскогубцы. «Знаешь, – говорит, – где были? В контейнере со стрельбовой ракетой в метре от воздухозаборника на направляющей!» Я спрашиваю: «Чьи?» – а он мне метки на изоляции показывает, в общем, раздолбай один из наших же, срочников. А ракеты те, керосинки, П-6 и П-5Д, если помнишь, стрелялись из надводного, сначала маршевый движок разгоняли, потом пороховой стартовик срабатывал. При этом тягу такую развивали, что за десять метров впереди контейнера ничего и никого быть не должно было.

В общем, стреляй мы с теми плоскогубцами – ай-яй-яй бы что было.

А было все это за две недели до нашего ДМБ… Вот и не верь потом в судьбу. Удачи. Сергей».

«Саша, привет. Прочитал тебя, и нахлынуло. Север, север. Там не знаешь, что с тобой через пять минут будет. Вот идешь по дороге, один, впереди никого, сзади ни души, мороз, солнце, и вдруг из-за поворота вылетает стая одичавших собак – штук двадцать. Летят на тебя. Эти псы человека не боятся. Это тебе не волки. Каждый размером с овчарку, только не такие длинные, а покороче, повыше, на лайку похожи, но только на очень большую лайку. У тебя на соображение меньше минуты. Вокруг ни деревца. В руках только портфель. Даже палки нет. Все в снегу. Все, что ты можешь (и должен) это не путаться. Собрался. Изготовился. Напрягся так, что, кажется, кости сейчас лопнут. А они – как в замедленном кино, время как застыло, – подлетают и… проносятся мимо…»

«Доброе утро, Александр! Спасибо за письмо, буду знать немного больше про подводный флот-щит родины (при слове «щит» мне переводчику сразу вспоминается слово «дерьмо»). Людей у нас действительно никогда и нигде не жалели. Кстати, это и сейчас так происходит. Примером тому Чеченская кампания (особенно первая).

Блядство в армии не закончилось, оно растет в геометрической прогрессии.

Офицеры уже не те, бойцы другие, бардаку от этого только прибавляется.

Когда я смотрел фильм про «К-19», меня охватило чувство «единения с родиной» я так его называю, когда в ужасе понимаешь, что, блин, никуда на фиг уже не денешься и будешь двигаться вместе с этой махиной прямехонько в жопу.

Немного эмоционально. Зато правда.

Первый раз такое чувство охватило меня в училище военном, не помню уже почему, вдруг только понял я, что никто не будет думать о потерях, когда надо выполнять задачу, при этом задачу будут выполнять и перевыполнять, не важно как, главное – с опережением графика.

Второй раз я прочувствовал это в Чечне, когда полк собирали с миру по нитке, когда одновременно по вечернему новостному эфиру шли кадры разгрома после ночного штурма Грозного, когда все офицеры штаба и сам командир докладывали командованию о полной неготовности подразделений к боевым действиям, тем более в городе.

Получилось все просто: выдали оружие и шмотки, одели, погрузили на технику и вытолкали взашей туда.

А там сами разбирались уже на месте. Нам повезло, на штурм Грозного нас не послали, держали в резерве, а потом были другие задачи. Но чувство «единения с Родиной» (как я его называю) я запомнил навсегда. После этого мелкие неприятности вроде ухода жены, или потери работы, или ещё чего-то кажутся просто смешными….

Ладно, что-то я разошелся…

Теперь у меня два дня рождения (один из них – 1 февраля, то есть я родился ещё раз 1 февраля 1995 года).

А необученных солдат и полумертвую технику мы в поле сделали нормальными, способными и адекватными ситуации своими силами (всё-таки в училище не на лохов учат, знаний у нас много), но для этого потребовалось три месяца. А другие полки все три месяца теряли людей, технику, учились ценой крови «воевать чеченов».

Всего доброго и удачи!

Евгений Огибенин, пехотный старлей».

«…Значит, говоришь, твоя лодка не попадала во всякие аварии? Это вам везло: за 10 лет – ни царапины.

Как сказал один иностранный киногерой: «Странное русское слово – везет. Кто везет, куда везет, чего везёт?..»

Но, тем не менее, везет! И нам везло, хотя в передряги разные попадали. Во всяком случае, за три года у нас покойников не было. Царапины и переломы не в счет. У тебя про «рваные выходы» хорошо сказано. Так вот наши 675 проекты (10-я ДиПЛ 2-й КФлПЛ КТОФ) в силу их изрядной изношенности и урезанной автономности (при мне – если не ошибаюсь – до 40 суток) в основном и использовали для кратковременных выходов.

Автономка для нас – это был настоящий ПРАЗДНИК! Только в автономке можно было отдохнуть от всех этих береговых нарядов, идиотских построений, оргпериодов и бесконечных приборок. Не думай, что все это – только с матросской колокольни. Офицерам не слаще приходилось. За все три года мне только одна автономка и перепала, и та какая-то «дикая». Раз подняли всех по тревоге, с вечера до утра грузили продукты и регенерацию и параллельно вводили ГЭУ. Штурмана с картами, уже отдав кормовые чалки, ждали! Потом вышли за ворота, отдифферентовались, погрузились, и как дали куда-то полным ходом!

Для 675 проекта 21 узел – это предел мечтаний! При этом наше гвардейское железо гремело и завывало так, что у американских акустиков на том конце океана, наверное, уши закладывало. Мой боевой пост был 43-й, это в центральном сразу за эшафотом (то бишь, за перископной площадкой), ГКП – ПУТС (приборы управления торпедной стрельбой). Там же БИПовский планшетист за моей спиной во время торпедной атаки (или отработки цели) терся. А через тоненькую переборку ближе к носовой – выгородка штурманов. Я с ними всегда хорошо жил, и на то немало причин было. Обычно они меня в свой пост всегда пускали, но в этот раз – и близко не подходи! Но у меня на ТАСе – торпедный автомат стрельбы – стоял прибор ввода курса своего, завязанный с картушкой гирокомпаса, по нему-то я и понял, что мы куда-то в сторону Филиппин пороли. Так вот перли мы две недели полным ходом (я думал, старушка на ходу развалится), потом развернулись, и обратно с той же скоростью, пока у берегов Камчатки не всплыли. Что это за автономка такая была, толком до сих пор не знаю. Одно мы поняли точно – своим грохотом чью-то скрытность обеспечивали. То ли «Налим» (667 проект) на позицию боевого дежурства выходил, то ли кто-то из новых, малошумных (670, 671 проекты – только с Севера первые пришли).

Но был и у нашей старушки праздник! Правда, не с нашим, основным, а со сменным экипажем.

Сходил наш атомоход в Берберу, в Сомали.

Вот порассказали потом ребята (некоторые из наших прикомандированными ходили). В Бербере они из себя дизелюху изображали, на входе усердно дизелями дымили, однако ГЭУ во время стоянки не расхолаживали.

Так что практически все выхода у нас были рваные. Самые страшные – с двухчасовым сеансом связи. Каждое всплытие – боевая тревога, да вахты, да перегрузка регенерации каждые 12 часов. Через двое суток начинаешь сон путать с явью. Я по молодости в первом на вахте СТОЯ спал! По левому борту в узком проходе, уперевшись лбом в аварийный брус, спиной в переборку, а коленями – в РДУ (она же работает, тёплая)). А по третьему году – оборони Бог! Как бабушка отшептала! Потому как уже ученый был, и чувство ответственности появилось – за себя и за других.

Был у нас узбек – Абузяров, на полгода старше меня. Как водится, вечный вестовой. В базе – на камбузе, в море – в кают-компании, но числился торпедистом. Весной 75-го ушел на ДМБ Мишка Андрийцев, торпедист – срочник из первого отсека. Арбузову – так его в народе для понятности звали – полгода оставалось. ГОДОК – не хрен моржовый! Мишка без замены ушел, что-то тогда напряг с личным составом был, у меня тоже молодого не было. Так что выгнали нас в моря в очередной раз, и заскучали мы с Дим Димычем. Двухсменку тащить – это вам не компот вишневый из провизионки тырить! Дим Димыч Даниленко – мичман, старшина первого отсека.

Вот кто-то из командования, уж не помню, бычок наш или старпом, и додумался – Арбузова на ходовую вахту поставить. А что? Торпедист? Торпедист! Нехай тоже родную потащит, дабы служба раем не казалась!

Досталась ему мишкина боевая смена – с 12-ти до 4-х (моя-то – пожизненная «собака» – с 4-х до 8-ми). Страшными словами Арбузова всей БЧ-3 инструктировали – «Только, падла. НИЧЕГО НЕ ТРОГАЙ!!! Чуть что не так, буди Дим Димыча или Серегу! Понял?!» Вроде понял. Как-никак, техникум человек закончил. Если диплом не купил, у них там это запросто.

В первую же его вахту слышу сквозь сон из каюты – шмон какой-то в отсеке, возня неясная. Заклинило носовые горизонтальные рули! Благо – почти в плоскости рамы, чуток на погружение. Боцман кормовыми дифферент держит, а глубина-то помаленьку растет. На наших проектах ещё не было системы автоматического удержания глубины без хода. Одним словом, тонем! Медленно, но верно! Аварийную тревогу почему-то объявлять не стали, возможно, высокое начальство с нами было. Бегом гонца в первый, с местного поста перекладывать.

Фигов вам полную сумку! Не перекладываются! Давление гидравлики в норме, все клапана в норме. В чём дело? Давай этого аборигена пытать. Пока за грудки не взяли, молчал, партизан! Оказалось, этому сыну солнечного Узбекистана перепускные клапана сладко дремать, сидя в кресле между аппаратов, видите ли, мешали! Боцман в центральном рули перекладывает, а клапана – пшш, пшш – шумят то бишь. Ну, он чутко прислушался и вычислил источник! Да и ликвидировал его, не откладывая в долгий ящик! Взял и закрыл клапан слива гидравлики привода НГР! Гидрашка шуметь перестала, что и требовалось для безмятежного узбекского отдыха! А чего ей шуметь? Напор-то есть, а слива-то нету!

Правильно говорят, дурак на лодке – хуже диверсанта. Переглянулись мы с Дим Димычем, и молча двухсменку стали тащить до самой базы, без стонов. Жить-то хотцца!

Но этот дурак с рождения, а «Так точно! Выполним! Сделаем! Родина! Костьми ляжем!» – это другие дураки.

Поэтому и ушёл с флота! А жаль! С морем я как-то сразу сжился. Но с этими… Умные долго не выдерживают. Уходят. Или их уходят. Система селекционирует себе подобных, работая при этом на самоуничтожение. Закон природы! А против закона не попрешь…

Один умник как-то не так давно сказал о России – дескать, пока от дна не оттолкнемся, не всплывем. А я вот думаю – пока до дна дойдем, быть может, и отталкиваться уже некому будет?

Как считаешь?

Жму руку.

Луков».