Север, север, север, мгла.

Полярная ночь, и сияние тоже полярное.

Поземка – о, Господи – и уж такая поземка, такая, что кружит и вьется так, что к маме не ходи.

Дома. В них свет. Пока он горит.

Почему пока? Потому что подают его с перебоями.

Окно на первом этаже.

Если проникнуть за то окно, то сейчас же попадешь в комнату, почти теплую, где за столом жена – учительница, почти женщина – проверяет тетради.

Она торопится: могут окончательно вырубить свет.

К ней подходит муж и начинает вести нежные разговоры. Он курлычет, курлычет, что твой журавль – курлык-курлык!

Жена, все еще в тетрадях, говорит ему тоном портового грузчика: «Отстань!» – а он не отстает и все еще – курлык!

И тут свет начинает усиленно мигать, мигать, жизнь ускоряется, жена проверяет тетради все быстрей и быстрей, а свет мигает чаще и чаще, а муж все не отстает и не отстает, и тогда у нее под рукой оказывается детский автомат (тяжеленный), сделанный мужем когда-то из неподъемного дерева – помойного топляка – для маленького сына.

Она хватает тот автомат и бьет им шутейно его по голове.

Все.

Потом все поместились в госпиталь.

Он – в качестве потерявшего разум. Она – в качестве терпеливой сиделки.