Глава 12

— Ты сейчас очень похожа на кошечку, — какое-то время спустя заявил я, целуя куда-то в висок Сесилию, уютно пристроившую голову на моем плече. — Красивую такую кошечку, которую так и хочется погладить, а она в ответ замурлычет.

— Мур-мур! — сразу же отозвалась она. — А я и чувствую себя сейчас кошкой, которую досыта накормили чем-то вкусненьким. И теперь лежит она себе на солнышке, и ни до чего ей дела нет.

— Совсем-совсем ни до чего?

— Ну не так чтобы уж совсем, — и тут же хлопнула по моей отправившейся путешествовать по ее телу руке. — Кристиан! Имей совесть: я же завтра с постели подняться не смогу. И вообще, давай чего-нибудь выпьем, а то даже в горле пересохло. А заодно поговорим: есть у меня к тебе пара вопросов. — Она посерьезнела: — Боюсь, теперь у тебя будут проблемы. Этот Марк… ты бы знал, чей именно он сын!

— Главное, чтобы проблем не было у тебя, — отозвался я.

Чьим бы сынком он ни был, этот Марк, вряд ли от него стоит ожидать неприятностей больше, чем от Венделя, который меня убьет. Или от ангвальдского правосудия, которое вынесет мне смертный приговор. Возможно, казнь даже будет публичной, если либералы своего все же добьются. Тогда ротозеи увидят, как сначала мою голову просовывают в петлю, а потом выбивают у меня из-под ног табуретку. Или что там у висельников выбивается из-под ног? Еще несколько дней назад я бы, вероятно, обеспокоился, но не сейчас, когда бояться мне следовало совсем другого. И я вдруг поинтересовался:

— Сесилия, у тебя нет дома визора? Или ты его где-то прячешь?

— А что, ты хотел с кем-то связаться? — вопросом на вопрос ответила она, слегка при этом смутившись.

Предполагаю, что она при этом подумала: «Как же, связаться с кем-то из дома самой Сесилии Цфайнер!»

— Нет. Вообще-то мне казалось, что у тебя их должно быть несколько.

С ее-то доходами она и десяток визоров может себе позволить.

— Знаешь… мне становится не слишком хорошо, когда где-нибудь рядом находится хотя бы один из них, — окончательно смутилась она.

— Я и сам их терпеть не могу, и именно по той же причине.

— Крис, ты мне правду говоришь? — Сесилия даже перевернулась на живот, чтобы заглянуть мне в глаза.

И я спокойно выдержал ее взгляд.

— Абсолютная правда.

Она даже обрадовалась.

— Ну вот, хоть один человек нашелся, который меня понимает! Если, конечно, ты мне не лжешь. — Теперь она смотрела требовательно.

— Не лгу. Если хочешь, могу поклясться чем угодно. А почему не хорошо? Объясни.

Неужели она слышит то же, что слышу я?

— Голова начинает болеть, уши закладывает. А что? У тебя как-то по-другому?

— Нет, все в точности так же.

Солгал, конечно. Голова у меня не болит и уши не закладывает. Я слышу самих логников. Их голоса раздаются прямо у меня в голове. Когда общаешься с кем-либо с помощью визора, ты тоже слышишь его слова в голове, но со мной все происходит иначе. Из-за логников мне почти не разобрать, что говорит сам абонент.

С виду любой визор представляет собой настолько простую вещь, что становится непонятно, как такое устройство может работать вообще. Он похож на узкий аквариум, где между стенками два пальца вряд ли просунешь, причем задняя — обязательно матового черного цвета. Как и аквариум, он заполнен водой. Сбоку, обычно справа, прикреплен реостат, соединенный проводом с электрической цепью.

Пользоваться устройством очень просто: крутишь верньер до щелчка, затем ждешь, когда внутри визора начинают появляться разноцветные сполохи, после чего начинаешь мысленно представлять образ того человека, который тебе нужен. Кроме того, вслух говоришь те слова, о которых вы договаривались заранее, чтобы логникам было проще установить связь, если вы с абонентом общаетесь впервые. В следующий раз соединение происходит куда легче.

Сполохи внутри визора очень напоминают северное сияние. Самому мне видеть его не довелось, так что приходится верить чужим словам. Да, и вот еще что. Пьяным лучше вообще по визору не общаться: логники соединят с кем угодно, но только не с тем, кто тебе нужен. Кстати, когда человек сильно возбужден, происходит то же самое.

У человека, который тебе нужен, в голове начинает звучать нечто вроде колокольчиков. Конечно, в том случае, если он находится достаточно близко от визора. Дальше абонент действует в точности так же, как если бы ему взбрело в голову связаться с кем-нибудь самому: крутит верньер, дожидается появления сполохов и, наконец, общается. То, как ты видишь своего собеседника на экране — четко или совсем размыто, напрямую зависит от дороговизны модели. А цена определяется количеством логников в визоре.

Но в любом случае звук всегда такой, как будто при разговоре вы с абонентом находитесь в одной комнате, несмотря на то, что порой вас могут разделять тысячи и тысячи миль. Что в общем-то понятно: голос возникает у вас в голове.

Логники — это крошечные создания, которых не разглядеть даже под микроскопом. Обнаружили их достаточно давно — с полвека назад, и какое-то время они были интересны только фактом своего существования.

Считается, что сам по себе любой из них — пустышка, ноль, и только вместе они обладают коллективным разумом. С этим утверждением я категорически не соглашусь, иначе как бы я слышал голоса каждого из них?

Когда я был совсем маленьким, многого, как и все дети, не понимал. Затем я подрос, и мне стало интересно, кто это разговаривает внутри стеклянного ящика с картинками, причем так жалобно, что невольно начинают капать слезы из глаз? Мама попыталась мне объяснить: мол, это люди, только они далеко, и потому, чтобы поговорить с ними и даже увидеть, и нужен ящик, который называется «визор». Это я как раз понимал, тем более, многих из тех, кто связывался с нами по визору, я уже видел в нашем доме. «Но ведь и в самом визоре есть кто-то еще», — утверждал я.

Тут-то и началось. После нескольких безуспешных попыток убедить меня в том, что больше в визоре никого нет, мама обеспокоилась и отвела меня к доктору. Видимо, специализирующемуся на психических отклонениях. Могу себе представить, что ей пришлось при этом испытать! Тот не понравился мне сразу. Он разговаривал со мной, как с малышом, которого еще не оторвали от материнской груди, хотя сам я считал себя уже вполне самостоятельным человеком, у которого даже сабля есть, пусть и игрушечная. Еще от него постоянно пахло мятными монпансье, а я просто ненавижу запах мяты. В разговорах с ним я продолжал настаивать на своем, недоумевая: взрослые ведь такие умные, а почему-то не понимают очевидного.

Мне приходилось глотать горькие порошки и пройти сеанс гирудотерапии. Пиявки были противные, извивающиеся, они раздувались от высосанной из меня крови, и на них я глядел с ужасом. Наконец мне хватило ума заявить, что я больше ничего не слышу. Помогло: на этом все мои мучения закончились. С тех пор в нашем доме никогда не было визора. Даже у папы в кабинете, хотя ему и полагался служебный. И все же иногда меня одолевают сомнения: может быть, со мной действительно что-то не так и никаких голосов нет, ведь, кроме меня, их никто не слышит…

Из спальни мы перешли в гостиную. Как выразилась Сесилия:

— От греха подальше, причем в буквальном смысле.

Я растопил камин, мы пили вино и разговаривали о всяких пустяках. И тут она сказала:

— Я о тебе кое-какие справки навела.

— И что тебе обо мне поведали?

— Да ничего особенного. Мальчик из приличной семьи, учебу забросил, связался с плохой компанией. Признаться, так и не поняла, с чего бы это они плохие. На мой взгляд, все такие милые. Там, где я обычно бываю, попадаются куда хуже, несмотря на то, что сливки общества. — И она хихикнула. — А еще я обратила внимание, что парни прямо в рот тебе заглядывают.

Я лишь пожал плечами. Со стороны виднее. Как по мне, мы все равны. И все же приятно, что наша компания ей понравилась.

— Крис, игре на фортепьяно у Лерхарда учился? Каюсь, я подслушивала, когда ты играл в свой прошлый визит.

— Нет, у самого Барниуса.

— Значит, я все же не ошиблась.

Не ошиблась. Знаменитый Лерхард — ученик Барниуса и яркий представитель той школы, которую Барниус и создал. Правда, давно я учился, несколько лет тому назад. Хотя, вероятно, что-то все же в моей игре было такое, если Сесилия смогла узнать школу. Только к чему вопрос?

— Тут такое дело… Один из моих музыкантов не совсем тот человек, на которого можно полностью положиться. Постоянно с ним какие-нибудь проблемы, уже не раз подводил. Да и другие иногда слишком вольно себя ведут. Богема, что с них взять?

— И что, ты предлагаешь мне его заменить?

Не так давно ее предложение звучало бы для меня крайне заманчиво. Но не сейчас, когда появилось достаточно денег, чтобы заняться своими проектами.

Например, открыть клуб. Но не для чопорных джентльменов, с членством и взносами, другой. Для всех тех, кто любит музыку и способен оценить такое новое направление в ней, как джаз. Он только-только набирает популярность и тут главное — успеть. А что, создам коллектив, который будет играть качественный джаз. Я и сам смогу принять в нем участие: люблю импровизировать, и, без лишней скромности, у меня неплохо получается. Судя по газетным статьям, старшим поколением эта музыка воспринимается весьма холодно, но молодежь от нее без ума, а именно на молодых мой проект и рассчитан.

Думаю, народ потянется в мой клуб валом. Почему нет? Танцевальный зал, великолепный бар, какой-нибудь авангардистский интерьер, и с ним мне непременно поможет Слайн. Не забесплатно конечно же. Там и для других художников место найдется, и при желании они смогут организовать выставки-продажи своих работ. Да и не только для художников. Те же иллюзионисты, артисты разговорного жанра… Они смогут и отдохнуть, и заработать. На открытие приглашу Сесилию. Заслышав одно ее имя, народу придет столько, что будет не протолкнуться. Понятно, что долго мне ее не удержать, но ведь хорошие отношения после нашего разрыва мы поддерживать сможем? Очень на это надеюсь. К тому же, если предложить неплохой гонорар, думаю, она не станет отказываться.

Дам в моем клубе тоже будет хватать. И молодых девушек, которые смогут потанцевать под модную музыку или просто повеселиться. И женщин постарше. Тех, кто обожает опекать молодые и еще не состоявшиеся таланты. Знаю я одну такую даму. Она предлагала оплатить мою учебу, но не в университете, как Вендель, а в консерватории. Взамен я обязан был делить с ней постель и непрестанно восхищаться ее неувядающей красотой. Должен сказать, она очень огорчилась, услышав мой отказ. Но мои принципы — это только мои принципы, у других они могут быть совершенно иными, и я не вправе никого осуждать.

— Не совсем так. — Сесилия, до этого сидевшая на диване напротив меня, скромно положив руки на колени, прилегла и теперь выглядела настолько соблазнительно, что я мгновенно сбился с мысли о своем проекте. — Все-таки у нас — уже сложившийся коллектив. К тому же ты не из тех людей, кто станет терпеть все мои капризы, а ребята к ним уже привыкли. Даже если я тебе предложу, ты ведь откажешься, так?

— Мне надо будет подумать, — туманно ответил я, не желая ее огорчать.

— Вот и я о том же. Другой на твоем месте уже прыгал бы от радости до потолка. А ты: «Надо подумать!» — передразнила она меня. — Просьба моя заключается в другом. Я познакомлю тебя с нашими парнями, скажу, что ты отличный музыкант. Если надо, сыграешь что-нибудь. Думаю, что и другим пойдет на пользу: ты же весь такой… — Она на мгновение умолкла, подыскивая сравнение. — Как будто самый главный во всем мире. Так и хочется у тебя спросить: что угодно, мой господин? — Сложив ладони, Сесилия приставила кончики пальцев к подбородку и рассмеялась. — К тому же у меня не получится скрыть свое отношение к тебе, да я и пытаться не буду. В крайнем случае, посмотришь на них так, как на Марка.

«Ну вот, не оценила она мое искусство владения конду. Да и не смотрел я на него так, как мог бы».

Я даже немного расстроился.

— Мне через несколько дней выступать в президентском дворце. Будет большой праздник — у старшего сына нашего правителя ребенок родился. Крис, а давай ты вместе с нами туда пойдешь? Вдруг кто-то из ребят опять решит выкинуть что-нибудь? А так и я буду спокойна, и другим на пользу.

— А тебя никто на моих глазах не уведет?

Сам президент — добропорядочный семьянин, но сыновья его — те еще ходоки, наслышан. У меня даже есть знакомая, которая хвасталась, что с одним из них переспала. Представляете — хвасталась! Я не брюзга и не ханжа, но, по-моему, девушке пристало быть скромной.

— Вообще-то я девица достаточно легкомысленная, но и у меня не бывает двух любовников сразу, — снова рассмеялась Сесилия. И тут же поинтересовалась: — А чего это ты не приревновал меня к моим бывшим? Даже обидно немного стало.

— А смысл?

Лицо у меня при этом было самое что ни на есть непроницаемое.

— Хотя бы для того, чтобы сделать мне приятное.

— Для этого у меня есть другой способ, и он куда лучше. По крайней мере, сейчас, когда ты еще не воспользовалась своим легкомыслием и не завела себе второго любовника.

Конечно же я приревновал, как и любой на моем месте. Но какой смысл ее демонстрировать, мою ревность?

— Я скоро туда своими ногами ходить разучусь, — по дороге в спальню шепнула Сесилия мне на ухо, щекоча локонами, от которых так приятно пахло какими-то незнакомыми мне духами.

Ближе к обеду, уже при прощании, я от нее услышал:

— Крис, ты снова был бесподобен! Но если еще хоть раз назовешь меня ее именем!..

И хотя Сесилия пригрозила мне пальцем шутливо, было видно, что мой промах ее серьезно задел. Сам я никак не смог вспомнить, в который именно раз из нескольких назвал ее Кристиной. Ну а кем же еще?

Я отошел от дома Сесилии едва ли на два десятка шагов, когда за спиной послышался звук открываемых дверец авто. Смутно знакомый голос произнес:

— А ну-как постой!

Я обернулся.

Неподалеку от дома Сесилии стоял мой недавний знакомый Марк, и в руке его тускло поблескивал покрытый воронением револьвер.