Глава 15

— Здравствуйте, Эдвард, — откликнулся я, лихорадочно размышляя, для чего он здесь оказался.

Мы прибыли, когда празднество уже было в самом разгаре, и его место там, среди множества гостей. Случайно? Весьма сомнительно. В это крыло дворца трудно забрести случайно: здесь, так сказать, задворки. Каким-то образом появление Эдварда связано с тем, что произошло на его глазах, когда он находился в компании Марка? Судя по доброжелательному виду моего собеседника, вряд ли. Хотя полностью исключать нельзя.

«Вероятно, он желает увидеть Сесилию, — пришел я к выводу. — Конечно, врываться в ее гримерку без приглашения даже сыну президента неприлично, но в моей компании все условности как будто будут соблюдены. И мне придется его туда провести. Не потому, что иначе меня ждут проблемы, не слишком-то я их и боюсь. Неприятности прежде всего могут возникнуть у самой Сесилии: ведь я один из ее людей, а значит, она за меня в ответе. Наверное, мне всего красноречия не хватит, чтобы убедить Эдварда дать ей побыть наедине с собой. Но как же он не вовремя-то, а? Почему бы ему не заглянуть после ее выступления, когда каждый сочтет своим долгом поздравить ее и народу будет не протолкнуться?»

Люди — разные, и настраиваются все по-разному. Кому-то необходима веселая шумная компания, когда будут хлопать по плечу и кричать: «Все у тебя получится! Ты — лучший!» Другие предпочитают в такие моменты побыть в одиночестве, и Сесилия — именно из таких.

Что случится дальше? Я проведу сына президента, которому невозможно отказать в интересах же Сесилии, в ее гримерку. Тот начнет восхищаться ее красотой, талантом, чем-то еще… Она будет принимать комплименты, улыбаться и, возможно, даже пофлиртует с ним. Чуть-чуть, самую капельку, чтобы не давать повода, но оставить самые приятные впечатления. Вот только попытка настроиться перед ее, возможно, самым важным выходом на сцену, будет безнадежно испорчена.

— Рад вас видеть, Кристиан. — Эдвард протягивал мне руку.

Скажу честно: меня всегда коробит, когда приходится видеть, как некоторые отвечают на рукопожатие тех, кто находится значительно выше их по служебной или социальной лестнице. Они делают полупоклон, чтобы выглядеть ниже ростом и, заглядывая в глаза, подхватывают снизу протянутую им расслабленную и повернутую тыльной стороной в небо кисть так, как будто она из хрупкого тонкого стекла. Жалкое зрелище. Бороться с тем, что с тобой здороваются, словно делая большое одолжение, можно двумя способами. Один из них заключается в том, чтобы взять такую кисть и повернуть, превращая рукопожатие в обычное. И второй, когда накладываешь свою ладонь поверх протянутой, ясно давая понять, что доминировать среди вас двоих собираешься именно ты. Когда во мне видят непонятно кого, вторым способом я всегда и пользуюсь. Эдвард протянул руку нормально, и само рукопожатие у него было крепким.

— Вы что-то ищете, Кристиан?

— Сесилия попросила меня посмотреть, где ей придется выступать, — не стал я скрытничать.

— Нет ничего проще. Пойдемте, я вас провожу.

Некоторое время мы шли молча, и я все ждал от него просьбы оказаться в гримерке эстрадной звезды и просто очаровательной женщины. Наконец он решился:

— Скажите, Кристиан, как у вас так получается?

— Вы о чем?

«Что именно получается? Получилось оказаться в том месте, в котором мечтали бы оказаться тысячи других мужчин, — в постели Сесилии? Может быть, тебе еще и интимные подробности рассказать?»

— Ну как тогда, с Марком. — Эдвард рассмеялся. — Зря вы тогда ни разу не обернулись: его лицо надо было видеть! Знали бы вы, что он говорил, когда мы только туда отправились! И что в итоге? Вы забрали у него револьвер, словно опасную игрушку — у школьника младших классов, будто боясь, что он поранится, и как ни в чем не бывало пошли себе дальше. Все было так убедительно, что у Марка даже мысли не возникло попытаться сделать что-то еще, — продолжат смеяться он.

— А кто он, этот Марк?

Сесилия в свое время, когда я у нее поинтересовался, почему-то уклонилась от ответа.

— Марк? Он сын Войера, знаете о таком?

Еще бы нет. Войер входит в ближайшее окружение президента. Никакого поста он не занимает, но слышал я, что через него отец Эдварда решает самые щепетильные вопросы. А значит, Войер у президента на особом счету, соответственно и отношение к нему особенное. В общем, ничего хорошего.

— Кстати, Марк очень злопамятный.

Я лишь отмахнулся:

— Как-нибудь переживу.

— Вот об этом я у вас и пытаюсь узнать: ну как вам так удается? Узнав о том, чей именно он сын, вы хоть бы чуточку побледнели. Крис, а давайте перейдем на «ты»?

— Нет ничего проще, Эдди.

Что же касается твоего вопроса… Нужно всего лишь подобрать себе хорошего учителя, каким для меня является Винсенте. Конду — это ведь не только умение быстро и мощно махать руками и ногами, психологии в нем отведено места ничуть не меньше.

«Найдешь себе такого же учителя, а потом все просто, — размышлял я. — Придешь к нему таким, какой ты сейчас есть и каким был я сам несколько лет назад, — растением из оранжереи, которое боится любого сквозняка. И он за несколько лет сделает из тебя человека. Такого, который точно знает, что нужно ему от жизни и как этого достичь. Учитель четко определит для тебя те грани, через которые переступать нельзя».

— Учитель у меня хороший, — наконец ответил я и тут же пожалел об этом.

Вдруг Эдвард тоже захочет заниматься с Винсенте? И как мне потом отнекиваться? Винсенте не интересуют деньги, иначе он давно бы основал школу, а то и несколько, и греб деньги лопатой. Он — личность, в Либерилле известная, особенно после его знаменитого боя с чемпионом. Жаль, что сам я тот бой не видел. Зато любовался газетными карикатурами, где поверженный чемпион лежит с раздувшимся чуть ли не до размеров футбольного мяча носом. Намек на щелчок, который он получил от моего учителя.

Эдварду же помочь мне ничем не удастся, потому что учеников Винсенте выбирает сам, по каким-то своим соображениям, и мне крупно повезло, что довелось стать одним из них.

— Крис, а давай как-нибудь встретимся? — неожиданно предложил Эдвард. — Как тебя найти по визору, чтобы договориться заранее?

Наверное, такими знакомствами пренебрегать нельзя, но что я мог ответить?

— Эдди, у меня нет визора.

— Как это нет? — удивился тот. — Ты, наверное, шутишь?

— У меня его действительно нет, — покачал я головой. И уже собрался было объяснить, по какой именно причине, когда тот, несомненно обидевшись, указал пальцем на какую-то дверь.

— Это здесь. До свидания, Кристиан.

Он повернулся и пошел прочь.

«Мальчишка, — глядел я ему вслед. — Мог бы сначала выслушать».

Мне кажется, на этот раз Сесилия превзошла саму себя. А может, все дело в акустике зала, которая действительно была великолепна. Конечно же ее выступление стало лишь частью концертной программы, которую предложили участникам торжества между какой-нибудь десятой и одиннадцатой переменой блюд. Именитых исполнителей хватало, но именно Сесилия имела наибольший успех.

Начала она со своего шлягера: «Это было прошлым летом…», и я даже успел расстроиться, видя, что Сесилия так и не смогла справиться с волнением. Но после двух строчек куплета разошлась так, что закончила песню под шквал аплодисментов. И еще она была великой актрисой.

В первой песне Сесилия походила на восторженную девчонку: она молода, красива, мужчины говорят ей комплименты, и впереди ждет долгая счастливая жизнь. Исполняя следующую композицию, которая была очень грустной (в ней говорилось о несбывшихся надеждах), Сесилия добавила в свой образ чуточку цинизма: все-таки те разочарования, которые с годами ждут любую женщину, не могут не оставить отпечаток. Нет, она не стала выглядеть старше, но ей очень хотелось верить. Контраст был резким, но в то же время настолько органичным, что даже за одно это восторженным почитателям ее таланта стоило носить Сесилию на руках.

Музыканты тоже не подвели: они ясно дали понять, что превосходных исполнителей хватает даже в той среде, в которой они обитают. Один саксофонист Руди чего только стоил! Я даже успел проникнуться за них гордостью: знай, мол, наших! Хотя, если разобраться, какое я к ним имею отношение.

Поздним вечером, покидая президентский дворец с все еще разгоряченной после танцев Сесилией, я поймал на себе взгляд президента Ренарда. Узнал ли он меня? Все в один голос утверждают, что я очень похож на отца в молодости, правда, тот носил усы. Во многом именно благодаря моему отцу Ренард стал первым и пока что единственным президентом Ангвальда.

— Здравствуй, любимая моя сестричка.

Дверь мне открыла сама Изабель. Служанка у нас давно уже приходящая, нанять постоянную не по карману. А ведь когда-то их было три.

— Здравствуй, мой непутевый братец. Что-то редко ты к нам стал заглядывать. Чай будешь?

— Конечно, буду. Смотри, какие я пирожные купил, твои любимые. Мама дома?

— Нет, она в гостях. Проходи в гостиную, я сейчас.

Она права, теперь я появлялся здесь редко. Но и причина самая уважительная. Я опасался: вдруг все раскроется, и полиция придет меня арестовывать в тот самый миг, когда я буду дома. Что произойдет дальше? Толпа незнакомых людей, которые начнут расхаживать по дому с самым хозяйским видом. Тщательный обыск с выворачиванием всех шкафов, комодов и шифоньеров прямо на пол. Пыжащийся от осознания собственной значимости дворник, привлеченный в качестве понятого. И, как апофеоз всего, меня выведут в наручниках под любопытные взгляды случайных прохожих. А соседи станут перешептываться: мол, чего еще следовало от него ожидать? Бог бы с ним, с самим арестом, но пусть лучше мама узнает обо всем из газет, чем вот так.

— Ты у нас почти знаменитость, — сообщила мне Изабель, когда мы уже вовсю пили чай с действительно вкуснейшими пирожными. — Видела тебя в театре синема, в хронике. Ты выглядел таким душечкой, что, не будь я твоей сестрой, обязательно бы в тебя влюбилась! Ну и чего улыбаешься?

Я действительно улыбался. Эх, женщины… Покажи меня в той же хронике не в президентском дворце, а управляющим ассенизаторской телегой, никто бы и внимания не обратил.

— Как у тебя дела?

Изабель сразу же посерьезнела.

— Наверное, я скоро выйду замуж.

— За него?

— Да, — кивнула она.

— Бель, он же на двадцать лет тебя старше!

— На восемнадцать, Крис.

— Но ты хоть чуточку его любишь?

Разница в возрасте бывает и гораздо больше, не вижу в этом ничего страшного. И в том, что этот тип от Изабель без ума, я более чем уверен, сестра у меня — красавица. В нее много кто влюблен, тот же Дуглас. Он даже подходил ко мне не так давно с разговором: мол, он теперь вполне обеспеченный человек, и чем он Изабель не пара? Дуглас — далеко не урод, девчонки иной раз сами ему на шею вешаются. Только не вижу я его рядом со своей сестрой, ей нужен кто-то другой. Такой, например, как актер Роман Даскес, не меньше. Да и потом: чего у меня-то разрешения спрашивать? Хочешь добиться женщины — плюнь на все, что тебе мешает, умри, но сделай так, чтобы она без тебя жизни своей не представляла. Спрашивает он!

Я тут же усмехнулся своим мыслям: «Вспомни о себе и Кристине — тебе ли советы давать?!»

Изабель ответила уклончиво:

— Он ко мне очень хорошо относится. И потом, ты и сам все знаешь.

Знаю: в этом мире деньги слишком много значат.

— Ты сможешь окончить университет: я знаю, Крис, что ты забросил учебу. У мамы наконец престанет болеть голова, где взять денег, — начала перечислять Изабель, как будто пыталась убедить не меня, а себя.

«И ценою всему будет то, что тебе придется прожить всю жизнь с нелюбимым человеком».

— Бель, пожалуйста, не торопись. Вот увидишь: все будет хорошо! — И я положил перед ней на стол пачку банкнот. Толстую такую пачку, благодаря которой все проблемы на два-три месяца вперед можно решить и при этом ни в чем себе не отказывать. — Купи что-нибудь себе и маме, а когда деньги будут заканчиваться, скажешь мне. Честное слово, совсем немного осталось, а потом у нас все будет хорошо.

— Это тебя Сесилия одарила? — Изабель даже не подумала к ним притронуться.

— Нет, они мои.

За все время я не взял у Сесилии ни сантима, хотя она навязывала мне деньги под различными предлогами несколько раз. Хотя потратился на нее немало. Нет, никаких бриллиантовых колье. Ужины в модных ресторациях, огромные букеты, шампанское дюжинами, билеты в театр. Причем не куда-нибудь в партер — в ложи, которые могут позволить себе только весьма состоятельные люди. Ну и прочие знаки внимания, которые тоже стоили дорого. Денег нисколько не было жалко, только становилось неудобно перед парнями оба раза, когда приходилось залезать в тайники: сам ведь настаивал, чтобы на некоторое время позабыть о нашей добыче вообще. Благо, что парни меня понимали.

— Мы с ней расстались еще несколько дней назад.

— Вот как? Странно, что в газетах ничего не написали: репортеры так смаковали ваши отношения! И кто был инициатором?

— Конечно же я.

И я нисколько не солгал.

О том, что у нее в мое отсутствие кто-то был, я догадался сразу. Вероятно потому, что сама она не очень-то пыталась это скрыть. Она лишь сказала:

— Я не ожидала, что он снова объявится, — после чего спросила: — Ты сможешь меня простить?

— Конечно. Уже простил, — а когда она потянулась ко мне, добавил: — Будь счастлива. До свиданья.

Я повернулся и ушел. Она не хорошая и не плохая, она такая, как есть. Отчасти я ее понимаю: каким талантом ни обладай, невозможно пробиться наверх самостоятельно. Неудивительно, что у нее появился покровитель, который и сделал все, чтобы она добилась успеха. И если ее неведомый покровитель объявился раз, он может объявляться снова и снова. У меня был выбор: оставить все как есть или уйти.

Изабель я никаких подробностей рассказывать не стал, лишь уговорил взять деньги и дать обещание, что со своим согласием она повременит, поцеловал в щеку, сказал, что дожидаться маму у меня времени нет, и попрощался.

Я шел по Либериллю, на который вот-вот должна был опуститься ночь, судя по чистому небу — звездная, и совершенно себе не представлял, куда же мне пойти. Может, стоило остаться дома? Вскоре придет мама, я должен буду отвечать на ее вопросы, а это означало лгать. Лгать матери не хотелось. В студию Слайна, которую за последний месяц я посетил лишь дважды, не тянуло тоже. Там по-прежнему обитает Лаура, и я буду лишним. Впрыгнув в вагон конки, идущий в сторону центра, я бездумно уставился в окно. Почему-то вспомнилась наша первая встреча с Сесилией. И еще то, что расстаться с ней мне было легко. Наверное потому, что все смотрели на меня как на очередную ее прихоть, чем я, собственно, и являлся. Такое отношение совсем не льстило моему самолюбию.

В «Боцмане Хью» никого из парней не оказалось. Удивительное дело, ведь большую часть свободного времени они проводят именно там. Хозяин на мой вопрос лишь пожал плечами: мол, ничего не могу сказать.

— Сегодня вообще никто из них не заглядывал, — все же ответил он, затем, помявшись, спросил: — Кристиан, а ты не мог бы взять у нее автограф?

Без слов понятно, о ком именно шла речь.

— Раньше надо было, — на этот раз плечами пожал я. — Мы уже расстались. — И совершенно неожиданно для самого себя добавил: — Теперь она свободна, можете сами приударить, — и даже подмигнул.

Под ошеломленный взгляд хозяина я и покинул заведение.

Наверное, ребята опять где-то все вместе загуляли. Парни после произошедшего в порту стараются держаться вместе.

И снова был дребезжащий на стыках рельс вагон конки, только вез он меня в противоположную сторону. Если не найду их и там, то только дьявол знает, что делать дальше.

Была у меня на примете одна бильярдная в Хонсо, и страстный игрок Густав мог всех туда затянуть. Не самая презентабельная из существующих в Либерилле — вечно там крутятся какие-то мутные личности, но открыта она круглосуточно.

Хонсо мне не нравился никогда. Не из-за архитектуры, хотя дома там неказистые, одно- и двухэтажные, а совсем по другой причине. Совсем рядом располагается множество заводов и фабрик, и если нет ветра, здесь стоит настолько густой смог, что кажется, будто все в тумане. Ко всему прочему Хонсо электрифицирован далеко не полностью — как и обычно, до рабочих слободок у городских властей не доходят руки. Газовых фонарей на здешних улицах не хватает тоже, и потому ночами там раздолье для всякой шпаны. В общем, ничего хорошего.

Размышляя о том, что, если мне не удастся обнаружить парней в бильярдной, придется снова через полгорода пилить в центр, я услышал испуганный девичий крик:

— Отстаньте от меня! Говорю же вам: я не такая!

— Да не ломайся ты! Все вы не такие, пока дело до денег не дойдет!

— Мы тебе хорошо заплатим, — поддержал еще кто-то, гнусно при этом рассмеявшись. Возможно, и не гнусно, но больше чем уверен, девушке именно так и должно было показаться.

— Да что ты с ней цацкаешься?! — присоединился третий. — Закидывай ее в пролетку!