Мой сын! Я не мог поверить собственным ушам и медленно повернулся к прекрасному юноше. Теперь, всмотревшись внимательно, я начал понимать, почему его лицо и личность так сильно притягивали меня. Несравненная красота матери передалась ему, но его четкие черты дышали мужеством, а серые глаза были точь-в-точь как у меня.

Юноша стоял передо мной, и в его взгляде я видел и надежду, и неуверенность.

– Расскажи мне о твоей матери, – попросил я. – Расскажи все, что сможешь, о тех годах, которые я провел вдали от нее по воле безжалостной судьбы.

С криком радости юноша прыгнул ко мне и обнял за шею, и на краткое мгновение, когда я прижимал к себе своего мальчика, слезы наполнили мои глаза; я задыхался, как какой-нибудь плаксивый дурак… но я об этом не сожалею и нисколько не стыжусь. Долгая жизнь научила меня, что мужчина может позволить себе слабость по отношению к женщине и детям, и это не помешает ему идти вперед по суровой дороге жизни.

– Твою фигуру, манеры, страшную ярость в бою, – заговорил юноша, – тысячи раз описывала моя матушка… но при всей очевидности я не решался поверить тому, что казалось совершенно невозможным, как бы ни хотелось признать это правдой. Ты знаешь, что меня убедило сильнее всего?

– И что же, сын мой? – спросил я.

– Твои первые слова, обращенные ко мне… были о моей матери. Никто, кроме человека, любившего ее так, как мой отец, не подумал бы в первую очередь именно о ней.

– За долгие годы, сынок, едва ли я хоть на миг забывал сияющий образ твоей матушки. Расскажи мне о ней.

– Те, кто знает ее дольше всего, говорят, что она ничуть не изменилась, разве что стала еще прекраснее… если такое возможно. Но когда ей кажется, что я ее не вижу, ее лицо становится очень печальным, очень задумчивым и глаза наполняются тоской. Она думает только о тебе, отец, и весь Гелиум горюет вместе с ней. Все тебя любят и чтят твою память, ведь ты спаситель Барсума. Каждую годовщину того дня, когда ты промчался через умирающий мир, чтобы отпереть тайный ужасный портал между жизнью и смертью миллионов, отмечается большой праздник в твою честь, но с благодарностью и радостью смешиваются слезы – слезы искреннего сожаления о том, что герой, подаривший людям счастье жизни, умер ради них. На всем Барсуме нет более известного имени, чем Джон Картер.

– А как же назвала тебя твоя матушка, сынок? – спросил я.

– Народ Гелиума просил назвать меня в честь отца, но моя мать сказала «нет». Она объяснила, что вы с ней уже выбрали ребенку имя, и твердо решила исполнить твое желание. Так мне было дано имя, составленное из имен родителей, – Карторис.

Ксодар стоял у руля, пока я разговаривал с сыном, и теперь окликнул меня.

– Лодка клюет носом, Джон Картер, – сообщил он. – Пока мы шли постоянно вверх, это не было заметно, но при горизонтальном ходе поломка налицо. Пробоина в носу повредила одно из передних хранилищ луча.

Так оно и было, и после осмотра стало ясно, что повреждение куда серьезнее, чем я мог предположить. Неприятность заключалась не только в том, что попытки удержать судно в горизонтальном положении сильно уменьшали нашу скорость, но и в утечке энергии: луч отталкивания в переднем резервуаре иссякал так быстро, что через час с небольшим кораблик должен был неминуемо перевернуться кормой вверх и стать совершенно беспомощным.

Нам пришлось сбросить скорость ради безопасности, но потом я снова взялся за штурвал и заставил маленький благородный мотор работать во всю мощь. Мы опять помчались на север сломя голову. Тем временем Карторис и Ксодар, взявшись за инструменты, начали заделывать дыру в носу в безнадежном усилии хоть как-то задержать утечку луча.

Было еще темно, когда мы пересекли северную границу ледяной шапки и область туманов. Теперь внизу тянулись типичные марсианские пейзажи. Коричневатый простор давно умерших морей, низкие холмы вокруг них, тут и там мрачные замолкшие города, памятники исчезнувшего прошлого; развалины мощных строений, населенные лишь смутными воспоминаниями о некогда властной расе да большими белыми обезьянами.

Становилось все труднее и труднее удерживать маленькое судно в горизонтальном положении. Его нос опускался все ниже, пока наконец не пришлось заглушить мотор, чтобы мы не упали камнем на землю.

Когда поднялось солнце и свет нового дня вытеснил ночную тьму, наше суденышко в последний раз судорожно дернулось, почти перевернувшись набок, а потом его палуба перекосилась под головокружительным углом, и лодка описала медленный круг, все глубже и глубже зарываясь носом.

Мы крепко держались за поручни и стойки и, сознавая, что полет закончен, прикрепили поясные пряжки к кольцам в бортах. Еще секунда – и палуба встала дыбом, развернувшись почти на девяносто градусов, и мы повисли на ремнях, болтая ногами в воздухе в тысяче ярдов над землей.

Я висел достаточно близко к приборам управления и дотянулся до рычага, который регулировал лучи отталкивания. Лодка откликнулась на прикосновение, и мы начали очень медленно опускаться вниз.

Но прошло не менее получаса, прежде чем мы коснулись земли. К северу от нас поднималась довольно высокая гряда холмов, и мы решили пойти к ней, поскольку там легко было скрыться от преследователей, которые наверняка станут нас искать.

Час спустя мы уже шагали меж отрогов, сглаженных временем, вокруг цвели изумительные растения, характерные для засушливых районов Барсума. Здесь в изобилии рос крупный молочный кустарник – странный вид флоры, что служит и пищей и питьем диким ордам зеленых людей.

Под купами этих кустов мы могли отлично спрятаться от воздушной разведки и потому легли, чтобы отдохнуть, – в первый раз за много часов. Так началось очередное утро на Барсуме; пошел пятый день с того момента, как я внезапно перенесся из моего коттеджа на берегу Гудзона в долину Дор, прекрасную и ужасную. И за все это время мне довелось заснуть лишь дважды, хотя один раз я проспал очень долго.

Было уже около полудня, когда я пробудился, оттого что кто-то сжал мою руку и покрыл ее поцелуями. Я резко открыл глаза – и увидел перед собой прекрасное лицо Тувии.

– Мой принц! Мой принц! – восклицала она в экстазе. – Это ты, а ведь я оплакивала тебя как мертвого! Мои предки добры ко мне, я живу не напрасно!

Голос девушки разбудил Ксодара и Карториса. Мой сын удивленно уставился на нее, но она явно никого не замечала, кроме меня. Тувия пыталась обнять меня и задушила бы ласками, если бы я не отстранился, мягко, но решительно.

– Полно, будет тебе, Тувия, – заговорил я. – Ты слишком устала, переутомилась от опасностей и трудностей, что свалились на тебя. Ты забываешься и забываешь, что я муж принцессы Гелиума.

– Я ничего не забываю, мой принц, – возразила Тувия. – Ты никогда не говорил мне слов любви, да я и не жду этого, но ничто не помешает мне любить тебя. Я не собираюсь занять место Деи Торис. Мое главное желание – служить тебе, мой принц, служить вечно, быть твоей рабыней. Я не хочу другой награды, мне не нужна более великая честь и большее счастье, я надеюсь только на это.

Как упоминалось выше, я вовсе не дамский угодник, поэтому в тот момент, признаюсь, чувствовал себя крайне неловко. Мне был хорошо известен марсианский обычай, позволяющий женщине состоять в свите воина, это давало ей надежную защиту; тем не менее я всегда предпочитал слуг мужского пола.

– Я возвращаюсь в Гелиум, Тувия, – сказал я. – И ты можешь отправиться со мной, но как высокорожденная и равная, а не как рабыня. А там ты найдешь много красивых знатных юношей, которые готовы будут сразиться с самой Иссу, лишь бы заслужить твою улыбку, и мы очень быстро выдадим тебя замуж за одного из них. Забудь свои глупости, ты просто принимаешь благодарность за любовь. Мне куда больше по душе твоя дружба, Тувия.

– Ты мой властелин; будет так, как ты скажешь, – просто ответила она, но в ее голосе прозвучала нотка грусти.

– Как ты здесь очутилась, Тувия? – спросил я. – И где Тарс Таркас?

– Боюсь, великий таркианин мертв, – печально произнесла девушка. – Он был могучим воином, но полчище зеленых людей из другой орды одолело его. Последний раз я видела Тарса Таркаса, когда враги тащили его, раненого и окровавленного, в брошенный город, откуда они и выскочили, чтобы напасть на нас.

– Но ты не уверена в том, что его убили? – уточнил я. – И где тот город, о котором ты говоришь?

– Он как раз за этими холмами. Челнок, который ты благородно покинул, чтобы мы могли бежать, не слушался руля, поскольку ни я, ни таркианин толком не умели управлять им, и в результате мы бесцельно дрейфовали почти два дня. Потом было решено покинуть судно, чтобы пешком добраться до ближайшего водного пути. Вчера мы пересекли эти холмы и оказались в мертвом городе. Мы шли по его улицам к центру и на перекрестке увидели группу зеленых воинов, шагавших в нашу сторону. Тарс Таркас был впереди, его они заметили, а меня нет. Таркианин быстро прыгнул ко мне, втолкнул в какую-то дверь и велел спрятаться, а при возможности бежать в Гелиум. «А мне скрыться не удастся, – сказал он, – потому что это люди с юга Вархуна. Они видели мои знаки различия и захотят меня немедленно убить». И он шагнул им навстречу. Ах, мой принц, какая это была схватка! Враги целый час налетали на Тарса Таркаса, и мертвые уже лежали грудой вокруг него, но наконец вархунцы одолели его числом. Они так напирали, что таркианину не хватило места, чтобы размахнуться мечом. Когда Тарса несли к центру города, он был мертв – мне так думается, потому что он не шевелился.

– Прежде чем двигаться дальше, мы должны в этом убедиться, – сказал я. – Я не могу оставить Тарса Таркаса среди вархунцев, если он жив. Сегодня вечером я проберусь в город и все выясню.

– И я пойду с тобой, – заявил Карторис.

– И я! – поддержал его Ксодар.

– Никто из вас туда не пойдет, – возразил я. – Это дело требует не силы, а осторожности и стратегии. Один человек еще может преуспеть, а вот группа наверняка навлечет на себя беду. Я пойду один. Если мне понадобится ваша помощь, я вернусь за вами.

Им это не понравилось, но оба были хорошими солдатами и подчинились приказу командира. Солнце уже стояло низко, так что мне не пришлось долго ждать – вскоре внезапная тьма Барсума поглотила нас.

Карторис и Ксодар получили последние наставления на тот случай, если я не вернусь. Затем я попрощался с ними и быстро побежал к городу.

Когда я пересек холмы, ближайшая луна уже неслась по небосклону и ее яркие лучи заливали серебром варварское великолепие древнего города. Он был построен у подножия холмов, что в далеком забытом прошлом спускались к морю. Благодаря этому я без труда добрался до окраин, не будучи замеченным.

Зеленые орды, что селились в брошенных городах, редко занимали более нескольких кварталов вокруг центральной площади. Обычно завоеватели приходили и уходили по дну мертвого моря, так что со стороны холмов дорога в город была относительно пустынной.

Оказавшись на улицах, я держался в густой тени стен. На перекрестках я выжидал недолго, чтобы убедиться, что никого нет поблизости, и тогда быстро перепрыгивал в тень на противоположной стороне. Таким образом, я дошел до центральной площади без приключений. Когда же я приблизился к обитаемой части города, то сразу определил расположение воинских жилищ по визгу и храпу фоатов и зитидаров, загнанных во внутренние дворы, которые есть в каждом квартале.

Эта давно знакомая какофония была столь характерна для жизни зеленых марсиан, что меня охватила дрожь удовольствия. Так бывает, когда вернешься домой после долгого отсутствия. Именно такие звуки раздавались вокруг, когда я впервые увидел несравненную Дею Торис в древних мраморных залах мертвого города Корад.

Я стоял в тени в дальнем конце первого квартала, занятого членами зеленой орды, и наблюдал за воинами, выходившими из разных зданий. Все они шли в одном направлении, к огромному дворцу в центре площади. Мое знание обычаев зеленых марсиан подсказало мне, что там находится либо жилище главного вождя, либо зал собраний, в котором джеддак встречается с джедами и младшими вождями. В любом случае предстоящее событие вполне может быть связано с недавним пленением Тарса Таркаса.

Пробраться во дворец было просто необходимо. Для этого следовало пересечь целый квартал и перейти широкую улицу и часть площади. По реву животных, доносившемуся из каждого двора, было очевидно, что в округе живет множество воинов… пожалуй, несколько общин огромной орды Южного Вархуна.

Проскользнуть незамеченным мимо такой толпы было само по себе задачей нелегкой, но если я хотел найти и спасти великого таркианина, то должен был ожидать и более грозных препятствий, прежде чем добьюсь успеха. Я вошел в город с юга и теперь стоял на перекрестке двух дорог: первая привела меня сюда, вторая шла вдоль южной стороны площади. Здания здесь не выглядели обитаемыми, я не видел в окнах огней и потому решил добраться до внутреннего двора через одно из них.

Мне действительно никто не помешал, и я проник во двор, что находился близко к стенам восточных зданий. Во дворе беспокойно топталось огромное стадо фоатов и зитидаров, они жевали похожую на мох траву, которой заросли практически все невозделанные территории Марса. Ветер дул с северо-запада, так что животные вряд ли могли меня почуять. Ведь если бы они обнаружили мое присутствие, их усилившийся визг и вой наверняка привлекли бы внимание жителей.

Подобравшись к восточной стене под нависавшими над двором балконами второго этажа, я вошел в густую тень и крался под ее прикрытием до северной стороны. Здесь горели окна на трех этажах, но выше было темно.

Конечно, не шло и речи о том, чтобы соваться в освещенные комнаты, поскольку там было полным-полно зеленых мужчин и женщин. Единственный возможный для меня путь лежал через верхние этажи, значит придется одолеть стену. Дотянуться до балкона второго этажа труда не составило – один прыжок, и мои руки ухватились за каменные перила наверху. В следующее мгновение я подтянулся и оказался на балконе.

Отсюда я увидел через открытые окна зеленых марсиан, сидевших на своих постелях и обменивавшихся односложными словами, что в соединении с их удивительными телепатическими способностями означало оживленную беседу. Когда я подобрался поближе, чтобы подслушать их, в комнату из коридора вошел какой-то воин.

– Идем, Тан Гама, – воскликнул он, – мы должны отвести таркианина к Кабу Кадже. Возьми кого-нибудь с собой.

Тан Гама встал и, кивнув сидевшему рядом с ним солдату, вышел вместе с ним из комнаты.

Если бы я последовал за ними, то мог бы немедленно освободить Тарса Таркаса. Или, по крайней мере, узнал бы, где его держат.

Справа от меня была балконная дверь. Она выходила в тупик неосвещенного коридора, и я, повинуясь порыву, метнулся туда. Коридор оказался широким и шел вдоль фасада. По обе его стороны было множество дверей.

Едва я очутился в коридоре, как в другом его конце увидел троих воинов – тех, которые только что вышли из комнаты. Они повернули направо и снова исчезли из виду. Я быстро последовал за ними. Судьба воистину была благосклонна ко мне, и я не собирался упускать удачу.

В дальнем конце коридора обнаружилась винтовая лестница. Трое явно спешили именно сюда. В том, что они пошли вниз, а не наверх, я был уверен, поскольку имел представление и об архитектуре древних зданий, и о порядках вархунцев.

Я ведь тоже некогда томился в плену у этих жестоких орд из Вархуна, и воспоминание о подземной тюрьме, где меня держали, до сих пор было живо в моей памяти. Меня не покидала уверенность, что Тарс Таркас также лежит где-нибудь в темном подвале неподалеку. Я должен был проследить за тремя воинами и найти своего друга во что бы то ни стало.

И я не ошибся. В конце лестницы, на площадке нижнего этажа, я увидел шахту, уходившую вглубь, и, когда заглянул в нее, обнаружил внизу мерцание факелов, выдававшее ту троицу.

Они спускались в подвалы под зданием, а я осторожно шел на свет факелов через путаницу темных извилистых коридоров. Должно быть, через сотню ярдов эти трое резко повернули направо. Я поспешил приблизиться к ним, насколько посмел, и наконец добрался до того места, где они исчезли из виду. Там сквозь открытый дверной проем я увидел, что они снимают цепи, которыми был прикован к стене великий таркианин Тарс Таркас. Грубо подталкивая Тарса Таркаса, воины покинули подвальную камеру, причем так быстро, что чуть не заметили меня. Но я успел отбежать подальше и не попал в круг скудного света.

Естественно, я предположил, что конвоиры поведут Тарса Таркаса той же дорогой, какой пришли сюда, но они, к немалой моей досаде, повернули как раз в мою сторону. Мне ничего не оставалось, кроме как спешить вперед, чтобы остаться в тени. Я не решался укрыться в темноте поперечных коридоров, потому что не представлял, куда направится конвой. Я с равным успехом мог оказаться и в стороне от их маршрута, и прямо у них на пути.

Ощущения, испытанные при быстром передвижении по темным переходам, были далеко не из приятных. Я понимал, что в любой момент могу рухнуть вниз головой в какую-нибудь жуткую яму или столкнуться с одним из тех хищных существ, что обитают под мертвыми городами Марса. Я видел слабое свечение факелов впереди, но его едва хватало для того, чтобы не отстать от группы и не налетать на стены при поворотах.

Вскоре я очутился в месте, где сходились сразу пять коридоров. Некоторое время я шел по одному из них, но вдруг мерцание впереди исчезло. Я остановился и прислушался: вокруг царила гробовая тишина.

Я быстро осознал, что воины с пленником повернули в другой проход, и поспешил вернуться к разветвлению, чтобы снова идти следом за троицей, уводившей Тарса Таркаса. Однако возвращаться оказалось гораздо труднее, потому что теперь тьма стала такой же непроницаемой, как и тишина.

Мне приходилось ощупывать ногой землю, а рукой – стену сбоку, чтобы не проскочить то место, где пять коридоров разбегались в разные стороны. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем я добрался до развилки. Однако ни в одном ответвлении не было ни малейших признаков света.

Я напряженно прислушивался, но босые ноги зеленых людей не рождали эха, и далеко не сразу удалось различить негромкое звяканье оружия в глубине среднего коридора. Туда я и направился, ища свет и время от времени останавливаясь, чтобы снова услышать те же звуки, но опять мне пришлось признать свою ошибку, потому что лишь тишина и темнота вознаградили мои усилия.

Я снова пошел обратно, к разветвлению дорог, и тут, к своему удивлению, наткнулся на вход в расширение, от которого отходили сразу три коридора. Видимо, я последовал по одному из них после того, как ошибся дорогой во второй раз. Вот уж незадача! Если бы я сразу нашел то место, где разбегались пять коридоров, можно было, с изрядной долей уверенности, просто подождать, когда воины с Тарсом Таркасом вернутся. Я ведь знал их обычаи и понимал, что, скорее всего, его повели в зал приемов, чтобы объявить приговор. Я ничуть не сомневался в том, что вархунцы приберегут такого воина, как великий таркианин, для Больших игр, чтобы поразвлечься за его счет как следует.

Но если бы я не вышел обратно к развилке, то мог бы блуждать долгие дни в этой чудовищной тьме, пока, ослабевший от голода и жажды, не лег бы и не умер или… о, а это что такое?

Тихий шаркающий звук донесся сзади, и, когда я осторожно оглянулся через плечо, кровь застыла в моих венах при виде существа за моей спиной. Но страх был вызван не столько сиюминутной опасностью, сколько пугающими воспоминаниями. Когда-то я чуть не сошел с ума из-за человека, которого убил в тюрьме Вархуна. Сверкающие глаза появились из тайных углов, тело утащили прямо из моих рук, и я слышал, как монстры скребут когтями по камням, унося добычу на свой жуткий пир.

И теперь в черном лабиринте я смотрел в такие же свирепые глаза, уставившиеся на меня сквозь тьму, в которой невозможно было разглядеть самого зверя. Думаю, самое страшное в этих чудовищных тварях то, что они не производят ни звука и что никто никогда не видел их целиком… кроме зловещих зрачков, которые горят во мраке не мигая.

Крепко сжав рукоять длинного меча, я медленно попятился по коридору от твари, что наблюдала за мной, но, как я ни отдалялся, она не отступала, и все так же вокруг не было слышно ни звука, ни вздоха, лишь изредка раздавался все тот же шорох, как будто зверь волочил за собой лапу.

Я шел дальше и дальше, но не мог избавиться от своего жуткого преследователя. Внезапно что-то зашуршало справа, и, повернувшись, я увидел другую пару глаз, явно приближавшуюся по поперечному проходу. Я снова тронулся с места – и опять услышал шум за спиной, и, прежде чем успел обернуться, шорох повторился слева.

Твари окружили меня. Они заперли меня на пересечении двух тоннелей. Возможность отступления была отрезана со всех сторон. Вступить в схватку с одним из зверей? Но тогда можно не сомневаться, что остальные просто набросятся на меня сзади. А я ведь даже о размерах этих тварей не имел ни малейшего представления. То, что они были не из мелких, я мог догадаться по тому факту, что их глаза находились на одном уровне с моими.

Ну почему темнота всегда преувеличивает опасность? Днем я бы схватился с самым огромным из банхов, если бы счел это необходимым, но, окруженный во тьме молчаливыми тварями, я колебался при виде какой-то пары глаз.

Вскоре я увидел, что ситуация может вот-вот выйти из-под моего контроля, потому что зрачки справа медленно приближались, а заодно подбирались поближе и те, что были слева, сзади и спереди. Монстры подкрадывались ко мне… все в той же жуткой тишине!

Казалось, многие часы подряд кольцо хищников сжималось вокруг меня, и я почувствовал, что готов просто сойти с ума от ужаса. Я непрерывно вертелся, чтобы предотвратить внезапное нападение со спины, и наконец изнемог. Когда нервы сдали окончательно, я, стиснув покрепче рукоять меча, резко повернулся и бросился на одного из своих мучителей.

Я уже почти настиг его, но он внезапно отпрянул, однако негромкий звук сзади заставил меня развернуться; три пары глаз мчались ко мне с другой стороны. С яростным воплем я кинулся на трусливых тварей, но они ретировались, как и первый хищник. Еще один взгляд через плечо дал мне знать, что первые глаза опять близко. Я во второй раз атаковал, и монстр тут же попятился, а другие приготовились напасть сзади.

Смертельная игра продолжалась, и каждый раз глаза оказывались немного ближе, чем прежде, – должно быть, я терял рассудок от этого тяжкого испытания. Было очевидно, что хищники выжидают момент, чтобы прыгнуть мне на спину. И очень скоро я стану их жертвой, поскольку не в силах выдержать бесконечной череды нападений и отступлений. Я действительно чувствовал, что слабею от умственного и физического напряжения.

Тут я заметил краем глаза, что одинокая пара глаз резко бросилась ко мне. Я обернулся, чтобы отразить нападение, и тут же три чудовища атаковали меня с другой стороны, но я твердо решил догнать первую тварь, рассчитаться с ней и таким образом уменьшить количество врагов.

В коридоре не было слышно никаких звуков, кроме моего собственного дыхания, но я знал, что три зловещие тени почти рядом. Глаза впереди удалялись теперь не так быстро; я почти доставал их своим мечом. Я собрался нанести удар, который должен был освободить меня, – и тут же почувствовал на своей спине тяжелое тело. Холодное, влажное, скользкое нечто тянулось к моему горлу. Я споткнулся и упал.