– Шерингэм, – промолвил полковник, – так к чему вы это все? Вы же не для того нас созвали, чтобы рассказать, кто этого не делал.

– Вы уверены, полковник? Тогда вы знаете меня лучше, чем я сам, потому что я-то полагал, что устроил нашу беседу именно с этой целью.

– Ну, в смысле, вы-то сами как думаете? Я же вижу, что вы уже пришли к какому-то мнению.

– Пришел. К вполне определенному. Если вы и впрямь хотите его услышать.

– Очень.

– Что ж, тогда слушайте. Дело слишком расплывчато. Как я уже показал, у нас есть семь человек, каждый из которых мог совершить убийство, и против каждого можно выдвинуть равно убедительное обвинение. Нелепо, правда? При настоящих убийствах такого просто не бывает. Чтобы один из этих семи и в самом деле убил Скотта-Дэвиса, а у каждого из шестерых остальных была такая великолепная возможность – для совпадения как-то уже чересчур. Чем больше я обо всем этом думаю, тем сильнее убеждаюсь, что у нас тут вовсе не убийство. Нынешние вечерние посиделки, устроенные мной не столько даже для вас, сколько для себя самого, убедили меня окончательно. Скотт-Дэвис встретил смерть в результате самого банального и прозаического несчастного случая.

– Хм-хм. Вы и вправду так думаете?

– Да, думаю. И более того, уверен, что в пользу версии несчастного случая можно набрать куда больше аргументов, чем против любого из семерых названных мной подозреваемых. Теперь мы знаем, что Скотт-Дэвис сам принес винтовку в лес, верно? Сдается мне, что именно незнание этого факта и заставило вообще заподозрить убийство. Знай вы об этом с самого начала, сомневаюсь, что вы бы всерьез задумывались о такой вероятности. Конечно, тут можно возразить, что один из семерых все-таки мог найти винтовку и припрятать для собственных целей – как я сейчас и продемонстрировал, пытаясь убедительнее обрисовать версии с убийством. Однако ровно с той же вероятностью Скотт-Дэвис сам оставил ее внизу, намереваясь, по всей видимости, после представления немного прогуляться по лесу до чая. Он ведь, понимаете, знал, что в гараже она ему не нужна, зато понадобится позже – так зачем тащить ее вверх по холму к дому, а потом снова вниз?

Кроме того, на ней обнаружены отпечатки пальцев. В большом количестве. И очень убедительные. Не такие, какие остаются, когда оружие вытерли, чтобы удалить отпечатки пальцев второго лица, а потом всунули в руку убитому. Весомый довод, а? Я бы сказал – почти решающий.

Давайте рассмотрим, какие препятствия стоят на пути версии несчастного случая. На мой взгляд, их четыре: два крупных и два незначительных. Сперва рассмотрим два главных: горизонтальное направление входящей пули и отсутствие следов пороха. На самом деле, не думаю, что первое особо существенно. На этот счет есть вполне очевидное объяснение, прекрасно соответствующее тому, что и должно было произойти при подобном несчастном случае. Если это была случайность, Скотт-Дэвис должен был волочить винтовку за собой, держа ее за дуло, так что спусковой крючок зацепился за какое-то препятствие. А что случилось бы, если бы приклад внезапно за что-то зацепился? В таком случае Скотта-Дэвиса дернуло бы назад и, если препятствие было достаточно прочным, туловище у него отклонилось бы – что и дает нам горизонтальную траекторию пули. Ну а то, что попала она прямо в сердце, да еще через красное пятно на пиджаке – уже чистейшая случайность. Вы согласны?

– Целиком и полностью, – кивнул полковник.

– По-моему, это вполне ясно, – подтвердил суперинтендант.

– Отлично! Теперь что касается отсутствия пороховых следов. Я… нет, пожалуй, временно оставлю эту тему. Сперва разберусь с двумя менее значительными сложностями. Насколько мы понимаем, Скотт-Дэвис сообщил мисс Скотт-Дэвис, что собирается с кем-то встретиться. Увы, никто не признался, что встреча назначена именно с ним. Вы считаете, что все это весьма подозрительно, а встреча скорее всего предполагалась именно с будущим убийцей. Что ж, если моя теория верна, мисс Скотт-Дэвис непреднамеренно ввела вас в заблуждение. Я еще не разбирал с ней этот вопрос, поскольку хотел сделать это при вас. Чем сейчас и займусь. Миссис Пинкертон, по вашему рассказу у нас сложилось впечатление, что слова вашего кузена подразумевали заранее назначенную встречу в каком-то определенном месте. Вы именно так их и поняли?

– Что вы имеете в виду? – настороженно спросила Арморель.

– Ну, вы сказали, что не помните точных его слов, однако суть примерно такова. Насколько я понимаю, точных слов вы так и не вспомнили, но вот что меня сейчас интересует: поняли ли вы с его слов, что у него была назначена встреча – или, вероятно, что он просто надеялся кого-то встретить, почему и не пошел с вами?

– Ой, да, – с готовностью отозвалась Арморель. – Я уверена, он не говорил прямо «назначено». Это, знаете, вообще не из его репертуара слово. Нет, он просто откровенно дал понять, что мое общество ему сейчас нежеланно. Естественно, я восприняла это так, что он ждет кого-то еще. Вот и все.

– Именно. Тогда я прав. Никакой твердо условленной встречи не предполагалось. Он просто надеялся с кем-то увидеться. И если мы вспомним, что он только что обручился, что его нареченная должна была пройти неподалеку оттуда, поскольку из всего общества только она одна была дальше него от дома, за ручьем, и что он направился прочь от мисс Скотт-Дэвис именно в ту сторону – что ж, как косвенное доказательство убийства этот довод лопается, словно мыльный пузырь. Да, полковник?

– При таком объяснении, пожалуй.

– Что же до четвертого возражения – мол, немыслимо, чтобы настолько привычный к оружию человек проявил такую беспечность – ну, тут можно одно ответить: и не такое случается. Мы с вами, полковник, наверняка знаем с полдюжины столь же невероятных историй каждый. В данной же ситуации, на мой взгляд, ближе всего к истине объяснение, предложенное, если не ошибаюсь, Пинкертоном: Скотт-Дэвис забыл, что ружье заряжено. И коль скоро мы дошли до этого пункта, интересно отметить, что существует не менее трех доказательств того, что именно так оно и произошло.

– В самом деле, сэр? – осведомился суперинтендант скептически.

– Именно, – резко ответил Шерингэм. – А вы не заметили? Вам бы следовало. Первое – это отпечатки пальцев на конце дула, по кругу. Второе – отчетливая полоса смятой травы, где травинки были придавлены к земле (когда я видел эту полосу, они уже начали расправляться, так что при вашем первом осмотре полоса должна была быть еще явственнее), указывающая, что по ней протащили узкий предмет среднего веса – полагаю, ни больше ни меньше, как приклад ружья. И третье – посередине тропы близ того места, где, по словам вашего подчиненного, лежало ружье, валяется обломок раздвоенного корня, достаточно большой, чтобы послужить ровно таким препятствием, о котором я и говорил. Отдачи от выстрела, пусть и слабой, вместе с конвульсивным движением руки Скотта-Дэвиса в тот миг, когда в него вошла пуля, должно было хватить, чтобы отбросить его в другую сторону. Вот вам, как я и сказал, уже три доказательства. Больше, чем у вас есть в поддержку любой версии убийства. Что скажете, полковник?

– Должен признать, Шерингэм, вы приводите крайне правдоподобные аргументы. А, суперинтендант?

– Весьма изобретательно, сэр. Не то чтобы и впрямь доказательства, хотя признаюсь, что просмотрел след на траве, однако в данном случае любое доказательство на вес золота. Но что насчет отсутствия пороховых следов, сэр? Я заметил, что этого вы еще не объяснили.

– Нет. Приберегал напоследок. И ответьте, суперинтендант: если я предоставлю вам не просто объяснение, но реальное доказательство в поддержку моей версии, что вы тогда скажете? Согласитесь, что это несчастный случай, или продолжите цепляться за гипотезу про убийство?

– С вашего позволения, сэр, я бы предпочел сперва выслушать объяснение и посмотреть на доказательство, – невозмутимо ответствовал суперинтендант.

Шерингэм засмеялся и встал.

– Пойду принесу доказательство, – сказал он и вышел из комнаты.

Через минуту он вернулся, держа в руке веточку с несколькими привядшими и сильно помятыми листьями, и победоносно вручил ее суперинтенданту.

– Пожалуйста!

Суперинтендант принялся очень пристально ее разглядывать, полковник Грейс наклонился к нему, чтобы тоже взглянуть поближе. Мы, все остальные, затаили дыхание.

– Где вы это взяли, сэр?

– Нашел в подлеске справа от места, где лежало тело, чуть сбоку от тропинки. Это веточка платана. И я нашел обломанный конец ветки, откуда ее сбило выстрелом. Причем этот обломанный конец находится на прямой линии между корнем и той точкой в воздухе, где, по моим представлениям, находилось красное пятно на пиджаке Скотта-Дэвиса. Завтра я вам покажу.

Суперинтендант посмотрел на полковника.

– Да, здесь и впрямь видны следы копоти. Должно быть, пуля прошла сквозь листья или между ними, так что сажа осталась на них. Сила выстрела, само собой, разорвала их в клочки. Я удовлетворен, сэр.

– Да, – кивнул полковник. – Это решает дело. Позвольте поздравить вас, Шерингэм. Вы избавили нас от кучи хлопот, а возможно, и от несправедливого приговора. Хотя я не думаю, что мы в любом случае хоть кого-то арестовали бы. Как вы заметили, веских доказательств ни против кого у нас нет, только мотив и возможность – причем в избытке. Адвокаты порвали бы любое выдвинутое нами обвинение на клочки, а мы, разумеется, такого допустить не можем.

– Да, теперь уже никаких сомнений не остается. Рад, что вы со мной согласны, – кротко промолвил Шерингэм. – Полагаю, вы поговорите с коронером завтра утром перед заседанием?

– Конечно. И, человек здравомыслящий, он поймет, что следует вынести вердикт о смерти в результате несчастного случая. Вам, разумеется, надо будет выступить свидетелем – рассказать, как вы нашли веточку и все прочее.

Шерингэм кивнул:

– Что ж, на том и конец Тайне Минтон-Дипс.

– И слава богу! – с облегчением вздохнула Этель. – Мистер Шерингэм, я даже выразить не могу, как мы вам обязаны! Если в моих силах хоть чем-то вас отблагодарить…

– В силах, миссис Хиллъярд, – беспечно отозвался Шерингэм. – Налейте мне выпить, и как можно скорее. После всех этих разговоров я просто умираю от жажды.

– Силы небесные, ну разумеется, – виновато спохватился Джон. – Как я сам не догадался! Виски с содовой?

– Виски с содовой? – укоризненно переспросил Шерингэм. – Говорю же – умираю от жажды.

– Прошу прощения, – ухмыльнулся Джон. – Да, у меня целый бочонок есть. Принести сюда – или обойдетесь графином?

– Да ладно, что там ворочать бочонок. Благодарствую, хватит с меня и графина.

Совещание перешло в общую беседу. От осознания, что туча, так долго нависавшая над нами, приподнялась, а взаимные подозрения и недоверие рассеялись, атмосфера царила приподнятая. Этель с Джоном, само собой, радовались от души и ничуть не скрывали это, де Равель сделался громогласен и до неприличия весел (забавно, мне и в голову не приходило, что де Равели подозревают друг друга!), и даже миссис де Равель больше походила на человека, чем когда-либо на моей памяти. В царившем вокруг облегчении начальник полиции рассказал, что сперва все подозревали меня – и на потеху собравшимся в самом гротескном виде изобразил мою реакцию на обвинения. Однако я был так счастлив, что мог и сам над собой посмеяться.

В должный срок полковник Грейс с суперинтендантом Хэнкоком уехали, а собравшиеся в доме начали расходиться по спальням.

– Пинкертоны, задержитесь еще на минутку-другую, – небрежно предложил Шерингэм. – Не хотите прогуляться со мной при луне? После всего этого напряжения я не засну, не полюбовавшись луной.

Я не имел ровным счетом ничего против, хотя и предположил, что для Арморель ночной воздух слишком прохладен (было уже далеко за полночь). Но она подняла меня на смех и заявила, что идет с нами.

Шерингэм двинулся вперед по дорожке, и через несколько минут мы уже скрылись из пределов видимости (и слышимости) от дома. Я догадывался, что Шерингэм направляется к скамейке, которую Джон поставил под буками. Днем оттуда открывался чудесный вид на долину и море вдали. Там мы все и уселись.

По пути я вертел в голове несколько уместных фраз с благодарностью Шерингэму за чудесное избавление нас обоих из злополучного положения и только начал озвучивать их, как он обрезал меня на полуслове.

– Да-да, Килька, все в порядке. А теперь послушайте. Я привел вас сюда нарочно, поскольку думаю, вы должны знать всю правду. Больше я ничего никому не скажу, даже Хиллъярду, но, сдается мне, вам я должен ее открыть, учитывая, что это вы определяли условия, на которых я работал и согласно которым я предлагаю хранить тайну. Не то чтобы я хотел разделить с вами ответственность за утаивание – я всецело готов принять ее всю на себя, вы же можете сразу забыть все, что я вам сейчас расскажу.

– Правду? – изумленно переспросил я. – Какую правду?

– Кто убил Скотта-Дэвиса, – кратко ответил Шерингэм.

– Но… ты же доказал, что это несчастный случай?

– Доказал… на основании поддельных улик.

Должно быть, я вскрикнул от ужаса, потому что Шерингэм засмеялся.

– Да-да, я подделал доказательство с опаленной веточкой. Я ее вчера сам и подстрелил. Она и так уже была надломана, так что листья пожухли и не могут выдать меня слишком свежим видом. Что до следа на траве – его я и вовсе выдумал.

– Зачем? – запинаясь, спросил я.

Голос Шерингэма посерьезнел:

– Потому что если кто-либо когда-нибудь заслуживал, чтобы его убили, так это Скотт-Дэвис – хоть он и был вашим кузеном, Арморель. И лично я не собираюсь выдавать человека, у которого были все права это сделать. Более того, я сфабриковал фальшивые доказательства и намерен завтра лжесвидетельствовать, чтобы на нее уж точно не пала даже тень подозрения.

– На нее! – повторил я.

– Ну разумеется, – язвительно отозвался Шерингэм. – Разве после того, что я сказал тебе перед ужином, это не очевидно? Я же подчеркнул – Скотт-Дэвис и Эльза Верити обручились вовсе не в то утро, а накануне вечером.

– Ты ведь не хочешь сказать, что… что его застрелила Эльза?

– Именно так.

– Но… но…

– Тише, милый, дай Роджеру нам все рассказать, – тихонько проговорила Арморель, но крепкое пожатие ее ручки сказало куда больше любых слов.

– Рассказывать, собственно, почти нечего, – недовольно буркнул Шерингэм. – Да и история не из красивых. Должно быть, тем вечером Скотт-Дэвис как-то убедил Эльзу, что бросил тебя, Килька, в бассейн из самых лучших побуждений, а потом вытянул у нее слово выйти за него. Она мне сама призналась, хотя, похоже, и не осознавала всей важности своих слов. По ее словам, он очень просил на несколько дней сохранить помолвку в тайне. Эльза пояснила, что никому не рассказывала, потому что вообще не хотела обо всем этом говорить, да и все равно это уже не важно. Я согласился, разумеется, но добавил, что если она до сих пор это скрывала, то лучше и впредь не рассказывать. Она сказала, не станет. Я не мог слишком уж настаивать на секретности, чтобы она не поняла, что я отгадал истину, – но не думаю, что она кому-нибудь скажет.

Итак, зачем Скотт-Дэвис просил сохранить помолвку в тайне, вполне очевидно. Он боялся реакции миссис де Равель. Был уверен, что у нее в рукаве что-то есть, но не знал, что именно, – и хотел выяснить перед тем, как объявлять о помолвке. В тот же самый вечер миссис де Равель ему любезно сообщила: она намерена разыграть крайне неловкую для него сцену на глазах у своего мужа.

Ваш кузен, Арморель, был далеко не глуп. Он знал, что после такой сцены у Эльзы откроются глаза как в отношении того, что он за человек на самом деле, так и того, что он хочет жениться на ней лишь ради денег. За одну ночь ему предстояло сделать так, чтобы как бы широко ни открылись у бедной девочки глаза, свадьба была бы неизбежна. Чувства самой девочки, разумеется, его не интересовали. Он пустил в ход естественный метод. Миссис де Равель, развившая в себе почти шестое чувство во всем, что касалось Скотта-Дэвиса, той ночью услышала, что в коридоре скрипнула половица. Она вылезла из кровати, приоткрыла дверь и увидела, как Скотт-Дэвис скрывается в спальне Эльзы.

– Ох! – тихо и взволнованно охнула Арморель. – Почему же она не остановила его или не позвала Этель – не сделала хоть что-нибудь?

– Вряд ли миссис де Равель отличается особой добротой, – ровным голосом ответил Шерингэм. – У нее уже была припасена розга для Эрика, чтобы вернуть его на путь истинный, а Эльзу она ненавидела. При свойственной ей изощренной жестокости ее даже отчасти тешила мысль сделать Скотта-Дэвиса орудием столь жестокой мести сопернице, пусть даже ее любовнику и выпал бы случай развлечься на стороне. Должно быть, она мучительно терзалась ревностью всю ночь, но вынесла это, поскольку здравый смысл твердил ей, что хуже расплаты для Эльзы и не придумаешь. Однако, подобно большинству эгоистов, она недооценила соперников. На следующее утро Эрик вовсе не вернулся на путь истинный, напротив – бросил известие о помолвке ей прямо в лицо. А Эльза Верити, поняв всю правду об этом человеке, не отшатнулась от него с ужасом и отвращением, а застрелила его.

– Это все вам Сильвия рассказала? – спросила Арморель.

– Под нажимом она признала, – осторожно ответил Шерингэм, – что видела, как Скотт-Дэвис входил в спальню Эльзы. Я спросил, отчего она не предприняла никаких срочных мер, а она лишь пожала плечами, зевнула и сказала, а с какой бы стати, это не ее дело, она не видела никаких причин мешать людям развлекаться. Подлинные ее резоны, однако, были вполне очевидны.

– Но ей не пришло в голову, что Эльза…

– Застрелила Эрика? О нет. Она недооценивала ее с самого начала. Она не сомневалась, что Эрика застрелил ее муж в припадке буйного французского темперамента.

– А вы-то как заподозрили, что это Эльза?

– Разве не очевидно? Эльза была той, кого ждал Скотт-Дэвис, Эльза знала, где осталось лежать ружье, и это именно Эльза, Килька, стояла за поворотом тропинки и ждала, как ты проницательно предположил. Вы слышали про эти следы, Арморель?

– Да.

– Признаюсь, одно время я подозревал, что они принадлежат вам. Ваши туфли совпадали с отпечатками. Но потом я обнаружил, что и Эльзины тоже.

– У нас один размер, – кивнула Арморель.

– Арморель, – встрепенулся я. – Не думаю…

– Что?

– Да нет, ничего, – сник я. Арморель так стиснула мою руку, что ошибиться в значении этого жеста я никак не мог. Она хотела, чтобы я помалкивал и не перебивал.

– Так, значит, на этом и все? – медленно проговорила Арморель. – И теперь мы все трое забудем об этом – и ни одна живая душа больше никогда ничего не узнает?

– Именно.

Я смутно различал в темноте профиль Арморель, глядевший прямо перед собой.

– Ох, Роджер, – тихонько промолвила она, – слава богу, что он мертв. Такие люди просто не должны ходить по земле. По-моему, чудесно, что у кого-то хватило храбрости признать этот факт и… и принять меры.

– Да, – кивнул Шерингэм. – Я согласен.

Несколько мгновений мы просидели молча. В лесах внизу, где Скотт-Дэвис встретил заслуженный конец, печально ухала сова. Мерцание вдали отмечало место, где лунный свет падал на морскую гладь.

– Бедняжка Эльза, – вздохнула Арморель.