Глава 29

— Эй, парень! — окликнул Густав продавца газет. — Поди-ка сюда! — а когда тот с готовностью подскочил, сказал: — Дай-ка мне экземплярчик.

— Двадцать сантимов, — протянул продавец пахнущую свежей типографской краской газету.

— Чего?! — У Густава вытянулось лицо.

Понятно, по какой причине. «Столичные хроники» никогда дороже семи-восьми сантимов не стоили.

— А того! — дерзко ответил ему мальчишка. — Не хочешь — не бери, у меня и без того уже четвертая пачка заканчивается. Влет уходит — в других газетах о Страже ни слова нет. Экстренный выпуск! — снова заорал он, причем так громко и так неожиданно, что все мы невольно вздрогнули.

— Черт с тобой. — И Густав протянул ему новенькую монетку достоинством в полмарки. — Давай сразу две.

— Может, на сдачу «Фонарь» возьмешь? У меня их три штуки осталось, правда, вчерашних.

— «Фонарь» не надо! — торопливей, чем следовало бы, ответил за Густава я: мало ли что в нем может быть напечатано? Затем украдкой оглядел с виду как будто каменные лица: никто не улыбался, Кристина вообще смотрела куда-то в сторону. Но на всякий случай все же пояснил: — Зачем нам вчерашняя?

— Ого! В ней даже портрет Стража есть! — воскликнул Густав, в чьи руки «Столичные хроники» попали первым. — Не пойму… Кого-то он мне напоминает!

Второй экземпляр он протянул на заднее сиденье, и я уже было за него взялся, когда газету ловко выдернула из моих рук Кристина. И тут же заулыбалась:

— По-моему, я его тоже знаю!

«Остряки! — разглядывал я портрет Стража через плечо Кристины. — Даже отдаленного сходства нет».

Портрет Стража в точности соответствовал описанию в интервью, над которым мы все так потешались. Маска на лице, грива седых волос, один глаз светлее, другой, соответственно, темнее. Присутствовал и шрам на щеке, правда, на черно-белом портрете увидеть багровый цвет было невозможно.

«Ну и чего между нами общего? Помимо всего прочего, выглядит он лет на сорок».

— Что там хоть пишут? — поинтересовался я у Густава, потому что Кристина смеялась, газета в ее руках дрожала и прочесть нельзя было ни строчки.

— Оказывается, их там было восемь, — ответил за него Дуг, читающий газету вместе с ним. — Но это чепуха, что взять с газетчиков? Всего-то в два раза прибавили. Интересно другое. Знаешь, кого в одном из них признали? Если, конечно, снова не врут.

— Кого? — уточнил я без особого интереса, все равно не знаю.

— Глиберта, не больше и не меньше.

Вот о Глиберте я как раз был наслышан.

— А кто он такой? — спросила Кристина.

— Очень плохой человек, наемный убийца. По нему давно уже электрический стул плачет, — пояснил Рамсир, ну а мне только и оставалось, что кивнуть соглашаясь. Все верно: Глиберт — самый настоящий убийца, и жертв на его счету не менее десятка. Причем среди них и женщины, и дети. Единственное, до сего момента я не знал, что он герве.

«Странно, что Кристина не знает о Глиберте», — успел подумать я, когда услышал:

— Это не тот, который тогда, в Хонсо?..

Спрашивая, Кристина побледнела. Еще бы, ужасная резня. Прошло уже несколько лет, но люди до сих пор вспоминают об этом с содроганием. Ночью в дом, где с многочисленным семейством проживал отставной полковник колониальных войск, проникли какие-то негодяи и буквально утопили все в крови, не пощадив даже малолетних детей. Говорят, это была месть полковнику за что-то, произошедшее во время его службы в далекой заморской колонии Претто, где герве составляют чуть ли не треть коренного населения. Месть — дело святое, но при чем тут невинные дети?

— Именно он, — подтвердил Дуглас.

— И поделом ему тогда, — сказала Кристина.

— Интересно, кто из них был Глиберт? — задумчиво протянул Ковар.

— Да какая разница? Главное, что он наконец-то сдох, — вполне резонно заметил Рамсир.

И все-таки мне было интересно: кто его отправил на давно приготовленную ему раскаленную сковородку: Густав, я или Кристина? У меня шансы в два раза выше, но Рамсир прав — главное, что Глиберт мертв.

— Все, поехали, потом обсудим. Нам сегодня еще жилье предстоит подыскать.

— Крис, к самому дому подъезжать? — поинтересовался Густав, имея в виду конечно же дом Кристины.

— Нет, со стороны улицы Мечников. Там недалеко.

Там действительно было недалеко — всего-то пересечь сквер. Как раз хватит времени, чтобы задать свои и, как я понял, ответить на ее вопросы.

— Наверное, было очень страшно? — спросил я Кристину, когда мы под руку шествовали по цветущей аллее.

Кристина шла слева от меня, как это принято у офицеров, что позволяет им при необходимости козырять без всяких помех. Козырять мне никому и в голову бы не пришло, но поскольку я ни в коей мере не являлся амбидекстром, а был обычным правшой, выхватить оружие при внезапно возникшей опасности получилось бы у меня куда быстрее, чем если бы Кристина шла справа.

Кстати, Винсенте развитию моей ведомой руки особого внимания не уделял, заявив однажды, что человеческая жизнь небесконечна, а количество часов в сутках ограничено.

— Конечно, все это не походило на веселый пикничок, но я намного сильнее, чем ты думаешь, Крис, — ответила Кристина. — И вот что меня еще утешает: а вдруг тот, в комнате, действительно был Глибертом?

— Скорее всего, так оно и есть на самом деле, — кивнул я, лихорадочно придумывая обоснование для своего заявления. Ведь если Кристине действительно становится легче при мысли о том, что она убила не просто человека, а такого негодяя, как Глиберт, то какой смысл ее разубеждать?

Хотя нормальных людей там не было, и за любого из них совесть мучить не должна. Потом мне пришла в голову вот такая мысль. Наслышан я, что Глиберт всегда работает в одиночку или, в крайнем случае, с помощником. То, что они заявились туда вчетвером, непременно должно говорить о многом.

Но нет, Кристина лишь кивнула, не став задавать никаких вопросов. Всегда так: особенно сильно веришь в то, во что очень хочется верить.

Мы прошли уже большую часть аллеи, дом Кристины приближался, а к важному для меня разговору я еще не приступил. И потому сделал так, как изначально запланировано не было.

— Давай ненадолго от всех спрячемся. — Отодвинув одной рукой ветки набравшей самый цвет сирени, другой я увлек Кристину за собой.

— О-о-о! Живу здесь с самого рождения, но знать не знала, что тут имеется такое укромное местечко!

И действительно, пройдешь мимо по дорожке и ни за что не догадаешься, что в нескольких шагах от тебя прячется человек. Сирень, кажущаяся снаружи одним огромным кустом, внутри раздавалась в стороны, создавая нечто вроде природного шатра.

— А ты откуда о нем знаешь?

— Смотри, — предложил я, отодвинув в сторону одну из веток.

Для того чтобы заглянуть в образовавшееся окно, Кристине пришлось приподняться на носки.

— И что там такого? — недоуменно протянула она. — Постой, отсюда видны окна моего дома!

И я кивнул. Знала бы она, сколько времени я провел здесь, чтобы хоть на миг увидеть в окне ее силуэт. И был счастлив, когда мне это удавалось.

— Ты!.. — изумленно прошептала Кристина, глядя на меня широко распахнутыми глазами.

И снова я кивнул.

— Крис! Да я поверить себе не могу! Я же сама сегодня видела, в лесу, когда Дуглас с Коваром едва не разодрались, ты сказал им буквально слово, и они сразу притихли. А ночью, когда ты ворвался в комнату, я прямо почувствовала, что будь Глиберт еще живой, он бы от страха сам в окно выпрыгнул! Господи, какой же ты ребенок! Ведь стоило тебе пройти всего-то несколько шагов и постучать в двери!.. Ну как так можно?!

Наверное, можно, ведь я не лгу.

— И когда ты был здесь в последний раз?

— За два дня до того, как решился к тебе прийти. Тогда, кстати, ты вернулась домой на авто. Тебя привез какой-то тип, но не Джеймс, это точно. Вы долго о чем-то разговаривали, а потом ты его поцеловала.

Как ни старался, последние мои слова прозвучали упреком. Кристина же говорила, что, кроме меня, не целовалась ни с кем.

— Помню-помню такое, — легко согласилась она. — Мы с Людвигом в тот вечер были на премьере в оперетте. Хочешь, расскажу тебе, о чем мы с ним разговаривали, когда он привез меня домой? Даже если не хочешь, все равно расскажу. Он убеждал меня стать его женой. Обещал всю жизнь носить на руках. Говорил, что его папа и мама будут очень рады. Нам не придется жить ни у нас, ни у них, потому что нам купят свой дом. Еще Людвиг пытался подарить мне обручальное кольцо. — Кристина взглянула на свою руку. — И камень там если и был меньше этого, то ненамного. А знаешь, что в это время думала я? Ну почему мир так несправедлив ко мне и на его месте не сидит совсем другой, которого зовут Кристиан Флойд?! И я действительно поцеловала его. В щеку, после того как предложила остаться просто друзьями.

Потом мы целовались сами. Целовались так, будто встретились после долгой-долгой разлуки. И я все не мог сказать Кристине то, ради чего, собственно, и затащил ее в самую гущу сирени. А сказать обязательно было надо.

— Парни, наверное, тебя уже заждались, — заметила она, и я, глупо улыбаясь, кивнул. — Сейчас они прибегут сюда и начнут палить, чтобы тебя спасти. Ты бы только слышал, как они убеждали меня, какой ты замечательный! Как будто я сама не знаю.

Она погладила меня по щеке.

— Я понимаю, о чем ты хочешь меня попросить. Клянусь, я буду вести себя очень осторожно и никому ни о чем не расскажу. Ни о том, что видела, ни о том, что слышала, ни о том, о чем только догадываюсь. И еще… Ты хороший, Крис, и никогда не сделаешь никому ничего плохого. Только у меня тоже есть к тебе просьба, и ты сейчас поклянешься, что ее выполнишь. Клянешься?

— Клянусь, Кристина!

— Тогда слушай. Ты обязательно останешься живым! Обязательно! И если для этого тебе придется сделать даже что-то очень злое, ты сделаешь! Я пойду за тобой на каторгу, я всю жизнь буду скрываться с тобой в самой глухой деревне, я уеду куда угодно, но ты должен остаться живым.

Чувствуя, что Кристина сейчас расплачется, я прижал ее к себе, целуя в дрожащие губы и шепча слова обещаний.

Деньги, проклятые деньги. Казалось бы, все просто — ты богат и у тебя все должно быть хорошо. Тогда почему же все иначе? Не потому ли, что эти деньги пропитаны человеческим горем?

— Прощание затянулось, — изрек Дуглас, едва я вернулся в авто.

— Извините, не думал, что так выйдет.

— Да ладно, чего там, — как смог успокоил меня Густав. — Куда теперь?

— Самому бы знать, — вздохнул я. — Понятно только одно: в городе нам затеряться проще всего. Причем именно в центре, где народу кишмя кишит.

— Плохо, что мы не знаем, как вести себя в подобных случаях, — вздохнул Рамсир. — Все-таки этих чуть ли не с детства такому учат.

Понятно, кого он имел в виду, — всю эту уголовную братию.

— В нашем незнании есть и положительные моменты, — успокоил парней я.

— Какие именно?

— Судите сами. И бандиты, и полиция исходят в своей логике из того, что мы должны все делать по правилам. Но мы-то никаких правил не знаем! И потому сильны своей непредсказуемостью. Нам бы только откровенную глупость не сморозить.

— В том-то вся и сложность. В чем именно она заключается, откровенная глупость? — Рамсир снова вздохнул.

— А что, мы Габиза не поедем мочить? — поинтересовался Ковар. — Вообще-то следовало бы.

— И когда это ты свою фляжку успел наполнить? Как будто бы до дна ее выхлебал, — поддел его Дуглас.

— Ладно бы сам! — возмутился тот. — Да вы все на нее, как воронье! Только наполнишь, а она пустая! Снова наполнишь, и снова она пустая.

— Ладно, не ворчи, — примирительно сказал я. — Сейчас подъедем к какой-нибудь винной лавке, лично тебе ее наполню. Заодно и Густаву папирос куплю. Дугласу — поесть чего-нибудь, он вечно голодный. Рамсир, тебе чего, заказывай.

— Мне бы в аптеку, — признался тот. — Голова что-то на части раскалывается.

После того как Рамсир побывал в руках Венделя, его частенько донимают головные боли.

В какой-то степени я чувствовал себя перед ними виноватым. Дожидаясь меня, они были видны, как прыщ на лбу, в то время как сам я целовался в кустах.

— Густав, давай сначала к аптеке. Где здесь ближайшая?

— Да за углом. Там еще напротив твой Винсенте проживает.

Винсенте действительно жил неподалеку, и, проезжая мимо его окон, я автоматически на них посмотрел. И увидел в одном из них почти до половины сорванную занавеску. Так быть не могло — Винсенте всегда поражал меня своей нетерпимостью к беспорядку. Для него даже повесить шляпу на вешалку означало не просто кое-как пристроить на один из крючков, а именно повесить, причем аккуратно.

— Ты куда? — поинтересовался Дуглас, видя, что я собрался покинуть авто.

— К Винсенте на минутку загляну, я быстро. Возможно, даже Рамсир вернуться еще не успеет.

Дверь у Винсенте оказалась открыта, что не говорило абсолютно ни о чем — он не запирает ее никогда, объясняя это тем, что, если кому понадобится к нему забраться, окон у него целых восемь. В прихожей все было именно так, как при моем последнем визите.

Может, напрасно я дергаюсь и с ним все в порядке?

— Мэтр! Вы дома? — громко позвал я.

Послушав некоторое время тишину, я все же решил заглянуть в спальню.

Там я его и нашел. И мне хватило одного взгляда, чтобы понять — Винсенте мертв.